Екатерина Львовна Михайлова
Я у себя одна, или Веретено Василисы

Название проекта «Я у себя одна!» вполне откровенно и понимается ровно так, как и задумывалось: «Я уже давно поняла, что я у себя одна, но, бегая между семьей и работой, часто об этом забываю. Сегодня я буду учиться помнить это каждую минуту».

Возраст, как уже сказано, разный. Одна из тем, часто возникающих на группе, – это как раз жизненные циклы, женская жизнь во времени. Мы имеем уникальную возможность заглянуть в детство и в старость, посмотреть на свой единственный путь и быть со своим возрастом (и, добавлю, с его физическими, телесными проявлениями) на «ты».

Занятия? О, разные! Мы встречались и с многодетными мамами, и с женщинами, решившими сначала заниматься карьерой, и с успевающими и то, и другое. Иногда, если позволяет время, в самом конце группы я предлагаю назвать свое занятие там, во внешнем мире. Полный восторг и «коробочка с сюрпризами»: оказывается, наша главная шутница – директор технического училища, а вот радиожурналистка, менеджер, учительница итальянского языка, web-дизайнер, риелтор, врач-гомеопат… Нам было не до этого, мы занимались другим, но и картина нашей разнообразной занятости тоже впечатляет. И может быть, это впечатление особенно сильно на фоне необыкновенного ощущения общности сопереживания, своего рода «сестричества».

Внешность? Разная, что всегда интересно и здорово. Единственное, что могу сказать наверняка, – это что на группу приходят удобно одетыми, хотя никто об этом специально не предупреждает. Поскольку женщины всегда так или иначе обдумывают этот вопрос и никогда не выходят «на люди» абы как, я вижу в этом еще одно подтверждение тому, что этот день (или два, или вечер – в проекте бывали группы разного формата) действительно посвящен себе.

…Впрочем, как-то раз на пороге появилась красивая высокая девушка в облегающем красном «мини», на двенадцатисантиметровых шпильках и с профессиональным макияжем. Как и следовало ожидать, она оделила нас полагающейся в этой «комплектации» голливудской улыбкой и картинной стойкой – церемонии вручения «Оскара» явно были изучены на совесть. Но представьте, – женская группа прореагировала на это так же, как когда – в другие дни и в других группах – к нам пожаловала наголо бритая девчушка в черной коже, или кустодиевская красавица в самую малость стилизованном русском сарафане, или немолодая поклонница ЗОЖ в розовом спортивном костюме, или объездившая полмира большая начальница в обманчиво-скромном платьице по цене авианосца…

То есть – не прореагировала никак, хотя, конечно, все заметила и оценила. Через час девочка сняла туфли, заплела косичку и, запинаясь, сказала: «Вот сижу и думаю, почему я сюда так вырядилась. Нам на одном тренинге три дня говорили, как нужно блистать, чтобы другие женщины завидовали. Наверное, я не очень уверена в себе и надела эти «доспехи» на всякий случай: а вдруг здесь опасно? Не хочу блистать, хочу работать!»

Вот и все. Чудесная оказалась девочка – и с пронзительно-печальной историей, в которой была умирающая в дальнем городе мама, работа с пятнадцати лет, железная воля и острая потребность в поддержке.

…Искушение расширить, разветвить группы, успешно идущие уже много лет, было велико. Когда-то не давала покоя идея тренинга, посвященного различиям в языке и мышлении мужчин и женщин. Пару раз мы когда-то попробовали его заявить и столкнулись с еще одной стороной того, о чем я рассказала в этой главе. Звонят и записываются женщины. Одни, без исключений. Это бессмысленно, поскольку сама постановка вопроса требует равной заинтересованности «высоких договаривающихся сторон». В противном случае речь опять идет о том, «как понять его» – или «ах, почему он не понимает». И пока это так, для меня есть смысл в ведении женских групп про то, как понять себя.

И все-таки что мы там делаем?

Не рассказывайте, что в вами произошло. Покажите, как это было.

Якоб Леви Морено, создатель метода психодрамы

И тут, пожалуй, самое время рассказать о том, как мы работаем – что у нас на самом деле происходит и чем оно отличается от семинара, посиделок, дамского клуба или собрания.

Женские группы по традиции велись преимущественно как разговорные – участницы сидят в кругу и говорят, а ведущая может с разной степенью определенности влиять на ход этой дискуссии. Бывали и группы другой направленности, например, телесно-ориентированные, танцевально-двигательные, использующие технику управляемого фантазирования, работающие со сновидениями – групповые подходы владеют самым разным «инструментарием», а выразить себя и быть понятой можно не только на словах. Нашу работу мы построили на основе психодрамы, хотя на занятиях даже слово это не упоминается – только если возникают вопросы. Русское звучание слова автоматически провоцирует фантазии об экзальтации, «страстях в клочья», театральщине и явно уводит «не туда». Нескладно получается, а что делать – термин есть термин, не «душедейством» же ее называть! (Буквальный русский перевод с греческого звучал бы примерно так, и тоже хорошего мало.)

А на самом деле суть этого весьма почтенного и старого метода групповой работы такова: душа получает возможность действовать не внутри, как ей это привычно, а вовне, и любые ситуации, воспоминания, отношения, фантазии могут воплощаться и исследоваться средствами ролевой игры^[9]. От этой игры не требуется выразительности, театральность тут совершенно ни при чем, зато она позволяет сразу взять «быка за рога» и не прятаться за словами. Соображения автора – мои то есть – по поводу метода можно прочитать в других книгах^[10], а сейчас я просто постараюсь «на пальцах» объяснить, как это происходит. Без этого некоторые дальнейшие фрагменты будут не совсем понятны.

Любую сцену из прошлого можно «переиграть» в настоящем времени, «здесь и сейчас». Это особенно важно, если сильные чувства в реальности не были выражены, остались под спудом. Если мы на минутку задумаемся об этом, то поймем: то, что для нас важно, с нами всегда, это всегда «сейчас», сколько бы лет ни прошло. Мы не можем исправить прошлое как последовательность событий, как факты: развод родителей, собственные ошибки или травмы, упущенные возможности. Но мы можем – а иногда и просто-таки должны – в подробностях рассмотреть те его фрагменты, которые определяют что-то важное из нашей сегодняшней (и завтрашней) жизни – те, которые из-за своей значимости «всегда сейчас». При этом понимания «одной головой» явно недостаточно: важно войти в соответствующее эмоциональное и физическое состояние. Психодрама умеет не только прояснять, освещать ярким светом осознавания и понимания, но и дает возможность завершить незаконченное, оплакать утраты, досказать невысказанное.

Смысл? Прямой! Не завершенные на эмоциональном уровне отношения продолжают болеть и «нарывают», невыраженные чувства все равно ищут выхода и порой находят его нам во вред – так «застревают», например, обиды и претензии к близким, так годами мучают не сказанные слова прощения и прощания. Может быть, для других участников тех ситуаций и отношений они были не так уж и важны; может быть, для них все закончено и забыто, но если наше прошлое продолжает «дергать», если мы не в состоянии отпустить свои старые чувства, убеждения или способы поведения, – это важно не для других, а для нас самих. Зачастую в реальности просто нет возможности для завершения, «доработки» значимых отношений: когда-то властная, ломающая дочку мать уже стара и сама от нее зависит, какие уж тут разборки? Уже нет того подъезда, где девчонку до смерти испугали; давно исчезла с горизонта «та самая» подруга – да мало ли! Не всякая подробность из нашего прошлого нуждается в оживлении и «переигрывании», но таких немало – и психодрама дает нам тот «волшебный фонарь», с которым можно отправляться в «там и тогда», превращая его в «здесь и теперь».

Есть у нее и другие возможности: например, подробно рассмотреть и прочувствовать – а затем и понять – смутные и противоречивые внутренние состояния. Вытащив их наружу, придав им материальную форму и разыгрывая – то есть действуя, а не говоря, – можно многое узнать о себе и о своем мире. А уж если действия окажется недостаточно, можно и поговорить, только не о них, а непосредственно с ними. Например, можно спросить у страха, откуда он взялся в свое время – и он ответит. Как? Вот как: работающий со своей темой человек выбирает из группы помощников – их еще называют вспомогательными лицами – и своим поведением и словами задает им те роли, которые сейчас нужны «по делу». Ну, например, если уж речь зашла о страхе – а с этим чувством и вправду часто приходится работать, и не только на женских группах, – то это может выглядеть так.

– Кто бы мог помочь тебе, сыграть твой страх? – спрашивает ведущая.

 

– Вера, можно тебя? – героиня, Тамара, оглядывает притихшую группу – страх ведь все-таки выбираем!

Вера выходит на нашу рабочую площадку – мы ее «сценой» не называем, нам важно, чтобы главная героиня могла этим пространством распоряжаться по-своему, а группа могла все видеть, сопереживать и по мере надобности участвовать в действии. Если в жизни группы подобное происходит в первый раз и Вера еще не знает, как ей действовать, дело ведущей – простая инструкция, повторять которую после уже не придется, все будет с одного раза «схвачено». Вот она:

– Тамара, поменяйся ролями со своим Страхом, стань им. А Вера становится тобой, Тамарой. (Они меняются ролями – стало быть, и местами. Ведущая обращается к Тамаре в роли Страха.) Страх, что ты делаешь с этой женщиной? Покажи. (Тамара, конечно, прекрасно знает, что именно делает с ней ее родной Страх, и ей не составляет труда это показать.) Она подкрадывается к «Тамаре» в исполнении Веры, берет ее сзади за плечи, потряхивает и приговаривает:

– Я тебя парализую, лишаю возможности думать, чувствовать, двигаться. Я вытягиваю из тебя все силы, делаю твои руки хлипкими, ноги – ватными, запускаю холодный комок тебе в живот.

Каждому живому человеку знакомо переживание сильного страха, но в реальности оно у нас внутри, а психодраматический Страх снаружи. Его злодейства задаются сначала главной героиней, а потом происходит второй обмен ролями, и все оказываются на «своих местах»: Тамара становится самой собой, а Вера в точности воспроизводит сказанное и показанное. Сотни раз я видела – а во времена своего психодраматического обучения и испытывала на себе, – как после нескольких минут в роли какого-нибудь совершенно гадостного чувства человек уже чувствует себя лучше. «Вытащенное наружу», оно обычно начинает хвастаться своим всемогуществом, демонстрировать всяческие пакости, которые обычно учиняет, – но ведь руки-ноги и речь при этом у него не чьи-нибудь, а самого «пострадавшего»! Это активная, хотя и противная роль, а после обмена ролями человек вроде бы и становится жертвой своего Страха, но не по-настоящему, чувствует себя по-другому. К тому же Страх обретает форму, воплощается исполнителем-помощником, поэтому с ним можно и побороться, и поговорить. Тамара, например, яростно отдирала от себя впившиеся в нее «щупальца», а отделив Страх от себя, в лоб спросила:

– Откуда ты взялся?

На этот вопрос ответ есть только у самой Тамары, поэтому следует обмен ролями – Вера в роли Тамары повторяет вопрос, Тамара в роли Страха отвечает:

– Я появился после той ситуации, которую ты так не любишь вспоминать. Я напоминаю тебе, как ты можешь быть бессильна и беспомощна, чтобы ты снова не попала в беду.

Дальше мы будем действовать «по показаниям»: может быть, просто попытаемся договориться со Страхом, сделать его более контролируемым. Но, возможно, – судя по ответу – я предложу Тамаре все же вспомнить «ту ситуацию». Не исключено, что мы построим новую сцену, Тамара выберет новых помощников и мы проиграем что-то очень для нее тяжелое и мучительное, а чтобы сделать эту сцену чуть более «переносимой», Тамара отправится в это болезненное воспоминание не одна, а с кем-то, кто сможет ее поддержать и защитить. Разумеется, если сама решит, что ей это сейчас необходимо.

И вот так, воплощая и «озвучивая», мы можем прояснять довольно сложные и запутанные переживания, можем укрощать того же внутреннего Критика, усиливать и «подпитывать» те свои части, которым не хватает «жизненного пространства». Мы можем в буквальном смысле слова прощаться с периодом жизни или с приятной, но отжившей свое иллюзией, а можем исследовать область еще не известного, заглядывать в будущее. Можем попытаться понять собственное сновидение или фантазию, привычку или неожиданный для себя самих поступок. Во всем этом разнообразии возможностей одно остается неизменным: героиня ищет свою правду, при всей нашей поддержке и сопереживании отправляется в свое путешествие – одна. Исключение составляют те сюжеты, которые изначально являются не личными, – например, если захотим, мы можем проиграть любой миф или сказку. Есть, к примеру, такая странная «женская история» – «Василиса Прекрасная» называется…

Действие, игра создают особую атмосферу спонтанности и совместного творчества, в которой можно рискнуть и подумать, почувствовать или повести себя новым, для себя самой неожиданным образом. Группа подыгрывает главной героине^[11], подхватывая и точно по ее образцу воспроизводя роли любых персонажей, которые ей нужны для работы: это могут быть роли значимых людей или явлений, даже неодушевленных предметов. Представляете, что может рассказать дверь в женской консультации или ваша детская шубка из цигейки, не говоря уже о старой фотографии или только что начатом еженедельнике? А в последнее время вовсю заговорили персональные компьютеры и автомобили.

Героиня – вернее, тема, заявленная ею, – выбирается самой группой. Обычно есть несколько готовых к работе, «разогретых» участниц, а ведущая задает группе вопрос: «Работа с какой темой даст больше лично вам?» Для глубокой, осмысленной работы очень важно, чтобы тема была «горячей» для многих, тогда героиня получает настоящую эмоциональную поддержку, а другие участницы – пищу для чувств и размышлений о своей жизни. Я всегда внимательно слушаю, какие темы и в каком порядке выбирает группа. Бывает, что смелая участница пугает остальных своей откровенностью и готовностью работать «вглубь» и ее запрос до поры до времени «не слышат»; бывает, что группа эмоционально устает от тяжелого, «кровавого» материала и нуждается в хотя бы коротком путешествии на «солнечную сторону жизни»; очень часто бывает, что после одной-двух работ первоначальные запросы меняются, и это лишний раз доказывает, что каждая героиня работает не только для себя, но и для всей группы.

В начале каждой индивидуальной работы мы всегда договариваемся о ее направлении и о цели: «Что могло бы быть для вас результатом этой вашей работы?». Понятно, что иногда приходится поторговаться: таких «контрактов», как решение всех проблем за полчаса или «счастье вообще», мы не заключаем: это, что называется, дохлый номер. Для меня принципиально важно, чтобы цель и «фокус» работы формулировала сама героиня: это ее жизнь, ее чувства, мало ли что покажется ведущей и группе! Бывает, что на занятия приходят женщины, толком не знающие, с чем и почему им имело бы смысл работать – и что? Не раз случалось, что немного позже они «ухватывали» что-то настолько важное и для них, и для остальных, что их работа становилась главным событием дня. Меня не пугает отсутствие готовых формулировок – они, кстати, часто бывают неточными, заимствованными из популярной литературы или разговоров с подругами. Мне кажется, что сама по себе готовность потратить время, деньги и силы на групповую работу – это лучшее доказательство того, что «есть зачем». А уж сориентироваться и назвать словами – это не вопрос: чуть раньше, чуть позже, с моей ли помощью, без нее ли.

На одну длительную – то есть раз в неделю в течение нескольких месяцев – женскую группу ходила совсем молодая девушка, страдавшая ужасной застенчивостью. В первый раз ее вообще привела мама – как вы догадываетесь, сверхактивная и речистая. Почему-то у таких мам дочери сплошь и рядом тихие, словно с рождения прибитые бешеной активностью и постоянным вмешательством во все свои дела. И ездила девчонка откуда-то издалека, приезжала усталая и бледненькая, и на мой вопрос: «Кто хотел бы сегодня поработать?» – ни разу не выдвинулась. Правда, в работах других участниц подыгрывала, а в шеринге – прошу прощения, в разговоре о чувствах – порой говорила очень тонкие и глубокие вещи. Группа обращалась с ней бережно, с симпатией и на равных: было понятно, что всяческого дерганья и прямых инструкций типа «не сиди, будь активной, это же тебе надо» девочка и так хватила через край. К чему я рассказываю эту историю? А вот к чему: в конце нашей работы, на предпоследнем занятии, тихая Ирочка своим мягким голосом сказала, что ничего важнее этого общения в ее жизни не происходило с самого детства. Что она впервые сдавала экзамены в техникуме без паники, что для нее раскрылся мир взрослых женщин, которые, оказывается, тоже люди со своими переживаниями и слабостями (!). Что главная «работа над собой» происходила у нее внутри. Что она с трудом училась не зацикливаться на собственном привычном «что обо мне подумают», а сопереживать, ставить себя на место других людей. И что особенно она благодарна группе за то, что ее принимали такой, какая она есть. Монолог такого объема мы слышали от нее впервые – это раз. Она действительно была важной, незаменимой частью той нашей группы, своим присутствием и своей жизнью научила нас чему-то очень важному – это два. И наконец, сейчас история Ирочки напоминает о том, что для работающей группы важно уважение к своеобразию, к уникальности того способа выражать себя, который сложился у любой из ее участниц. Когда «рано» и когда «пора», о чем и какими словами, бурно и выразительно или тихо и почти без внешнего действия – все это моменты личного выбора: «своим голосом и о том, что важно для меня».

Из технических деталей добавлю, что главные психодраматические инструменты – это обмен ролями, дублирование (внутренний голос) и «зеркало». Обмен ролями позволяет ввести новое действующее лицо, его (или ее) голосом и глазами задать ситуацию, а заодно, может быть, и увидеть ее по-новому. Дублирование очень помогает думать и чувствовать – особенно когда чувства и мысли неясны, противоречивы. «Внутренний голос» всегда звучит из-за спины, любые его утверждения могут приниматься или корректироваться. Ну, а психодраматическое «зеркало» – это редкая возможность увидеть себя со стороны, что не всегда приятно, но почти всегда полезно. Все, что важно для героини в «месте действия», мы обычно обозначаем весьма условно – стульями: вот дверь, вот окно, еще здесь важен телефон, который все не звонит и не звонит… Может быть, на эти роли будут введены люди, может быть, они будут только обозначены – действие и чувства героини покажут, с какой подробностью и в каком направлении нам разворачивать работу. Меня всегда поражает, как легко и без всякого специального «натаскивания» группа начинает пользоваться этими инструментами – будто всю жизнь мы только и делали, что «исследовали свою правду средствами ролевой игры». Может быть, здесь дело в детских воспоминаниях? Для ребенка ведь естественно одушевлять все вокруг, говорить за куклу или машинку, подражать действиям героев фильмов…

Одна из замечательных особенностей психодрамы заключается в том, что другие участницы (даже те, кто не занят в ролях) всегда примеряют на себя и свою жизнь “шкуру” героини, как если бы сами побывали там, тогда, с теми, кто…

Действие вовлекает больше, чем разговоры, да и правды в нем больше – той личной, субъективной правды, которую героини отправляются искать. Еще одна важная деталь: в начале дня мы обязательно договариваемся о нескольких простых правилах:

• ни в каких сценах, сколь бы бурными они ни были, мы не причиняем физического ущерба себе и другим;

• все, что делается и говорится на группе, конфиденциально – при желании где-то что-то рассказать мы обязательно меняем имена и узнаваемые обстоятельства (и на этих страницах вы не встретите ни одного настоящего имени или географического названия);

• от предложений ведущей можно и нужно отказываться, если они тебе по тем или иным причинам не подходят.

Эти правила делают нашу работу более безопасной – в том, что она нуждается в такой «страховочной сетке», вы скоро убедитесь сами.

А по завершении действия всегда бывает разговор о том, какие чувства, связанные с собственным опытом, «зацепила» чья-то история. Это очень важная часть наших дел в группе: здесь героиня получает поддержку (ты не одна, это знакомо, мы с тобой), но одновременно и группа может высказать наболевшее, поделиться своим – причем не путая «свое» и «не свое». Что бы мы ни испытывали, глядя на чью-то работу и сопереживая ей, это чувство возникло не впервые, а сейчас мы сердимся, не можем унять слезы или трясемся от страха не по причине работы героини, а только лишь по поводу ее. Причины слез, гнева или дрожи коренятся в собственной жизни, опыте каждой участницы, а работа героини только открывает дверцу к ним, позволяет им выйти на поверхность. Этот разговор о чувствах в психодраматической традиции называют шерингом, и первые несколько раз бывает непросто удержать разгоряченную группу от советов, оценок и попыток «учить жить». Непросто, но совершенно необходимо: совет или интерпретация – это всегда уход от своего опыта, а сообщение о чувствах может быть равно важным для говорящей и для слушающей: «Когда ты заговорила о ситуации, которую не любишь вспоминать, я впервые испугалась по-настоящему. До дрожи, сильно. И конечно, всплыла ситуация, которую я много лет как бы не помню. Как бы. Она тоже связана с физическим унижением. Это было…». Отработавшая героиня только слушает, в самом конце может сказать группе пару слов – уверяю вас, в этом «послеоперационном» состоянии вести длинные разговоры особо не тянет. Чаще всего просто благодарят за поддержку, обязательно выводят из ролей всех вспомогательных лиц и предметы, которые имели какую-то символическую нагрузку: мы очищаем пространство, внутреннее и внешнее, для следующей работы.

Есть еще четвертое правило: его я ввожу по ходу дела, когда оно может быть понято и уже имеет какой-то смысл. Мы договариваемся о том, что все, кто работал со своим материалом, пару дней подождут с принятием важных решений (особенно «по теме») и воздержатся от попыток бурно обсуждать свою работу (особенно с «заинтересованными лицами», о которых шла речь в самой работе). Искушение немедленно поменять в своей жизни все или схватить телефонную трубку и начать не то мириться, не то ругаться, не то резать правду-матку – велико. Поддаваться ему – не следует. В эмоционально заряженном, «искрящем» состоянии можно и дров наломать, а уж решений напринимать таких… Главная психодраматическая работа делается не во время разыгрывания, даже не во время разговора о чувствах: она происходит глубоко внутри, где душа в своем привычном внутреннем плане перерабатывает все, что с ней происходило во время психодраматической сессии. Тогда-то и рождаются новые мысли, возникают чувства, связываются между собой воспоминания и обрывки кем-то сказанных фраз, снятся новые сны. На это нужно время.

Группа и ведущая – только катализаторы; каждая из нас возвращается в свою реальную жизнь, где нам и дальше жить; все изменения и прозрения должны быть с этой жизнью увязаны. На это тоже нужно время. Сорок восемь часов – это «минимум для безопасности», уравновешивающий интенсивность группового опыта. Дальше все равно приходится принимать свои решения и продолжать свой путь.