Екатерина Островская
Прощание на Поцелуевом мосту
– Вот и я о том же, – согласился Окунев. – Сейчас пытаюсь отыскать автора поста, но аккаунт открыт недавно и никакой активности на нем не проявлялось. Сейчас, правда, посыпались посты и перепосты: «Преступная власть зверски расправилась с самым лучшим представителем оппозиции…», «Убита надежда России на светлое будущее…», «Россия во мгле…» и тому подобное. Зайдите в интернет, Вера Николаевна, посмотрите сами. А я вам перешлю записи наружного наблюдения. Момента убийства там нет, зато есть, как Иноземцев с дамой идут по улице Глинки, а потом по улице Труда. Возле Поцелуева моста, как я уже сказал, камеры не работают. И он пропадает из поля наблюдения. Единственно, что удается разглядеть, – на Поцелуевом мосту стоял и сейчас стоит большой автомобиль. Увеличив максимально изображение, я понял, что это эвакуатор. Но он не может быть оставлен посреди узкого мостика… Значит, и водитель был там. А водитель – это свидетель.
– Эвакуатор? – удивилась Вера.
И сразу записала в ежедневник: «Сомнение второе – оставлены свидетели».
– Свидетель, – повторила она вслух. – То есть ты хочешь сказать, что убийцы, совершив свое дело, даже не поинтересовались, видел ли кто их? Почему не ликвидировали водителя эвакуатора, который наверняка все видел? К тому же, как я понимаю, свидетелей несколько. Иноземцев был не один.
– С девушкой, – подтвердил Егорыч. – С девушкой в длинном белом плаще. Когда искал их на видео, то только на ее плащ и ориентировался. Она как маячок для меня была, потому что Иноземцев в серой курточке терялся в бледном свете фонарей, особенно при удаленном просмотре. А белый плащ издалека заметен.
– То есть, по крайней мере, двое живых свидетелей у нас имеется… – не спросила, а как бы для себя самой произнесла Вера.
– Не у нас. У них – у следователей, – поправил Егорыч. – И водителя, случайно оказавшегося там, и девушку, которая, вероятно, не случайно шла под ручку с известным человеком, никто и не пытался ликвидировать. Непрофессионально как-то, вы правы. Вот, кстати, еще одно подтверждение. Новое сообщение. Было сделано шесть выстрелов, и все в Иноземцева. Все выстрелы в спину.
Вера, продолжающая держать авторучку, записала: «Непрофессиональный киллер».
– Про шесть выстрелов я уже знаю, – произнесла она, еще не закончив писать. – А теперь предположим, что стреляли из «ПМ». Там обойма на восемь патронов. Еще один можно держать в стволе. Но всего было произведено шесть выстрелов. Возможно, что два-три промаха все же было. И кто же выложил в сеть информацию? А еще удивляет: почему киллер посчитал свою задачу выполненной и даже не произвел контрольный? И не побеспокоился о том, чтобы его никто не мог опознать. Знать бы, с какого расстояния он стрелял.
– Полицейские как раз говорят об этом, – сообщил Окунев. – Убийца начал стрелять с шести-семи шагов, а последние выстрелы произведены шагов с трех.
– Вообще, шесть метров – это не расстояние, с которого промахивается мало-мальски умеющий стрелять человек, – отметила Вера. – Но мое первое впечатление такое, будто ночной стрелок не очень хорошо владел оружием и не представлял, что надо делать. Или операция была спланирована неумело, или он очень спешил. Убийца просто подошел на достаточно близкое расстояние и начал стрелять. Ни одного попадания в голову, нет контрольного выстрела. Опять же, оставлены живые свидетели…
«Сомнение четвертое, вытекающее из третьего…»
– Что? – не понял Окунев.
– Да это я для себя записываю, – объяснила Бережная. – сомневаюсь я, что киллеры стреляют плохо.
– Да, все это странно, – согласился Окунев.
– И еще: почему именно в этом месте не работали камеры уличного наблюдения? – напомнила Вера. – Как их можно было отключить? Я не верю, что это случайное совпадение. Следствие не поверит тоже.
– Самый простой способ вывести из строя сами камеры – повредить их или перерубить кабель. Но камеры установлены высоко, и, чтобы их испортить, надо на чем-то подъехать.
– Когда они перестали работать?
– Где-то за час. Я зашел на центральный городской пульт, там такая информация.
– Ты говоришь, на мосту стояла машина… – вспомнила Вера.
– Точно, автоэвакуатор! С него вполне возможно достать до камер. Или с машины, которая была установлена на эвакуаторе, – ответил Егорыч и спросил: – Вы смотрите телевизор? Только что началась прямая трансляция того, что сейчас происходит на Поцелуевом мосту.
Вера прибавила звук. Что-то вещал репортер. Полицейское оцепление сдерживало толпу. Фонари светили ярко, но окна ближайших домов были темны.
– Уже и цветы несут, – непонятно, то ли удивился, то ли обрадовался Окунев. – Откуда они узнали? Или специально готовились?
– Почему окна не горят? – поинтересовалась Вера.
– С одной стороны – здание бывших морских экипажей, но там давно нет казарм, что сейчас в нем – не знаю. С другой стороны – расселенный дом. Еще одно здание – офисное, вряд ли в нем был кто-то ночью, кроме поста охраны при входе. Жилое получается только одно, но время позднее, и вряд ли кто-то смотрел в окно.
– Там, наверное, уже дежурные участковые ходят по квартирам и опрашивают, – предположила Вера. – Но даже если и найдется свидетель, он ничего ценного не сообщит. Что он мог увидеть с такого расстояния? Только как машина уезжала.
На экране крупным планом показали тело. Куртка была приподнята, на обнаженной спине виднелись пулевые ранения. Крови было немного.
– А его что, переворачивали? – удивился Егорыч. – Почему тело на боку?
Вера и сама удивилась.
– Если он был мертв к моменту прибытия экспертов и врачей, то трогать его не стали бы. Переворачивали в случае, если бы потребовалась медицинская помощь. А если человеку стреляют в спину, то падает он головой вперед, уж никак не на бок.
И записала в ежедневник: «Сомнение пятое – тело лежит на боку».
Теперь показывали взволнованную толпу.
– Мне показалось или нет, что на самой куртке нет следов от попадания пуль? – засомневалась Вера.
– Наверное, показалось, – ответил Окунев. – Но если честно, то не видно было. Кто-то куртку задрал.
– Эксперты приподняли, чтобы осмотреть раны. А вообще, странно все это. Место убийства будто бы специально выбирали. Кто-то заранее вывел из строя камеры, очевидно, зная, что Иноземцев здесь пойдет. Но вряд ли Дмитрий Захарович выкладывал в Сети свои планы и расписание по минутам, где он будет находиться и куда пойдет. И непонятно, куда он направлялся ночью пешком…
– Возможно, шел смотреть с девушкой, как разводятся мосты. Может быть, он романтик? – предположил Окунев. – Но до Невы не дошел, хотя оставалось всего ничего шлепать.
– Кто-то их поджидал или следил за ними, – продолжила Вера. – А на девушке был заметный белый плащ, который виден издали. Словно она специально надела его для удобства преследователей…
– Плащ модный, погода позволяет, – сказал Егорыч, – что в этом особенного?
– Возможно, – согласилась Бережная.
Но в ежедневник записала: «Сомнение шестое – белый плащ как маячок». И сказала в трубку:
– Продолжай наблюдение, а я сейчас попытаюсь разузнать что-нибудь про спутницу Иноземцева.
Вера набрала номер Евдокимова. Он долго не брал трубку, а когда, наконец, ответил, быстро произнес: «Я очень занят» – и сбросил вызов.
Очевидно, полковник уже находился на месте преступления. От расследования его комитет не отстранили. Возможно, на начальном этапе службы будут взаимодействовать и потом решат, что убийство Иноземцева, к примеру, теракт, и дело полностью передадут в ФСБ.
Вера вновь позвонила Окуневу:
– Можешь отследить все звонки, совершенные из этого района сразу после убийства?
– Могу, конечно, но это ничего не даст. Преступник, как я понимаю, должен был доложить заказчику об исполнении. Только вряд ли он звонил со своего номера и, уж конечно, не с места убийства. Он же не идиот. Наверняка отъехал подальше. А еще аппаратом воспользовался, приобретенным с рук, и сим-картой, купленной по серой схеме. А потому вычислить его таким образом, скорее всего, не удастся. Хотя он мог никуда и не звонить, куда проще подготовить сообщение для твиттера и одним нажатием кнопки отправить его. Тогда тут же об убийстве узнают многие, в том числе и заказчик, которого исполнитель, вполне возможно, и не знает лично. Это стопроцентная возможность для заказчика остаться в стороне.
– Ты прав, Егорыч, – ответила Вера. – Но ведь как-то они договорились. Кто-то передавал аванс, кто-то должен передать оставшуюся часть. Не думаю, что киллеру отдали сразу всю сумму. Должна быть у них какая-то встреча, например убийцы и посредника.
– А могли безналом? – оживился Егорыч.
– Не думаю. Сумма наверняка немаленькая. Это могут отследить, и преступнику надо будет объяснять, в случае чего, налоговой или банку, откуда и за что к нему пришли эти деньги. Так что только наличный расчет. Аванс могли передать самым примитивным способом, как в кино, через камеру хранения на вокзале… Хотя на вокзалах сейчас везде камеры. Но они могли что-то придумать. Посредник должен быть. А насчет твиттера ты правильно думаешь. Надо искать того, кто разместил пост. Возможно, найти номер телефона, с которого кто-то зашел в интернет через минуту после убийства.
– Уже нашел. Официально этот номер ни за кем не числится. Серая схема, о которой я говорил.
– Продавца номера все равно найти можно. Сбрось мне все данные. И ложись спать, Егорыч, четвертый час.
– Как четвертый? – удивился Окунев. – А я смотрю на экран: народу возле моста все больше и больше. Откуда столько зевак, которым спать не надо и на работу с утра не бежать?
– Думаю, что это сторонники Иноземцева. Те, кто собирался голосовать за его партию на ближайших выборах в Думу. В нашем городе, согласно социологическим опросам, таких около пятнадцати процентов. В столице чуть больше. По стране Иноземцев, конечно, был не так популярен, но в Думу представители его партии прошли бы однозначно. Некоторые оптимисты уверяют, что они стали бы второй думской фракцией.
– Партия гражданского большинства, – вспомнил Егорыч. – Их сразу стали называть «гебистами», были даже предложения изменить название.
– Мне кажется, что Иноземцева это мало волновало: он был человек веселый.
Вера выключила телевизор и легла в постель. Но долго не могла заснуть: перебирала в памяти все, что узнала о сегодняшнем ночном преступлении, пыталась разобраться, объяснить себе. Дело не представлялось ей особенно сложным, потому что есть свидетели, есть автомобиль, который использовали преступники. Если он еще не обнаружен, то будет найден в самые кратчайшие сроки, потому что машина неоднократно попадала в объективы камер, известен номер, и почти наверняка уже известна даже внешность тех, кто сидел на передних сиденьях, а если задние стекла не тонированы, то и остальных, находившихся в салоне, тоже можно опознать. Автомобиль найдется неподалеку от места убийства, и эксперты обследуют его на предмет обнаружения отпечатков.
А еще есть девушка, показания которой, вероятно, многое прояснят. Наверняка те сомнения, которые появились у Веры, возникли и у следователей. Девушка уже дала показания, и большая часть этих странных фактов найдет свое объяснение. Хотя если спутница Иноземцева видела, как убивают ее друга, вряд ли сможет отвечать на обращенные к ней вопросы. Да никто и не будет ее опрашивать сразу, среди ночи к тому же.
То, что она сама записала в ежедневник свои сомнения, напомнило Бережной ее работу, когда она начинала свой путь в Следственном комитете. Она даже схему рисовала на огромном листе, прикрепленном кнопками в их общем кабинете с Евдокимовым. Делала это по примеру персонажей американских детективных фильмов. Иван Васильевич, а тогда просто Ваня, смеялся над ней. В то время она была начинающим следователем, а он – умудренным опытом сотрудником, который даже в мыслях не мог представить, что когда-нибудь может стать начальником городского управления. Но теперь Евдокимов на генеральской должности, а она руководит успешным разыскным агентством и командует не только следователями, но и опытными оперативниками, которых в полиции явно недооценивали.
Вера заснула, и разбудил ее телефонный звонок. Спала она крепко, без снов. Просто закрыла глаза, а уже утро – восемь часов. Обычно она просыпалась гораздо раньше.
– Не спишь? – поинтересовался Евдокимов. – А я вот вымотался за ночь – вообще глаз не сомкнул. Надо бы домой, отдохнуть немного, но днем какой отдых?
– Машину нашли? – сразу спросила Вера.
– Нашли. Загнали ее в один из дворов на Почтамтской. Жильцы, естественно, ничего не видели и не слышали ночью. Отпечатков тоже нет. То есть парочку смазанных нашли, но они неопределяемые.
– К тебе можно подскочить?
– А смысл? Вот если бы у тебя было бы что, то обсудили бы, как в былые годы. А впустую встречаться не хочу – устал.
– Может, я на что и сгожусь, – настаивала Вера.
– У тебя есть что-то? – насторожился Евдокимов. – Говори прямо.
– Ты принадлежность телефонного номера установил?
– Какого номера?
– С которого убийца или его сообщник вышел в твиттер и сообщил о выполнении задания.
– Этим ребята из госбезопасности занимаются. Может, чего и установили уже. Но мне они не докладывают.
– Иван Васильевич, ты же знаешь: не сделаешь сам – не сделает никто. Кроме того, у тебя никаких сомнений не возникло по этому поводу?
– А какие у меня должны быть сомнения? Есть тело – есть дело. Убит известный человек, характер его смерти криминальный. Это заказное убийство, не бытовуха же. Госбезопасность сразу вцепилась. Меня толком даже к трупу не подпустили.
– Ты в курсе, что я была знакома с Иноземцевым? – спросила Вера.
– Откуда? – удивился Евдокимов.
– Не скажу, что это близкое знакомство. Мы летели в одном самолете, потом была вынужденная посадка в Мюнхене, в аэропорту вместе четыре часа провели. Иноземцев мне оставил визитку со своим личным номером и разрешил звонить, но так разрешил, как будто потребовал. А неделю назад сам позвонил и сообщил, что собирается в Петербург, придумал даже тему для встречи, чтобы меня заинтересовать. Я-то не давала ему своего номера, но он для чего-то узнал его.
– Ну и…
– Подъеду и расскажу, что думаю по этому поводу.
Евдокимов некоторое время молчал, размышляя, а потом все же согласился:
– Приезжай.
Они сидели в кабинете полковника Евдокимова. Иван Васильевич рассказал, что камеры уличного видеонаблюдения перестали работать, так как кто-то намеренно вывел их из строя. Вечером проходила машина якобы ремонтной бригады, занимающейся уличным освещением: проводами, лампами на столбах. Ремонтники повозились недолго и убыли. Тогда камеры и перестали работать. Потом на мосту у автоэвакуатора заглох двигатель. За несколько минут до того, как появился Иноземцев с девушкой.
– Что за девушка? – поинтересовалась Вера.
– В каком смысле? – изобразил непонимание Евдокимов. – Ты же понимаешь, что я не имею права раскрывать ее личность.
– Симпатичная хоть?
– Может быть, но моей Рите в подметки не годится. Самое противное, что эта девица отказалась отвечать на вопросы! – раздраженно поморщился Евдокимов. – Сказала, что ничего не видела. Внезапно услышала выстрелы, зажмурилась от страха. Даже кричать не могла, голос пропал. А когда открыла глаза, Дмитрий Захарович уже был мертв. Испугалась, что сейчас в нее выстрелят…
– И тут же зажмурилась снова?
Евдокимов молча кивнул.
– Ну что же, бывают такие впечатлительные девушки, – заметила Вера. – А водитель автоэвакуатора оказался таким же нервным?
– Еще хуже! Его словно парализовало от страха. Он там случайно оказался: у него на повороте с моста якобы заглох двигатель. Повторяет только, что он чудом выжил, потому что убийца, скорее всего, думал, что в кабине никого нет. А он сам ничего не видел и не слышал. – Евдокимов хлопнул ладонью по столу. – Было, по крайней мере, шесть выстрелов, а он говорит, что не слышал! Уверяет, что слушал музыку в наушниках.
– И ты веришь? – удивилась Вера. – Заглох двигатель автоэвакуатора, на котором он доставлял транспортное средство нарушителя на штрафную стоянку. А водитель, вместо того чтобы вызвать техпомощь, сидит и слушает музыку.
– Он говорит, что хотел вызвать, но там никто не ответил. Решил перезвонить позже, но почти сразу произошло преступление.
– Сколько времени он стоял там?
– Уверяет, что не больше двадцати минут, а может быть, и того меньше. Он не засекал.
– Но музыку слушал, вместо того чтобы вызвать техпомощь. Машина потом завелась? Проверили показания?
– Да, вроде.
– Тебе это не показалось странным? Ты проверил наличие наушников и музыки?
– Вера! – возмутился Евдокимов. – Конечно, я все проверил.
– Сколько лет меломану?
– Сорок один.
– Эксперимент еще не проводили? Пусть кто-нибудь из твоих людей наденет наушники, а возле кабины шесть раз выстрелят. Слышно будет? Я думаю – да. Кстати, сколько отстреленных гильз обнаружили?
– Пять. Шестая, судя по всему, в Мойку улетела.
– Вместе с седьмой и восьмой, я думаю. Если в обойме оставались еще патроны, почему не было контрольного и жива до сих пор эта девушка? Как ее зовут?
– Ты же знаешь, я не могу раскрывать. Ведется следствие.
– Не можешь так не можешь, – пожала плечами Вера. – Сегодня узнаю из газет. И еще один вопрос: ты лично занимаешься этим делом?
– Пока я еще не занимаюсь. Просто поприсутствовал. А вообще, ты же знаешь, не могу без работы. А бумажки перекладывать с места на место – не по мне.
– Отвыкай, ты же уже большой начальник, – усмехнулась Вера. – Так все-таки как девушку зовут?
Иван Васильевич промолчал, вздохнул и сделал попытку уйти от ответа:
– Главное, название у моста, как издевательство, – Поцелуев. Мне уже позвонили и сообщили, что в каком-то интернет-издании появилась статья под названием «Прощальный поцелуй».
– О чем хоть?
– А я знаю? Наверное, про то, как власть уничтожает лучших.
– Что она еще сказала? Я не про статью, а про девушку.
– Ничего. Сказала, что очень устала, очень испугалась и хочет только одного – уйти оттуда подальше. Отвезли ее в гостиницу, где они с Иноземцевым остановились. Там был произведен досмотр его вещей, но ничего интересного не обнаружили.
– В какой гостинице они остановились?
– В отеле «Амбассадор» на Садовой.
– Я знаю, где это, – кивнула Вера. – И что, такое расстояние они пешком прошли? Там не меньше получаса ходьбы.
– Они в Кировском театре были. После окончания «Щелкунчика» зашли в ирландский бар. Это совсем рядом с театром. Иноземцев выпил виски «Джемисон», его спутница – бокал пива «Гиннесс», потом Иноземцев предложил посмотреть развод мостов, но не дошли и повернули обратно. А на Поцелуевом мосту…
– Кто предложил прогуляться?
– Девушка говорит, что Дмитрий Захарович. Мол, она не хотела, ей и ходить неудобно на высоких шпильках, но пришлось согласиться…
Вера достала из сумки ежедневник и записала: «Сомнение седьмое…»
– Ты чего там пишешь? – возмутился Евдокимов. – Может, у тебя там еще и диктофон припрятан? С тобой, как с другом…
– Сейчас объясню, – кивнула Бережная.
Она убрала в сумочку ежедневник и посмотрела на бывшего коллегу:
– Дело в том, что свидетельница или намеренно врет, или намеренно что-то недоговаривает. Дмитрий Захарович не любил ходить пешком. У него от долгой ходьбы распухали и болели ноги. А тут от ирландского бара до Невы, куда они собирались, почти километр, а оттуда до «Амбассадора» еще полтора.
– Откуда ты про ноги его знаешь? – нахмурился Евдокимов.
– Покойный Софьин рассказал. Еще он сообщил, что врачи советовали Иноземцеву операцию, но он не хотел или боялся. Он вообще всего боялся, и без охраны он никуда не ходил.
– Всякое бывает. Хотел уединиться с дамой, – предположил Евдокимов.
– Ты этой девушке веришь?
Иван Васильевич подумал и кивнул.
– А зачем ей врать? Так ли важно, кто предложил прогуляться? Но она и в самом деле в сапожках на шпильках была.
– Что еще она вам поведала?
– А ничего. Когда мы ее доставили в номер, сказала: «Спасибо, господа, но мне надо прилечь». Хотели попросить ее к полудню встретиться, чтобы она дала показания, но она нагло заявила, что в полдень еще будет спать, а вообще, теперь всякое общение с ней только в присутствии адвоката. Как будто ее в чем-то подозревают.
– В каком она номере?
– Тебя не пропустят. Ее охраняют люди из госбезопаности и охрана отеля. И вообще, я уже жалею, что с тобой так откровенничал.
На Садовой перед отелем «Амбассадор» в нетерпении подпрыгивали папарацци с фотоаппаратами и разновеликими бейджиками «Пресса». Внутрь их не пропускали двое полицейских, которые молча посторонились, когда Вера важно заявила, что проживает в гостинице.
Но при входе в просторный холл дорогу ей преградил швейцар:
– Свободных номеров нет.
– Я в ресторан, – надменно объяснила Вера. – И я не журналист, чтоб вы знали.
И пошла дальше; задерживать хорошо одетую красивую даму швейцар не решился.
Вера прошла к стойке ресепшена и обратилась к девушке-администратору:
– Мне нужен люкс на сутки.
– Но у нас сегодня, к сожалению, нет заселения, – ответила та.
– Я бы хотела самый лучший с хорошим обзором, который на самом вверху, – словно не слыша администратора, продолжила Вера.
– Увы, – вздохнула девушка, – он занят.
– Но он там ведь не один?
– Есть второй, но его должны освободить только в двенадцать.
Вера посмотрела на часы: до полудня оставалось менее четверти часа.
– Я подожду. Посижу пока в ресторане. Потом спущусь, а вы мой номер никому не отдавайте, – решительно сказала она и направилась к лифту.
Вера поднялась на девятый этаж и, когда вышла из кабины, сразу увидела двоих мужчин в штатском, сидящих у дверей одного из номеров. Не задерживая на них взгляда, она направилась к ресторану.
Зал был почти пуст, только за одним из столиков сидела маленькая компания с помятыми лицами. Вера решительным шагом направилась к дверям, ведущим к подсобным помещениям. Ее догнал администратор:
– Простите, что вы хотите?
– Я в буфет, – не останавливаясь, ответила Вера. – Взять завтрак в номер-люкс, сами знаете в какой.
– Я провожу.
Он поспешил к буфету и показал на девушку, скучающую у кассы:
– Это Лидочка, она вам поможет.
Затем обратился к девушке:
– Представитель органов. Так что постарайся…
Буфетчица была одета так же, как и официантки: синяя юбочка и белая блузка. Только на ней еще был передничек с кружевной оборкой.
Метрдотель обернулся к Вере:
– А рассчитываться как будете?
– Наличными. Спасибо за помощь.
– Не за что. Мы всегда готовы помочь представителям власти. А тут такое несчастье… Трагедия, можно сказать.
Он ушел.
– Вам стандартный завтрак? – поинтересовалась Лидочка. – Это тысяча сто рублей. Или вы что-то хотите специфическое?
– Именно специфическое, – кивнула Вера. – Уже полдень, почти обед. А потому возьму бутерброды с черной икрой, королевских креветок с овощами, еще, если есть, пирожные…
– Есть очень вкусные пирожные с фисташковым кремом, – предложила Лидочка.
– Давайте. И чай, естественно.
– Через пятнадцать минут все доставят в номер, – объявила буфетчица.
– Пятнадцать минут – это долго, – поморщилась Вера. – Приготовьте все побыстрее, я сама отвезу в номер. Туда все равно не допускается никто из посторонних.
Не прошло и пяти минут, как официантка подкатила тележку. Вера положила на буфетную стойку пятитысячную купюру, спрятала в сумочку чек и сказала Лидочке:
– На пятнадцать-двадцать минут дайте мне ваш передник, чтобы пострадавшая девушка не волновалась. А то ей все мерещится.
Она сняла с себя кожаный пиджачок, осталась в белой рубашке.
– Только у вас юбка черная, – напомнила Лидочка, послушно снимая передник.
– Я думаю, сойдет, – улыбнулась ей Вера.
Вера в белом кружевном передничке и с бейджиком «Лида» на груди везла тележку по коридору. Мужчины, охраняющие номер, напряглись, когда она подошла. Один из них спросил строго:
– Кто распорядился?
– Постоялица позвонила, – невозмутимо ответила Вера и шагнула к двери.
Мужчина перегородил дорогу:
– Простите, но полагается обыскать.
– Я не буду раздеваться! – возмутилась она. – И обыскивать себя не позволю!
– Мы визуально, – отступил мужчина. Окинул взглядом ее длинные ноги, обтягивающую юбочку, грудь, скрытую белой рубашкой.
После чего заглянул под крышку на подносе, осмотрел столик и кивнул:
– Ну, ладно, проходите.
Вера постучала, приоткрыла немного дверь и крикнула:
– Завтрак прибыл.
И сразу вошла.
Девушка сидела в кресле перед зеркалом, укладывала волосы феном. И, даже не повернувшись к двери, ответила:
– Оставьте и уходите.
Вера шагнула к ней:
– Я не официантка. Меня зовут Вера Бережная. Я – друг Дмитрия Захаровича. Он назначал мне встречу. Могу показать телефон со входящим от него.
Девушка обернулась и посмотрела зло:
– Покиньте номер, а то я закричу сейчас.
– И навредите себе в первую очередь. Я пришла для того, чтобы вы спокойно смогли уехать домой. Вас сегодня будут допрашивать. Вы сказали, что будете говорить только в присутствии адвоката. Он у вас есть в этом городе?
– Нет, – растерялась девушка.
– Тогда вам назначат государственного, а на него надежды никакой. Я вам дам своего – он самый лучший в Санкт-Петербурге. А если будете ждать другого, то вас задержат на двое суток. И будут содержать в другом месте, не столь комфортном. – Вера замолчала, прислушалась и шепнула: – Сейчас в дверь постучат и меня попросят удалиться. Скажите, что хотите, чтобы я осталась и поухаживала за вами. Лучше прилягте, полотенце на голову, будто бы плохо себя чувствуете. Тогда они не будут терзать вас и приставать с расспросами. А если будут тянуть на допрос…
Дверь отворилась без стука, заглянул один из мужчин и строго посмотрел на Веру:
– Вы не должны здесь задерживаться.
Вера многозначительно посмотрела на девушку, и та после паузы произнесла тихим, умирающим голосом:
– Это я попросила ее поухаживать за мной: мне так плохо. Я даже шевелиться не могу.
Мужчина покосился на фен в ее руках.
– Желание постоялицы для нас закон. Вы же не хотите, чтобы у нашей гостиницы были проблемы? – обратилась к нему Вера.
Он что-то пробормотал, но дверь закрылась.
– Адвокат прибудет через час, они обязаны его пропустить. Он научит вас, как отвечать на вопросы следователя. И еще попросите сами, вернее предупредите, что разговаривать будете только с начальником городского управления следственного комитета. Его фамилия Евдокимов, он мой старый приятель. Только он сможет помочь. Иначе вас не выпустят: подписка о невыезде – лучший вариант. Но вас могут и обвинить в соучастии.
– Но я ни при чем! – воскликнула девушка. – Зачем им меня задерживать?
– Я знаю, я даже убеждена, что вы не виновны. Но для них самое важное объявить, что следствие продвинулось и уже есть задержанные. Запомните, скоро прибудет адвокат, с ним обсудите все. И попросите…
– Я поняла, я потребую, чтобы меня доставили к начальнику… этого… как его… городского следственного комитета?
– Все правильно. Как вас зовут? Просто Дезик не предупредил, что вы приедете вместе.
– Меня зовут Каролина. Я – девушка Дмитрия Захаровича. – Вдруг она вскинула брови: – Вы знаете его прозвище? Вы настолько близкие друзья? – Она подозрительно прищурилась: – Вы с ним…
– Я просто друг, – успокоила ее Вера. – Запишите мой номер телефона, на случай, если вдруг потребуется выручать вас. И ваш мне дайте.
– У меня отобрали телефон.
– Номер запишите на салфетку. Когда вернут телефон, сразу звоните. А пока завтракайте, а то чай остынет.
Каролина начала с креветок, потом взяла бутерброд. Посмотрела на пирожное и радостно вздохнула:
– Мое любимое! Я так люблю фисташковый крем.
Она не походила на убитую горем, только что потерявшую своего возлюбленного.
– А откуда вы, Каролина? – поинтересовалась Вера. – Я могу связаться с вашими родными, чтобы они не волновались, а то, когда сообщат в прессе, кто был рядом с Иноземцевым, поднимется шум.
– А разве сообщат? – испугалась Каролина.
– Я думаю, что очень скоро. Вы что, нашу прессу не знаете? Разве Дмитрий Захарович не предупреждал, что с журналистами надо быть осторожнее и не болтать лишнего, а лучше вообще с ними не встречаться?
– Предупреждал. Он говорил, чтобы никаких интервью и вообще, чтобы я лишнего не говорила никому.
– Вот и не говорите. А следователям скажите, что Иноземцев собирался сделать вам предложение.
– Прямо так и говорить? – удивилась Каролина.
– Ну, вы же не хотите, чтобы вас считали девушкой по вызову. Скажите и настаивайте, что у вас были далеко идущие планы. Он собирался отвезти вас за границу…
– Так и было!
– Ну вот, значит, вы не соврете. А здесь, в городе, у вас были какие-то планы?
– Планы были у Димы. Он хотел встретиться с местным руководством своей партии. По телефону с ними при мне договаривался о встрече. Они его звали на какой-то митинг. А мне он предложил… – Каролина вздохнула. – Вчера только предложил, когда мы к Неве шли, показал на какой-то дом и сказал, что это дворец какого-то князя…
– Юсупова, – подсказала Вера.
– Ну да, кажется. И там убили Распутина, и теперь там этот князь и Распутин стоят во дворце восковые. Дима сказал, что надо бы зайти посмотреть на них. А еще он сказал, что какой-то певец, который пел про Распутина, все время приезжал сюда и тоже каждый раз ходил смотреть на эти фигуры. А потом этот певец умер прямо здесь… В смысле, прямо во дворце в день смерти Распутина. Вы представляете?
– Боб Фаррелл из «Бонни М», – сказала Вера. – Только он не во дворце умер. А в отеле. Между прочим, в этом же самом. И даже в этом же самом номере.
– Ужас! – испугалась Каролина. – Это правда?
Вера кивнула. Хотя на счет номера она не была уверена, но то, что жил популярный певец в люксе, знала точно. И умер он и в самом деле тридцатого декабря: в тот день Вера Бережная дежурила по управлению.
– На сколько вы приехали? – спросила Вера.
– На три дня, – ответила Каролина и добавила для точности: – На три дня и две ночи.
Вера решила больше ничего не спрашивать, чтобы не вызвать ненужных подозрений. Да и охрана за дверью начнет волноваться, что она так долго торчит в номере.
– Ладно, Каролина, мне пора. В ближайшее время приедет адвокат. И помните, что я вам сказала.
Девушка закивала. Вера спрятала салфетку, на которой Каролина записала номер, себе в рукав и вышла в коридор.
– Ну и как? – спросил один из мужчин в штатском.
Чем он интересовался, понять было невозможно, но Вера ответила:
– Приходит в себя.
Она вернулась в буфет. Отдала Лидочке передник, надела пиджак.
– У вас телефон в сумочке звонил, – сообщила буфетчица. – В смысле, вибрировал.
Вера достала мобильный. Ей звонили трижды: Окунев, еще один сотрудник агентства «Вера» – Петя Елагин и Евдокимов. Начала отвечать по порядку. Егорыч сразу сообщил, что утром вычислил серого дилера, продавшего сим-карту, и передал данные оперативной службе агентства. Петя Елагин доложил, что уже побывал у дилера. Самый обычный павильончик, где продают телефонные аппараты и подключают к какому-нибудь оператору. Продавец сначала отказался отвечать на вопросы, но когда Петя пригрозил полицией, признался, что к нему около месяца назад приходил какой-то мигрант, купивший сразу десять симок, якобы для земляков, которые трудятся вместе с ним на стройке. Ксерокопию паспорта оптового покупателя продавец так и не нашел. Петя подозревал, что никакой ксерокопии и не было, но имя того мигранта узнать удалось – Абдулла Фатихов.
