Екатерина Ромеро
Хозяин моей жизни
Глава 7
Иду в душ, медленно ступая по полу босиком. Специально тяну время в слабой надежде, что Леший уснет, ожидая меня. Внутри какой-то ураган, пламя плескается, протест.
Что он будет со мной делать?! Зачем я ему и… сколько у меня времени осталось?
Мозг отказывается воспринимать то, что уже меньше недели. Нет, я не верю, этого просто не может быть, хотя кого я обманываю?
Если честно, я не знаю точно, сколько суток уже прошло. Двое или трое, а может, больше, пока я была в отключке и лежала на пеленке в комнате Лешего, точно побитая псина.
Так хочется верить в добро, но его нет, и защитить меня некому. Я сама за себя, даже Сережа ни разу за меня не вступался, это я должна была защищать и его, и маму.
Впервые за все это время смотрю на себя в зеркало, и слезы наворачиваются на глаза. Мои длинные волосы спутались, разбитая губа припухла, на скуле справа сияет огромный синяк. Алик тогда так меня долбанул, что едва мозги через уши не вылезли.
Опускаю взгляд на шею и замечаю красные следы. Свежие, от ремня, его ремня.
Леший задавил бы им меня сегодня, если я бы не сказала, что он мой хозяин, я в этом уверена на тысячу процентов. Хуже того то, что никто бы меня потом не нашел. Кликуха ему не за красивые глаза дана. Да, Леший дьявольски и по-мужски красив, но лучше бы был последним уродом.
Он думает, я буду его куклой? Ремнем помахал – и я испугалась, шлюхой сделать решил? Ага. Счас! Да я лучше утоплюсь тут, чем лягу под этого громилу. Он раза в три будет крупнее моего Сережи. Этот бандит меня разорвет, от меня одно только мокрое пятно останется.
Мои ребра туго стянуты бинтами. Я почти не помню, как этот варвар бинтовал меня. Корсет, чертова скорлупа, которая не дает нормально дышать. Ненавижу.
Быстро нахожу край бинта и разматываю его. Голую грудь сразу же опаляет холодным воздухом, соски становятся как камушки, но хуже другое – мои ребра. Сине-фиолетового цвета с левой стороны. Один сплошной синяк, притронувшись к которому всхлипываю в голос:
– Боже, ай-а-ай!
Вода уже набралась. Я и правда хочу искупаться, вот только стоит мне нагнуться, чтобы залезть в ванну, боль в ребрах скручивает пополам, я хватаю ртом воздух, и мне становится еще хуже.
Без повязок боль адская, и я плюхаюсь на эту плитку, точно переломанный цыпленок, не в силах подняться с нее.
***
Она меня совершенно не слушалась и намеренно провоцировала открутить ее куриную башку раньше срока.
Гадюка, чертова ядовитая змея, которую мне хотелось трахнуть. Хотелось наказать ее упертый рот с пухлыми губами и отхлестать непослушную задницу до синяков, хотя последних у куклы и так было предостаточно.
Когда утром уходил, она едва дышала и казалась адски перебитой, однако, похоже, это была игра на публику, потому как, когда я вернулся, меня встретила настоящая фурия.
Ира. Ирина. Ей шло это имя, но его больше у нее не было. На эту девку охотились уже все кому не лень.
Молва о крысе, сдавшей пацанов, расползлась как раковая опухоль по городу, и все, что ее теперь ждало, – смерть. Легкая от ножа или долгая от избиений – уже было неважно. Важно то, что эту тварь сероглазую мечтали убить уже не только Лавр и Алик, а все, кто знают Бакирова, а их до хрена.
Миша поднимается семимильными шагами, я думаю, он станет мэром с таким напором, но почему-то эту девку отдавать другим я пожадничал. Побрезговал, точнее, потому что трахать ее всю в крови после пацанов как-то меня не улыбало.
Неделя, точнее, четыре дня ей осталось, потому что эти трое суток она лежала полутрупом у меня на ковре и ее не то что трахать, там не за что взяться было, все на хрен в синяках просто.
Там, видать, еще и сотрясение нехилое было, но сегодня, о чудо, мышка ожила.
Она встретила меня в моей же рубашке. В глазах вызов, ножки голые сверкают, маленькие босые стопы. И даже несмотря на синяки кукла была красивой.
Эта смазливая мордашка, большие серые глаза и пухлые губы, которые так и нуждались в том, чтобы обработать мой ствол.
Нет, целовать я ее не собирался, но вот сосать этими губами она у меня будет знатно, а потом девка что-то вякнула про придурка, и у меня едва не сорвало чеку.
Она не слушалась меня, совсем.
Там покорностью и не пахло, ломать я ее пока не хотел, но, блядь, эта сука меня выводила, притом так, что контролировать себя становилось сложнее.
Я ее трахаться взял, а пока только и делаю, что лечу эту перебитую занозу, которая смеет еще и огрызаться мне, кусая руку своего же Хозяина.
Почему-то она кипятила мне мозг. Даже когда молчала. И этот ее взгляд. Предательницы. Крысы, напрочь прогнившей до нутра сволочи. Она мать и отца своих продаст, если надо будет, за что хотелось ее выпороть до кровавых отметин.
Отправляю ее в душ, а сам прохожу в спальню. Алик звонит снова. Просит крысу вернуть, но хуй я ее отдам раньше срока. Сначала сам наиграюсь, а после пусть делят ее, как хотят.
Нет, мне не было ее жаль тогда на том складе, я просто захотел ее себе. Она возбудила меня. Именно эта и именно такая.
Проходит минут двадцать, девка не выходит, и я начинаю беситься, а после слышу какой-то писк. Зайдя в ванную, охреневаю, видя это: сучка лежит голая на полу, кашляя и ухватившись за ребра. Рядом валяются снятые повязки. Кукла распласталась на животе, поджала под себя ноги, чем сделала только хуже.
Замечает она меня сразу, потому что я едва успеваю отбить летящий в мою сторону шампунь и уже жалею, что не задавил ее ремнем.
Это было бы легко и очень даже приятно.
– Пошел вон!
– Ты охуела? На хрена сняла повязки?
– Уйди! Что тебе надо? Или я сейчас сама встану и выпровожу тебя! – пищит, сердится, барахтается, а встать не может. И не сможет она сама подняться с перебитыми ребрами. Там два как минимум треснуло.
– Ну так встань и выкини меня отсюда. Давай же, я хочу посмотреть на это, мышка.
Картина занятная. Складываю руки на груди, опираясь о косяк двери плечом.
Она мне лягушку сейчас напоминает. Красивая только, сука, что ж ты красивая-то такая?
Член становится каменным при виде ее голой спины и округлой задницы. Точеные ножки, узкая талия, длинные темные волосы.
Что мне мешает зажать ее сейчас на этом кафельном полу и выебать предательницу? Ничего.
Глава 8
Он издевается надо мной, и его это явно забавляет. Леший входит очень тихо и обнаруживает меня в самом унизительном положении, которое вообще могло произойти.
Хуже того, этот варвар не собирается мне помогать! Я встать не могу, а он останавливается у входа и пялится на меня своим опасным волчьим взглядом. Нет, он не смеется, но смотрит так, что у меня муравьи по коже ползти начинают.
Мне нечем прикрыться. Совсем. Чтобы добраться до ближайшего полотенца, надо встать хотя бы на колени, а встать я как раз не могу!
– Чтоб ты пропал, чтоб вы все провалились! Проклятье…
– Ты можешь попросить своего Хозяина, и я помогу тебе.
Леший берет полотенце и приседает возле меня так, что мне не дотянуться самой. Если только приползу к нему, как гусеница, и буду умолять о помощи, но нет. Не дождется. Никогда и ни за что такого не будет.
Когда он видит мои ничтожные попытки встать, его капризные губы пронзает едва заметная усмешка, в глазах пляшут черти наслаждения моим позором, и я взрываюсь:
– Ты мне никакой не хозяин! Понял?! Урод!
Блин, еще одна ошибка, и кто знает, что его задевает больше.
Что я не признала Лешего своим хозяином или что назвала уродом? Ведь на самом деле ОН и близко не урод.
Вот Алик – да, тот точно уродец, а Леший… он просто страшный. От него все тело будто током пронзает, словно миллионы крошечных иголок щекочут живот, и очень стучит сердце. У меня никогда такого не было. Жуткая реакция, и именно на этого мужика.
– Не подходи, прости-прости, не-ет!
Давать заднюю поздно, а слова не вернуть назад.
В один миг Леший подходит и с легкостью подхватывает меня на руки, отдирает просто от пола вместе с моими горемычными ребрами.
Я уж было думаю, что он отнесет меня на мягкую постель, но нет, куда уж мне до этих людских благ и снисхождения.
Вместо этого бандит опускает меня в ванну, выдавливает в воду какое-то гигантское количество шампуня.
И все бы ничего, Леший не делает мне больно, да вот только я в ужас прихожу, когда вижу, как он достает из шкафа большие ножницы, и дальше начинается какой-то ад.
– Легла! – командует, подходя ко мне ближе.
– Ты что… нет! Не смей, не-ет! А-а-а!
Я слишком поздно понимаю, что он хочет со мной сотворить, а когда до меня доходит, назад пути нет.
Придавив меня коленом прямо в воде, этот варвар умело щелкает ножницами. Я честно думаю, что он хочет мне отрезать голову, но нет.
Мои волосы… Леший обрезает мои длинные темные волосы. Очень коротко, он стрижет меня практически “под мальчика”, и мои густые локоны сваливаются в воду, опускаясь на дно ванны темными волокнами.
Я ничего не могу. Любое движение провоцирует жуткую боль, потому он меня почти не держит.
– Хватит… умоляю! Перестань! Боже!
От безвыходности я ухватываюсь за крепкое запястье Лешего, но он не реагирует и обстригает все мои волосы до последнего локона, лишая меня красоты.
Я ведь не красилась ни разу. Волосы были очень густыми и длинными. Они были мне дороги. Были.
Из груди вырываются всхлипы, и я закрываю лицо ладонями, чувствуя, как, закончив меня стричь, Леший льет мне на голову шампунь.
Он меня купает. Всю, от головы до пят, не делая больно, но и не особо церемонясь. Его руки крупные и теплые. Движения быстрые, ловкие, благо Леший не лезет мне между ног и почти не касается груди, но и без этого я не могу проронить ни слова.
От шока я совсем не упираюсь и даже забываю о боли. Реву только молча, всхлипывая и обхватив себя руками.
Я его ненавижу сейчас. Адски. Монстр это, а не человек, и попала я именно к нему. Лучше бы к Лавру, Седому или даже к Алику! Но не к нему, не к Лешему прямо в жестокие лапы, потому что он меня сломает особо изощренными способами и от меня не останется даже тени.
Мои волосы смываются вместе с пеной, руки дрожат, и я дергаюсь, когда Леший берет меня за подбородок, с силой сжимая и заставляя посмотреть себе в потемневшие серые глаза.
– Остыла? Если не начнешь меня слушать, следующим я отрежу твой ядовитый язык. Под корень. Усекла?
Коротко киваю, не в силах ответить. Меня всю колотит.
Он из меня сделал урода. Отрезал волосы почти до корней, и в том, что Леший запросто может так же легко и языка меня лишить, я больше нисколько не сомневаюсь. Я и немая ему подойду, ему абсолютно плевать, какую меня трахать.
Вздрагиваю, когда Леший берет большое полотенце, закутывает меня в него и вытаскивает из ванны.
Затихаю в его сильных руках. Не упираюсь больше, не дергаюсь и не язвлю. Мне страшно. Я теперь понимаю, что Леший хуже них всех, вместе взятых, и никто со мной тут играть в игры не собирается.
Он меня сам попользует, сломает, а после выкинет дружкам. Вот она – моя судьба предательницы без права на прощение, без шанса даже на жизнь.
Вдыхаю его терпкий запах у шеи, глаза наполняются слезами, но посылать Лешего снова желания нет. Я боюсь его. Этот бандит жесток, и ему чуждо сострадание, тем более к такой, как я, – всеми отвергнутой крысе.
Мельком в зеркале вижу, что у меня сантиметра три где-то только волос осталось. И все. Он постриг меня как мальчика, лишил красоты. Ужасно просто… у меня даже нет слов.
Леший с легкостью относит меня в спальню, прижимая к себе, как сломанную куклу. Я думаю, что он снова бросит меня в углу, как псину, но бандит укладывает меня на кровать, садится рядом.
Я же не знаю, что мне делать. Крупно дрожу, стараясь прикрыть голые ноги полотенцем. Он меня сейчас насиловать будет. Сто процентов, я вижу эту злость в его волчьих глазах, становится страшно.
– Снимай.
Когда Леший хватается за мое полотенце и тянет его на себя, я не выдерживаю. Моя унизительная мольба пронзает воздух:
– Не надо… не надо, пожалуйста! Не насилуй, не надо!
Глава 9
По щекам катятся слезы, на миг мы с ним встречается взглядами, вот только у Лешего нет никакого сочувствия. Ни-че-го. Холодно смотрит, как на предательницу, хотя я и есть та, что предала.
Крыса ни черта не заслуживает. Вижу только, как Леший стискивает зубы, отчего у него аж желваки ходят. Напрягается весь, хмурит брови, смотря на трясущуюся меня.
– Дай сюда, сказал.
Полотенце он все же с меня срывает, и, не в силах выдержать этот позор, я закрываю лицо ладонями, смыкая ноги и ожидая жестокой расправы бандита, но… ее нет.
Чувствую только, как ко мне прикасается что-то холодное. Сначала к бедрам, после к рукам, ребрам.
Расцепляю пальцы и сквозь щелочку подглядываю. У Лешего в руках мазь, и это ею он сейчас смазывает мои синяки. Зачем? Я не знаю.
– Руки.
Берет мои ладони и кладет их себе на колени. Вглядывается, проводит длинными пальцами по запястьям, и я вижу, как его взгляд темнеет.
Я же не шевелюсь. Смотрю только на своего Хозяина, не в силах сопротивляться. Хозяин. Это мой хозяин, и я начинаю рыдать сильнее оттого, что только что сама мысленно в этом призналась.
– Что это? Они тушили об тебя бычки?
– Да. Алик, – отвечаю тихо охрипшим голосом. Леший сдвигает брови и смазывает эти ранки перекисью, наносит на них какую-то другую мазь, заклеивает пластырем.
Дергаюсь, когда он меняет ватку и обрабатывает мою нижнюю разбитую губу. Щиплет, здесь больнее всего почему-то.
– А-а-ай!
Хочу дернуться назад, но Леший не дает, придерживает меня за предплечье своей лапой, цементируя на месте.
– Тихо. Спокойно.
Смотрю на него. Леший очень красивый на самом деле: мужественный, широкоплечий, смуглый, подтянутый. Темные брови, длиннющие ресницы, волевой подбородок. Густая щетина, а глаза такие светлые сейчас, что утонуть там можно. Так что это не Леший урод, а я теперь уж точно.
Не двигаюсь в его руках, ведь мне уже не больно, наоборот, приятно. Мазь снимает боль и охлаждает свежие раны, но я не знаю, зачем Леший все это делает. Ну правда, зачем?
Наверное, чтобы кукла не сдохла от боли и заражения раньше положенного срока. Вероятно, они вместе хотят меня убить. Чтобы побольше народу увидело, что со мной случится и как я умру.
– Поднимись.
– Не буду… Зачем? – бубню, опуская голову, но Леший поддевает мой подбородок пальцем, и я вижу там предупреждение. Кажись, последнее для меня.
– Если не будешь носить этот корсет, сломанные ребра проткнут тебе легкие и ты сдохнешь. Ты поняла меня, мышка?
– Поняла, – отвечаю тихо. Упираться больше нет сил. Я поднимаюсь и, закрывая грудь, даю ему забинтовать свои ребра.
– Можешь не прикрываться, я уже видел твои сиськи. Я тебя уже всю голую видел, – басит своим низким голосом, а мне нечего ответить. Стыдно.
Меня ни один мужчина так, как Леший, не разглядывал. Даже Сережа никогда ТАК не смотрел на меня.
Леший очень близко сейчас ко мне, он быстро накладывает повязки, туго затягивает, пока я смотрю на его сильные руки, смуглую шею, сосредоточенное строгое лицо.
– Зачем ты это делаешь? Я ведь все равно умру. Скоро.
Встречаемся взглядами. Леший сводит брови и немного сужает глаза, словно вглядываясь прямо мне в душу.
– Именно, так что лучше будь послушной девочкой. Для меня.
Съязвить мне нечего, в этот раз он преподал мне хороший урок.
Леший заканчивает меня бинтовать, и я натягиваю одеяло, прикрывая позорную наготу.
– Как тебя зовут? – спрашиваю, видя, как бандит поднимается.
– Леший.
– Нет, имя. Есть же у тебя нормальное имя?
Бандит сканирует меня строгим взглядом и коротко отвечает:
– Саня, но для тебя хозяин. И всегда буду им, поняла?
– Да.
Опускаю глаза. Болит в боку, потому бодаться с ним сейчас нет ни сил, ни желания.
Александр, Сашей его зовут, но у меня нет даже права называть его иначе как Хозяин.
Леший выходит из спальни, а я так и остаюсь в кровати, не понимая, то ли сейчас он все же будет меня насиловать, то ли он дал мне время до утра.
***
Эта девка выпаривает мне мозг. Я хочу ее трахнуть, но пока она умело трахает мне голову.
Там, в ванной, я, честно говоря, хотел ее утопить. Вот так засунуть под воду и прижать, как котенка, чтобы уже не бесила, но не стал. Рано.
Я и так знаю, что ее ждет, и мне вообще не жаль ее. Кукла сама во всем виновата, и я просто не понимаю, как можно быть такой недальновидной идиоткой?! Работая на Бакира, сливать его инфу, пребывая в клубе опасного авторитета, у него же под боком крысятничая.
Это надо быть либо настолько продажной, либо вообще без извилины в мозгу, потому что у меня просто нет иного понимания, на хрена она все это творила.
Внешне кукла не смахивает на дуру, вот только как она могла все это время сливать инфу Архипову, будучи официанткой у Бакира? Неужели она не понимала, что, в случае чего, бешеный медведь ее по стенке размажет и забудет уже через минуту? Нет, она своими куриными мозгами, видать, вообще ничего не понимала. Наивная идиотка верила братику, который бросил ее, как ненужную шлюпку в океане при первом же пожаре корабля.
Я хочу трахнуть девку хотя бы в эту ночь, но хрен там. Вместо этого полчаса перематываю горемычные ребра куклы и смазываю ее синяки мазью, замечая хреновы следы от ожогов, которые прожгли ее нежную кожу до самого мяса.
Все это время девка разводит мокроту, все космы свои оплакивает, хотя я совру, если скажу, что без них она стала хуже.
Не стала, я думал, накажу ее, лишу красоты, но нет. Все такая же смазливая мордашка, она даже лучше стала, просто испугалась и наконец-то перестала дерзить.
Мышка притихла, но, видать, испугалась, потому что трясло ее еще целых двадцать минут, пока мотал ее ребра, стараясь не глазеть на голые груди с розовыми сосками, на нежный живот и гладкую аккуратную промежность.
Кукла засыпает как-то быстро, ее просто вырубает, и через десять минут я ложусь рядом. Смотрю на девку и замечаю, как она за эти дни похудела. Ее губы стали очень сухими, она хрипло дышит и просто отвратительно спит. Вздрагивает часто, мычит от боли, а еще… еще она пахнет хвоей. Немного холодной, колкой даже, но очень приятной, заводит и нехило меня возбуждает своими иголками.
Среди ночи мне кажется, что мышка перестала дышать, я проверяю ее пульс, взяв за тонкое запястье. Не знаю даже, с какого этого творю. Вероятно, мне просто в падлу возиться с трупом, да еще и таким продажным, как она.
Стучит, дышит все же, просто слабо. Нехило ее парни приложили, вот уже столько дней она отходит.
Поступил бы я так же? Да, несомненно. Я все еще помню похороны и свежие могилы Хаммера и Фила. Если бы я поперся на ту поставку, на кладбище была бы и моя яма тоже. Она не заслуживает прощения и скоро сдохнет, вопрос времени и желания. Моего.
Мне надо ее вернуть пацанам на следующей неделе, а я сам еще не наигрался, даже не попробовал ее. Мне мало с этой сукой семи дней. Я эту неделю буду только лечить ее поломанную тушку.
Алик, блядь, постарался, он весит больше ста тридцати, так что удар там был неслабый. Не знаю даже, как Ирка выжила. Хрупкая и небольшая, Пух запросто мог проломить ей грудную клетку или перебить хребет.
Смотрю на нее. Сопит, укрыта одеялом до подбородка. Ресницы длинные трепещут, лицо как из фарфора, вылитая кукла.
Я могу трахнуть ее сейчас, мне ничто не мешает разложить девку на кровати, да вот только думаю, она развалится на части, ведь ее ребра уже и без того треснули, я только доломаю.
Да и силой не привык, девки обычно сами на хуй заскакивают с радостью, а мышка вечером так на меня посмотрела, что стало тошно.
Она рыдала крокодильими слезами, просила не насиловать, тряслась, точно девочка. Играла или нет, хрен поймешь, но трахать ее в таком состоянии вот вообще не улыбало.
Мышка будет моей и без всех этих соплей. Сама скоро поймет, как себя вести, если есть там хотя бы одна извилина.
Просыпаюсь рано и протягиваю руку, чтобы нащупать рядом пустое место. Открыв глаза, стискиваю зубы, так как меня встречает дуло моего же ствола.
Глава 10
Он вообще не урод, физически так точно. Леший без рубашки оказывается офигительно привлекательным, залипательным и просто таким… я не знаю. Я таких мужиков без одежды еще не видела.
У него тело атлета: широкие плечи, крепкие ноги и грудь с густой порослью темных волос. Мышцы бугрятся, рельеф, ни тебе живота, ни лишнего веса. Кожа переливается на свету растопленной медью, привлекает и пахнет мускусом, настоящим мужиком.
Леший вовсе не похож на моего щуплого Сережу, потому что Серый был молодым парнем, а Саша – взрослый мужчина. И эта разница – она чувствуется на каком-то молекулярном просто уровне.
Когда этот варвар обнажает свои белые зубы, его острые клыки сверкают, точно как у хищника. Очень светлые глаза, улыбка завораживающе красивая, но она вовсе не делает Лешего добреньким, скорее наоборот. Пугает меня до чертей.
Я просыпаюсь раньше него, разглядываю его строгий профиль и сомкнутые губы, широкие брови и закрытые глаза с длинными ресницами, к которым почему-то хочется прикоснуться.
У Лешего красивые по-мужски скулы и, кажется, очень жесткая темная щетина. Я тяну к нему ладонь, но быстро одергиваю себя. Нельзя мне его касаться. Не положено. И не стану.
Когда хозяин спит, он не такой уж и страшный, но это все мираж, Ир, так что не поддавайся. И не хозяин он мне никакой! Можешь хотя бы про себя его так не называть? Бесит.
Осторожно соскальзываю с кровати и натягиваю его штаны. Достало меня ходить голой, к черту.
Поглядываю на своего похитителя тире спасителя. Леший все еще спит, тогда как я шарю везде по карманам, но ключей не нахожу. Спрятал, гаденыш. Куда он их дел?!
Оглядываюсь по сторонам, а после на кресле нахожу кобуру с пистолетом.
Дыхание перехватывает. Это мой шанс!
Хватаю оружие и нацеливаюсь на Лешего, который мгновенно просто просыпается, однако я проигрываю.
Мало того, что я стрелять не умею, так еще и Леший, как оказывается, совсем не боится пуль. Один миг, и карта переворачивается.
***
Девка стоит напротив меня. В корсете моем импровизированном и моих же штанах, которые она напялила на себя, подвернув снизу и обмотавшись моим ремнем трижды.
– Ключи! Быстро! Дай мне ключи!
– Тебе в цирк надо. Людям показывать. За бабло, – усмехаюсь, поднимаясь на кровати. Не того чучелом назвали, а точнее, не ту.
– Че ты ржешь?! Ключи гони, живо!
Хмурит тонкие темные брови, а у самой руки дрожат. Вот-вот пальнет, ствол заряжен. Ну-ну, думай кукухой быстрее. Хрен там.
– Опусти оружие. Пушка детям не игрушка.
– Хватит ерничать! Дай ключи от квартиры. Бегом! – взволнованный голос девчонки сбивается, а я почему-то на ее ступни смотрю. Маленькие, босые. Золушка, мать ее, или как там. Хоть бы тридцать пятый размер был.
– И ты уйдешь?
– Уйду!
– А на ноги что напялишь, мышка? Мои ботинки?
– Да!
– Утонуть не боишься?
– Нет! Не заговаривай мне зубы!
Нервничает, а я медленно поднимаюсь. Надоел этот цирк. Достала она и явно сегодня ожила.
– Стой… Не подходи, стой, говорю! Буду стрелять!
Мышка медленно пятится назад, а после зажмуривается и делает выстрел. Хоть бы смотрела, охуеть просто, пуля пролетает в сантиметре от моей башки, разбивая светильник и застревая в стене.
– Ты ебанулась? Дай сюда!
– А-а-а!
Подхожу и выдираю у нее ствол, девка извивается, а после выкручивается и впивается в меня зубами.
Со всей дури кусает, точно змея, набрасывается просто, и я с силой ее отталкиваю от себя, отчего она летит спиной на кровать.
– Блядь, твою мать, не кусайся!
– Гаденыш… – шипит зло, мечет в меня красивыми глазами молнии. Видно, ожила, семь жизней у нее, точно кошка домовая, и взгляд такой же. Хитрый, хитрющий даже. Лисий.
– Сама гадюка! Еще раз набросишься, будешь не только без патл, но и без зубов!
Кукла пыхтит, поджимая пухлые губы, а я смотрю на свою руку. На ладони выступает несколько капель крови. Охренеть просто у нее клыки! Хоть бы не ядовитая оказалась, не то прививка хрен поможет от такой.
Оба тяжело дышим, быстро надеваю новые брюки и прячу ствол в кобуру. От греха подальше, от нее, блядь, подальше.
И когда она проснулась? Я даже не заметил, вырубился просто, а у нее вон, значит, еще сил до хрена просто, раз такая бойкая.
Вытираю кровь о платок. Как же я заебался с ней возиться. Мало, видать, ее отметелили, раз эта девка такая живая до сих пор.
***
Вот я на коне и угрожаю ему стволом, но через миг пистолет оказывается снова в руках Лешего, а я … я лежу на кровати, ухватившись за больной бок.
Благо я цапнула его за ладонь. Не сказать, что мне понравилось, но Леший, видать, охренел. У него кровь даже выступила, я ощутила ее медный вкус.
Прекрасно. Могла бы – горло бы ему перегрызла, но думаю, он бы меня потом точно придушил даже без всякого ремня.
Отползаю на кровати. Угроза про выбитые зубы меня не веселит, потому что волосы так и не отросли за ночь. Уже сто раз пожалела, что так начала наше недоброе утро, ведь Леший меня не лупил и не домогался, а я… ладно.
Ошалело смотрю на этого варвара. Он что-то сильно зол и даже в душ не идет. Быстро набрасывает на себя рубашку, повернувшись ко мне широкой спиной. Крепкая шея, разворот плеч как три моих будет и… сколько ему лет?
Я не знаю. Больше тридцати точно, а дальше не скажешь, не понятно даже. Леший не старый, но и не мальчик вовсе. Взрослый мужик.
Ему тридцать пять? Тридцать шесть, может? Не знаю, здоровый бугай, от одного только вида которого становится страшно. И это… я спала с Лешим сегодня в одной постели, как оказывается.
Не помню даже, когда он пришел. Почему тогда он меня не тронул? Что ему стоило зажать меня и изнасиловать? Ничего. Неужели ему меня жаль? Нет, ему плевать на меня, и после вчерашнего я точно в этом убедилась, когда этот зверь обрезал мои волосы практически до корней.
Сглатываю, обхватывая себя руками. Леший достает из шкафа еще одни брюки и быстро их надевает, застегивает ремень. Я же сижу как дура в его огромной для меня одежде и соплю от злости и распирающего меня негодования.
Блин, там же были шмотки, просто на верхних полках я со своим не особо высоким ростом их не заметила. Надо же быть такой идиоткой, просто жесть.
Становится не по себе. Леший отходит к окну и больше даже не смотрит в мою сторону. Совсем, хотя еще минуту назад я едва не пробила дыру в его бритой башке.
О чем он думает, чего хочет… Я не знаю.
У меня жутко урчит живот, поет просто дифирамбы. Я адски хочу есть и пить, но как я попрошу его? Как я унижусь до такого?
Леший открывает окно настежь, жадно закуривает, стряхивая пепел в пиалу на подоконнике.
Я же смотрю на его широкую спину, сильные ноги в брюках, ягодицы. Красивый он все же, мышцы так и бугрятся, высокий, сильный. Он берет телефон, набирая кому-то, а я подползаю ближе на край кровати, прислушиваюсь к нему.
– Алик, привезу крысу через час. Да, наигрался. Сам ее воспитывай, – строго басит Леший, а я прихожу в ужас от услышанного.
О нет-нет-нет. Он решил отдать меня раньше… Алику.
