Екатерина Николаевна Широкова
Не дружи с этой девочкой
Родители, конечно, об этом плане не догадывались и пребывали в счастливой уверенности, что единственный оставшийся в живых ребёнок не повторит судьбу старшего, избежит влияния дурной компании и послужит каким-никаким утешением. Розовые мечты заменить умного и компанейского мальчика имеющейся девочкой забуксовали ещё на старте – Катька до Кости не дотягивала ни по каким параметрам, кроме жизненных показателей, и к старшим классам этот печальный факт бросался в глаза даже тем, кто жаждал быть обманутым.
Мать ужасно гордилась потерянным сыном, щёлкающим олимпиадные задачки и божественно играющим на гитаре – девочки вешались на него гроздьями, но он так и не привёл в дом какую-нибудь вертихвостку. Всё говорил полушутя-полусерьёзно, что ни одна из них не выдерживает сравнения с матерью, и та млела. Костя олицетворял её идеал мужчины, и когда всё закончилось, мир рухнул. Муж предлагал родить ещё мальчика, но сама идея казалась кощунственной. А Катька – та уже была, здесь нет и не было ни грамма предательства.
Катька смутно помнила момент, когда брат исчез, ещё и потому, что плечистая фигура Кости мерещилась за каждым углом. Он улыбался ей с остановки, когда они с папой ехали в поликлинику на автобусе. Заглядывал в окно с балкона, когда она перед сном рассматривала круглый блин луны в щель между стеной и шторой. Сидел в беседке детского сада, когда они возвращались с прогулки. Даже в школе появлялся на переменках, стоило Катьке внезапно обернуться, прищуриться и посмотреть сквозь толпу. Но домой, в их квартиру или даже в его бывшую комнату, ставшую папиным кабинетом, Костя не приходил.
Зато улыбался Костя всегда одинаково – чуть грустно, но одобрительно, словно говорил, что всё будет хорошо. Постепенно она привыкла скрывать, что регулярно встречает брата, только поговорить не может. Даже Томе не рассказывала – не доверяла чудесную тайну. Или боялась разочарования, если вдруг не поверит.
Тома входила в разрешённый список друзей с самого начала – с детского сада, хотя их родители толком не общались, а отец называл Томину маму «эта психичка». Психичка всё разрешала Томе, и они вдвоём проворачивали целые схемы, чтобы дать Катьке возможность снять поводок. Это было круто – иметь друга, готового прикрывать любые её авантюры, хотя иногда Катька подозревала, что Томе с ней скучно и она просто развлекается, нарушая взрослые правила. И ещё Кате нравилось, что Тома чуть что включала командира и с яростью или хитростью бросалась на врагов. Эдакая версия старшего брата в юбке.
Знакомство с Никитой стало вторым настоящим чудом после призрака Кости.
Она шла из школы домой – родители ждали её звонка-подтверждения и опоздание исключалось. Красивый парень окликнул Катьку на улице и спросил, если у неё тайна. Пока девушка замешкалась, подыскивая достаточно колкий ответ, парень с необыкновенной нежностью взял её за локоть и дополнил и без того нахальный вопрос:
– Есть ли у тебя тайна, которую ты стыдишься? – и посмотрел так, что у Катьки задрожали коленки.
Послать парня у неё не хватило духу. Каждая клетка сопротивлялась такому сценарию, и Катька промямлила:
– Есть. Но я тебе не скажу.
– Здорово, – похвалил парень, – папа-мама в курсе твоей тайны?
– Нет, – уже свободнее фыркнула Катька, – что это тогда за тайна?
– Справедливо. Ты первая девушка, которая правильно понимает тайны. Надеюсь, мне-то ты признаешься.
И Катька позорно покраснела до кончиков ушей.
Нет, она не какая-то там глупая малолетка, чтобы довериться вкрадчивому незнакомцу со смазливой мордашкой. Катька вздохнула поглубже, избавляясь от восторженного девчачьего головокружения, посуровей нахмурилась и вытащила локоть из захвата. Он мигом уловил смену настроения и с сожалением разжал сильные пальцы.
– Меня зовут Никита Мяснов и я не маньяк, если что, а студент-медик. Хотя, если вдуматься, не такая большая разница, – он поднял ладони, показывая, что не вооружён, и Катька прыснула.
– А я Катя, – она выразительно посмотрела на часы, – школьница. И если через десять минут я не позвоню предкам, они вызовут все спасательные службы города.
– Одиннадцатый хоть класс? – деловито уточнил Никита.
– Да. Перевожу на русский – мне семнадцать.
– А точно все-все вызовут? Ты проверяла? – иронизировал студент, и не думая сбегать.
Значит, он не принял её за девушку постарше. Не испугался. Катька решила, что это позитивная новость, должно же и ей когда-то повезти. Она приосанилась.
– Боюсь, что да. Они у меня чокнутые.
– Ого, – уважительно кивнул Никита, – тогда кратко подытожу, если ты не против?
Она торжественно подняла и опустила подбородок, пока не очень соображая, на что подписывается.
– Ты несовершеннолетняя с постыдной тайной, я студент-маньяк и у нас есть десять минут, чтобы уговорить тебя на свидание. Нигде не ошибся? Поправь, если что.
Катька уже не могла подавлять счастливую улыбку, а его глаза расцветали теплом и незнакомым ей доселе восхищением.
– Ага. Справишься?
– Это зависит от того, что тебе подсказывает встроенный женский биорадар. Куда там стрелка смотрит? Да, нет, не знаю? Потому что выглядит очень похоже на «да».
– Три минуты надо вычесть на подъезд, консьержка всё докладывает предкам.
– Воспринимаю, как персональный вызов. Где и когда?
– В парке в семь? – она ткнула указательным пальцем на памятник, заслоняющий главный вход. —Там есть одна неприметная беседка возле боковой аллеи, ведущей к реке.
– Знаю, туда проход зарос с главной, – Никита посерьёзнел, – классное место, а народ не в теме. Идеально для маньяка.
– Да, – Катька постепенно осознавала, что всё уже случилось. Ей только что назначил свидание необыкновенно привлекательный молодой человек, – но мне можно гулять только с Томой. Только с ней меня отпустит в парк.
– А Тома у нас – это кто?
– Моя подруга. Придётся сказать родителям, что я с ней. А если тебя увидят, то как будто Тома с тобой встречается, хорошо?
Он внимательно изучил выражение её лица, проверяя, что это не шутка, и чему-то обрадовался.
– Идеально. И ненужный свидетель уже имеется. Тогда до семи?
Они наскоро обменялись телефонами и уходя Никита бегло коснулся её руки кончиками пальцев. Катька чуть не подпрыгнула, так её ещё никогда не трогали! След от пальцев впечатался в кожу. Она торопливо прикрыла пылающий участок запястья другой рукой и неловко бросила:
– До семи.
Мозг окончательно свело и Катька резво побежала к дому, перепрыгивая через бордюры и считая полоски пешеходного перехода. Ей казалось, что взгляд незнакомца прожигает новую дыру на её спине, но она так и не обернулась.
Отдышалась уже у подъезда и быстро набрала Томе – попросить об одолжении.
Теперь в Катькиной голове вспыхнули тысячи вопросов, которые была обязана задать даже такая тетёха, как она. Тома, вопреки ожиданиям, не стала охать и отговаривать, а спокойно пробила Никиту по социальным сетям. Дома Катька не могла этого сделать – родительский контроль слишком силён, а рисковать было бы безумием, зато Тома филигранно умела подчищать историю поиска и держала запасные аккаунты и для себя, и для подруги.
Вердикт Томы оказался простым – почему бы и нет? Вроде не маньяк и не бабник. Берём. Смотрим. Наблюдаем. Все вопросы задаём в процессе.
Катька совершенно успокоилась и почти не дёргалась, когда вернулись родители. Домашка никак не шла, но она понаписала в тетради всякую чушь, всё равно четвёрку ей поставят. Из жалости. В школе знали, что её мать помешана на успеваемости дочери, догадывались и о тяжести наказания, вот и рисовали оценки.
В прихожей отец звякнул ключами, а мать громко спросила:
– Ты дома?
Как будто Катька не докладывалась каждый час, где находится.
– Да, мам, пап.
– Как успехи в школе?
– Все четвёрки сегодня и пять по физкультуре, – Катька была прекрасно осведомлена, что дневник уже проверен онлайн, но ритуал изо дня в день оставался неизменным.
– Четвёрки, – мать с лёгким неудовольствием вплыла в комнату и замерла над письменным столом, а Катька вся сжалась, ожидая пощёчины, и открыла страницу с оценками. Хотя троек сегодня не было – она тоже перепроверила – рефлексы никуда не засунешь. Про двойки думать было страшно, но за все прошлые годы ещё не влепили ни разу, хотя иногда Катька заслуживала на все сто. Наверное, догадывались, что тогда ей не жить.
Боковым зрением Катька уловила стремительное движение и зажмурилась, ожидая удара, но мать лишь протянула руку и взяла с полки фотографию в рамке, где они с Томой в обнимку смеялись до упаду, и нараспев проговорила:
– Тома много занимается. Её хвалят учителя.
– Она очень умная, – Катька вжала голову в плечи, – у неё здорово получается.
– Ты тоже не дура. Просто стараешься недостаточно.
Отец в прихожей деликатно кашлянул и зашумел пакетами уже на кухне.
– Мам, я правда стараюсь. Честно.
– С такими оценками ты никуда не поступишь! – мать начинала закипать.
– Я нормально написала пробники, – Катька выложила свой единственный козырь, дальше – кранты.
– Хочешь сказать, это ты не у Томы списала?
– Конечно, нет! Нам не разрешают списывать на пробниках, ты чего? Там всё строго.
– Угу, – мать поскребла ногтем рамку и поставила на место. Набрала полную грудь воздуха и с выдохом прошелестела, – строго. Сейчас ужинать будем, ты уроки сделала?
– Да, – Катька с облегчением предъявила исписанные убористым почерком тетрадки – гроза миновала. Всё-таки троек нет. Обошлось.
– Девочки, идите сюда! – радостно крикнул из кухни отец. – Оль, куда это класть? В морозилку или холодильник?
Гена отлично считывал малейшие перепады Олиного настроения и жутко переживал, когда она выходила из берегов, не в силах удержать клокочущую внутри ярость за поломанную судьбу сына. Столько лет прошло, а Оля так и не смирилась, не простила себе и ему. В сыне она души не чаяла, буквально боготворила мальчишку, а вот дочь… Кате досталась нервная и болезненная копия той роскошной Оли, в которую он когда-то влюбился. Красавицей она никогда не была, но живость и чувство юмора компенсировали некоторую неровность характера, превратившуюся теперь в семейное бедствие – ураган по имени Ольга.
Оля спохватилась и поспешила на кухню, а Катька прикрыла веки и расслабилась.
Голова кружилась от привкуса манящей свободы – она мысленно перелетела туда, в парк, где завтра её будет ждать самый удивительный на свете парень. Оценивший её, Катьки, скрытые достоинства. Она проехалась на кресле к зеркалу и уставилась на своё простецкое лицо, потом встала в полный рост и повертелась и так и эдак, пытаясь представить себя Никитиными глазами. Выходила серая мышка, но он-то увидел! Всё разглядел!
На пороге возникла тень и Катька испуганно замерла, но это был всего лишь папа. Он сочувственно улыбнулся ей и мягко проговорил, не повышая голоса:
– Можно?
– Да, пап, – она стыдливо уселась обратно в кресло и отъехала к письменному столу.
– Поговорим? – Гена прислушался к бравурным звукам телевизора. Вряд ли Оля что-то услышит.
– Конечно, – Катька напряглась, но виду не показала. Она знала, что папа винит себя в маминых вспышках гнева и сто раз слышала его оправдания. Ничего нового.
– Мама очень устала сегодня. На работе нервотрёпка.
Катька вежливо помолчала, а потом на всякий случай кивнула.
– Я понимаю, пап. Всё нормально.
– Да, то есть нет. Ничего страшного, но ты постарайся понять… И не раскачивать лодку. Будь к ней снисходительнее, ладно? Маме трудно приходится. Она старается, но не всегда получается.
– Я постараюсь исправить оценки. Честно.
– Дело даже не в оценках… – он присел на край кровати, поближе к дочери, – мама прекрасно знает, что ты не он. Но знаешь что? – в его глазах мелькнул шальной огонёк. – Я считаю, что ты очень особенная. Именно ты.
Катька удивлённо моргнула.
– Я? Ты о чём?
– Мама была уверена, что в нём есть нечто необыкновенное… оно и было, да, но по-настоящему необыкновенный ребёнок у нас – ты, – он начал говорить торопливее и тише, озираясь на приоткрытую дверь, – я это ясно вижу теперь, Катюша. В тебе есть способности видеть большее. Ты понимаешь, о чём я сейчас?
– Э-э-э… Не совсем, – Катька вспомнила, как мать впадала в ступор или, что гораздо страшнее, в безобразную истерику, когда она шестилетняя делилась свежими новостями про Костю-призрака. Например, как он наблюдает с балкона за младшей сестрой перед сном.
– Ты же видишь его?
– Кого? – глупо брякнула Катька, но она немного растерялась. Делиться этой тайной? Ну уж нет.
– Ты знаешь. Говорила раньше. Мы не верили… Но я верю.
– Почему же раньше не верил? – скептически протянула Катька и принялась грызть колпачок ручки.
– Трудно объяснить. Давай договоримся считать, что я ошибся. Недооценил тебя.
На такое она не купится. После стольких паршивых лет запел про её исключительность? Ха-ха, держи карман шире. Катька изобразила оскорблённую невинность, оттолкнулась ногами от кровати и чуть отъехала к балкону, а для пущего эффекта скрестила руки.
– Пап, спасибо, конечно, но я давно ничего такого… Да и тогда просто показалось. Глюки! Я скучала по брату… Вот и всё.
Мужчина тяжело и виновато вздохнул.
– Ты не хочешь говорить правду, понимаю, но мне ты можешь довериться! А кому же ещё, Катюша?
Ага, как же! Да хоть той же Томе – она всегда воспринимала её проблемы исключительно серьёзно, а ведь Катька даже ей не призналась. И единственный человек, кому теоретически, только теоретически могла и хотела бы – Никита. Необъяснимо и странно, но она вызвал у Катьки безоговорочное доверие. На уровне инстинктов.
– Пап, лучше скажи, почему вдруг вспомнил про Костю?
От имени старшего сына по его лицу пробежала мучительная судорога – по негласному, но свято соблюдаемому правилу в семье старались не называть его вслух, а если и вспоминали о Косте, то говорили иносказательно. И раз Катька так откровенно шарахнула отца красной тряпкой – задел он её за живое. Какие же они всё-таки несмышлёные дети в семнадцать лет! И всё-то они знают, и всё-то понимают куда глубже, чем отжившие своё динозавры.
Гена привстал с кровати и взял ту же фотографию, что и Оля несколько минут назад, и с преувеличенным вниманием поднёс к пятну яркого света от настольной лампы.
– Это когда снято?
– Мы на даче были. У бабушки.
– А, точно. Вспомнил. Он ещё хотел научить тебя прыгать через канаву. Хороший кадр получился.
– Ага. Жалко, что дачу продали. Там было здорово.
– А кто бы там жил всё лето? Дача – это не квартира. Нельзя приехать раз в год и ожидать, что всё так, как при бабуле.
– Да, – Катька ощутила лёгкое прикосновение к затылку, как пёрышком провели по волосам от макушки и вниз. Спину закололо, волосы вдоль позвоночника вздыбились и отчаянно, до ломоты в суставах захотелось обернуться, но она молча вытаращилась на отца и застыла бревном. Даже не мигала.
– Что с тобой? – отец вопросительно изогнул бровь, перебитую аккуратным шрамом.
– Да так, – прохрипела Катька и прикрыла ладонью нижнюю половину лица, как бы кашляя, – подавилась.
Она скосила взгляд, чтобы боковым зрением увидеть отражение балконного окна на полированной стенке шкафа. Мутный силуэт растекался, но там определённо кто-то стоял. И она знала – кто. Нашёл время! Ну что за чертовщина? Почему именно сейчас? Сговорились, что ли?
– Где он? – отец проследил её взгляд и с надеждой уставился сквозь стекло. На балконе никого и ничего не было, кроме Катькиного велосипеда и коробок. Почти все Костины вещи давно покинули квартиру, Гена и не помнил, как это было организовано, но кое-какие книги и конспекты так и остались лежать здесь нетронутые. Выбросить их рука не поднималась.
Катька медленно опустила и подняла веки, но так и не обернулась.
– Там никого нет, пап.
– Откуда знаешь? – горячо зашептал тот. – Ты же не проверила. Посмотри сама.
И она медленно, миллиметр за миллиметром, обернулась, чтобы встретиться со светлыми до прозрачности радужками старшего брата, так и не постаревшего ни на день. Он тоже не моргал, но смотрелось иначе – естественно, будто не требовало от него никаких усилий.
Смотрел призрак Кости строго, без привычной улыбки. Пожалуй, с таким выражением изучают нечто вроде упавшего прямо перед припаркованным автомобилем дерева. Кузов не повреждён, но уехать нельзя, сзади подпёрли.
Костя плавно и со вселенской грустью поднёс к губам указательный палец и символически подул. Он просит хранить их тайну? Тогда зачем так тупо подставлять?! Катька фыркнула.
– Там никого нет, пап. Это же балкон. Десятый этаж!
– Не может быть! – папа стиснул рамку. – Посмотри повнимательнее!
– Да я смотрю! Пустой балкон, только велик мой и коробки эти.
Папа разочарованно опустил фотографию на пушистое покрывало.
– Уверена?
– Конечно, пап! Так чего ты придумал-то?
– Да так… – мужчина поднялся, ещё разок скользнул по блестящей поверхности фоторамки и устало шагнул к двери, – показалось. Извини, Катюша. Бред это всё.
Катька на цыпочках вошла на кухню и юркнула в угол, на своё место – самое неприметное, ровно за орудующей возле плиты хозяйкой. Мать перевернула последний кусок рыбы в кляре и воскликнула с лопаткой наперевес, даже не оборачиваясь к дочери:
– Пришла? Ну так на стол накрой, не сиди.
Она подорвалась сгребать тарелки и вилки, а отец убрал звук у телевизора и громко спросил, выразительно глянув на Катьку:
– Оль, знаешь, что мне Катя сейчас сказала?
– Что? – застыла напряжённая женская спина, перетянутая фартуком, а Катька чуть посуду не выронила – неужели сдаст? Но как он узнал?! Он не мог! Она же ничем не выдала…
– Что мы давненько не выезжали на дачу. Природа, шашлыки… Что думаешь?
– Мы её продали, забыл, гений?
– Не забыл. Но мы же можем съездить в гости к твоей тёте Маше, разве нет? Уверен, она будет нам рада. Мясо и готовка с нас, возьмём пластиковую посуду, с неё только хорошее настроение и доступ в беседку. Да она счастлива будет! Сидит там одна целыми неделями, в огороде копается.
Катька лихорадочно перебирала варианты – зачем папа заговорил о даче? Хочет вывести на чистую воду? Понял, что она врёт? Но ведь повёлся же, повёлся и ушёл, прекратил допрос с пристрастием.
– Гена, ну чего ты выдумаешь? – мать скинула рыбу на тарелки, каждому по два куска. – Ей семьдесят лет, какие гости? Какие шашлыки? Она кашу ест.
– А что? Мы же ей не чужие. Развлечём немного твою тётушку и уедем. Делов-то на пару часов. Можем не ночевать, раз такая проблема.
– Вот спасибо, благодетель нашёлся! Смысл покупать дачу у родственников, если те потом приезжают, как к себе домой? А мы её продали, имей совесть. За нормальные деньги. Тётя Маша половину счёта небось опустошила.
– Оль, ну ты преувеличиваешь. И мы не ездили туда сто лет, а вдруг ей помощь нужна? Доску там прибить или что?
– Ты, что ли, прибивать собрался? – мать села за стол, вооружилась вилкой вместо лопатки, и с ехидным смешком указала на грудь мужа. – Или копать будешь? Давно лопату в руки не брал?
– А что, уже и лопату нельзя… – и вдруг он сдулся, – ладно, с лопатой идея плохая, но ребёнок просится на дачу, с этим ты что делать планируешь?
Мать сдержанно хмыкнула и перевела пронзительный взгляд-прожектор на Катьку, от волнения прилипшую потной спиной к стенке.
– Ма-а-ам, я ничего такого не просила. Просто сказала, что там было здорово! Ты сама схватила ту старую фотографию, вот я и вспомнила!
– Где вы с Томой? – мать первая надкусила рыбу и начала неторопливо жевать, а муж и дочь заворожённо смотрели ей в рот. – Ага, помню. И с чего ты вдруг собрался на дачу? А, Гена? Что задумал?
– Ничего, Оленька. Просто хотел порадовать Катю, – Гена вцепился в вилку и неловко царапнул ею по тарелке – пальцы плохо слушались.
– Ясно, – с набитым ртом кивнула хозяйка, – значит, на дачу. Хорошо, будет вам дача. Предлагаю тебе съездить к тёте Маше на пару дней, разведать обстановку, вскопать огород, канаву почистить… И что ещё тётка попросит. И если после твоей бесплатной помощи она всё ещё будет согласна принять меня и Катю в гости, мы приедем. Так пойдёт?
– Более чем! – вымученно восхитился Гена. – Отличная выйдет поездка.
Катька страдальчески придвинула свою тарелку и уставилась на дрожащий край рыбного филе. Будь её воля, она бы про ту дачу и не заикалась, ну а теперь как отвяжешься? Придётся уехать с ними. А что будет с Никитой? Вдруг передумает ждать их второго свидания, пока она шляется незнамо где? И хотя первое ещё не состоялась, Катька уже боролась с малейшими препятствиями на пути их будущего счастья. Нужно срочно объяснить Никите про мамины закидоны, а ещё лучше – как-то отговорить мать, пока бедный отец вкалывает на тётю Машу.
Что бы отец ни задумал, призрак старшего брата теперь просто обязан подсказать ей, что делать. Или он не брат, а пугало огородное. Пора как-то налаживать контакт, а не глазки строить.
И Катька решительно зажевала, твёрдо решив потребовать от призрака каких-никаких аргументов и что вообще происходит с папаней.
Тома подкралась сзади и стремительно прижала ладони к глазам – Катька взвизгнула, не глядя лягнула со всей дури и радостно захохотала при виде довольной физиономии отскочившей подружки.
– Сдурела?! – Тома демонстративно отряхнула совсем не испачканные джинсы. – А если бы попала?
– А ты не подкрадывайся, чучело! Времена нынче суровые. Люди пропадают.
– Ладно, проехали. И где твой колдун? Снова опаздывает? Ирку в тёмном подвале зомбирует?
– По-твоему, это смешно? – насупилась Катька.
– Не-а. По-моему, ты повредила мозги, раз тебя ничего не смущает, но мы сейчас это исправим. Я задам Никите несколько вопросов, как договаривались, – безапелляционно сообщила Тома, – и если ответы меня устроят, свалю и делайте, что хотите.
– Спасибо, мамочка, – съязвила Катька.
– Кстати, а почему тебя отпустили в парк? Я думала, после исчезновения Ирки тебя посадят под замок и в школу будут конвоировать. Как ты отбрехалась?
– Папа уехал на дачу, а мама сказала вернуться в семь.
– В семь? И всё? И никаких «бойся коварных маньяков и никому не отпирай, деточка»?
– И всё. Почему-то тема с Молчановой её не впечатлила, – Катька неожиданно поёжилась. – Знаешь, что она сказала? Что Молчанова сама напросилась, нечего шляться с кем попало.
– Ну, конечно, – задумчиво прикусила губу Тома, – а ты у нас шляешься только со мной. Что за дача, кстати? Вы же её продали.
– Да та же самая дача! – выпалила Катька с досадой, собираясь пожаловаться на крушение планов на выходные, но из кустов выскользнул знакомый силуэт.
Тома ощутила нечто вроде удара под дых. Никита дружелюбно улыбнулся обеим девочкам и обнял Катьку за талию, а Томе ласково бросил:
– Привет, Цербер. Чего ругаетесь?
Катька хотела объяснить, но Тома уже опустила забрало и попёрла в атаку.
– Что ты сделал с Ирой Молчановой? Отвечай!
Никита вежливо приподнял брови.
– Прости, с кем?
– С той девочкой, которой ты в прошлый раз порезвился. Поставил блок. Правильно я называю? «Блок»? Мне Катька рассказала.
– Катя, – Никита убрал руку с талии и приподнял покрасневшее и донельзя раздосадованное лицо за подбородок, – мы же договорились никому не рассказывать наш секрет, забыла?
– Извини, – буркнула Катька, – она так привязалась ко мне… что мне пришлось!
Тома лихорадочно уставилась на его профиль и снова ощутила укол зависти – он смотрел на её подругу так… идеально.
– Ты не виновата, – прошептал Никита, – понимаю.
Тома ахнула в голос и Катька удивлённо отвернулась на пару секунд, но тут же вернулась к своему идеальному парню.
– Прощаешь? – по-детски деловито переспросила Катька.
– Ну, сердиться на тебя я не могу, – он радостно и мелодично рассмеялся, – так что вопрос закрыт. Но почему твоя подруга считает, что я сделал что-то плохое?
Тома мысленно взорвалась.
– А как ещё назвать? Ирка исчезла, её одежда на чердаке! Родители психуют! Это всё – не плохое?
– Исчезла? – изумился Никита. Пожалуй, абсолютно убедительно, и Тома только из вредности решила, что он наверняка притворяется.
– Да!
А Катька торопливо добавила:
– Я не считаю, что это из-за тебя.
– А она – считает, – Никита оторвал взгляд от девушки и с непонятной грустью обратился к Томе, – но почему?
– Тогда объясни, что ты с ней сделал?
– Вы обе не вполне поняли, что здесь произошло. Желание загадал не я, а Катя. Я просто помог ему исполниться. Похоже, у Кати куда больше неприязни к той девушке, чем выглядело изначально. И больше силы. Моя ошибка. Погоди, а что ты сказала про одежду?
– Нашли всю разорванную. На чердаке. Тела нет.
Никита помрачнел.
– Очень плохо.
– И что теперь делать? – пролепетала Катька.
– Попробуем вернуть, – он рассеянно отпустил заострённый кончик её подбородка и Катька всхлипнула.
– Это что же, я во всём виновата? И что с ней случилось из-за меня?
– Надеюсь, не то, что я думаю.
– Ловко, – скривилась Тома, а на вопросительные взгляды добавила ещё презрительнее, – теперь уже ты всех спасаешь, а крайняя – Катька? Может быть, она и купилась на эту чушь, но я – нет.
– Я хочу вернуть девочку не меньше вашего, – устало протянул Никита, – так что предлагаю перемирие. Сколько у нас сегодня времени, пока вас не хватятся?
– До семи. А куда мы поедем? – пискнула Катька.
– Не поедем, а перейдём. Туда, где сейчас ваша одноклассница. Только не уверен, что Тома сможет, – Никитины зрачки потемнели и остановились на переносице, точь-в-точь меж Томиных ошарашенных глаз, – что она – особенная.
– На слабо берёшь? – зло прищурилась Тома, но все трое прекрасно отдавали отчёт, что она уже на крючке. Наживка проглочена.
Никита оценивающе оглядел раздухарившуюся Тому с головы до пят и спросил совсем уж неприличное:
– У тебя парень есть?
– С какой целью интересуешься? – злобно пропела Тома.
– Нет у неё никого, – ревниво перебила Катька, – вечно готовится к поступлению.
– А по виду не скажешь, – удовлетворённо хмыкнул Никита, – ну тогда шансы имеются. Пошли, покажете тот самый чердак.
– Там всё опечатано, – предупредила Катька, – а если открыто, то нас не пустят.
– А мы не будем спрашивать разрешения, – заговорщицки подмигнул он и зашагал за подорвавшейся Томой, а Катьке оставалось лишь догонять их.
У подъезда Молчановой зевак уже не было – интересная часть с полицией, понятыми и причитаниями родителей давно закончилась, а дверь на чердак заклеили крест-накрест и опломбировали. Никита с натянутым почти до кончика носа капюшоном встал напротив и приложил подушечки пальцев к бумажке с печатью, нежно провёл ими по косяку, пробежался по оборванным двухцветным лентам и вдруг с силой вдавил обе руки внутрь. По локти. Сквозь дерево.
Тома успела разглядеть, как его кисти провалились в дверное полотно, и чуть не задохнулась от налетевшего ураганного ветра. Её больно хлестнуло по щекам чем-то влажным и прохладным и она подняла локти, защищаясь, а когда немного раздвинула их, то оказалось, что двери-то и нет. Да и стены тоже.
Обнажившийся чердак напоминал обиталище ведьмы, затянутое сизой дымкой и приторным запахом неизвестных, но, судя по всему, заманчивых сладостей, у Томы даже в животе заурчало.
Под потолком вереницами висели летучие мыши. Немигающие существа враждебно выпучили огромные, неестественные глазищи, но не улетели гурьбой, противно хлопая кожаными крыльями, как того ожидала Тома, а так остались висеть и зорко следить за незваными пришельцами.
Одежду пропавшей девушки криминалисты забрали, но обвели мелом неровный круг на полу. Тома откуда-то знала, что именно там нашли Иркино барахло, и почти видела жуткие клочья, хотя там ничего не было, кроме нарисованной белой линии.
– Я боюсь мышей, – зашептала Катька, прижимаясь к своему парню и не сводя глаз с многочисленных обитателей чердака.
– Это летучие мыши, – снисходительно бросила Тома. Она-то не боялась мышей и любых других маленьких зверушек, – только очень странные. Но вряд ли кусаются.
– Не уверена, – Катька была на грани.
– Не мышей надо бояться, – Никита подошёл к границе круга, и все мыши в комнате уставились на него одного.
– А кого? – слабо спросила Катька, оставшись без его поддержки. Она озиралась, но всё равно с опаской возвращалась к треклятым летучим мышам.
– Её, – Никита выкинул вперёд кисть и застыл с указательным пальцем, направленным в центр обведённого мелом пятна.
Сперва Тома была убеждена, что там никого нет, а потом начала различать контуры сидящей на корточках женской фигуры. Вздрагивающие худые плечи, нелепо торчащие колени и взъерошенные волосы… Она нипочём не узнала бы Ирку в этом полудиком создании, если бы не Катин взгляд, полный ужаса и вины.
Катька приклеилась к тому месту, где стояла, и зажала руками рот.
– Нет. Нет. Нет… – монотонно бубнила она и мотала головой, отрицая то, что видела прямо перед собой. Отрицая своё участие в этом чудовищном превращении.
А то, что когда-то было их одноклассницей, металось внутри линии и вряд ли узнавало кого-то вовне.
– Что с ней? – прервала заклинившую пластинку Тома. – Что вы с ней сделали?
– Гораздо важнее не это, – отмахнулся Никита, – подойди сюда.
– Зачем? – огрызнулась Тома, но сделала шаг. Потом ещё один.
– Проверим, осталось ли в ней что-то человеческое. Встань сюда.
Тома послушно приблизилась к границе, а Катька издала подобие сдавленного свиста и заткнулась окончательно.
Никита чуть подался к беснующейся фигуре, сощурился и вдруг скомандовал:
– Протяни руку в круг и сразу же убери. Только быстро.
Тома с сомнением посмотрела на тонкую белую линию, отделяющую её от неведомой опасности, и мысленно обозвала себя дурой. И послушно сунула лапу в капкан.
Худое создание совершило кульбит в воздухе и в панике распласталось с другой стороны круга, а Тома испуганно отдёрнула руку.
– Ну как? – простонала Тома, прижав покалывающее запястье к груди.
– Не так уж и плохо, – ответил Никита, – можно попробовать. Но не сейчас. Сейчас она слишком напугана.
Катька очнулась от созерцания того, что когда-то было человеком, и попятилась. Ей остро хотелось проснуться в своей комнате и обнаружить, что ничего из этого вообще не существовало в природе, она даже с силой зажмурилась и тряхнула волосами, но тварь перед ней так и продолжала скулить, вращая безумными зрачками в поисках неведомых монстров. Катька хлопала ресницами и бездумно переставляла кеды, шаг за шагом отступая к невидимой стене за спиной, пока не ткнулась лопаткой в сморщенное личико висящего вверх ногами зверька и истошно не завопила, разом выпуская наружу боль, разочарование, стыд.
Тома обернулась и с ужасом разглядела, что летучая мышь не сорвалась с места, а когтистыми крыльями возмущённо царапает Катькино плечо, а та отчаянно пытается стряхнуть цепкие лапки.
Никита в два шага добрался до Катьки и зажал ей рот левой рукой, прерывая дикий крик, а правой аккуратно вынул запутавшиеся в ткани коготки.
