Екатерина Николаевна Широкова
Не дружи с этой девочкой
Когда потом следователь с нажимом в голосе спрашивал, не было ли в тот день ничего странного, настораживающего, Ася предпочла бы скорбно и даже профессионально сообщить, что да, мол, нехорошо кольнуло сердце, как-то особенно по-матерински ёкнуло, но – нет. Обычный был день, самый что ни на есть обычный.
Она без сил возвращалась домой на метро и мысленно ругалась на мамаш, которые водили к ней своих неуправляемых детей, ожидая волшебных пилюль или таких же пинков и не желая признавать свою родительскую никчемность. Асю это удручало – как деньги платить докторам, и приличные деньги, так они готовы вкладываться, а как провести со своей же кровиночкой лишний час в день, так в кусты. Устали. Некогда.
Тьфу. Она этого не понимала. Они с дочерью всегда жили вдвоём и были близки, насколько это возможно в её семнадцать лет. Отец на горизонте не появлялся, но Ася вовсю старалась компенсировать отсутствие мужского начала в их крошечной, но слаженной семье. Они были командой. Так она следователю потом и сказала, но тот почему-то скривился, будто кислятину надкусил. Не поверил, а зря, отношения у них были, можно сказать, идеальные. Не без мелких бытовых трений, конечно, но без настораживающих маркеров.
На тот вечер в планах был ужин, который приготовит Тома – неаполитанская кухня, продукты с матери, готовка – с дочери. Кухню выбирали по очереди: кто выбрал, тот и готовит.
Ася аккуратно отперла замок и машинально прислушалась и принюхалась – на кухне темно и едой или горелым не пахнет, а у дочери в комнате тишина. И табличка на дверной ручке повёрнута «зелёной» стороной светофора – значит, взрослым можно входить. Ася надела тапочки, помыла руки и постучалась – разрешённый сигнал «светофора» не отменял нормы этикета.
Дочь валялась поперёк кровати с плюшевыми наушниками – её излюбленная поза, и при виде матери она резко захлопнула ноутбук, выключила музыку и гневно уставилась на невольного нарушителя:
– Ты чего врываешься, мам?!
– Там был зелёный, – быстро оправдалась Ася, – я не нарочно, прости.
– Да? – Тома сразу успокоилась. – Ну ладно тогда. Я давно пришла и забыла перевесить табличку.
– А что у нас с ужином? – деликатно напомнила Ася, в душе сокрушаясь, что теперь небось придётся варить макароны или пельмени, а это лишние калории. Не похудеешь. – Тоже забыла?
– Ой! – Тома вскочила и убрала компьютер на стол, поглубже под учебники. – А сколько уже? Ладно, мам, я сейчас исправлюсь! Я быстро!
Тома демонстративно рванула на кухню и принялась метать на стол все ингредиенты по списку. Ася тоже нацепила фартук, еле сдержав разочарованный вздох – есть на ночь не в её правилах, но инициативу надо приветствовать.
И подошла к дочери, зверски кромсающей бедную рыбу, чтобы обнять сзади.
– Обнимашки, – примирительно прошептала Ася и заодно клюнула тонкую, по-девичьи трогательную шею.
– Три, – автоматом посчитала Тома, – не забудь ещё один раз после ужина.
– Не надо акцентировать, что обнимашек должно быть ровно четыре, тогда эффект пропадает, – Ася не одобряла, когда дочь со скрытой насмешкой относилась к введённым в детстве маленьким традициям, хотя и понимала, что бунт неизбежен. В тринадцать Тома часто отказывалась обниматься, но через пару лет традиция всё же заново устоялась и Ася этому радовалась.
– Я просто переживаю, что ты забудешь, – невинно хлопнула шикарными от природы ресницами Тома.
– Подлиза, – Ася пихнула дочь в бок и занялась салатом.
Она гадала, скажет ли Тома что-то про неловко спрятанный от материнских глаз экран компьютера, но всё же удивилась, когда та вдруг торжественно объявила:
– Я хочу пойти на свидание.
– Вот как? – промурлыкала Ася, вонзая нож в лимон. – И ты спрашиваешь у меня разрешение? Ты же знаешь, что имеешь право сама выбирать себе друзей? В том числе и противоположного пола?
– Ну я просто так, чтобы ты знала, – буркнула Тома.
– Хорошо. Я и не против, потому что доверяю твоему вкусу. Расскажешь, кто он и где вы познакомились?
– Ты же сказала, что доверяешь, – сыронизировала дочь.
– Но мне же интересно! У тебя есть полное право на личное пространство, но я могу дать совет, как друг.
– Конечно. Его зовут Никита. Он студент. Не знаю, какого курса. Мы пойдём гулять в парк. Там и познакомились.
– Звучит заманчиво, – поощрительно улыбнулась Ася.
Она даже призналась потом следователю, что перед сном удалённо проверила историю браузера дочери и самолично пробила некоего Никиту Мяснова, студента-медика третьего курса Пироговки. В соцсетях всё вполне невинно, фото многочисленных девочек и прочей ереси нет, только он показался ей слишком взрослым для школьницы.
Но Ася решила пока понаблюдать, получить больше информации. А запретами тут всё равно ничего не добьёшься.
Тома почти бежала к условленному месту в парке, но всё равно опоздала. Её подруга явно давно стояла там и испуганно жалась к углу беседки, высматривая парня в просвете между кустами. Тома быстро скользнула к их скамейке и язвительно шепнула прямо в ухо:
– Ну что, не пришёл твой кавалер? Неужели всё было зря? А я целый спектакль разыграла для мамы, весь вечер слушала лекцию о безопасных контактах! – Тома мученически закатила глаза, но Катька завистливо ахнула вместо предполагаемого сочувствия.
– Везёт! Твоя мама всё тебе разрешает, а меня бы убили только за то, что я в его сторону посмотрела.
– Но сейчас-то ты жива, – обиженно брякнула Тома и встрепенулась, разглядев за спиной подруги одинокий мужской силуэт, – так что наслаждайся каждой минутой, пока я тебя прикрываю! Я не всегда такая добрая.
Парень нырнул к ним сквозь прореху в кустах и весело подмигнул Томе, а Катька резко обернулась и уставилась на него, как заворожённая. Идиотка, если так пялится на мужика, он сбежит дня через два. От ужаса.
– Дышать не забывай, – посоветовала Тома, а Катька громко выдохнула, покраснев до корней волос, когда Никита ласково, но мимолётно коснулся её щеки и тут же убрал руку.
– А ты, значит, та самая Тома?
– Та самая, – резковато ответила Тома, но парень ничуть не смутился и продолжил рассматривать новую девушку поверх Катькиного плеча. Вообще-то он понравился ей гораздо сильнее, чем она ожидала, потому Тома и ощетинилась – чтобы не выглядеть соперницей перед этой раззявой. Другого шанса на личную жизнь у Катьки может и не быть, а Тома своё ещё возьмёт – планета большая, народу много.
И Тома заранее нарисовала жалостливый портрет картавого студентика, чудом дорвавшегося до самой недоступной девочки в их школе, и приготовилась посмеиваться над этой нелепой парочкой, но Никита был не таков. Отнюдь. Он по-хозяйски оглядел узкий таз Томы, задержавшись на длинных ногах и красивых коленях, торчащих под лохмотьями, оценил грудь третьего размера и вернулся к дерзким глазам.
Уже не таким дерзким, слишком уж властным был этот взгляд, как будто у Никиты была какая-то власть над Томой.
– И часто ты оказываешь подобные услуги, та самая Тома? – прищурился он, беря Катьку за руку. Та сомлела от счастья и неверяще поглядела на Тому, приглашая порадоваться за неё.
– В первый раз. Эксклюзив для Катьки, но ты обращайся, если что.
– А почему такие сложности, я так не понял, – Никита театральным жестом предложил девочкам пройтись по боковой аллее, – у тебя предки сектанты, что ли? Почему тебе нельзя ни с кем общаться, Кать?
Катька заморгала, но всё-таки обрела дар речи и возмутилась:
– Почему же ни с кем? С ней, – она показала на Тому, – можно.
– Это я уже понял. Но почему больше ни с кем?
– У меня был старший брат Костя и с ним случилась очень плохая вещь несколько лет назад, вот с тех пор родители надо мной и трясутся. И они никакие не сектанты, просто боятся.
– Ясно. А что именно случилось с твоим братом? Что-то из разряда «жесть»?
– Дома мы об этом не говорим, а мне тогда было шесть лет, мало что запомнила.
– Но что-то же ты должна помнить? Не два же годика было.
– Очень хорошо помню, как попросила коллекцию игрушечных гоночных автомобилей, раз Косте она больше не понадобится. Папа на меня наорал, а потом извинялся. А Костя просто пропал – вот и всё, что знаю. Подробности обсуждали шёпотом и следили, чтобы я не подслушала.
– И ты не пыталась узнать?
– Пойти в полицию, что ли? – фыркнула Катька.
– Например, – серьёзно кивнул Никита, – или в сети посмотреть.
– В сети ничего нет, а в полицию мне нельзя, – веско сообщила Катька.
– Да хоть сейчас можно составить запрос в архив. Хочешь, сходим? У меня там знакомые есть, с журналистики.
– Я не могу отходить далеко от парка, – покачала головой Катька, – надо раз в час скидывать маме геолокацию.
– А если не скинешь?
– Тогда они вызовут полицию сами и больше уже никуда не отпустят.
– Аргумент, – согласился Никита, – тогда какой план?
– Вы погуляйте, а я здесь посижу, – благородно предложила Тома и показала набитый учебниками рюкзак, – домашку поделаю. У вас два часа, котики. Развлекайтесь.
Тома грызла кончик карандаша и гнала недостойные мысли, но не думать о том, почему Никита вдруг выбрал столь невзрачную девочку даже для одноразового свидания, оказалось практически невозможной задачей. Позже следователь выяснит у его однокашников, что Никита ни с кем подолгу не встречался, но время от времени зажигал с девушками вполне себе эффектной внешности – скоротечно и без взаимных обязательств, но Тома этого по понятным причинам не знала. И терзала себя то ли подозрениями в нехороших намерениях парня, то ли банальной завистью.
Подозревать было намного приятнее, чем завидовать, так что к их возвращению Тома уже была готова ко всему и чуть ли не набросилась с претензиями на парочку, чинно вышагивающую по неприметной дорожке под светом ярких фонарей. И ахнула – Катька преобразилась до неузнаваемости. Обычно сутулая девушка, прячущая скромные прелести под балахоном и выдвигающая вперёд тощие ключицы, сейчас не шла, а плыла, гордо вытянув шею и выпрямив спину. Как будто опытная модель или манекенщица, а не забитая школьница с первой парты.
Тома было решила, что они не теряли положенные два часа даром и умудрились уединиться где-то в людном парке, но по безумно горящим глазам Никиты и лихорадочному румянцу мгновенно угадала, что он до сих пор находится в состоянии крайнего возбуждения, как охотник, сжимающий круги вокруг долгожданной, выстраданной дичи. А Катька явно не отдавала себе отчёт, насколько красноречиво и жадно блестели зрачки молодого мужчины, и щебетала что-то про скорые каникулы и про расписание занятий.
Катька окликнула Тому и, не видя её потрясённой физиономии, принялась благодарить подругу за помощь, Никита же вообще не видел ничего, кроме профиля Катьки, и буквально смотрел той в рот.
Тома сухо попрощалась с Никитой – провожать девушек он не мог, так как по пути домой Катьку могли засечь предки, и начала допрос, как только крепкая фигура скрылась за изгибом аллеи.
– Чем вы там вдвоём занимались?!
Но Катька не почуяла подвох и чистосердечно поведала:
– Ой, Тома, я так счастлива! Никита классный! По-моему, я ему нравлюсь. Прямо сильно. И он столько всего умеет! Ты бы обалдела, если… – и Катька замолчала, разинув рот, как будто едва не выдала великую тайну.
– Ну и?.. Колись, – рявкнула Тома, – а то не буду изображать его подружку вместо тебя.
– Да я просто так сказала, – протянула Тома, – мы гуляли. Все два часа.
– Ага, нашла дуру. Либо рассказываешь, либо ищи другое алиби.
– Да ладно тебе! Ну… короче говоря, Никита круто умеет манипулировать другими людьми. Мы встретили Ирку, и она мне ни слова не сказала.
– Да ну? А она тебя хоть заметила?
– Конечно! Вылупилась, как вобла, и приготовилась выдать гадость, но захлопнулась и так и стояла молча, пока мы шли мимо их тусовки.
– Допустим. И при чём здесь Никита? Может быть, Ирка подавилась,или у неё живот заболел.
– Нет! Я её раньше увидела и сказала Никите, что это моя одноклассница и что она меня достаёт, а тот пообещал, что заставит её заткнуться.
– Неубедительно. Тут что-то ещё, верно?
– Да нет же! – Катька смешно горячилась. – Завтра сама увидишь. Ирка меня больше не тронет.
Тома не поверила, но утром случилось нечто странное.
В раздевалке вокруг Ирки сгрудились всё её прилипалы и, как по команде, дружно замолчали, когда через турникет проплыла Катька с идиотской улыбкой на лице. Похоже, она до сих пор грезила о прошедшем свидании и даже не отреагировала на холодный приём, не предвещающий ей ничего хорошего.
Ирка с гримасой ненависти вылупилась на Катьку, смело нырнувшую в ряд их класса, но вместо обыкновения подвинулась, когда Катькин рюкзак шлёпнулся на подоконник в сантиметре от её величества. Катька ритмично покачивалась в такт музыке и вполголоса подпевала, будто была одна в помещении, набитом старшеклассниками.
– Поздороваться не хочешь? – агрессивно спросила рыжая Соня, баскетболистка и самая ярая Иркина подданная.
– Привет, – миролюбиво улыбнулась Катька и показала на торчащие из уха наушники.
– С кем ты вчера была в парке? Это что, типа твой парень? – напирала Соня, а Ирка только ела Катьку взглядом.
– Никита? – картинно изумилась Катька. – Нет, он с Томой встречается. Я ему показывала, куда идти.
Ирка уставилась на Тому, как на главную преграду в своей жизни, и та в ответ неопределённо кивнула.
– А что случилось-то? – Тома с любопытством шагнула к окну.
– Твой Никита вчера приставал к Ирке.
Завуч за годы к работе в школе привыкла к разному и отрастила здоровый скептицизм к паникующим мамашам, но тот случай смешал ей все карты, к тому же навсегда подпортив личное дело. Зоя Игоревна не могла смириться, что проворонила столь чудовищный инцидент, не разгадав в девочках признаки приближающейся катастрофы, а ведь должна была, с её-то опытом!
Она могла отличить только что покурившего за углом подростка с двадцати шагов и несколько раз раскрывала глаза наивным, витающим в облаках родителям на тот факт, что их юным дочерям-отличницам не мешало бы провериться на беременность. Те очень быстро переходили из фазы отрицания в стыдливую благодарность, но Зоя Игоревна лишь посмеивалась – поживите с моё, насквозь будете видеть, что скрывается за этими бесстыжими глазками.
Но не в том случае, увы.
И ведь она столкнулась в тот первый день с обеими! Утром в раздевалке забитая Катя Смирнова при свидетелях поговорила с Ирой Молчановой, никаких громких ссор или драк, даже до обмена оскорблениями не дошло – как раз перед звонком завуч дефилировала поблизости и запомнила необычно притихшую Ирку, но списала бледноватый и невыспавшийся вид на скандал, случившийся у её родителей вчера поздно ночью – жили они в одном подъезде, а Зоя Игоревна предпочитала держать окна открытыми.
Катька что-то тихо сказала девочкам и пошла на урок, а потом и остальные девочки подтянулись. Ира Молчанова тоже прошмыгнула мимо завуча, покорно уперев взгляд в пол, и Зоя Игоревна сделала в голове пометку – на родительском собрании упомянуть, что семейные разборки при детях плохо сказываются на учёбе. Беседовать с самой девочкой ей показалось излишним, да и та ведь будет разыгрывать святую невинность и всё отрицать, что бы ни было. Не достучаться.
Мать Молчановой не сразу обратилась в полицию, хотя и была не на смене и быстро заподозрила неладное, обзвонила ближайших подружек и узнала, что после уроков Ира, как обычно, направилась домой – пообедать. Вот только к обеду её не дождались. И к ужину тоже. И телефон непрерывно отключён.
На следующий день мать Молчановой с утра пораньше заявилась в школу и стояла возле охраны, жадно заглядывая в лица всех старшеклассников и расспрашивая, не видел ли кто её Ирочку. Ирочку никто не видел, начиная с момента, когда та зашла в подъезд – трое девятиклассников позже подтвердили, что Ира Молчанова открыла железную дверь и исчезла в проёме, а потом никто незнакомый вроде бы не мелькал.
Это уже тянуло на чрезвычайное происшествие, но Зоя Игоревна, вместо уехавшего в управление директора принявшая взволнованную родительницу и обстоятельно побеседовавшая с каждым из детей, кто мог что-то знать о Молчановой, посоветовала подождать до вечера – может быть, Ира вернётся сама, а они тут панику развели.
Зато Зоя Игоревна взяла поиски под личный контроль и ходила вместе с расклеившейся мамочкой, стараясь, чтобы информация об исчезнувшей не просочилась дальше положенного и чтобы непутёвая девочка не стала темой для обсуждения на весь следующий месяц. Как же она ошиблась! Пожалуй, за всю свою педагогическую деятельность она так крупно не промахивалась, но ведь ни единого звоночка! Ни единого!
Наконец было решено проверить подъезд, хотя Ира могла сто раз выйти оттуда незамеченной. Чердак оказался наглухо заперт – полиция взломала дверь позже, когда Молчанова написала заявление, но соседи с верхнего этажа уже тогда пожаловались испуганной матери на странный запах, якобы мешающий им спать. И на полуночное завывание под козырьком крыши, будто кто-то завёл туда свору собак и не водит их гулять.
Конечно, соседей всерьёз не послушали из-за сваленных возле квартиры пакетов с мусором, из которых торчали горлышки пустых бутылок. Списали на абсурдные выдумки.
Отец подключился вечером и с ходу предложил полицию, но завуч и тут отговорила бедолагу. Мол, зачем им огласка? К тому моменту уже вся школа догадывалась, что дело нечисто. Если бы Ирка вдруг сбежала из дома, кто-то из девочек наверняка разделил бы секрет – где, как и с кем, но тут – полная тишина.
Про якобы неприятности накануне вечером в парке дети не заикались, даже с полицией ни одна дурёха не призналась, что что-то такое было. Про студента вообще никто не вспомнил или не придал значения.
Капитан ещё раз брезгливо принюхался и дал отмашку, а слесарь начал срезать замок, пока любопытствующие соседи замерли в тревожном ожидании – что там, на чердаке? Неужели та самая девчонка? Вопреки россказням алкашей с верхнего этажа, в подъезде ничем таким не пахло, никакие собаки на луну не выли и вообще всё было спокойно. Болгарка озорно взвизгнула в последний раз и замолкла, слесарь посторонился и капитан потянул дверь на себя, заранее морщась и прикрывая нос ладонью, но в открытую щель с чердака пахнуло прелой листвой и чем-то сладким, пряничным.
Капитан от неожиданности закашлялся и шагнул внутрь, поманив участкового и понятых, а соседи на лестничной клетке зашушукались, анализируя каждый доступный им звук, раз уж нельзя насладиться видом потенциальной находки.
На полу чердака обнаружилась куча следов, вытоптанных в вековом слое пыли, и капитан озадаченно выругался – кто-то или что-то бесновалось здесь, катаясь по полу и хаотично расшвыривая тряпки по кругу.
Но мать Ирки смотрела не на эти странные следы – она моментально опознала ворох тряпья. Всё, вплоть до носков и кроссовок. Одежда её девочки. Каждая вещь покупалась с денег, заработанных Иркой прошлым летом в закусочной. Она так гордилась, что оплатила всё-всё сама. И вот эти вещи, грязные и растерзанные, валяются на холодном полу, а самой девочки нигде нет.
Молчанова судорожно всхлипнула, озираясь по углам, но на чердаке даже прятаться негде, пустое и пыльное пространство оставалось нетронутым. Мать бухнулась коленями на бетон и оглушительно взвыла.
И весь подъезд пришёл в движение – капитан скомандовал увести женщину и организовать тщательный рейд по квартирам, не могла же семнадцатилетняя барышня разгуливать голышом по весне, кто-то точно бы обратил внимание и запомнил. А значит, девушка далеко не ушла, скорее всего, спряталась у кого-то из соседей. Как минимум, заходила за одеждой, чтобы позже улизнуть. Или её тут переодели и посадили в машину.
На чердак людей опять не пустили – вот-вот ожидались криминалисты.
Обыск проводили по всей форме, даже шкафы и чуланы выворачивали наизнанку, но кроме старого хлама – ничего. Ноль зацепок. Ирка как в воду канула.
Одноклассницы снова собрались у дома пропавшей – из подъезда подростков прогнали, конечно, но нельзя запретить детям бродить поблизости и чесать языками.
Тома тоже недавно пришла и чуть издали понаблюдала, как бегают туда-сюда сотрудники полиции, как зеваки глазеют на полукруглые окна чердака, ожидая развития событий после истошных криков матери Молчановой. А ещё – как на неё волком смотрят Иркины подружки. Тома засунула руки поглубже в карманы, натянула капюшон и хотела уйти – всё равно любые новости передадут через чаты, бесполезно тут торчать.
Но её окликнула Соня:
– Эй, а где твой парень? Гуляет с чокнутой?
Тома замерла, потеребила завязку на капюшоне и неожиданно для самой себя ввязалась:
– Так ты его вчера тоже видела?
– Ну да. Он гулял с чокнутой. Катя тебе не доложилась? Ну так сбегай, спроси. Нам потом расскажешь.
– А что за бред толкала вчера Ира? Что Никита к ней якобы приставал.
– Ирка так сказала, – скупо бросила Соня и поджала губы.
– А ты сама видела это?
– Нет, – нехотя призналась Соня, – но Ирка же сказала.
– А она могла это выдумать, чтобы доставать Катю или меня? Как считаешь?
Соня даже лоб наморщила от умственного напряжения и почти дружелюбно согласилась.
– Могла. Мы их встретили в парке, а потом по домам. Ирка со мной всё время была, мы вот здесь разбежались, – Соня ткнула в качели для малышей.
– А раньше ты Никиту встречала? Необязательно в парке.
– Не-а. Я бы запомнила. Он такой… норм. Так ты с ним или Катя?
– Я. И что конкретно Ирка сказала про Никиту?
– Да ничего! Что он к ней как-то клеился, а так она вообще молчала всю дорогу. За целый день и слова не выдавила. Думала, она заболела, а вона как… Пошла обедать и кранты. Как думаешь, её живой найдут?
Тома вдруг пожалела недалёкую Соньку, разом лишившуюся кумира и недосягаемого объекта для подражания. Ирка позволяла ей чувствовать себя важной и нужной и она старательно унижала других девочек по капризу Ирки и ради её снисходительного одобрения. В её тени Соня умудрялась забывать про прыщи и про свою угловатую и совсем не женственную фигуру, но без ферзя и короля в одном флаконе вечная пешка лишилась привычной опоры. И вот теперь она стояла перед Томой, выпятив вперёд нижнюю губу, и явно готова была расплакаться.
– Конечно, – легко соврала Тома, – небось с очередным хахалем тусит. Вернётся, куда денется. И после такого, – она неопределённо махнула вверх, на окно чердака, ещё не догадываясь о зловещей находке, – предки сильно ругаться не станут. Так, поорут для галочки, а сами счастливы будут.
– Ага, – Соня озадаченно поскребла подбородок обкусанными ногтями, – наверное. Ты… это… скажи чокнутой, что мы её не сдадим. Ну, про Никиту.
– Хорошо, – кивнула Тома. Эта была зыбкая область, подтверждать факт вранья не хотелось, отступать от легенды для Катькиных родителей тоже, – я пойду. Скинь новости, если будут.
Соня проводила Тому жалостливыми глазами побитой собаки и уставилась на вход в подъезд, бессильно сжимая и разжимая кулаки. Позже, когда слухи о снятой Иркой одежде дойдут до детей, она напишет Томе сообщение и получит в ответ грустный смайлик. И окончательно решит, что Никита ни при чём, но Тома сочтёт иначе.
Она набрала Катьке, прикинув, что её предки должны быть ещё на работе и они свободно смогут поговорить. Катька ответила через один гудок и тяжело задышала в трубку, а Тома осторожно уточнила:
– Можешь говорить?
– Да. Их нет.
– Слышала про Ирку?
– Да, то есть нет, а что? Есть что-то новое? – без особого энтузиазма переспросила Катька, будто тема пропавшей одноклассницы не была в топе школьных обсуждений вторые сутки подряд.
– Есть, – Тома вспомнила Сонькино сообщение и представила, как голая Ирка бегает по подъезду и стучится во все двери, а ей никто не открывает, потому что всем плевать или потому, что она плохо учится, – нашли её барахло на чердаке их дома. Её саму не нашли.
– Круто, – Катька опять задышала, – это всё?
– Ну да, только у меня вопрос. Ты когда со своим будешь встречаться?
– А что?
– Тебе операция прикрытия нужна или нет? – построже рубанула Тома.
– А, ты в этом плане, – Катька с облегчением выдохнула, – завтра сможешь? Мы хотели в пять. В парке.
– Угу. Только при условии, что ты мне объяснишь, что случилось между Никитой и Ирой.
Катька молчала целую минуту и не дышала вообще.
– Ты о чём? – попёрла в атаку.
– О том, что Никита обещал тебе заткнуть Ирку – раз, Соня болтала про его приставание к Ирке – два. Я способна сложить дважды два, Кать. Девочки, может, и будут молчать, но полиция рано или поздно докопается до всех деталей, так что лучше колись сразу. Что за ерунда происходит?
– Она врёт. Врала. Про приставание – особенно.
– Кто? Ирка?
– Да. И Соня тоже.
– Я так не думаю. Соня просто повторяет Ирины слова, но с чего ей сочинять такое, а потом пропадать?
– Не понимаю, – взвизгнула Катька, – почему Никита-то виноват в Иркином загуле?
– Если не виноват, хорошо. Тогда расскажи, что конкретно он тебе обещал насчёт Молчановой, и я отстану.
– Ладно. Он сказал, что владеет… ты только не смейся… владеет особой техникой. Может заставить людей что-то делать на расстоянии. Или не делать.
– Ну и?.. – Тома ждала продолжения.
– Ну и Никита поставил ей блок. Чтобы я её не слышала и не видела. Ты же прекрасно знаешь, как она меня достала!
– Не слышала и не видела? И она исчезла? И тебе это не кажется странным?
– Нет! Не кажется! Она просто заткнулась тогда в парке, вот и всё!
– Я хочу с ним поговорить, слышишь? Пускай подтвердит весь тот бред, что ты сейчас втюхиваешь.
– То есть хочешь обвинить его в Иркиных проблемах? Да он просто пошлёт тебя нафик и правильно сделает!
– Плакать не буду, но я хочу не только это, Кать. Пускай объяснит, вдруг он и тебе ставит какой-то блок, раз ты очевидного не видишь и не слышишь, а то уши растопырила и лапшу с них жрёшь.
– Завтра в пять. И ты просто завидуешь, – Катька бросила трубку.
И до Аси дошли сплетни о Молчановых, про чердак тоже. В получасовой перерыв она взяла себе кофе и эклер, бегло пролистала родительские чаты, сперва не разобралась толком, потом вчиталась, похолодела и тут же инстинктивно набрала дочери – убедиться, что та в порядке. Нормальный материнский рефлекс – мысленно препарировала себя Ася – проверить собственное потомство.
Семья той несчастной девочки, судя по редким встречам на собраниях в классе, была не очень обеспеченной и не очень образованной, но деньги на экскурсии и прочее мама всегда сдавала вовремя и с учителями не скандалила. Ася вспомнила Иру – довольно красивая долговязая троечница с большим авторитетом среди таких же детишек без амбиций, неизвестно зачем оставшихся в школе после девятого. Её Тома с Ирой не дружила – не её круг общения, но и не конфликтовала. Тома собиралась поступать и вовсю готовилась, а давно сложившаяся компания троечников существовала как бы в параллельной вселенной, но этот дикий инцидент с Ирой непостижимым образом уравнивал всех мам.
Ася напрягла память, пока слушала гудки, но не вспомнила ни единого случая, когда Тома хоть как-то выделила Иру в разговоре, разве что в начальной школе. Действительно, другая планета, но будет вполне уместно поддержать родителей девочки, предложить им профессиональную помощь – разумеется, бесплатно. Вряд ли они сами обратятся к психологу.
И от этой простой мысли Асе уже стало немного легче ждать ответа собственной дочери.
По короткому приветственному междометию Ася поняла, что Тома чем-то расстроена.
– Тома, где ты?
– Дома, – натянуто ответила дочь и демонстративно зашуршала конспектами в микрофон, – занимаюсь.
– Слава богу, а я тут перепугалась. Прочитала про Иру Молчанову… Ты же в курсе?
– Конечно. Все в школе знают.
– Такой ужас, – Ася сделала паузу, ожидая каких-то комментариев, – а почему ты со мной не поделилась?
– Ты не спрашивала. Не думала, что тебя волнует Молчанова.
– Разве не очевидно, что меня волнует, если одноклассники дочери попадают в беду? Вдруг и тебя как-то впутают?
– Не впутают. Мам…
– То есть ты бы так и молчала об этом, если бы я не спросила?
– Но ты же спросила.
– А если бы я не узнала? Не проверила чат?
– Но ты же проверила!
– Мы должны доверять друг другу, малыш. Делиться переживаниями. Не бойся, с тобой такого никогда не случиться. Ты у меня умница.
– Да мы пока и не знаем, что с ней вообще случилось. Мам, у меня тут ещё куча дел до прогулки, а ты меня отвлекаешь.
– Прогулка? С кем? – Ася порывалась спросить про мальчика-студента, но позавчера Тома ограничилась замечанием, что он болван, и отказом от обсуждения свидания, а вчера вывесила запрещающий знак и вовсе не ужинала.
– С Никитой.
– Я думала, ваше свидание прошло не очень.
– Дам ему ещё один шанс. Вдруг он не такой уж и тупой.
– Может быть, стоит пока ограничиться общением по телефону? Пока Иру не найдут? В парке шляются разные типы…
– Мам, ну ты чего? Из парка Ира как раз вернулась, она в подъезде пропала.
– А ты её встретила в парке? Когда?
– Позавчера. Мам, мне правда пора. Вечером поговорим, хорошо?
– Обещаешь?
– Угум-с, – Тома неразборчиво брякнула своё согласие и Ася вдруг очень отчётливо поняла, что дочь что-то скрывает. Она именно так сбивалась на скороговорку, когда планировала уклониться от обещания.
Это был первый звоночек, который Ася пропустила. Следователь не понял бы таких тонкостей, но после того телефонного разговора в ней поселилось смутное предчувствие. Поразмыслив до конца перерыва, Ася списала тревогу на фон от новостей и расслабилась. Даже уговорила себя порадоваться, что дочь всё-таки дала формальное согласие на будущее обсуждение.
Но до конца рабочего дня нервничала и поглядывала на часы.
Потом улучила минутку, позвонила классной и предложила свою кандидатуру на роль специалиста по психологической поддержке родителей. Та как-то вяло дала добро, и Ася позвонила уже маме Молчановой, но вместо благодарности получила невнятную истерику и оскорбления, после чего благоразумно сняла тему с повестки.
И мстительно подумала, что в невежественной семье растут соответствующие дети. Гулящие. Яблоко от яблони… А её Тома совсем другая.
Катька плохо помнила старшего брата. Ссоры и обиды вытеснились из памяти, оставив образ задорного великана из сказочных времён, когда ей не приходилось врать и обдумывать каждое слово, выкраивая себе хотя бы крохотный глоток свободы. Теперь она вечно балансировала на грани, каждую минуту бодрствования мечтая вырваться из-под цепкой родительской опеки, и никогда не сдавалась. Никогда. У неё был выстраданный, около года лелеемый план, главным пунктом которого был немедленный отъезд из дома после окончания школы. На очевидную потерю доступа к кранику с деньгами ей было плевать. Ей вообще было плевать на барахло и какая в комнате мебель, лишь бы можно было делать, что вздумается, а дум накопилось порядочно.
