Екатерина Ромеро
Врач. Спаси нашу дочь
Глава 1
– Ма-ам, какой он, ну какой, скажи?
– Сашуль, я не помню.
Прикусываю губы, чтобы не ляпнуть дочери лишнего, и поправляю ее темные волосики, выбившиеся из косичек.
– Нет, помнишь! Я знаю, что мой папа очень красивый. Да? Ну скажи, мам!
– Да, красивый.
В памяти мелькают пронзительные темно-синие глаза цвета океана и улыбка, от которой коленки подгибались, но тут же отгоняю от себя эти мысли. Забыла, выжгла, и больше нет.
– Мне уже намного лучше, пошли домой!
Доченька подходит ко мне вплотную и, присев рядом, кладет мне голову на колени, тогда как я с силой сжимаю направление к врачу, стараясь утихомирить волнение.
Ничего страшного, ведь так? Да, конечно же, Саша меня просто напугала, такое бывает, и это чистая случайность.
– Маленькая моя, доктор просто послушает твое сердечко, и сразу пойдем. Очень быстро.
Смотрю в темно-синие глазки малышки и выдавливаю улыбку: не хочу, чтобы Саша волновалась, это ни к чему.
Огромная новая клиника, кардиологический центр, и тут все до тошноты чисто. Нас примет “Романов А.К.”, и хоть я в глаза его не видела, участковый педиатр порекомендовала прийти именно к нему.
– Вы Салиева? Входите, доктор ждет, – зовет секретарша этого врача, и я подрываюсь, беря Сашульку за руку. Никогда не любила больницы, у меня от них кружится голова, особенно от мужчин в белых халатах. Если посттравматический синдром и существует, то я взяла от него все.
– Идем, родная.
Подхожу к двери и стучу пару раз, открывая ее и пропуская дочку вперед.
– Можно?
– Да, – басит грубый мужской голос, и я вижу высокого мужчину, стоящего у окна. Синий костюм и белоснежный халат сверху, подчеркивающий крепкую спину и широкие плечи врача.
– Входи, Саш, здравствуйте…
Закрываю дверь, делаю шаг вперед, и как раз в тот момент доктор оборачивается, а я в шоке застываю от увиденного.
– Ты…
За секунду все тело обдает лавиной жара, и я сильнее сжимаю руку Саши.
Ощущение такое, что меня поймали на преступлении, и бежать некуда, ноги деревенеют, безумно колотится сердце.
Олег. Мой когда-то и теперь абсолютно чужой мужчина. Пять лет я не видела его и не видела бы еще сто.
Скольжу взглядом по Холодову. Фамилия идеально отражает суть этого мужчины, который когда-то поломал мне жизнь.
Очень высокий и крепкий, статный, серьезный.
Айсберг и то будет теплее его.
Чуткие губы, пристальный взгляд синих глаз, нос с едва заметной горбинкой, модная мужская стрижка густых, переливающихся на свету темных волос. Единственное, что изменилось с нашей последней встречи, – борода. Раньше он был гладко выбрит, а теперь носит бороду явно после руки мастера.
В голове стучит: “Беги, Яна”, но так и продолжаю стоять на месте. Я просто не ожидала, не готовилась и теперь не знаю, как себя вести, потому что с Сашей и теперь я мама, а не простая студентка без роду и племени.
Кажется, будто воздух сгущается, и мы так и стоим друг напротив друга несколько секунд.
Холодов первым приходит в себя, я вижу на его лице неприкрытое раздражение. Поджимает губы, едва заметно его брови поднимаются, длинные черные ресницы отдают тени, и в каждом миллиметре презрение. Ко мне.
Ну конечно, какая еще реакция должна быть у моего бывшего мужа на ту, которую когда-то он выгнал взашей из дома? Я ведь его предала. Так он думает.
– Адресом ошиблась?
Жар мгновенно приливает к щекам, его цепкий взгляд буквально скользит по мне, словно раздевает, а у меня почему-то слезы подкатывают, вот только я больше не та девочка девятнадцатилетняя. Прошли годы, я должна быть сильнее, должна.
– Мы к Романову. Не к тебе. Ты подменяешь в его клинике?
– Это он меня подменял в моей клинике. Паршиво выглядишь, кстати, муж не одевает?
Садится в черное кожаное кресло за большой стол, деловито складывает сильные руки в замок. Я замечаю на его правой руке золотое кольцо. Не наше. Наше, наверное, он тогда сжег.
Женат, конечно же, Олег женат.
В груди больно колет. Холодов одет с иголочки, пусть даже это и медицинский костюм. На одной руке красуются дорогие часы, на второй драгоценный браслет.
Просторный кабинет с видом на центр города, а я… ну я просто одета, и Саша моя тоже. Мы не живем на широкую ногу, большую часть зарплаты отбирает съемное жилье, а то, что остается, уходит на продукты.
– Не твое дело, – кое-как защищаюсь, но чувствую стыд. На мне простая, из шерсти юбка до колена и бежевый свитер под горло, простые кеды. Светлые волосы стянуты в высокий хвост, на лице ни грамма косметики… Не крашусь я уже давно, не для кого.
Я в свои двадцать четыре не чувствую себя молодой женщиной. По мне как будто каток проехал, и все эти годы я просто выживала с ребенком, чего не скажешь о нем. Цветет и пахнет. Я улавливаю его явно дорогой парфюм еще с порога.
Холеный и ухоженный, красивый до безумия, Олег Евгеньевич явно не голодал все эти годы.
– Ма-ам, домой… – просит дочь и дергает меня за край свитера. Холодов опускает на нее взгляд, слегка прищуриваясь.
– Твоя?
– Моя. Александра.
– Быстро же ты. Недолго страдала.
– Впрочем, как и ты.
Задираю выше подбородок: в жизни ему не скажу, каково мне было тогда, я ведь едва выжила, но кому теперь это нужно.
– Ну да, шлюх… гм, – прокашливается, обращая внимание на мою маленькую Сашу, и мгновенно меняет тему, делая голос поистине стальным, профессиональным: – С чем пришла? У меня не бесконечный прием.
– Мы не нуждаемся в твоем приеме. Пошли, Саш.
Резко разворачиваюсь, но как раз в этот момент дочка сильнее схватывается за мою руку и прикладывает ладонь к груди.
– Что такое? Тебе плохо? Снова сердечко стучит?
Холодов поднимается с кресла и подходит к нам, я же машинально заступаюсь за дочь.
– Что ты делаешь? Не тронь!
– У нее аритмия, ты что, не видишь? Посади ребенка.
***
Мы с Сашей забираемся на кушетку. Холодов подходит, и я невольно сжимаюсь. Он как-то изменился за эти годы. Сильно. Возмужал.
Мужчина зачем-то берет Сашу за запястье, посматривая на часы. Он ее пульс считает, Яна, успокойся.
Олег же врач, кардиолог, детский кардиохирург.
– Жалобы какие у ребенка?
– Саша неделю назад потеряла сознание в садике. Все. Больше ничего нет. Я не знаю, педиатр просто посоветовала обратиться сюда на всякий случай, – бубню, потому что не хочу я с ним говорить, мне физически больно находиться рядом с Олегом, его запах врезается в память, а я не хочу его вспоминать. Я была уверена, что никогда в жизни его больше не увижу.
– Давай послушаю тебя, – надевая перчатки и доставая стетоскоп, басит Олег, тогда как дочь буквально впивается в меня руками, отодвигаясь от мужчины как можно дальше.
– Нет! Не трогай! Ма-ам!
– Чего это она у тебя такая дикая?
«Вся в папашу», – думается мне, но я молчу.
– Она нормальная! Просто не любит чужаков.
На последнем слове делаю акцент, хочу, чтобы ему было больно, вот только кого я обманываю? Больно было всегда только мне.
– Саш, позволь дяде доктору послушать твое сердечко.
– Быстрее. У меня нет времени, – показушно поглядывая на часы, строго говорит этот ублюдок, тогда как я уже сто раз пожалела, что вообще сюда пришла, да еще и с Сашей.
– Малышка, это не больно. Помнишь, тебя слушала тетя педиатр? Это то же самое.
Наверное, если бы я не знала об успехах Холодова в кардиологии, я бы в жизни не позволила ему осматривать дочь, вот только он профессионал. Хоть к чему-то у него лежит душа.
Застываю, когда Олег начинает слушать Сашу, и все бы ничего, да вот только они похожи, и я не хочу, чтобы бывший это заметил.
– Сделай вдох, Александра. Еще раз.
Саша держит меня за руку, тогда как Холодов внимательно слушает ее. Становится очень тихо, я отчетливо слышу свое безумное сердце, и хорошо, что Олег не слушает сейчас меня, ведь внутри словно стучат барабаны.
– Еще раз, малыш. Сделай глубокий вдох и медленно выдохни.
Его взгляд сосредоточенный и серьезный, а после Олег быстро снимает стетоскоп, поджимая губы.
– Ясно.
– Что там? Все нормально?
Олег садится за стол, тогда как я быстренько поправляю майку и кофту Саши. Она уже не выглядит такой бледной, как минуту назад, словно и не было той чертовой аритмии.
– Анализы ваши где? Исследования есть?
– Нету.
– Я рекомендую госпитализацию ребенка для детальной диагностики.
Сжимаю зубы. Ну конечно, Олег это специально делает, чтобы я волновалась.
– Зачем? Педиатр нам сказала, что у деток такого возраста иногда бывает подобное. Мы просто для профилактики пришли. Так, все, Саш, идем.
Беру дочь за руку, намереваясь сбежать отсюда подальше, но низкий бас бывшего заставляет остановиться:
– У твоего ребенка сильные перебои в сердце. Ее обследовать надо. Лучшего оборудования, чем здесь, ты не найдешь, но решать тебе. Ты же у нас мать.
«А ты отец», – хочется сказать в ответ, но я вовремя прикусываю язык.
Когда-то я слово себе дала, что этот мужчина никогда не узнает о том, что, когда он выгонял меня из нашего дома, я уже носила под сердцем его дитя.
Глава 2
Нас кладут на обследование уже на следующий день. Палата с хорошим ремонтом, на четыре кровати. Детское отделение, новый ремонт, стены разрисованы, потому Саша спокойно это воспринимает, тем более что я представляю ей это как небольшое путешествие.
Не хочу ее пугать, ей всего четыре с половиной, и она еще маленькая, чтобы переживать, что с ней что-то не так.
– А есть другой врач? Кто-то кроме Холодова?
– Ты что, глупая? Олег Евгеньевич у нас главный врач, да и клиника эта его! Он лучший, тут все мамочки молятся на него, и если он взялся за пациента, то это дорогого стоит, поверь.
Все в один голос нахваливают Холодова, тогда как я мысленно подсчитываю, сколько дней работы пропущу, пока будет идти обследование Саши.
Уже отпросилась на неделю, естественно, зарплату урежут, и да, я не стала никакой актрисой. Когда Саша появилась на свет, мне пришлось похоронить свои мечты и бросить учебу. Саму беременность я едва доносила, стараясь заработать хоть каких-то денег на жизнь.
– Мамочка, смотри, какие тут зайчики!
Саша увлеченно рассматривает новые места, тогда как я смотрю на список обследований, которые нам вчера прописал Холодов. Нацарапал, точнее, потому что его размашистый врачебный почерк разобрать можно с трудом.
– Да, красивые, – отвечаю Саше и мельком вижу Холодова в коридоре отделения. Большой быстрый шаг, идет уверенно, держа какую-то папку в руке, а за ним медсестра точно собачонка бежит, едва поспевает.
Что-то колет внутри. Почему я вообще смотрю на него? Не я ли себе клялась и божилась, что нет для меня больше этого мужчины? Да и не муж он мне уже никакой.
Я развод тогда за три дня получила, даже согласия никто не спрашивал. Поигрался и выставил за дверь, а теперь Олег чужой муж, так что нечего смотреть на него, Яна, насмотрелась уже когда-то, до сих пор отойти не могу.
– А кто у вас врач? – спрашивает одна из мамочек. Всего тут четверо деток, включая мою Сашу.
– Холодов Олег Евгеньевич.
– Ого, повезло! По знакомству, что ли?
– Нет, и не лечит он нас, мы просто проходим обследование. А у вас кто доктор?
– Зарецкий. Хуже, конечно, но тоже ничего.
Мамочки усмехаются, и я вижу, что не только профессиональные качества врачей их интересуют. Они обсуждают их как мужчин, стопроцентно.
Удивляет ли это меня? Нет, скорее. Я знаю, что еще тогда у Олега была целая туча пациенток, которые могли звонить ему даже в нерабочее время, по всем праздникам и по выходным. Не зря говорят, что врач – это круглосуточная профессия без отгулов.
– А у вас кто лечащий?
– Степанова, стерва… – тише добавляет. – Деньги ей только подавай, да побольше, а внимания ноль! – тихонько отвечает одна из мамочек, закатывая глаза, и я вспоминаю, что забыла заплатить Олегу за прием!
Боже, точно, я вчера была так ошарашена, что не то что не оплатила, я просто выбежала из его кабинета, его секретарша еще что-то бубнила, но я схватила Сашу и ушла на выход.
Доля стыда пробирает до костей, я достаю кошелек из сумки и прикусываю губу. Негусто, конечно, но прием я оплачу.
– Саш, посиди здесь, пожалуйста, ладно? Мама скоро придет.
– Ага, – кивает моя малышка, и я на секунду улавливаю бешеное сходство Саши с Холодовым. Она когда голову поворачивает и улыбается, у них глаза один в один.
Как я плакала, когда впервые это заметила, мне не хотелось, чтобы дочь была похожа на бывшего мужа, но потом я полюбила ее, она моя, моя родная, а он… пусть живет как хочет, но без нас.
Я иду в приемную, где вчера Холодов смотрел Сашу. Неизменная секретарша как цербер преграждает мне путь.
– Куда?! К Олегу Евгеньевичу только по записи!
– Я на минуту.
– Нет, вы что? Он занят, нельзя его беспокоить!
Секретарша охраняет его получше овчарки, думается мне, но я все же коротко киваю.
– Я забыла прием вчера оплатить. Извините…
Достаю кошелек, секретарша заметно успокаивается, и в этот момент я слышу пищание, а затем низкий голос:
– Настюш, что там за шум?
– Тут… как вас, напомните?
– Салиева.
– Салиева забыла оплатить прием! Мы сами разберемся, Олег Евгеньевич, извините за беспокойство.
– Пусть зайдет.
И отключился.
– Я не…
Я правда “не”. Не хочу его ни видеть, ни слышать и надеюсь, что сразу после обследований он отпустит нас с Сашей домой.
– Идите, раз вас Олег Евгеньевич сам позвал! У него пять минут до операции.
Эта Настюша меня уже бесит, и я не знаю почему. То ли потому, что к ней так ласково обращается мой бывший, то ли потому, что она смотрит на него так же, как и я когда-то смотрела.
Как на Господа Бога. С вожделением и трепетом, как собачка в рот заглядывая, вот только Настюша эта не знает, что песик бешеный и в любую секунду может оттяпать руку до локтя.
Дважды постучать в дверь, чтобы снова увидеть его. Того, кто когда-то шептал слова любви на ухо, а теперь смотрит как на грязь.
– Соскучилась?
– Ты слишком сильно себя любишь.
– Анализы сдали?
– Еще не все.
– Почему ты одна этим занимаешься? Где отец твоей дочери, Яна?
– А где твоя жена, Олег?
Диалог напоминает игру в пинг-понг. Холодно, я вижу эту сталь в его темных глазах. Даже с персоналом теплее обращается, чем со мной.
Нервно достаю кошелек и выкладываю несколько купюр прямо ему на стол.
– Это что такое?
Бросает мимолетный взгляд на деньги.
– Я забыла вчера оплатить твой прием. Вот.
Сглатываю, почему-то чувствую себя не в своей тарелке, хотя так оно и есть.
Холодов изменился, и он теперь не мой муж, чужой мужчина, и другую женщину он сегодня утром целовал.
– Здесь не хватает. Мой прием стоит дороже.
От его слов обдает холодом, и я ошалело тянусь к кошельку, чтобы открыть его и увидеть, что у меня нет больше денег.
Неловко и стыдно, как-то отвратительно просто, когда не хватает. Когда у тебя выбор – купить фруктов или новые колготки дочери.
Глава 3
Она почти не изменилась. Все тот же взгляд ярких голубых глаз, светлые волосы с рыжинкой и россыпь веснушек на носу и щеках.
Моя бывшая любимая, моя нынешняя предательница, изменница и та, которая когда-то воткнула нож в самое сердце.
Яна была самой чистой для меня и любила, точнее, мне казалось, что любила, но я ошибся. Я взял замуж змею, которая укусила так больно, что я тогда едва не сдох.
Первый год как зомби ходил, думал, сердце встанет, но нет, выжил как-то, выкарабкался и похоронил ее мысленно с ее же любовником.
Мать была права. Конечно же, такая, как Яна, только на публику играет, и она мне изменила.
Я выжег ее из памяти, выбросил и просто забыл, хотя забыть такую непросто, а потом она пришла. Сама ко мне в кабинет, да еще и отпрыска приволокла, точнее, девочку.
Хрупкую и темноволосую, с россыпью веснушек и большими темными глазами.
«Это ведь могла быть моя дочь», – проскользнуло в голове, но я быстро пресек эту идею. У меня не может быть детей, а Яна гуляла еще в браке, так какого дьявола я тут осматриваю ее ребенка? Какого черта я должен ей помогать?!
Не должен, не обязан и запросто могу выкинуть их обеих за пределы своей клиники, да вот только я, в отличие от нее, клятву давал лечить и помогать людям, и ребенок этот… его обследовать надо.
Салиева почти не смотрела на меня – так, только мельком, но мне хватило минуты, чтобы оценить ее состояние.
Старые кеды, поношенные вещи, сама какая-то дерганая – неужто любимый не радует? Продиагностирую ее дочь, и пусть катятся на все четыре стороны. Пять лет этой твари не было в моей жизни, пять чертовых лет!
Думал, что забыл уже, отболело, вылечилось, но нет.
Яна как опухоль раковая в сердце мне засела, так сильно, что хоть оперируй самого себя.
Про мужа вспомнил, так она аж дернулась, сука чертова, как же я ее ненавижу!
Чего ко мне приперлась, а не к мужу? Пусть проваливает, шлюха, да вот только смолчал при ребенке.
Девочка смотрела на меня настороженно, точно дикий зверек, но стук ее сердца мне не понравился, и тогда я наступил себе на горло, вспомнив, что я все же врач.
***
– Сейчас…
– Не надо. Успокойся.
Ошалело ищу деньги, но понимаю, что у меня их попросту нет.
– Нет, все нормально. Я найду…
– Мужу позвони. Пусть добавит, или кто там у тебя.
Больно, словно ножом по сердцу резанул.
Мужу. Ты же сам мой муж! Хоть и бывший.
– Позвоню, даже не сомневайся.
– На. Набирай. У тебя ведь и телефона нормального нет, не так ли, актриса?
Протягивает мне какой-то крутой мобильный телефон явно последней модели, а мне так паршиво становится. Поднимаю глаза на него и понимаю, что Холодов просто надо мной стебется.
На его лице играет презрительная ухмылка. Смешно ему, видите ли. Сволочь.
– У меня есть телефон! Отойди от меня!
Олег слишком близко, я делаю шаг назад, но в тот же момент оказываюсь вжата в дверь спиной. Точно хищник, Холодов хватает меня за предплечье, до боли сжимая руку.
– Почему ты пришла? Скажи мне!
– Я же сказала, не хочу быть тебе должной! Пусти!
– Посмотри на себя: ходишь в обносках. Разве это того стоило, стоило?! Вот она – твоя вечная любовь? – рычит на меня зверем, а я пугаюсь, но обида сильнее.
Вырываюсь, он отпускает, а я быстро вытираю слезы. Тяжело дышу, но не покажу ему, каково мне, каково мне было все эти годы!
– Пусти, больно!
С силой отталкиваю мужчину от себя, поправляю свитер, задыхаясь в высоком воротнике.
От прикосновения к Олегу проходит какой-то разряд тока, невольно запах его улавливаю, и кружится голова.
Боже. Если есть стопроцентный дурманящий мужской парфюм, то это он.
– А твоя любовь вечная?
Киваю на его блестящее обручальное кольцо. Олег сжимает руки в кулаки.
– Кто отец твоей дочери?
– Ты не отвечаешь, и я не собираюсь. Выпусти меня!
Дергаю за ручку двери, но Холодов с силой захлопывает ее прямо перед моим носом.
– Скажи мне. Кто. Ее. Отец? Кого я должен пристрелить?
– У Саши нет отца.
– А как же она появилась? Ветром надуло?
– Да, представь себе, надуло!
– Когда ты залетела, мы еще женаты были! Чего тебе не хватало, как ты могла разрушить все, как?!
– Я ничего не разрушала, Олег. Это ты все поломал, – шепчу сквозь слезы, Холодов с силой сметает со стола мои деньги вместе с какими-то папками, а после пищит передатчик, и я слышу голос Настеньки:
– Олег Евгеньевич, у вас операция. Вас ждут.
– Иду! – басит Холодов, поправляет халат и распахивает дверь.
– Передай нас другому врачу… Ребенок ни в чем не виноват.
– Я не передаю своих пациентов. Анализы завтра мне на стол, Савельева!
– Хорошо, Олег Евгеньевич, – отвечаю тихо, видя, как на нас во все глаза смотрит Настюша. Я вся в слезах, а Олег молнии в меня бросает.
Мне страшно даже представить, как с таким настроем он будет обследовать мою маленькую Сашу. Она ни в чем не виновата, она просто ребенок, но, похоже, бывшему совершенно на это плевать.
Глава 4
– Саша, еще хотя бы ложечку, пожалуйста!
– Нет! Я не буду!
Сжимаю зубы, в такие моменты я ясно вижу в ней характер Холодова, как его зеркальное отражение. Упрямая и своевольная, порой кажется, что Саша сильнее меня.
Держу в руках тарелку больничного супа. Саша сидит у стены, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди.
– Обход идет! Все по палатам, живо! – гремит кто-то в коридоре, и все стихают. На часах девять утра, пытаюсь Сашульку накормить, и тут дверь палаты распахивается, к нам входит целая делегация врачей во главе с Холодовым.
Саша настораживается, подлезает ко мне, я приобнимаю ее, стараясь не глазеть на бывшего, и, как назло, он подходит к нам в первую очередь. Залетает прямо в палату, как властелин мира, широко шагая, а за ним еще целая бригада медиков.
– Александра Салиева, четыре с половиной года, аритмия, шумы в сердце. Обследования прошли?
Ой, это мне, я почему-то засмотрелась на Олега, на его синие глаза, в которых когда-то тонула без спасательного круга.
– Еще нет, Олег Евгеньевич, – бубню и отворачиваюсь, мне прямо больно, когда он рядом.
– Как тебе в палате, Александра? Нравится? – спрашивает какой-то другой врач, обращаясь к моей малышке, а она, голодная и недовольная еще с утра, только сильнее надувает губы.
– Нет! Не нравится! – выпаливает, а мне стыдно почему-то становится. Все же нас взяли на диагностику без всяких очередей.
– Ух, какой ежик! – улыбаются врачи, а я, кажется, краснею до самых кончиков волос. Обычно Саша тихая, а тут, наверное, перенервничала с этой больницей.
– Извините. Она сегодня не в духе. Все хорошо, все нравится.
Пытаюсь выдавить из себя улыбку, Холодов недовольно поджимает губы, и врачи идут к другому пациенту. Мне же хочется взять что-то потяжелее и хорошенько так долбануть бывшего мужа. Вот как я соскучилась по нему, невероятно просто!
Следующие полдня я хожу с Сашей по кабинетам, ей делают УЗИ сердца и еще множество каких-то исследований, потому у меня собирается огромная куча бумаг. На следующее утро нам надо сдать анализы крови, и вот тут начинается ад, потому что моя Саша боится всего этого и буквально не дает к себе подступиться.
– Ма-ма! Мама, я не хочу!
– Потерпи, малыш. Ну пожалуйста… Чуть-чуть надо взять твоей крови.
– Нет! Я не дам и чуть-чуть! Не хочу я!
Все бы ничего, Саша в какой-то момент успокаивается, да вот только нам попадается такая медсестра в манипуляционном кабинете, которая не может взять кровь.
Буквально не способна попасть ребенку в вену. Пробует уже пятый раз, тыкает этой чертовой иголкой Саше в ручку, словно это подушечка для иголок, пыхтит и чертыхается.
– Ну позовите другую медсестру, не надо мучить ребенка!
– Учить меня только не надо! Я профессионал!
– Мама!
– Чш… все хорошо, малыш.
Я теряюсь, не знаю, что мне делать. Там этих анализов целый список, словно специально Холодов столько написал, чтобы вымучить нас обеих.
– А-а-а-ай!
Очередная попытка, и я с ужасом вижу, как у Саши уже огромных размеров синяк проступает на руке, и моя девочка взрывается криком:
– БО-О-ЛЬНО!
Саша начинает плакать, и я не выдерживаю, беру ее на руки, отхожу от этой ведьмы в белом халате, и как раз в этот момент распахнется дверь. Холодов собственной персоной, в явно отутюженном белоснежном халате нараспашку. Под ним синий медицинский костюм, белые больничные мокасины. Волосы назад уложены – как всегда, дьявольски неотразим.
– Что здесь происходит?
– Ой, Олег Евгеньевич, тут это, кровь набираю.
Одна секунда, и эта сука медсестра враз становится по стойке смирно, кажется, что у нее даже лицо вытягивается, как у лисы.
– В смысле набираю? У меня на столе уже результаты должны лежать, Светлана!
От серьезного голоса мужчины мы все затихаем, Саша только всхлипывает, и это не остается незамеченным.
Холодов подходит и бросает на Сашу тяжелый взгляд, поджимает губы, а после идет к умывальнику, тщательно моет руки, надевает стерильные перчатки.
– Посади ее на стул. Света, пробирки. Живо, – командует, словно капитан корабля, и, на удивление, эта Света слушает его, точно дрессированный пудель.
– Вот. Олег Евгеньевич, ребенок просто истеричный, не давал кровь нормально взять!
– Неправда! Это вы не могли набрать! Саша столько терпела.
– Мам, я боюсь! Не надо!
– Тихо! Александра, расскажи мне, что ты ела сегодня.
Олег быстро осматривает руки Саши, пока та поглядывает на него из-подо лба, всхлипывая.
– Суп.
– Суп? С чем? – спрашивает, а сам затягивает жгут и быстро набирает кровь. Одну, две, три пробирки с одного прокола.
– С рисом, – отвечает спокойно моя Саша и даже не плачет, а после щелкает жгут, Олег накладывает пластырь на ее руку.
– Тут держи. Вот и все. Света, еще раз я такую халтуру увижу, вылетишь отсюда как пробка! Жду результаты у меня на столе завтра утром! – пробасил и вылетел из манипуляционной, халат только сверкал как облако.
Медсестра виновато опустила голову, а я переглянулась с Сашей.
Она даже не заплакала, когда Олег у нее кровь набирал. Как такое возможно? Она даже не дернулась и не скривилась.
Все же он мастер, оперирует детей, пусть и у самого сердце ледяное.
