Екатерина Канаткалиева
Розы после дождя
– Побудь здесь, я сейчас вернусь, – и он, взяв какую-то папку со стола, вышел.
Я проводила его взглядом, а потом принялась рассматривать обстановку. Кабинет был просторный с панорамными окнами, вид из которых поражал и впечатлял. Я не любитель городских пейзажей, но нечто подобное мне бы хотелось запечатлеть. Вид будто с высоты птичьего полета. За многоэтажными зданиями виднелись мелкие постройки частного сектора, а за ним река с ухабистым берегом и подлеском, делящая город на две части: историческую и деловую. Солнце уже высилось над горизонтом и золотило макушки деревьев и речную гладь.
– Все, мы можем ехать, – раздался голос Кости.
Я обернулась, потом еще раз взглянула на пейзаж и направилась к выходу.
В полуоткрытое окно веял майский ветерок, ласковый и по-весеннему теплый, наполненный ароматами трав и цветов. «Слава богу! – думала я, – что с погодой повезло! Не то, что в том году, когда полдня лил дождь, и мы продрогли до мозга костей, а я потом еще с неделю пролежала с температурой». Ехали мы недолго и через минут двадцать были на месте: выходной день на дорогах почти нет машин.
– Соня, наверное, в одной из беседок, готовится к выступлению, – произнесла я, когда мы вылезали из машины, на что Костя кивнул и захлопнул дверцу.
За оградой усадьбы было многолюдно: повсюду гуляли пары, молодые и уже в возрасте, носились дети, также можно было повстречать мужчин и женщин, специально переодетых в наряды девятнадцатого века. Мимо нас прошла пара. На женщине было пышное зеленое платье с длинными рукавами и с турнюром1 позади, который украшали драпировки, рюши и складки. Ее волосы были аккуратно убраны под шляпку. На мужчине красовался сюртук с галстуком и клетчатые брюки. В руках он держал небольшой ажурный зонтик. Мне почему-то сразу вспомнились картины Моне и Ренуара. Возле главного входа в усадебный дом уже полным ходом шло театрализованное представление, знаменующее открытие «Сиреневого фестиваля».
Мы не стали задерживаться и углубились с Костей в сад. Кусты сирени, растущие повсюду, наполняли воздух томным сладким благоуханием, а трели птиц придавали неповторимое романтическое очарование, ведь не зря с незапамятных времён усадебный сад считался непременным атрибутом загородного дома.
– О, привет! – воскликнула Соня, увидев нас. Они с Марго стояли неподалеку от беседки. – Ну, наконец-то, я думала, мы тебя не дождемся.
– Куда же я без вас.
Марго тоже кивнула мне в знак приветствия и приблизилась к Косте, а меня Соня взяла под локоть, и мы с ней зашли в беседку. Я скинула свой этюдник, а Соня пока вкратце рассказала мне о предстоящем выступлении и о том, какая помощь понадобится от меня. Пока мы были с Соней в беседке, Марго продолжала стоять с Костей и подошла к нам только тогда, когда ее позвала Соня. До выступления оставалось все меньше и меньше времени. Наши ребята ставили небольшую сценку по мотивам сказки Пушкина “Мертвая царевна”. Увлекательно было наблюдать за тем, как на глазах обычные мальчишки и девчонки превращались в героев сказки. После выступления наших ребят, я осталась посмотреть на сценки других участников, а когда вернулась, в беседке сидели только Марго и Костя и о чем-то мило щебетали, судя по довольному выражению лица Риты, которая то и дело строила глазки, без конца поправляла черные волосы назад и выпячивала грудь вперед. На Костю я даже не взглянула. Молча пройдя мимо, направилась к выставочному павильону. «Интересно, какие картины представлены в этом году?» – думала по дороге. Каждый год они обновляются. Люблю художественные выставки небольших музеев. На них как нигде можно увидеть полотна малоизвестных авторов, которые запечатлели в своих творениях быт и повседневную жизнь обычного люда, простые человеческие радости и горести. Заканчивалась экспозиция в этом году индивидуальной выставкой нашей современной художницы. Разглядывая ее картины, я думала о том, что как бы мне хотелось, чтобы когда-нибудь мои работы, также кто-нибудь рассматривал, предугадывал историю их создания, и что побудило человека пойти в искусство.
Резко прозвучала вибрация. Это Соня. Я вышла из художественного павильона на улицу и ответила на звонок.
– Где ты? – раздался голос Сони.
– Смотрела экспозицию. А что?
– Нет, ничего, просто мы тебя потеряли.
– Хорошо, сейчас подойду.
Марго снова сидела возле Кости и что-то ему говорила. Костя молчал. Резко наши взгляды встретились, и он пристально посмотрел мне в глаза, от его взгляда сделалось не по себе, и я торопливо присела к Соне.
– Чем теперь займемся? – поинтересовалась она.
– Не знаю, как ты, но я хочу найти укромное живописное местечко и, наконец, пописать. Я и так за всю неделю ни разу не притронулась к краскам. Успела сделать только два небольших наброска карандашом и все.
Пока я говорила это Соне, Марго кто-то позвонил, и она вышла из беседки. Потом вернулась попрощаться и быстро убежала.
– Сонь, давай я тоже поеду? – отозвался Костя.
– Нет, ты мне ещё нужен.
– Сонь, я и так торчу здесь целый день бес толку. И ещё ни разу не понадобился!
– Нет.
– Сонь, давай, если я тебе понадоблюсь, ты мне просто позвонишь, и я сразу приеду.
– Нет.
– Вообще-то крепостное право отменили в тысяча восемьсот шестьдесят шестом году.
– Подожди, пока не приедет Валера.
– Что-то он полдня едет и все никак не доедет. Он точно не вымышленный персонаж?
И Соня косо взглянула на него. Я не захотела слушать дальше их препирания и, взяв свой этюдник, вышла из беседки и направилась в сторону прудов, в поисках одного местечка, которое я присмотрела еще в прошлом году, но из-за плохой погоды не смогла тогда пописать. В этом году другое дело, природа сама благоволила. Искала я его недолго и, присев, на лавочку под сенью деревьев принялась раскладывать свои принадлежности. И вскоре приступила к работе. Вид открывался замечательный. В метрах тридцати располагался пруд, в котором очаровательно отражались кучерявые облака, бегущие наперегонки по чистой лазури весеннего неба. Пруд был окаймлен липами, соснами и березами с одной стороны и зеленой лужайкой, которая плавно поднималась на пригорок, с другой. Вдали виднелись какие-то хозяйственные постройки и отдельно стоящие березки и цветущие кусты сирени.
– Вот ты где! – раздался голос Кости. Я мимоходом оторвала взгляд от холста и посмотрела на него: он уже присел сзади и, вытянув ноги вперед, скрестил их.
– Валера, так и не появился?
– Нет…
Резко что-то защекотало мне нос. Я дернулась и зачесала его, а, отстранившись, поняла, что это была гроздь сирени, которую Костя держал в руке.
– Помнишь, как вы с Соней в детстве искали цветки с пятью лепестками и загадывали желание?
Я кивнула.
– О! Ты смотри! Сразу нашелся!.. Дай руку… – И он положил мне на ладонь маленький сиреневый цветочек. Я взглянула на него и, улыбнувшись, зажала в кулаке.
– Значит, ты тоже художничаешь?
– Да…
– Странно, а Сонька мне что-то говорила про переводческое дело?
– Ничего странного, на переводчика я тоже учусь. Папа настоял, чтобы я получила нормальную профессию, а не занималась вот этой мазней.
Костя хмыкнул. Резко в кармане завибрировал телефон. Это Соня.
– Ты где?
– Пишу возле прудов.
– Костя с тобой? А то я не могу до него дозвониться.
– Да…
– О'кей. Мы с Валерой сейчас подойдем, – и она сбросила звонок.
– Радуйся, Валера приехал, – произнесла я и посмотрела на Костю, пока засовывала телефон обратно в карман. Он закатил глаза и наигранно всплеснул руками вверх, а я снова принялась писать.
– Странно, – резко раздался голос Кости, – я думал, он окажется таким же отчаянным художником, с тату на руках, на нем будут обтягивающие брючки и подтяжки. Ан-нет, вполне себе прилично выглядит.
Я усмехнулась и посмотрела назад. Вдалеке под руку неторопливо шли Соня с Валерой.
– Почему подтяжки? – переспросила у Кости.
– Не знаю.
– Но интуиция тебя не подвела. Такой был до этого, – усмехнувшись, произнесла я и повернулась к холсту. «И до него, – добавив уже про себя. – Валера и вправду отличался от тех, с кем Соня встречалась раньше. Серьезный, в меру остроумный и солидный. Если Соня не достанет его своими капризами, и он не сбежит, то он будет для нее идеальным мужем. И что-то мне подсказывает, что не сбежит». Пока я предавалась размышлениям, Соня и Валера приблизились к нам. Соня познакомила Костю с Валерой, и они с ним отошли в сторону, а она присела ко мне и, взглянув на холст, произнесла:
– Неплохо получается.
– Да, мне тоже нравится…
– Немного высветлить облака… Добавить больше контраста на переднюю зелень и будет хорошо. – Я кивнула. Ее мнению я доверяю. Поразительно, сама она рисует не ахти, порой не замечает элементарного, но в чужих работах способна подметить вроде незначительную деталь, и картина сразу же начинает играть другими красками. – Ну, что все по домам?
– Нет, я хочу закончить, осталось совсем немного.
– Хорошо, тогда мы с Валерой поехали. – Мы обнялись на прощание, и уже уходя, она бросила Косте. – Отвезешь Вику.
Он ей кивнул и снова присел на лавочку. Похоже, моего согласия опять никто спрашивать не собирался.
– Это не обязательно. Я и сама доберусь домой.
– Полчаса никакой роли не сыграют. Все равно весь день насмарку.
– Почему же? Когда бы ты еще так культурно отдохнул?
Костя хмыкнул, но ничего не сказал. Хоть я и закончила засветло, но когда мы выехали из усадьбы на проезжую часть, дорогу и окрестности вовсю окутали сумерки. Жаль, что в это время года дни так коротки. Фонари мигали мягким, приятным для глаз светом, а в воздухе была разлита нежная нега весеннего вечера, которую тонко чувствовали и тело и душа. Я расслабленно вытянула ноги после плодотворного дня и только поглядывала в окно. Когда Костя свернул на нашу улицу, и оставалось проехать несколько домов, я спохватилась и попросила Костю остановиться. Но он меня не послушал, лишь поинтересовался: «Почему?»
– Не хочу, чтобы нас увидели.
– С каких это пор? – ехидно спросил он.
Похоже, его это позабавило. А я не знала, что ответить, потому что сама не понимала, что вдруг на меня нашло. Меня же это никогда не волновало. Хотя, собравшись с мыслями, я сослалась на помолвку, на свадьбу, что нас могут неправильно понять, что поползут слухи, и все в таком духе, да, и Лариса будет не довольна. На что Костя ответил, как отрезал:
– Запомни, пока ты не замужем, ты – свободная женщина.
Я выскочила из машины, как ошпаренная, забыв даже поблагодарить его и попрощаться. Но открывая калитку, убедилась, что интуиция меня не подвела. На крыльце стояла Лариса, скрестив руки на груди, и укоризненно смотрела на меня. Похоже, она все просекла.
– Где ты была? – сходу спросила она.
– На фестивале, я вчера говорила, – ответила я и, не желая стоять с ней на улице, зашла в дом.
Лара последовала за мной, продолжая расспрашивать:
– А с кем это ты приехала?
– С Соней.
– Но это была машина не Валеры?
– Да, это был брат Сони, Валера сегодня был занят.
– Что-то я никогда его раньше не видела?
– Он последние годы жил за границей, недавно вернулся.
– Между вами что-то было?
– Конечно, детские проказы и шалости. Когда я видела его в последний раз, мне было десять лет.
– Но для друга детства он слишком хорош собой.
Я невольно улыбнулась и подумала: «Поразительно! Как она успела его так быстро рассмотреть? Или она нас видела еще утром? Да!.. Скорее всего», а вслух ответила:
– Да, он сильно изменился. Но будьте спокойны, ко мне он проявил лишь дружеский жест и то по настоянию Сони.
– Но он не слеп. Он не может не заметить твоей красоты. Ты еще совсем юна, ты не знаешь мужчин. Мой долг предостеречь…
– Лара, пожалуйста, хватит. Какой долг? Я через три месяца выхожу замуж. К чему этот разговор и эти нотации?!
– Кстати, о свадьбе и о завтрашнем ужине. У нас не так много времени, чтобы хорошо подготовиться к ней. Завтра я хочу поговорить с мамой Стаса и все досконально обсудить.
– Только одна просьба со мной не забывайте советоваться. Это все-таки моя свадьба!
Эти слова заставили ее лицо искривиться, но она продолжила спокойно говорить дальше. Я больше не слушала ее. Почему-то в последнее время мне все чаще кажется, что она совсем не тот человек, которым хочет казаться, будто я пригрела змею на груди. Ее нежность и доброта были напускными, чтобы завоевать мое доверие, чтобы я ей не мешала. И эта спешка со свадьбой ведь продиктована с ее легкой руки? К чему она? Ведь папа никогда особо не настаивал на ней. Всегда говорил, что сначала учеба, а потом все остальное. Почему он передумал? Не понимаю.
***
В воскресенье, как и говорила Лара, состоялся ужин с родителями Стаса. За столом все держались спокойно и расслабленно. Приятная компания, но мне почему-то было сложно чувствовать себя непринужденно. Хотя я и знала родителей Стаса. Да и Людмила Петровна всегда старается быть приветливой со мной. Но я не ощущала той близости и доверия, которые бывают между людьми, знакомыми целую вечность и которые через многое прошли. Но больше всего меня удивил Стас. Он весь вечер был весел и даже шутил, что на него совсем не похоже. И у меня зардела надежда, что не все так плохо, что я понапрасну волновалась. Нам нужно время, чтобы лучше узнать друг друга. Но как оказалось в дальнейшем, это была разовая акция. За все время подготовки к свадьбе, мы с ним виделись всего пару раз и то на официальных приемах. А я-то наивная размечталась, что мы будем видеться чаще, будем куда-нибудь ходить. Я понимаю работа, встречи, сделки, но раз в неделю можно же найти несколько часов, и сходить хотя бы в театр или кино. Я как не знала его, так и не знаю. Хотя сомневаюсь, что он удивил бы меня богатым внутренним миром. Он до мозга костей пропитан работой и дышит ею, а до меня и свадьбы ему и дела нет. Ещё один незначительный пунктик в списке дел. Единственное, что я от него постоянно слышу так это нескончаемые упрёки и наставления, то, видите ли, я сижу как-то не так, то мне нужно сменить выражение лица, то на нас все смотрят. А где тепло, нежность, романтика? Этого ничего нет! И, похоже, после свадьбы будет только хуже.
С каждым днем я все больше и больше жалела о том, что не отказалась тогда от свадьбы или хотя сослалась на то, что хочу подумать. А теперь постоянные тревоги и волнение стали моими спутниками, я потеряла сон, аппетит, даже живопись не приносила желаемого удовлетворения. В голове крутились лишь мысли о свадьбе и о том, как сделать так, чтобы она не состоялась. Но это были только мысли. Я ведь в сущности ничего не могла изменить, хотя все чаще склонялась к тому, чтобы поговорить с папой, но каждый раз меня что-то останавливало. Точнее я понятия не имела, как это сделать. Просто подойти и сказать: «Знаешь пап, я передумала выходить замуж, нам нужно отменить свадьбу!» Ага! Кто меня слушать-то будет. Или, может, к Стасу? Он ведь тоже не в восторге от нее, хотя мне кажется, ему все равно на ком жениться. Но настоящей головной болью стал для меня Костя. Не знаю, что на него нашло, но он как будто специально подтрунивал надо мной и над свадьбой, делая все, чтобы доказать всю нелепость этой затеи. Я и сама это прекрасно понимала, но с ним назло утверждала обратное. И он это видел, но мне было все равно. Кто он такой, чтобы указывать мне, что и как делать.
Глава 2
Ох!.. А дни бежали и бежали, и до заветной даты оставалось все меньше и меньше времени. Уже был на исходе июль, а там не за горами и двадцать первое августа.
Вот и последняя примерка свадебного платья. По настоянию Лары мы заказали его в одном из столичных салонов, будто у нас в городе нельзя было найти что-нибудь подходящее. Мы приехали раньше назначенного времени, и нам пришлось немного подождать. Соня тоже уже была на месте. Она разглядывала платья, а я смотрела на девушку, у которой в это время была примерка и мысленно ей завидовала. Она казалась такой счастливой. Ее голубые глаза искрились, а с губ не сходила улыбка. Рядом с ней, видимо, с довольными и радостными лицами стояли ее мама и сестра, потому что уж очень сильно все трое были похожи. Я взглянула на озабоченное лицо Лары, и мне стало ещё печальнее. Как бы мне хотелось, чтобы вместо нее сейчас здесь со мной была мама. С ней бы было всё совершенно по-другому. Да, она бы и не допустила этого брака. Невольно на глазах выступили слезы, и я отвернулась к окну и посмотрела на небо, залитое чистой лазурью. «Остаётся лишь верить, что где бы она не находилась, она все видит и убережёт, если это будет нужно».
– Ну все, пойдем, – раздался голос Сони.
Я вытерла слезы, и направилась в примерочную. На этот раз платье село идеально, что даже Лара не удержалась от восхищения. Не знаю платье, как платье. К тому же длинное и неудобное. Как я буду в нем находиться весь день, понятия не имею.
После мы с Соней прогулялись по столице и заодно решили зайти в Пушкинский музей. По дороге Соне кто-то позвонил и она, сославшись на важные дела, оставила меня одну в полном замешательстве на полпути в музей, что я сразу и не сообразила, что мне делать: идти в музей или возвращаться домой. Но соблазн встретиться с Моне и Ренуаром оказался сильнее, и я направилась к музею.
Переходя дорогу, у самого входа я увидела Костю. «А он что тут делает?» Он меня тоже заметил и жестом показывал на часы, видимо намекая, чтобы я ускорилась. «Почему я должна торопиться?»
– Сколько можно ждать? Уже двадцать минут пятого! А мы договаривались к четырем! И где Соня?
– Я ни с кем, ни о чем не договаривалась, а Соня ушла. У нее возникли очень важные дела, – ответила я и, не собираясь останавливаться возле него, прошла к входу в музей.
Костя ухмыльнулся, и последовал за мной. Мне почему-то показалось это странным, но я промолчала. Пока брали билеты, я с любопытством осматривала фойе. Я здесь еще не была. Мы посещали музей Пушкина с группой, когда учились в художественной школе. А буквально несколько лет назад в музее была проведена реконструкция и полотна зарубежных художников девятнадцатого двадцатого века перенесли в отдельную галерею. Если верить гиду, то теперь для каждого из них выделена специальная комнатка. Что ж посмотрим! Взяв билеты, мы поднялись на второй этаж.
– С каких пор ты стал интересоваться искусством? – ехидно спросила у Кости.
– Пока Соня появится, я хоть культурно просвещусь, а то так и умру невеждой.
Я усмехнулась. Другого ответа я и не ожидала услышать.
– Тогда побуду твоим гидом и обо всем тебе расскажу.
– Чувствую, я умру со скуки.
– Я поняла твой намек. Буду стараться говорить, как можно занудней и с кучей подробностей. – Костя покачал головой. – Не бойся, экспозиция здесь небольшая, и меня в основном интересуют картины импрессионистов.
– Кого?
– Импрессионизм – это направление живописи, зародившееся в середине девятнадцатого века во Франции, и существенно отличалось от того, что делалось раньше. Импрессионисты в своих работах не поднимали сложные философские проблемы, не несли в массы социальную критику, ими были отброшены в сторону библейские и мифологические сюжеты, а запечатлели мгновения из обыденной жизни.
Мимоходом посмотрела на Костю, он поймал мой взгляд и произнес:
– Ты считаешь, я что-нибудь понял из того, что ты сказала?
– Неважно. Будь любезен идти молча и делать вид, что тебе это до жути интересно.
Костя лишь покачал головой. Нам повезло, залы оказались полупустыми, и можно было спокойно подходить к каждой картине и подолгу ее рассматривать.
Мы увидели полотно Дега «Голубые танцовщицы», полюбовались работами Ренуара «Портрет актрисы Жанны Самари», «Купание на Сене» и, конечно же, картинами Моне, собственно ради которых я и пришла сюда. Его «Стог сена около Живерни» и «Белые кувшинки» – одни из моих любимых, а вживую просто не передать словами, насколько они восхитительны! Одно дело, когда ты смотришь на них в каталоге, но совсем другое – когда они перед твоими глазами и можно всматриваться в каждую деталь, в каждый мазок и неустанно восхищаться талантом и техникой автора. Резко раздался голос Кости и прервал мои мысли:
– Я, конечно, извиняюсь, но обязательно по три часа стоять возле каждой картины и глазеть на нее?
– Не глазеть, а созерцать и духовно насыщаться. Кроме того это же Моне!
– Мне все равно кто это!
– Тебе, может, и все равно, а я давно хотела увидеть эти картины вживую. И зря ты так нелестно отзываешься о Моне. Одна из его картин оценивается в восемьдесят пять миллионов долларов.
– Хотел бы я взглянуть на того дурака, который её приобрел. Как по мне, это полная глупость выкладывать кучу денег за какую-то мазню, которая ничем не отличается от той, что я видел у тебя.
– Костя! Костя! Пойдем, взглянем ещё на Ван Гога. Может, хотя бы ему удастся растопить твое черствое сердце.
– Почему сразу черствое? Нет, я не спорю, есть достойные картины, но эту мазню я не понимаю.
– Поэтому импрессионизм и считают отправной точкой на пути к современному искусству. Именно с него начинает меняться видение мира и переосмысление форм и делается упор на чувственное восприятие действительности.
Костя лишь удрученно вздохнул, я поняла его намек, ему это не интересно и больше не стала ничего говорить. Мы с ним молча досмотрели экспозицию, потом я ещё прикупила несколько брошюр, и мы вышли на улицу. А Сони так и не было. Хотя она мне не говорила, что вернется. Я достала телефон и позвонила ей. Почему Костя сразу этого не сделал, не понимаю? Ответила она не сразу, лишь после третьего звонка.
– Ты где?
– Уже дома, – удивленно отозвалась она.
– Понятно, а то мы тебя заждались с Костей!
– Ой, я совсем забыла. Я же просила его забрать нас…
– Ага… – согласилась я с ней. – Дальше…
– Ну да, я забыла.
– Как обычно…
– Ну, пусть он хоть тебя отвезёт.
– Хорошо, разберемся… – ответила я и сбросила звонок, – Она обо всем забыла и уже дома, так что ждать ее не стоило.
– Как обычно, – повторил за мной Костя, но на его лице я не заметила ни злости, ни негодования. Слишком спокойно он это воспринял. Хотя, наверное, это уже обычная история.
– Мне пора…
– Ты домой?
– Да…
– Я могу тебя отвезти.
– Не стоит, я сама доберусь.
– Я все равно еду домой и заодно подвезу тебя. Идём! – и он взял меня за руку и потянул за собой. Я возмущалась, но он и не думал меня слушать, только когда мы подошли к машине, он выпустил мою руку и произнес. – Садись!
– Что-то это все как-то странно.
– Ты слишком подозрительная, – ответил Костя и открыл мне переднюю дверь.
Я косо посмотрела на него и молча отошла к задней двери и, отрыв ее, присела. Костя ничего не сказал, только усмехнулся. Городские постройки плавно сменялись природными ландшафтами. Я смотрела в окно, и не переставала удивляться тому, как в природе все закономерно устроено. Переходы плавные и постепенные. Природа – великий мастер. Чего не сказать о человеческих строениях, которые громоздятся огромной серой массой и возникают резко, откуда ни возьмись. Вот и снова вдали замелькали трубы теплоцентралей, промышленные ангары, склады. Мы подъезжали к городу.
– По дороге заедем в одно место. От вашего дома совсем недалеко.
– Хорошо…
Это был старый жилой массив с деревянными домами и землянками еще послевоенных лет. Я смотрела по сторонам и удивлялась, что Косте здесь понадобилось. Наконец, мы остановились возле одного старого дома. Он был полностью обшит деревянными рейками и выкрашен синей краской, которая во многих местах облупилась и обсыпалась. На окнах красовались резные ставни, покрашенные голубой и белой краской. Небольшой палисадник ограждал деревянный заборчик, где рос большой раскидистый куст боярышника и две рябины.
– Что это за место? – спросила у Кости.
– Не бойся, похищать тебя не собираюсь, – отшутился он, отстегивая ремень. – Останешься или зайдешь со мной?
– С тобой…
Костя вышел из машины и быстро поднялся на деревянное крыльцо. Я последовала за ним и остановилась возле начала ступенек, оперевшись рукой на перила. А он ощупал карманы.
– Черт! Неужели забыл? Ладно… – Он присел на корточки и принялся что-то искать в цветочном горшке, который стоял справа от двери. – Вот он. На месте!
Это был ключ. Он вставил его в замок, но открыть сразу не смог, только со второй попытки. Он приоткрыл дверь, и мы оказались в маленькой, залитой солнечным светом веранде. В углу под окном располагался стол, напротив него ещё одна дверь, которая была заперта на обычную железную щеколду.
– Осторожно, здесь везде пыль, – отозвался Костя, открывая ее.
– Хорошо… – произнесла и, войдя во внутрь, осмотрелась.
Это была небольшая кухонька квадратной формы, стены которой до середины были выкрашены синей краской. Справа было два маленьких деревянных окна, между ними располагалась старая эмалированная раковина. Напротив стоял еще советских времен буфет, он был забит старой посудой. По левую сторону от него находился небольшой п-образный коридорчик, через который, похоже, можно было выйти во внутренний двор. Да, я оказалась права, Костя последовал туда и скрипнул дверью. Я пошла за ним. Возле дома был небольшой навес, под которым стояла лавка и небольшой деревянный столик. Его правая сторона была оплетена девичьим виноградом и навевала ощущение покоя и уединения. Не хватало только горшков или корзинок с цветами. Я прошлась до конца навеса и выглянула в сад, он был небольшой, но отменно заросший травой, хотя если привести его в порядок, то будет очень даже неплохо смотреться. Но больше всего меня поразил розарий справа от навеса. Уж очень он резко выделялся на общем фоне запущенности и заброшенности. Странно, очень странно, ведь за ним нужен уход, но тут не похоже, чтобы кто-нибудь жил. Пока я стояла, размышляла, Костя вышел из сарая и окликнул меня. Я последовала за ним, расспрашивая его на ходу, чей это дом.
– Родителей мамы, но они давно умерли, и сейчас здесь никто не живет, – отозвался он и прошел на веранду. «Странно, а розарий? – подумала я. – Ну не сам же он по себе вырос?» И Костя, будто прочитав мои мысли, добавил. – Правда, несколько лет здесь жил наш прораб со стройки с женой, весной они съехали.
«Теперь понятно». Я подумала, что мы уже уходим, но оказалось, что Костя вышел смазать дверной замок, а после снова вернулся в дом. Пока он отлучался в сад, меня заинтересовал дверной проем, ведущий из кухни в остальную часть дома. На нем не было дверей, он был завешен желтыми занавесками. Я подошла к ним и немного раздвинула их. Это была гостиная – небольшая комнатка с выбеленными стенами. С левой стороны было два таких же маленьких окна, как и на кухне, которые были занавешены такими же желтыми занавесками, едва достававшими до пола, как и в дверном проеме. Между ними стоял на массивных ножках круглый стол, окруженный деревянными стульями и застеленный белой скатертью, вышитой по краю крестиком. Такая же белая накидка с вышивкой покрывала громадный ламповый телевизор советских времен, стоявший в углу. На нем красовалась красная полупрозрачная вазочка с тремя искусственными гвоздиками.
– Посторонись!.. – раздался голос Кости, и я почувствовала, как его руки коснулись моих плеч.
Я обернулась и невольно сдвинулась в сторону. Костя убрал руки и, широко раздвинув занавески, прошел в гостиную. Я хотела пойти за ним, но резко остановилась. Прямо напротив дверного проема стояло огромное зеркало с человеческий рост, и когда ты заходил, полностью отражался в нём.
– Господи!.. И кто додумался его так поставить! – вырвалось у меня.
Костя видимо услышал это и произнес:
– Отличное решение!
– Ага! Заикой останешься.
Костя лишь усмехнулся и зашел в комнату, которая была заперта на ключ, а я осмотрелась. Напротив окон вдоль противоположной стены стоял диван, накрытый тканевым покрывалом с цветочным рисунком в центре. Слева от дивана из-за приоткрытой двери виднелась старая железная кровать на пружинах. На ней стояли две пышно сбитые пуховые подушки, накрытые связанной крючком накидкой. На стене висел ковёр, над ним два портрета мужчины и женщины. «Интересно, кто это? Хотя, наверное, Костины дедушка и бабушка, раз это дом родителей его мамы». На деревянном полу и мебели лежал серый налет пыли, по углам и с люстры свисала паутина.
– Все, мы можем идти, – раздался голос Кости. – Я нашел, что искал.
Я кивнула и направилась к выходу. Когда мы спускались с крыльца, Костя произнес:
– Запомнила, где лежит ключ, если вдруг захочешь сбежать?
Я лишь косо на него посмотрела и направилась к машине. «Ну да, было бы удивительно, если бы он за весь день ни разу не заикнулся о свадьбе».
Домой мы приехали затемно. Снова я попросила Костю остановиться пораньше и не подъезжать прямо к дому, но он снова меня не послушал. И снова нас увидела Лара. У нее прям чутье какое-то: появляться не вовремя или она намеренно ждала моего возвращения? И снова чуть ли не с порога обрушила на меня свое негодование:
– Ты хочешь подорвать свою репутацию перед самой свадьбой? Люди же могут воображать себе все, что угодно.
– Пусть! Это мое личное дело, и оно никого не касается!
Горячность, с которой были сказаны эти слова, заставили Лару насторожиться. Я и сама от себя этого не ожидала.
– А не влюблена ли ты в него?
– В кого? В Костю? Нет! Мне просто не нравится, когда меня контролируют. – А сама задумалась, почему она так подумала? И почему я должна быть в него влюблена? Он брат Сони и все. Единственное, что нас связывает – наше детство. Влюблена? Я хмыкнула, а Лара продолжала стоять с озабоченным видом.
– Я думаю, всё-таки нужно поговорить об этом с Димой.
– Говорите, – произнесла я и хотела уйти к себе, но Лара меня остановила.
– На выходных Стас устраивает на даче пикник и заедет завтра за тобой и Августой, так что будь готова.
– Хорошо, – отозвалась я и поднялась к себе. А в голове все продолжали крутиться слова: «Влюблена? Влюблена? Влюблена?» Мне стало от них даже как-то не по себе. Нет! Я ни в кого не влюблена. Точка! Так откуда же это непонятное волнение? Нет, нет и нет! Это ничего не значит. Пикник! Какой ещё пикник? И Стас сам за нами заедет. Это что-то новенькое».
***
Как и говорила Лара, Стас вместе с Марго заехал за нами в пять часов вечера, и мы поехали к ним на дачу. Стас сразу же испарился, стоило нам перешагнуть порог дома, а мы с Августой и Марго расположились на просторной террасе, которую окружал аккуратно подстриженный газон. Повсюду стояли горшки с петуниями, немного поодаль журчал небольшой фонтан, его огибала дорожка, ведущая куда-то вглубь сада. Августа с Марго беззаботно щебетали о своих новых кавалерах, запланированных свиданиях, а я… Что я? В моей жизни уже все было предрешено, как и с этим летним днем, который незаметно близился к закату. Догорали последние лучи августовского солнца. К семи часам нас позвали на ужин, за которым я практически не притронулась к еде. Стас, наоборот, очень плотно поел, а потом снова исчез.