Екатерина Кузнецова
Непромокаемые страницы. Пронзительные рассказы о материнстве и усыновлении
© Кузнецова Е.А., 2020
© Оформление. ООО «СилаУма-Паблишер», 2020
⁂
Расскажи о том дне, когда я появился
Расскажи мне ещё раз о том дне, когда я появился.
Расскажи, как ты была погружена в работу, когда зазвонил телефон.
И тебе сказали, что я родился.
Расскажи, как ты смеялась от радости, а потом плакала, а потом снова смеялась. Как рассказала всем вокруг обо мне.
Как забыла обо всех своих делах.
Расскажи мне снова, как прыгнула в машину и помчалась на встречу со мной. И как проклинала пробки на дорогах!
Расскажи, как вы с папой волновались, стоя в смешных бахилах и медицинских масках в тесной больничной комнатке.
Расскажи, как ты затрепетала, когда впервые увидела меня.
Расскажи мне ещё раз, какой я был крохотный, как сердито хмурил брови и как сладко уснул, когда ты в первый раз держала меня на руках.
Расскажи мне о том, как ты впервые распеленала меня и рассмотрела каждый пальчик на ручках и ножках, как аккуратно трогала мои мягкие ушки и как поцеловала в животик. Как ты нашла ямочку на моей щеке, а радовалась так, словно нашла клад.
Расскажи мне о том, как отправляла папе миллион моих – совершенно одинаковых! – фотографий, и как папа радовался каждой из них.
Расскажи, как прыгала до потолка, когда тебе разрешили забрать меня домой.
Расскажи, как ты одела меня как капусту, чтобы я не замёрз, и как несла, словно хрустальную вазу, до машины.
Расскажи, как я смешно зевал беззубым ртом и как проспал всю дорогу домой.
Расскажи ещё раз, как я уснул в своей новой кроватке, и вы с папой до поздней ночи любовались, как сладко я сплю. Расскажи, как я проснулся, и остальную ночь мы не спали все вместе.
Расскажи мне о том, как папа подкидывал меня до потолка, я смеялся, а ты боялась.
Расскажи, как ты удивлялась, что такой маленький мальчик может вместить в себе так много счастья.
Мамочка, расскажи мне ещё раз о том дне, когда я появился!
Я родился.
Я родился. Всё должно быть хорошо, я знал, ведь день рождения – это праздник. Но было не так.
Я родился, но меня никто не ждал.
Я родился, но остался один. Совсем один.
Я плакал. Я плакал ещё громче, и ещё. Но тот голос, который был со мной вначале, больше не звучал. Я больше никогда его не услышу.
Приходили люди. И другие люди. Меня брали на руки, кормили, одевали. Их было много, я их не запоминал – ведь никто не приходил, когда я кричал.
А я кричал.
Кричал об одиночестве, которое никто не в силах выдержать. Я кричал о предательстве, кричал о том голосе, который больше не услышу.
Я кричал так, как будто от этого крика зависит моя жизнь.
Так и было.
Но я жил. И однажды перестал кричать – зачем, ведь никто не придёт.
Сегодня день моего рождения, и ночью я проснулся на маминых руках, весь мокрый от слёз. Мама обнимала меня и говорила, что я громко кричал во сне. И она пришла.
Потому что мама обязательно приходит, представляете?
Я буду кричать ещё много, много раз. И она всегда будет приходить. Я это знаю.
Новые мамы
– Привет, мы твои мама и папа!
Незнакомая женщина с короткими кудрявыми волосами растягивала губы в улыбке.
В комнате было душно и почему-то пахло тушёной капустой. Артём упёрся спиной в воспитательницу и смотрел настороженно.
– Ну, Тёма, что же ты, улыбнись маме! Ты ведь хороший мальчик! – подбадривала из-за спины Татьяна Анатольевна. – Тебя забрать хотят, ну же!
Артём точно знал, что это – не мама и не папа, а слово «забрать» и вовсе пугало.
Мужчина был хмур, улыбка женщины немного увяла.
– Тёмочка, – напряжённо заговорила она. – А у нас дома есть игрушки.
И собака! Большая собака, добрая!! Ты любишь собак? А ещё у нас машина есть! – И она покрутила руками в воздухе, имитируя руль.
Мальчик сильнее вжался спиной в ноги воспитательницы.
Татьяна Анатольевна затараторила:
– Тёма чудесный мальчик. Мать его умом тронулась, правда… Выставила сына на улицу, он плакал, стучал, а она не открывала. Сколько он там простоял, под дверью, – непонятно, соседи увидели – сообщили. Ну и вот…
Мужчина из угла неприятно хмыкнул, и улыбка окончательно сползла с лица женщины.
Воспитательница заговорила быстрее:
– Он, конечно, немного дичится, но вообще хороший мальчик, спокойный. Не дерётся ни с кем, кушает хорошо. Он не глупый, всё понимает, не говорит только почти…
Мужчина порывисто встал и почему-то сказал «Всё ясно», хотя Артёму, наоборот, ничего ясно не было. Женщина отступила назад и посмотрела на мальчика странно – со смесью жалости и неприязни, как будто на лбу у него была грязь. Тёма даже лоб потёр и посмотрел на ладошку – она была чистая.
– Ну, мы пойдём, наверное, – быстро проговорила женщина и добавила зачем-то «спасибо». А потом бросила мальчику, не глядя на него: – Мы ещё придём как-нибудь в другой раз!
Татьяна Анатольевна пожала плечами и увела Тёму обратно в группу.
Это был уже третий раз, когда Тёму водили в душную комнату, но мамы и папы ни разу не вернулись, хотя первые два раза мальчик ждал.
Артём снова потёр лоб и проверил ладошку – чистая. Он закрыл глаза и по очереди вспомнил всех трёх приходивших мам, только самую первую – не смог.
Слишком крепко была закрыта дверь.
Ложь, так похожая на правду
Вокруг шумной, разноголосой детской площадки на лавочках тут и там, стайками и по одной сидят девушки и женщины. Их много – они с улыбками смотрят на играющих малышей. Каждая на своего.
Только взгляд одной – кудрявой, голубоглазой – блуждает между детьми, надолго задерживаясь на каждом, словно она пытается кого-то узнать и не может.
Раз за разом.
Такой же разрез глаз. А у этого волосы кудряшками на затылке. А может быть, вот этот мальчик, с пронзительно-голубыми глазами? Он?
Сердце сжимается.
– Простите, – спрашивает она у сидящей рядом мамы, которая подала формочку голубоглазому малышу, – сколько вашему сыну лет?
– Три годика уже, в марте исполнилось.
Не он. Сердце привычно заныло.
Женщина встала и быстро пошла в сторону автобусной остановки. Глупость, какая глупость! С чего она решила, что он может оказаться здесь?
Почти три года она впивается взглядом в каждого подходящего малыша. Да что уж – просто в каждого. Подгоняет внешность и возраст под желаемый образ. Почти три года…
Ему сейчас ещё нет трёх. Родился он в августе, тогда лил дождь, она отлично помнила этот день – серый, безрадостный. Она не помнила боли… Он родился и заплакал, а она отказалась взять его на руки. Просто не могла – знала, что, если сможет прижать его к груди, уже не отдаст никому.
Запомнила только большие – неожиданно большие для новорождённого – серые глаза… И его плач.
И внутренний голос, твердивший: «Так всем будет лучше». Она верила в это.
Она сбежала из роддома в тот же вечер, стыдливо пряча глаза. Это было так странно – выходить оттуда одной.
И вот почти три года в голове рефреном звучит: «Так всем будет лучше. Так лучше».
Только теперь она точно знает, что это ложь.
Ладошка
Я с каждым днём стремительно становлюсь меньше.
Так хорошо помню крохотную дочь, завёрнутую в клетчатое одеяло, – наше первое знакомство. Я держала её на руках, и я была весь её мир. А моя ладонь – такая огромная – накрывала теплом всю её спинку целиком.
Я помню первую улыбку, такую широкую, словно щёки пытались сделать мир больше, а больше стало моё сердце. Или стала меньше я сама?
Я помню первые шаги и нахмуренные брови – тут не до шуток, мама. Тогда я осталась надёжным тылом.
Помню, как впервые показала дочке море… У кромки воды она раскинула руки, обнимая мир, а я – совсем уже небольшая – только любовалась ею…
Вчера укладывала дочку спать и поняла вдруг – моя ладонь умещается на тёплом бархатном пятачке между её лопаток.
День за днём, ещё немного меньше.
Однажды я останусь фотографией на полке, 10 на 15. Размером с её ладонь.
Ладонь, которая накроет всю спинку малыша. Целиком.
