Смотрю на запись, обжигая руку о тлеющую сигарету. Дочь Озерова, на удивление, оказывается настоящей, мать ее, сладкой конфетой. Даже не верится, что у этой гниды такая дочь могла вырасти. Ее тело взбудоражило меня так, что член колом на нее стоял. Мягкая и нежная, до одури привлекательная.
Мы подрезаем ее водителя на черном гелике ближе к обеду. Со мной Влад и Дэн. Профи своего дела, мать их. Это оказывается даже проще, чем я рассчитывал, а планировал я все это не один месяц. Все должно было пройти идеально. И проходит именно так.
Я хочу отомстить суке Озерову за все, что благополучно и делаю. Эта сволочь начала метить в местные мэры и ни хрена уже не боялась, однако у всех есть свои слабости, и он не исключение. Единственная родная дочь – Илана. Вот моя цель. Он прячет ее ото всех за семью замками, но ему не удастся спрятать ее от меня.
Работаем чисто. Вообще без задоринки. Ее водитель почти сразу включает панику, и мы гоним его всего несколько десятков километров, прежде чем красиво подрезать и прижать к обочине. Машину резко крутит в сторону. Из колес валит густой дым. Видать, он не ожидал такой резкости от нас, и это играет нам на руку.
Выходим вместе. Влад сразу же целится во всполошенного водителя, вырубая его уже через пять секунд. Нам ни к чему лишние свидетели. К тому же убрать еще одного человека Озерова оказывается чертовски приятно.
Добыча подается прямо на блюдечке, как я и хотел.
Девку вытаскиваю сам. Как только двери открываю, вижу в ее трясущихся тонких пальцах светящийся мобильник. Видать, папуле уже набирает, сука. Одним махом вырываю у нее этот телефон и превращаю его в щепки, раздавливая ботинком. Раздается треск битого стекла. Наговорилась уже. Любимая дочь суки.
У девки, видно, шок, так как она даже звука не роняет. Смотрит только на меня с ужасом, глаза по пять копеек уже. Губа нижняя пухлая трясется. Отлично. Мне нравятся пухлые губы. Посмотрю на нее, когда мой член будет сосать.
Тяну свою добычу за ногу, без труда выволакивая на улицу. Она оказывается высокой, но худой. Лань, мать ее. Голубое легкое платье обтягивает соблазнительную фигуру. Широкие бедра, округлая грудь и тонкая талия. Сладкая конфета.
Девка упираться еще думает, но ее слабые трепыхания меня только забавляют. Влад быстро подходит и надевает ей мешок на голову, отчего она тут же теряет равновесие. Падает на колени, тормозит ими по асфальту, и мне это не нравится. Тянет время. Киваю парням. Надо действовать быстрее.
Тут же подхватываю ее и гружу в багажник. Легкая, невесомая практически. Срываемся с места в ту же секунду.
Почти всю дорогу она колотит руками по багажнику, выводя меня из себя, но уже ближе к дому затихает. Выбилась из сил птичка. Как только открываем багажник, видим, что добыча лежит, не двигаясь. Даже пальцы не шевелятся.
Перевожу раздраженный взгляд на Влада.
– На хрена так сильно мешок затянул? Она мне живой нужна!
– Черт, извините, Роман Викторович. Сейчас все сделаем.
Влад тут же нож достает и разрезает мешок. Сдирает его с белокурой головы. Быстро пульс ее проверяю. Жива еще. Пока жива.
– Давай бери ее. В подвал несите.
Закуриваю и глубоко затягиваюсь сигаретой. Уже скоро. Все идет по плану.
Я готовился к ее приезду. Бросил старый матрас на пол и установил металлические двери в подвал. Большего дочь этой сволочи не заслуживает.
Сначала я просто хотел убить ее, закопать по частям, но потом изменил свое решение. Это будет слишком просто для Олега Озерова. Нет. Я заставлю его помучиться, лишу его чести, покажу, как мало на самом деле в его власти.
Он ведь так стремится к этому. Власть прибрать к рукам своим гнилым, но теперь сам увидит, что ничего не может. И все его конкуренты тоже увидят это.
Быстро отбрасываю окурок и захожу в дом. Просыпайся, сука. Ты мне в сознании нужна.
Эта девка оказывается той еще чертовкой. Истинная дочь суки-отца. Я вижу через камеру, как спустя пару часов она просыпается и начинает тарабанить по двери своей туфлей. Упорно и нагло молотит ею со всей дури.
С этого ракурса она еще слаще. Ее платье задралось и теперь открывает мне вид на стройные голые ноги. Ее фигурка тут же будоражит воображение, и я уже жду момента, когда сорву с нее на хрен эти тряпки.
Спустя полчаса отворяю дверь, прокручивая замок два раза. Не хочу тянуть. Не для этого морочился.
Мы входим к ней с Денисом вместе. Влад уже уехал. Дэн камеру настраивает, а я иду к этой молоденькой лани, которая оказывается настоящей пантерой.
У нее длинные русые волосы, оливкового цвета глаза. Напуганные и блестящие сейчас, но мне насрать. Я слишком много потерял, чтобы вестись на эту хрень. Озерова – дочь своего отца. Этим все сказано.
Зажимаю ее у стены, видя, как быстро начинает подниматься ее грудь. Второй размер, не меньше. То, что надо. Хоть она и высокой мне сразу показалась, сейчас вижу, что даже до груди мне едва достает.
Хм. Интересно, сколько ей. По виду совсем еще девчонка, но не ведусь на этот облик. Озеровы все твари ряженые и шкуру свою легко меняют.
Она тяжело дышит, дерганая вся какая-то, и мне это скоро надоедает.
Заваливаю ее на матрац, тряпки разрываю, добираясь до тела. Девчонка слабая, даже силу почти не применяю. Что-то еще там мельтешит, брыкается, но я быстро ее зажимаю.
Лань все время молчит, рыдает только да дышит хрипло. Все руками своими перед моим лицом машет, и меня это быстро выбешивает.
Сгребаю ее ледяные ладони в охапку, бедра стройные под себя подстраиваю и членом утыкаюсь в мягкое лоно. Едва влажная, сладкая сука. Вхожу одним рывком, тут же упираясь в ее преграду. Блядь. Она девственница. Не ожидал, с ее то фигурой, но это поправимо. Так даже лучше.
Резко толкаюсь в нее членом глубже, ощущая, как ее не особо влажная дырочка с огромным трудом принимает меня. Черт. До чего же тугая. До боли обхватывает мой член.
Тут же вижу, как птичка губы свои пухлые раскрывает, но не издает ни звука. Гордая, мать ее. Вся в папашу. Ненавижу ее каждой клеткой своего тела и с успехом вымещаю злость на ней. Пусть мне станет хоть каплю легче, пусть перестанет гореть огнем все внутри.
Я трахаю эту девку на камеру жестко и совершенно не церемонясь. Поворачиваю специально так, чтоб ее лицо было хорошо видно.
Внутри все трепещет. Уже предвкушаю реакцию папули. Пусть, сука, смотрит. Пусть радуется.
Илана просто предельно тугая, но быстро становится сухой, поэтому я почти боль ощущаю, когда вхожу в нее полностью. Мне все равно это оказывается до дикости приятно. Уже через несколько секунд замечаю ее алую кровь на члене. Не ошибся. Точно девственница.
Стараюсь быстрее кончить. Надоело с ней возиться, все равно ни хрена не умеет. Даже стонать не может. Сука.
Кончаю и выхожу из нее, только потом вспоминая, что не предохранялся. Ладно. Переживет как-то.
Как только слезаю с Иланы, вижу, что эта птичка уже в астрал ушла. Затихла вся, отвернулась от нас. Ее худые плечи только содрогаются.
Выключаю камеру и выхожу отсюда на хрен. Это все, что мне было надо. Мне она больше не нужна.
Ден вывозит девку, а я сажусь за компьютер и быстро проматываю запись. Закуриваю снова, выдыхая седой горький дым и стряхивая пепел в металлическую пепельницу. Дело сделано. Первый шаг по потоплению Озерова готов.
Смотрю на запись и не пойму только одного. Почему эта девка все время молчала? В то, что такая гордая, ни на грамм не верю. Нормальная орала бы уже во все горло, а эта молчала, стиснув зубы. Быстро тушу сигарету. Похер. Она отработала свое.
Тут же загружаю файл видео и отправляю отцу. Пусть порадуется.
Звонок в штанах заставляет отвлечься.
– Вывез?
– Да. Оставил на обочине у леса.
– Хорошо. Отбой.
Эта новость не вызывает у меня никакого отклика. Она может сдохнуть, а может выжить. Мне похер. Я получил, что хотел от нее.
За последний год меня как заморозили. Мое сердце словно в мясорубке перемололи, а потом скормили псам. Одно только знаю точно: Озеров отнял у меня самое ценное, а я отниму у него все.
Поднимаюсь с холодной земли, придерживая рукой простыню. На улице все еще темно. Не видно даже звезд. Небо затянуто черными тучами. Почему-то сильно начинают стучать зубы. Никак не могу согреться.
Пронизывающий осенний ветер пробирает до костей и тут же чуть с ног меня не сбивает, но я делаю небольшой шаг и начинаю идти. Медленно ступаю вдоль трассы, замечая бескрайнюю дорогу, уходящую вдаль. Господи, где я, как далеко они завезли меня от города… Никаких знаков нет или надписей населенных пунктов, поэтому я даже понятия даже не имею, где нахожусь.
Дорога выглядит совершенно пустынной, и за все это время я так ни разу не встречаю ни одной машины.
Кажется, уже окоченела каждая клетка моего тела, но я не останавливаюсь. Если сдамся, точно не доживу до утра. Замерзну прямо тут, и тогда он так быстро победит. Этот страшный мужчина со звериным взглядом.
Предательские слезы продолжают литься из глаз, и болит все тело. Зачем он так со мной, за что, что я сделала ему? Я вообще впервые видела этого мужчину. Мой отец тоже ничего не мог сделать, чтобы так наказывать нашу семью.
Все еще чувствую грубые руки волка на своем теле, и от этого хочется содрать с себя кожу. Живьем. И не отмыть этот позор уже, не стереть ничем. Господи.
Как только вспоминаю, как он жестоко касался меня, внутри все сжимается, а к горлу подкатывает болезненный ком. Из глаз стекают слезы, обжигая кожу, обжигая все внутри.
Я ступаю босая по холодной земле, то и дело наступая на колючие сорняки, растущие вдоль трассы. Вскоре за плечами раздается яркий свет, и у меня тлеет маленькая надежда на спасение, но она разбивается вдребезги, когда машина проезжает мимо, громко сигналя. Сволочи.
Если до этого дня я верила в человеческую доброту и сострадание, то с сегодня все мои иллюзии разбились об лед. Они превратились в тысячу острых осколков, впивающихся мне прямо в сердце.
Не знаю, сколько времени я так прохожу. Может, час, а может, и несколько, но на улице постепенно начинает сереть. Кажется, скоро начнет светать. Вдали виднеются крохотные огоньки, и в этот момент я понимаю, что дошла до какого-то поселка.
В какой-то момент я просто падаю на колени, бессильно заваливаясь на бок. Не могу больше идти. Просто не могу. Ноги от холода уже онемели и вообще не слушаются меня. Очень сильно хочу спать. Усталость накрывает с головой, поэтому я просто кладу голову на землю и закрываю глаза.
Кажется, я умерла, ведь мой организм просто умолял об этом, но нет. Через некоторое время до моей затуманенной головы начинают доноситься какие-то отдаленные звуки.
– Надь, не трогай ее. Лучше полицию вызовем. Труп же лежит. Не подходи.
– Толь, подожди. Давай хоть проверим.
Прикосновение к плечу заставляет открыть глаза. Из груди тут же вырывается кашель.
– Живая? Толик, она живая! Господи, девочка, что с тобой случилось?
Медленно поворачиваю голову и вижу пожилую женщину, а рядом припарковавшуюся синюю девятку с водителем. Почему-то не могу больше шевелиться. Лишь слезы стекают на сизую траву, покрытую утренней росой.
– Толик, вызывай скорую, быстрее! Сейчас, милая, потерпи.
Впервые за несколько часов могу коротко улыбнуться. Меня нашли. Кажется, я спасена.
Тут же за ладонь ее хватаю. Рукой показываю на листик бумаги и ручку. Когда же их получаю, царапаю этой едва пишущей ручкой номер телефона отца.
Знаю его наизусть, мало ли что случится. Вот и случилось.
– Я поняла, моя хорошая. Сейчас. Сейчас все будет.
Я плохо помню, что происходит дальше, но, кажется, за мной приезжает охранник, а не отец. Он тут же в частную клинику меня увозит, где я пребываю несколько долгих часов, проходя унизительное обследование.
Лишь к обеду, уже оказавшись в палате, вижу, как ко мне заходит отец. На его лице траур. Еще ни разу не видела его настолько подавленным.
– Дочь, живая…
Крепкие объятия отца наконец создают ощущение безопасности.
Мы тут же на язык жестов переходим. Он отлично его знает, поэтому я могу с ним свободно общаться, так же как и с некоторыми своими близкими друзьями. Из-за моей немоты мой круг общения резко ограничен. Никто не желает понимать ту, которая и звука не может создать.
– Папа!
Обнимаю его крепко, роняя слезы на его пиджак.
– Мне было так страшно и холодно. Они напали на нас, выстрелили в Дмитрия, я… я ничего не могла сделать, папа! Прости.
Слезы душат меня, когда я все это говорю. Отец по голове меня гладит.
– Ничего, Илана, главное, живой осталась. Я отомщу за тебя этому ублюдку.
– За что он так со мной? Скажи мне, за что? Он точно знал, кто мы.
Вытираю слезы дрожащей рукой, смотря прямо на отца, но он лишь сжимает зубы, быстро смотря на часы.
– Это тебя не касается. Отдыхай. Все позади.
В этот же день меня забирают из клиники домой. Везут в сопровождении трех вооруженных охранников. Кроме ссадин и синяков, у меня нет повреждений, хотя я думала, что волк просто разорвал все мои внутренности.
Оказавшись дома, никак не могу прийти в себя. Мне все время кажется, что волк придет за мной и убьет на этот раз. Первые несколько дней я вообще не сплю, не могу просто. Как только засыпаю, просыпаюсь от жуткой истерики, поэтому отец приводит врача, который назначает мне какие-то таблетки. После них мне дико хочется спать, и мне это не нравится.
Я пью их пару раз, но после просто сливаю в унитаз. От них только хуже становится. Я не могу забыть о случившемся, и, кажется, все в моем доме тоже. Персонал и работники отца смотрят на меня сочувствующе, а мне тошно от этого становится. Все знают, что произошло, а мне хочется провалиться под землю. Уж лучше бы я умерла, чем теперь переживала такой позор.
После случившегося я прекращаю ходить на учебу, так как попросту боюсь выходить из дома, да и отец никуда не пускает. Совсем никуда, даже в магазин. Водитель Дмитрий, который тогда вез меня, выжил, однако все еще лежит в реанимации.
Я же сразу прошу отца поставить замок на дверь своей спальни и каждую ночь закрываюсь от всех. Чтобы волк не нашел меня, чтобы не вернулся и не закончил начатое. Его серые глаза преследуют меня, не давая спать спокойно по ночам.
Только через месяц постепенно мне становится немного лучше, и я возвращаюсь на учебу. Я учусь на первом курсе, поэтому переживаю за пропущенное время. Кажется, все остается по-старому, однако теперь со мной всегда ходят два вооруженных до зубов охранника, и каждый мой шаг контролируется отцом. Предельно жестко.
Мои отношения с ним становятся холодными. Я знаю, что опозорила его, он не говорит этого, но отлично показывает всем своим видом. Пусть я и не говорю, но отлично слышу и улавливаю даже малейшее изменение его настроения.
Теперь отец ничего мне не рассказывает. Он не отвечает на мои вопросы и словно вообще не хочет говорить со мной, а я… только и могу, что вспоминать тот жуткий подвал, страшного мужчину с тату волка на спине и камеру напротив.
Сегодня понедельник, и у меня важный экзамен. Я учусь на художественном и жутко нервничаю. Мой преподаватель очень строгий, и хоть я подготовлена, но все равно ощущаю дрожь в коленках. Почему-то с самого утра мне плохо. От одного только запаха завтрака меня чуть ли не выворачивает, поэтому я выпиваю только немного черного чая.
Быстро мотаю тетрадью перед лицом, разгоняя воздух. Господи, чего же так плохо. Какая-то слабость в теле появилась, а еще тошнота не проходит. Она просто жуткая и навязчивая. И кажется, становится только хуже.
– Озерова. Ваша очередь. Подходите.
Преподаватель недовольно кривит губы, ожидая, пока я, наконец, встану. Сглатываю. Вроде уже лучше.
Медленно встаю и подхожу к ее столу. Тяну один из билетов, но, как только пытаюсь понять, что на нем написано, едкий ком подкатывает к горлу, вызывая спазм и буквально сгибая меня пополам. Меня тошнит. Сильно.
Тут же выбегаю из аудитории, прикрывая рот рукой. Меня тошнит прямо в студенческом туалете. Буквально всю наизнанку выворачивает.
Когда поднимаюсь с колен, быстро иду к умывальнику. Полоскаю рот и вытираю выступившие на глаза слезы. Пытаюсь отдышаться. Сердце бешено стучит в груди. Что со мной такое, неужели я отравилась? Или просто перенервничала, так ведь? Просто стресс, не более.
Мою руки и выхожу из туалета, видя, что охранники уже стоят под дверью. Пытаюсь сказать им, что все в порядке и я просто переволновалась, но никто меня не слушает. Они уже позвонили отцу и все ему донесли. Я понимаю это по одному лишь их молчаливому виду.
Почему-то волнуюсь. Какое-то едкое ощущение чего-то страшного не дает нормально дышать. Из университета меня сразу же забирают, так и не давая досдать экзамен. Охранники везут меня прямо в клинику, и теперь переживать я начинаю намного сильнее.
Уже через пару часов я сижу в кабинете врача, нервно перебирая край юбки. Отец стоит рядом чернее тучи. Врач заходит спустя несколько минут с папкой в руках.
– Получили ваши результаты. Это не отравление, как мы думали, а беременность. Срок примерно четыре недели. Отклонений нет. Поздравляю.
В кабинете воцаряется гробовая просто тишина, слышно, наверное, только стук моего сердца. Это заявление врача меня как камнем бьет по голове. Тут же отрицательно качаю головой. Нет, только не это… Быть не может. Не может! Мне же давали тогда таблетку. Сразу притом. Неужели она не сработала…
– Черт! Сукин сын! – отец вскакивает, с силой ударяя по столу, отчего тот аж дребезжит весь, а я замираю от шока. Предательские слезы наворачиваются на глаза, делая картинку размытой. Я не могу быть беременной от этого страшного человека. Просто не могу.
– Назначайте аборт. Немедленно! Вычистите это отродье из нее!
От страха спирает дыхание. Еще ни разу не видела отца таким злым. Слезы уже безостановочно катятся по щекам. Врач поправляет халат, выпрямляет спину.
– Олег Николаевич, нельзя. Слишком опасно. У Иланы редкая группа крови, я не даю никаких гарант…
– Ну, сделайте хоть что-то! Моя дочь не может понести от этого… Так, все, ничего не знаю, делайте аборт.
– Господин Озеров, послушайте, если сделаем аборт, может случиться кровотечение, и Илана точно больше не сможет иметь детей. Никогда.
Замираю вся, смотря сквозь слезы на врача. Как же страшно это звучит. Никогда. Я еще не думала о детях в скором времени, однако мамой точно хотела стать, пусть и в будущем. Когда замуж выйду за любимого и любящего меня мужчину, когда… Ах, теперь уже никогда.
– Проклятье!
Отец пулей вылетает из палаты, хлопая дверью со всей силы, отчего аж стены содрогаются. Я же так и продолжаю сидеть на стуле, крепко обхватив себя руками и подсознательно пытаясь защититься. Это все какая-то страшная ошибка. Этого просто не может быть. Не может!
Как завороженная сижу, а двигаться не могу. Только слезы стекают по щекам. Что мне теперь делать? Господи, что мне делать?
– Илана, ну-ка, посмотрите на меня. Илана!
В нос ударяет что-то едкое, заставляя быстро встрепенуться. Кажется, это был нашатырь. Наконец немного прихожу в себя. Образы снова становятся четче.
– Спокойно, девочка. Это просто беременность, не болезнь. Не переживайте так сильно. У вас есть отец. Он поможет. Вы справитесь.
Доктор оказывается очень приятной женщиной средних лет, вот только ее утешающие слова никак не действуют на меня.
Я ношу дитя. От того мужчины с тату волка на спине, который… сделал мне больно. Господи. Я забеременела от монстра по имени Роман Волков.
– Садись в машину, Илана.
Опасливо смотрю на отца, но все же слушаюсь его. Он ведь не желает мне зла. Только добра. Мне и моему ребенку.
Домой едем молча. При водителе отец не отвечает ни на один мой вопрос, а их сейчас у меня сотни. Я же еще учусь, что мне делать теперь, как это все будет… Нет никаких ответов.
Лишь когда дома оказываемся, отец буквально под руку затаскивает меня в мою комнату и только после отпускает. Он зол. На меня. Я вижу это в его взгляде.
– Значит, так, дочка. Все поправимо. Через неделю выйдешь замуж, все будет нормально.
Каменею просто от услышанного. Тут же жестами отвечаю отцу, видя, как сильно дрожат мои руки.
– Замуж? Что ты говоришь, как это… За кого?
– За Петра Захарова. Ты уже видела его однажды – помнишь, на дне рождения моем был? Он мой давний партнер, и ты ему тогда очень понравилась. Сделаете семью, я подарю вам дом. Будешь жить припеваючи, ляльку свою нянчить.
Лихорадочно пытаюсь вспомнить этого Захарова, и, как только его облик возникает в моем сознании, тут же тошнота подкатывает к горлу. Я и правда видела его один раз, и более мерзкого типа представить страшно. Да и старше он меня будет, Господи, он мне сам в отцы годится!
– Папа, ты с ума сошел? Я не выйду за него, я не люблю этого Захарова, я его даже не знаю. Не поступай со мной так. Я не выйду за него!
Жгучая сильная пощечина заставляет отшатнуться от отца в немом шоке. Кожа горит огнем, а из груди вырываются всхлипы. Он ударил меня по лицу. Ударил впервые.
– Неблагодарная! Ты и так опозорила меня, дочка, и хочешь продолжить это делать? Хочешь родить мне бастарда от моего же врага?!
Еще ни разу в жизни отец ТАК не кричал на меня, поэтому сейчас я ощущаю просто дикую боль внутри. Как я могу быть неблагодарной… как могу? Мы же семья, я люблю отца… Он все для меня, после того как мама погибла.
Сквозь слезы смотрю на него и поверить не могу в то, что слышу.
– Папа, не надо…
– Я сказал, ты выйдешь замуж за Захарова, и это не обсуждается! Еще большего позора я не вынесу, ясно? У меня уже стартовала предвыборная кампания. Мы живем под прицелом камер журналистов, неужели ты не понимаешь? Месяц беременности легко завуалировать под меньшим сроком. Родишь ребенка, станешь хорошей женой и матерью, будучи замужем. У тебя неделя, Илана. Ты уже взрослая девочка. Готовься к свадьбе.
– Отец, пожалуйста…
– Все, Илана. Разговор окончен.
Отец выходит из моей комнаты, а я опускаюсь на пол у кровати, закрывая лицо руками. Это все какой-то страшный сон, и с каждым днем он становится только страшнее.
Горькая обида на отца душит меня. Неужели мнение его партнеров и окружения важнее жизни дочери? Усмехаюсь горько. Кажется, я теперь знаю ответ. Конечно, важнее.