Я. приду. за тобой
– Алсу, поставь, пожалуйста, тарелки, – попросила мама. Я заметила в ее глазах тревогу, и мой взгляд метнулся к крутящемуся вокруг стола Эмилю. Но, как и всегда, брат совершенно не обращал на нас с мамой внимания, не слышал ее тон, потому что у него в ушах были воткнуты наушники.
– Сейчас, расставлю, – ответила я, бросая еще один встревоженный взгляд на маму.
– Поставь стопкой, потом расставим, – настаивала на своем мама, и я нахмурилась.
– Мамуль, случилось что-то? – теперь и мой голос просел, начав слегка дрожать.
– Касим вернулся, – тихо ответила мама.
Да, лучше бы я поставила тарелки на стол стопкой, как советовала мама, потому что, стоило этим словам вылететь из ее рта, как посуда выпала из моих рук и полетела вниз. Словно в замедленной съемке, я наблюдала за этой картиной: с громким стуком фарфор ударился об пол, разлетаясь на осколки и раня мои босые ступни. Я слышала звон посуды, фоновым шумом доносились голоса мамы и Эмиля, но шум крови в ушах не дал распознать, что именно они говорили. Недолго думая, Эм подхватил меня на руки и отнес в сторону от места катастрофы, посадил на обеденный стол и, наклонившись, заглянул в глаза.
– Все нормально? – встревоженно спросил он. – Алсу, порядок? – переспросил брат, когда я не ответила.
Я отупело кивнула.
– Порядок, – выдавила из себя.
– Что случилось? Почему ты уронила посуду? Снова плохо?
Я покачала головой.
– Нет, нормально.
Эмиль повернулся лицом к маме.
– Мама, ну хотя бы ты запрети ей учиться по ночам! Она скоро прозрачная совсем станет!
– Это не из-за учебы, – выдавила из себя я.
– А из-за чего?
– Касим… вернулся, – повторила шепотом мамины слова, и Эмиль нахмурился.
– Нахрена? – тихо спросил брат.
– Эмиль, язык! – строго осекла его мама.
– Зачем? – перефразировал он.
– Видимо, чтобы жениться на Алсу, – со вздохом ответила мама.
– Это что тут у нас такое? – в повисшей тишине раздался голос папы.
– Алсу случайно выронила тарелки, – пояснила мама. – Сейчас Нурия поможет убрать, и сядем ужинать. Эмиль, отнеси Алсу в ее комнату, я проверю и обработаю ее стопы.
– А со стопами что? – продолжил допрос папа, и я немного съежилась под его тяжелым взглядом.
– Поранила, – ответила я.
– Сколько раз говорил, не ходить по дому босой? Давайте, – он взмахнул рукой, и суета вокруг него возобновилась. Нурия начала подметать пол, Эмиль понес меня наверх, а мама семенила следом. Так происходило каждый раз, когда папа вклинивался в размеренную жизнь семьи. Он отдавал распоряжения – мы выполняли. Только Эмиль позволял себе иногда бунтовать, но, пока мы зависели от отца финансово, даже мой младший брат не рисковал лезть на рожон.
Дойдя до моей спальни, Эмиль усадил меня в кресло и отошел на шаг.
– Сынок, принеси аптечку, – попросила мама, и брат удалился из комнаты.
Шурша своим красиво расшитым платьем, мама тихо опустилась на колени и подняла мою ногу, чтобы проверить на наличие осколков.
– Там ничего нет, видимо, по касательной ранило, – произнесла я, всматриваясь в кожу, покрытую кровавыми потеками.
– Ой, дочка, ну нельзя же так реагировать, – сетовала мама.
– А как еще? Мамочка, зачем он вернулся?
– Боюсь, что за тобой.
Я тяжело сглотнула.
– Его не было целых десять лет. Почему он не мог забыть обо мне? – прошептала я.
В комнату вошел Эмиль и протянул маме аптечку.
– Иди, сынок, дальше мы сами.
Еще пару секунд Эмиль помялся, глядя на меня и безмолвно спрашивая, все ли в порядке, а затем, получив утвердительный кивок, покинул мою спальню, прикрыв за собой дверь.
– Девочка моя, – ласково произнесла мама, – ты не настраивай себя заранее на негатив. Может, Касим хороший человек, ты ведь его не знаешь, а уже боишься.
– Вот именно, мама, не знаю. Совсем. Он и тогда мне не нравился. Как можно заручиться с девочкой тринадцати лет?
– Ты же знаешь обычаи, зачем спрашиваешь?
– Это дикие обычаи. Мы живем в двадцать первом веке, в светском обществе, где такая дичь не принята.
– Тише говори. Отец накажет, если услышит.
– Мама, я не хочу замуж. Тем более, за мужчину, которого совсем не знаю. И Виталик…
– Ш-ш-ш, – грозно зашипела мама, хмурясь. – Даже имени его не произноси в этом доме. Ты ведь знаешь, какие будут последствия.
Я наклонилась ближе к маме и понизила голос до едва слышного шепота:
– Но я влюблена в него.
Мама метнула в меня тяжелый взгляд. Несмотря на внешнюю кротость, она умела посмотреть так, что иногда кровь стыла в жилах. Прямо как в этот самый момент. Я даже начала жалеть, что когда-то поделилась с ней информацией о своих дружеских отношениях с милым парнем Виталиком. Между нами ничего особенного не было, мы даже не целовались и не держались за руку, это было запрещено. Но между нами однозначно витало нечто большее, чем просто дружба.
– Тише, Алсу! – снова зло прошипела мама. – Завтра же скажи парню, что выходишь замуж. И больше нигде рядом с ним не появляйся.
– Но он поступил в интернатуру в ту же больницу, что и я, – прошептала достаточно громко. Я пыталась спорить с мамой, хотя заведомо понимала, что этот спор проигран.
– Значит, ты переведешься в другую.
– В какую?
– Отец поможет подобрать.
– Мама…
– Не спорь, Алсу, хуже будет. И тебе, и мне.
Я тяжело, порывисто вздохнула, снова выпрямляясь. Мама была права. Узнай отец о Виталике, мне было бы несдобровать. Мы с мамой и так с трудом выпросили, чтобы папа отпустил меня учиться в медицинский. Потом с боем упрашивали его позволить интернатуру. Он упирался, аргументируя примером мамы, которая прекрасно всю жизнь живет без работы. У нее есть образование, мама музыкант по классу скрипки, преподаватель, который ни одного дня в жизни не учил играть никого, кроме своих детей. Но Эмиль забросил инструмент через полгода после начала обучения, и папа ему позволил. Потому что мужчинам в нашей семье и нашем мире позволено намного больше, чем женщинам. А вот я прошла полный курс и даже смогла полюбить этот инструмент. Иногда он позволял мне отвлечься от моей неопределенной судьбы. Уйти в мир музыки и забыться, представить себе, что я полностью свободна от предрассудков своей веры и семьи. Мне, конечно, грех было жаловаться, потому что у моей кузины, например, все было еще строже. Обучение домашнее, в университет она ездила только с одним из братьев, он же ее и забирал, за малейшие провинности она могла быть выпорота отцом. Гадиля была настолько запугана, что вне дома боялась и взгляд поднять. Так что мне, наверное, действительно не на что было жаловаться. Но как же хотелось иногда позволить парню взять себя за руку вместо этих робких касаний кончиками пальцев. Хотелось открыто посмотреть ему в глаза, как смотрят девочки-славянки. Гордо задрав подбородок, показать, что знаешь себе цену. Позволить поцеловать просто потому что хочется. Но нельзя. Харам. Хотелось громко зарычать и топнуть ножкой. Все, чего мне так отчаянно хотелось, – все харам! Я ненавидела этот уклад.
Мама поднялась, промокнув пропитанным перекисью ватным диском последнюю ранку.
– Ну вот, жить будешь. Ну же, дочка, веселее. – Она присела рядом и погладила мою руку. – Не отчаивайся. Я тоже плохо знала твоего папу до того, как вышла за него. Посмотри, насколько мы счастливы. У нас двое взрослых детей, Карим подрастает. Такие красавцы. Любимые, обласканные.
– Мама, а ты любишь папу?
– Люблю, конечно, – с улыбкой ответила она. – Как можно не любить собственного мужа? Создатель завещал.
– Мам, давай начистоту. Ты правда любишь или потому что так предписано?
– Правда люблю, – ответила она с улыбкой и теплотой в глазах. Как бы я ни пыталась рассмотреть обман, его не было. Она и правда испытывала к папе самые глубокие чувства. – Все началось с почтения и уважения. Это те чувства, которые ты должна испытывать к мужу, Алсу. Потом они плавно перерастают во влюбленность, а там уже и до любви рукой подать.
– Мама, но как же я начну его уважать, если совсем не знаю? А вдруг он жестокий и холодный? У их семьи такой бизнес, что вряд ли меня ждет инфантильный и мягкотелый муж. Скорее наоборот.
Мама снова погладила мою руку.
– У папы тоже бизнес не сахар, но посмотри, какой он любящий.
– И строгий, – пробубнила я.
– А как иначе воспитывать детей?
– В любви и уважении.
– Ты разве не любишь и не уважаешь отца?
Я покаянно опустила голову.
– Люблю, конечно, и уважаю.
– Ну вот. А строгий он, чтобы вырастить из вас достойных людей.
– Мгм, – неопределенно промычала я в ответ.
Мама улыбнулась и потянула мою голову к себе на плечо. Ласково погладила по щеке.
– Помечтай о Касиме. Когда я готовилась к никаху с твоим папой, я так и делала. Ложилась на кровать и фантазировала о нем. Представляла себе, какой он заботливый, нежный. Как я влюблюсь в него и буду счастлива. Как он возьмет меня за руку и приведет в свой большой дом, чтобы сделать счастливой, чтобы подарить мне большую семью и детей, о которых я мечтаю. В конце концов все так и получилось.
–Я попробую. Спасибо, мамочка.
– И говори со мной, дочка. Если тебе надо выговориться, если одолевает страх. Ты же знаешь, я всегда рядом.
– Спасибо, – тихо повторила я.
– Эля, ужин будет сегодня? – раздался снизу голос папы.
– Уже идем, Вахид! – ответила ему мама, встав и приоткрыв дверь. Потом повернулась ко мне и прошептала: – Но завтра же скажи Виталику о том, что выходишь замуж.
– Это же еще не решено, – прошептала я в ответ.
– Алсу, боюсь, все решено. Спускайся к ужину. Думаю, отец как раз за столом и объявит.
Я снова тяжело вздохнула и встала, чтоб последовать за мамой. Пока шла за стол, мне казалось, будто я отправляюсь на эшафот. Я правда пыталась мыслить позитивно и представлять себе, как буду счастлива, но слова папы все равно прозвучали, как гром среди ясного неба:
– Касим вернулся. Он хочет провести никах через месяц.
– Так скоро? – выдохнула я. – Что за спешка?
Папа метнул в меня тяжелый взгляд.
– И так засиделись. Десять лет. Сколько еще нужно ждать, Алсу?
– Я же учусь еще.
– С мужем будешь договариваться об учебе.
– А если он запретит? – выдавила из себя я.
– Если запретит – будешь рожать детей и сидеть дома.
– Но образование…
– Пригодится, чтобы лечить семью, – отрезал папа, и я вздрогнула, потому что для меня это прозвучало так, словно судья вынес приговор и стукнул деревянным молотком по такой же платформе. По коже растекались неприятные колючие мурашки, заставляющие меня съежиться под давящим взглядом отца. – Возражения? – резко спросил он, а я покачала головой и опустила взгляд в тарелку.
Какие могли быть возражения? Еще далеких десять лет назад, следуя давнему обычаю, за меня приняли важное решение, и мне оставалось только подчиниться ему. Я вздохнула, в который раз за свои двадцать три года пожалев, что не родилась мужчиной. Эмиль сочувственно смотрел на меня, видимо, думая о том же. А я? А что я, я страшно завидовала своему брату!
– Алсу Тарханова, – позвала меня медсестра, и я встала со своего места, направляясь в кабинет врача.
Вошла и замерла прямо на пороге.
– Добрый день. Проходите, раздевайтесь, – спокойно произнес мужчина средних лет.
Я пыталась убедить себя, что ничего такого в этом не было, но раздеться перед посторонним мужчиной – хоть он и врач – все равно не могла. Я же сама доктор, и этих предрассудков у меня быть не должно, но воспитание накладывает свой отпечаток. Поэтому я, сама того не осознавая, попятилась к двери, пока не уперлась поясницей в ручку.
– Простите, а где Ольга Климовна?
– Я ее заменяю.
– А ее в клинике нет? – задала совершенно неуместный вопрос. Конечно, нет, иначе с чего вдруг она бы перепоручила меня другому врачу, еще и мужчине? Она ведь знала наши семейные заморочки.
– Нет.
– Я хочу только к ней.
Доктор наконец перевел взгляд с монитора компьютера на меня и посмотрел вопросительно.
– Если только к ней, тогда запишитесь на другой день, сегодня ее точно не будет.
– Спасибо, – выдавила из себя и вышла из кабинета под изучающий взгляд врача.
Пронеслась мимо стойки регистрации прямиком на улицу. Щеки горели, даже пылали от того, как внимательно смотрел на меня врач. Я часто получала такие взгляды от мужчин и начинала понимать свою маму, которая всегда говорит опускать взгляд, если мужчина смотрит прямо на меня. Вышла на улицу, поправила хиджаб, который так и норовил съехать с головы, и пошла к парковке. Спасибо Эмилю, который уговорил отца позволить мне водить машину. Это было сделано ради того, чтобы я могла возить Эма в школу, но мы с ним знали, что мой любящий брат просто помогал мне обрести еще один глоток свободы.
Я шла и сокрушалась на саму себя за то, что отказалась пройти осмотр у гинеколога в больнице, в которой работала. Но мне казалось постыдным демонстрировать свои половые органы врачу, который каждый день смотрит мне в глаза. Могла бы пройти его у Марии Иосифовны, но как-то не срослось. Теперь, видимо, придется. Вздохнула, снимая машину с сигнализации. Села в нее и бросила сумочку на соседнее сиденье. Поерзала, поправляя длинную юбку, а потом откинулась на сиденье, прикрыв на мгновение глаза. Сегодня у меня выходной, и я могла бы провести остаток дня дома, общаясь с матерью, помогая по хозяйству. Но я не хотела туда ехать, буквально все во мне противилось этому. И тут я неожиданно вздрогнула от звука пришедшего на телефон сообщения, и потянулась проверить, кто и что написал мне.
Виталик: «Встретимся?»
Я кусала губу, не зная, что ответить. В голове очень ясно звучал наказ мамы не видеться с парнем, но за четыре дня я так и не нашла в себе сил сообщить Виталику ошеломительные новости. Я была настолько оглушена ими, что сама никак не могла поверить в то, что должно было произойти, хотя мама уже активно занялась приготовлениями к никаху. А вот мой жених совсем не торопился встретиться ни с мной, ни с моей семьей. Не знаю, почему, но за четыре дня загадочный Касим Таймазов так и не дал о себе знать. Папа тоже молчал, что нервировало еще больше.
Снова вздохнула, в третий раз перечитывая сообщение Виталика. Надо было встретиться и рассказать, однако от одной мысли об этом язык присыхал к небу. Но вечно тянуть нельзя. Потом могло стать слишком поздно.
Алсу: «Где?»
Виталик предложил кафе в центре. Принципы веры не позволяли мне сидеть вдвоем с мужчиной в кафе, а брат как на зло был на занятиях в университете.
Алсу: «Скоро подъеду, но в кафе сидеть не буду. Встреть меня на парковке».
Виталик: «Хорошо. С нетерпением жду встречи».
Я завела машину и выехала на широкий проспект. В пробке двигалась медленно, практически тащилась как черепаха, но я была довольна такой ситуацией, так у меня еще оставалось немного времени, чтобы обдумать, как и что я скажу Виталику. Мне очень не хотелось отваживать его от себя. Я любила общаться с ним. Этот понимающий парень с самого первого дня принял все мои заморочки относительно касаний и невозможности оставаться наедине, смеялся над моими шутками, живо отзывался на все, о чем я говорила. Как я могла потерять такого человека? Мне казалось, Виталик был бы мне прекрасным мужем. Он тоже врач, поэтому понимал и график работы, и то, через что я ежедневно проходила. Мы были одного возраста, а это значит, что у нас имелось много общих интересов. И он тоже любил классическую музыку. Другую любить мне было запрещено, так что пришлось полюбить все эти этюды и ноктюрны. Но, когда оставалась одна в машине, я позволяла себе негромко слушать радио и даже иногда подпевать, когда никто не видит. А ночью, когда меня уже совсем одолевала меланхолия, я надевала наушники и танцевала в собственной комнате. И да, делала это совсем не под классическую музыку.
Припарковав машину неподалеку от входа в кафе, я вышла на улицу. Снова поправила хиджаб, проверила длинные рукава блузки и осмотрелась по сторонам. Виталик, заметив меня, поспешил от входа в кафе. Остановился в нескольких шагах и с улыбкой посмотрел на меня.
– Привет, – поздоровался он.
– Здравствуй.
Виталик сделал еще пару шагов, зависнув на границе моего личного пространства. Я видела, как сильно ему хотелось преодолеть этот барьер, но он знал, что я не позволю, а потому нетерпеливо переминался с ноги на ногу, засунув руки в карманы джинсов. Я позволила себе несколько секунд полюбоваться им, пока мои бесстыжие глаза были скрыты темными стеклами солнцезащитных очков.
– Как твои дела? – спросил он так, будто вчера мы не виделись в больнице. Хотя дел было столько, что мы действительно пересекались всего пару раз за день, и один раз выпили кофе вместе с нашими коллегами.
– Хорошо, спасибо. А твои? – спросила я.
– И мои неплохо. Хотел вот кофе с тобой выпить.
– Ты же знаешь…
– Да, знаю, – прервал он меня. – Но если я принесу сюда кофе в стаканчиках, ты выпьешь?
Я уже хотела кивнуть и улыбнуться, но вовремя вспомнила о цели своего приезда.
– Нет, – ответила тихо и расстроенно.
Улыбка сползла с лица парня, и мне отчаянно захотелось вернуть ее на место. Он такой красивый, когда улыбается. Яркие голубые глаза, выгоревшие кончики русых волос, буйная челка, недавно постриженная, чтобы не лезла в глаза, и полные губы. Виталик был высоким и красивым, обладая как будто военной выправкой, и всегда ходил прямо, с гордо поднятой головой. Очень красивый парень. Пока мы учились, девочки с нашего курса сходили по нему с ума, а на третьем курсе он выбрал меня и весь остаток учебы в университете ходил за мной как привязанный. А самое удивительное, что его устраивали те отношения, которые были между нами. Моя университетская приятельница Маринка шутила, что у Потапова, наверное, в штанах пусто, если он просто так таскается за девчонкой, которая даже не дает ее за руку подержать. Грубовато, что в принципе было свойственно Марине, но ведь это и правда странно. Как молодой парень может довольствоваться теми крохами, что я могла ему дать?
– Алсу, что-то случилось? Ты бледная.
Я пыталась протолкнуть слова сквозь слипшиеся губы, но у меня ничего не выходило. Впервые за эти четыре дня на глаза наворачивались слезы. Потому что я понимала, тогда я совсем не соврала маме, я действительно была влюблена в Виталика Потапова, и, казалось, он отвечает мне взаимностью. В груди потяжелело от осознания того, что у этих чувств не было продолжения. У них не будет развития, у нас не будет отношений.
– Я выхожу замуж, – наконец выдавила из себя так тихо, что в городском шуме меня вряд ли можно было услышать.
Виталик сделал еще один шаг ко мне, оказываясь совсем рядом. Немного наклонился, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, а потом кивнул на очки.
– Сними их, пожалуйста, – абсолютно серьезно попросил он. Я покачала головой. Если бы сняла, он наверняка все прочитал бы в моих глазах и мог наделать глупостей, а моя семья и семья Таймазовых – это не те люди, против которых стоит выступать. – Ну, что случилось? Повтори, я не услышал.
– Я выхожу замуж, – ответила и зажмурилась, потому что не хотела видеть разочарование в его глазах. Оно убило бы меня, а я и так уже была наполовину мертва и не хотела, чтобы меня добивали.
– Алсу, я не понимаю, – услышала растерянный голос и снова посмотрела на Виталика. Ошеломленная улыбка делала все еще хуже. Он пока еще не осознал, ему казалось, что все это – дурацкая шутка.
– Я выхожу замуж, – повторила громче и тверже. – Я помолвлена с другим мужчиной, и через месяц у меня свадьба.
– А как же мы?
– Нет нас, – еще одно признание, которое царапало мое горло. – Мы просто однокурсники и коллеги.
– Просто? Ты сейчас серьезно? – я слышала раздражение в его голосе. Оно было вполне оправданным, но я не знала Виталика настолько хорошо, чтобы предсказать, как он поведет себя дальше, а потому сделала осторожный шаг назад. Однако тут он совершил то, чего никогда не делал раньше: прикоснулся ко мне, не спросив разрешения. Схватил меня за локоть, удерживая на месте. Я непроизвольно ахнула и остолбенела, не зная, что делать дальше. – За кого? Кто он?
– Пусти, пожалуйста, – попросила дрожащим голосом, озираясь по сторонам. Если кто-то из знакомых увидел бы это, на мою семью легла бы печать позора, и тогда не только Касим, любой мужчина, придерживающийся наших традиций, отказался бы иметь дело с нашей семьей. А у меня подрастал брат, да и Эмиль наверняка захочет жениться на достойной девушке из татарской семьи. – Прошу тебя, отпусти, – уже умоляла я, стараясь не замечать, как горело место соприкосновения наших рук, как от большого пальца, который гладил мою кожу сквозь тонкую ткань блузки, разбегались мурашки. Это было совершенно новое для меня ощущение, но самое страшное, что оно мне нравилось.
– Хочешь, я женюсь на тебе? Прямо сейчас. Мы можем договориться, и нас распишут. Или сегодня подадим заявление, и потом поставим твою семью в известность. Они никуда не денутся, им придется согласиться. Я же тебя лю…
– Нет! Молчи! Не произноси этого вслух! Харам! – истерично выпалила я.
– Да сколько можно про харам, Алсу?! – сорвался Виталик. – Почему мы не можем быть вместе?!
– Потому что у нее уже есть жених, – раздался за моей спиной ледяной мужской голос, и все мое тело обдало холодом. Я замерла, превращаясь в каменное изваяние. Никогда раньше я не слышала этот голос, но каким-то чудом прекрасно осознавала, кому он принадлежит. – А теперь отпусти руку моей невесты и не смей к ней больше приближаться.
– Она не хочет за тебя замуж! – высоко задрав подбородок, заявил Виталик, и в ту же секунду мне захотелось умереть. Просто закрыть глаза и навсегда остаться в темноте. Потому что то, что происходило, равнялось смерти. Позор, который я никогда не смогу смыть.
– Отпусти, – так же спокойно повторил Касим, а я даже боялась повернуться и посмотреть на него. У него оказался грудной голос, такой бархатный. Мне бы он понравился, услышь я его при других обстоятельствах. Но в тот момент я отчетливо различала в нем стальные нотки, которые не предвещали ничего хорошего. Как только хватка на моем локте ослабла, я тут же сделала шаг назад. И все равно не повернулась, потому что боялась увидеть гнев в глазах своего жениха. Или уже бывшего жениха? – Алсу, садись в машину и поезжай домой. Об этом эпизоде забудь. Мы поговорим позже.
Глядя себе под ноги, я обошла мужчину в костюме, даже не поднимая на него глаз, и скрылась в безопасности своего автомобиля. Сразу же завела мотор и выехала со стоянки. Перед глазами все плыло, руки тряслись, как и ноги, которые медленно жали на педали. «Соберись, Алсу, надо безопасно доехать домой». И я собралась ровно на время, необходимое мне для того, чтобы оказаться в своей спальне, а там уже дала волю слезам.