Екатерина Чернева Lionheart©
Застрахуй мою любовь

«Я тебя не люблю» – эта фраза, которую Джэйсон говорил каждой женщине, несмотря на то, была она ему симпатична или нет. Был ли он в ней заинтересован или нет – он обязательно говорил ей эти слова, как бы подытоживая и ставя жирную точку, после суток, проведённых вместе.

Кстати, знакомьтесь. Вон он, да, да, брюнет, с переходящим цветом волос, в практически угольно-чёрный. С серыми глазами, отдающими лёгким оттенком тёмной зелени. На его распрямлённых назад плечах сидела белоснежная рубашка, а сверху был накинут пиджак из грубой ткани, чёрного цвета. Вот он, да, мужчина, сидящий рядом с симпатичной девушкой, на вид ей, до тридцати двух, длинноволосая шатенка с кучерявыми волосами, с голубыми глазами, небесного цвета, которая явно, по длине её юбки пришла на свидание.

Вот как раз, он говорит ей, заметно по её выражению лица, свою коронную фразу.

Это видно по выражению её лица. На ярко, очерченном контуре губ, уголки поникли вниз, а брови нахмурились. Её глаза стали приобретать более тёмный цвет, словно небесную яркость её глаз стали заполнять хмурые тучи, а на щеках стал появляться холодный румянец.

Она пытается ему что-то сказать, но он, не поворачивая головы, тут же, закрывает ей рот своей рукой, без фамильярности. Она возмущена. Отталкивает от себя его руку, борется с ней «будто рыба об лёд», но всё, на первый взгляд, безуспешно. Как вдруг, он меняет движение руки и уже держит её плотно пальцами под подбородок за щёки и притянув к себе, целует.

Манеры Джэйсона, всегда были под вопросом. Ему было известно слово «галантность», лишь когда он считал его уместным, во всех остальных случаях, он отказывался пользоваться хорошими манерами. И как вы успели догадаться, он никогда не пользовался ими в моменты прелюдий с женщиной.

Она пытается его оттолкнуть, но он плотно прижал свои губы к её губам и не ослабляет свои пальцы. Когда его страстный поцелуй закончился, обрушившийся на неё, как лавина из его языка, она встала, поспешно вытирая губы, ещё больше размазывая алую помаду по лицу, смотря на него удивлённо, обескуражено и, стукнув по плечу, своим достаточно хрупким кулаком, предпочла уйти.

Он закрыл рот рукой, смеясь над всем происходящим.

– Смешно. Очень смешно. – Он еле сдерживался, чтобы не мешать сидящим рядом людям.

По взволнованному топоту каблуков, приближающемуся к нему, он понял, что его спутница вернулась.

Она встала рядом с ним, отказавшись садиться:

– Ты хам! Самый неотёсанный мужлан, которого только можно было представить!

И фыркнув, решила уйти, но он схватил её за руку и резким движением посадил рядом с собой.

Развернувшись к ней и не отпуская руки, он положил левую руку ей на колено, которое было оголено короткой юбкой и, придвинувшись ближе, сказал:

– Ты разве не любишь, негодяев? Тебе не нравятся мужчины, которые знают чего хотят? Кто может сказать «нет!»? Или скажет «да», когда этого захочет, а? – Его рука двигалась с каждый вопросом всё выше по её ноге и пальцы были выпрямлены, будто дуло пистолета, направленное в неё, которое упёрлось ей в трусики.

Она вдруг вспомнила, что она живая, состоящая из крови, которая непонятно почему, да и от кого?! Начала издавать тепло!

– Ты разве не ушла за тем, чтобы вернуться к этой прямолинейности? – Его пальцы всё туже упёрлись между её ног.

Как вдруг, включился свет в зале кинотеатра.

Он посмотрел наверх, прямиком на свет и прищурясь от яркости лампочек ухмыльнулся, и подумал «счастливица».

Она же, не отрываясь, смотрела на него. Она могла представить всё что угодно от этой встречи: цветы, шампанское, прогулка на катере, поцелуи и даже секс, но чтобы её вот так, в кинотеатре?!

Он посмотрел на неё и, не снимая улыбки с лица, сказал:

– Можешь не отвечать. Я почувствовал ответ.

Он встал и не отпуская её руки, потянул за собой. Будто всё было само собой, разумевшееся. Будто было всё так, как надо. Будто ничегошеньки не произошло.

Она шла за ним, смотря ему в затылок, между раскиданного попкорна и была столь же растеряна, как он, раскидан по полу… Какая ирония.

Через два с половиной часа  она сидела уже у подруги и рассказывала ей всё в самых мелких подробностях. Её голубые, как небо глаза, сияли, как у ребёнка, а сама она, была похожа больше на дитя, что хвастается новой, подаренной игрушкой, которую так долго выпрашивала у родителей.

– Он мерзавец! Вот знаешь, ещё бы секунда, и я дала бы ему по морде! Вот ещё движение, и всё!

– И что? – подруга смотрела на неё, хлопая коротенькими ресницами без туши и поедая, не замечая того, в двенадцатом часу ночи, арахис, который стоял у неё под носом. – Он сделал ещё шаг?

– Фильм закончился.

– Да ладно?! На самом интересном месте?

– Да…– Мия сказала это немного с грустью, но стараясь не подавать виду.

– И что? Прямо вре́зала бы ему? Не побоялась? – Орешки тем временем стремительно уменьшались.

– Конечно. – Ответила она уже на автомате.

Сама же она, тем временем, представляла совсем другую картину. Как они схватились если не в борьбе, то в постельных страстях. Если он такой горячий на людях, что же он вытворяет наедине? Её кровь начинала бурлить от воспоминаний последних секунд в тёмном зале. По её оголённым коленям можно было заметить, невооружённым глазом, мурашек и как кожа слегка дрожит от предвкушения.

Подруга тем временем, обратив внимание на мысленно отлучившуюся Мию, спросила, с прищуром и полным ртом арахиса.

– Мия… А ты, случайно, не представила там свадьбу, детей, венчание?

– Только как подаю ему стакан воды в старости. – Сказала она и упала головой на руки, вытянув их перед собой, ладонями вверх и сказала:

– Угостишь арахисом?

Подруга перевела взгляд на вазочку:

– Упс…

– Ничего не осталось, да? – Мия не поднимая головы, пробубнила в собственные руки.

– Я не понимаю, как так быстро кончились орехи?! Правда. Или их мало было… – она трясла вазочку вверх тормашками, будто в надежде, что из неё, как из дупла, вылетит ещё орех.

Её попытки были тщетны. А желудок «пробормотал» на всю кухню, будто сказав: «Наконец-то!»

Мия подняла слегка помятое лицо с рук и мечтательно продолжила:

– Знаешь, он должен позвонить завтра.

– Ты что влюбилась?

– Нет. – Сказала она и, немного задумавшись, будто ища ответ, продолжила. – Я по уши влипла…

– Обычно ты так быстро не влюбляешься. – Сказала Эмма прищурясь, будто пыталась в ней что-то разглядеть.

– А это необычный мужчина. – Она закусила губу, будто его лицо находилось рядом с ней и, она готова была его поцеловать, если бы непринятие того, что это, всего, лишь её фантазия. – Обычно свидания так не проходят. С «обычными», всё по-обычному, а он другой. Он настырный. Грубый и упрямый.

Она говорила о нём до того, пока Эмма не уснула. Но Мие так хотелось рассказать о нём всё, что она знает, и всё, что она поняла о нём. Хотя, что она о нём знала?

Она не знала ни размер его ноги. Ни даже, в каком месяце его день рождения. Она понятия не имела, какого он знака зодиака и что предпочитает есть на завтрак. Она знала аромат его парфюма, сколько силы в его руке. Упругие и слегка колючие губы. Мало ли этого? Ей этого вполне хватило, чтобы мечтать о нём почти до утра, а завтра ведь он обещал позвонить.

Но он ей так и не позвонил.

Его вечер был бурным, даже без его спутницы. Он очень быстро находил замену каждой женщине, с кем сводила его жизнь. К слову сказать, они не были счастливицами, раз им «повезло» пасть под чары такого подлеца, как Джэйсон.

Нет, он был вовсе не плохим. В нём было чувство справедливости, он человек прямолинейный, умеренно откровенный, достаточно щедрый до своих похотей и, чтобы удовлетворять не только своего тела желания. Он, бесспорно, человек симпатичный и яркой внешности. Такой пройдёт мимо и его невозможно не заметить. Его серые глаза видно, даже среди большого скопления людей, они будто пронизывали собой. Непонятное и неловкое чувство озноба, немного стыда, от жара в щеках, и какая-то непонятная тяга к тому, кого знать не знаешь. Он, действительно, мог соблазнить любую, если бы этого хотел. Но ему не составляло никакого труда в том, чтобы женщины трудились над его привлечением к себе. В нём будто чувствовался некий зверь, который выходи́л на прогулку, даже будучи совершенно сытым. Эти чувственные губы, пропитанные бурбоном, говорят, отдавали горечью. А глаза, которые видели всех видов и сортов женщин, словно вино всего мира. Ему они были известны, как выглядят нагими и может оттого, его взгляд уже не искрился азартом, он слишком много повидал. Для него не осталось закрытых тем, не изведанного, или сокрытого, что касалось женщин, он знал о них всё. Он знал их наизусть.

Быть может, по этой причине, Мия не вдохновила его, чтобы её оголить, это было, скорее, подобно коллекционированию, где в её лице ему попалась «повторка». «Такая уже у меня была» – наверняка подумал он именно так и после кинотеатра отвёз её домой. Прекрасно отдавая себе отчёт, что с ней после этого было.

Для него не было открытием, когда он оставлял возбуждённых женщин не удовлетворёнными, но этот, был единственный случай, когда он мог себе это позволить.

Если женщина оказалась с ним в интимной связи, то он всегда доводил её до оргазма. Поэтому он не чувствовал ни малейшего сожаления о своей вчерашней спутнице. Он прекрасно понимал, что глаз она не сомкнула, что будет ждать его звонка, продолжения, встречи, но в нём вертелось – «Я не люблю тебя». Точка.

Когда он высадил Мию по указанному ею адресу её подруги Эммы, то закурил неспешно, свой любимый, крепкий «Винстон» и нажав на педаль газа, оставил после себя лишь клубы дыма, в непримечательном спальном районе, который располагался на окраине города.

Он припарковал машину в самом сердце города и не спеша отправился к дому. Это был дом новой постройки, кирпич которого был цвета рыжеватого песка. Фасад его был украшен, с парадной стороны, различными цветами, у которого располагались самые именитые магазины брендов-гигантов.

Обычно он заходил за кофе в продуктовый магазин, который находился в доме по соседству. Где варили кофе навынос, но сегодня он миновал эту традицию и прошёл прямиком к подъезду. Он шёл не спеша. Снял с себя пиджак из тяжёлой ткани, чёрного, как смола, цвета и устало провёл рукой вдоль волос. Немного взъерошил их и закинув пиджак на плечо, зашёл в подъезд.

Подъезд был светлый, с высокими потолками, чистый, как операционная. С лепниной на потолке, а на полу, в тяжёлых глиняных горшках стояли растения, непонятно какого названия, но рост их был величиной со взрослого человека. Они вальяжно раскидали свои широкие листья по сторонам, отчего заходя в достаточно просторный подъезд, тем не менее, нельзя было их не заметить, случайно задев плечом.

Войдя в лифт, он посмотрел на себя в зеркале, улыбнулся, изобразив на лице гримасу, показав отражению белоснежные зубы, и убедившись будто в том, что он прекрасно выглядит, нажал на кнопку лифта.

Джэйсон проживал на седьмом этаже. Он подумывал сменить место жительства, продать квартиру и обменять на что-то более комфортное. Хотя, что может быть комфортнее, чем люксовый вид жилья? Однако, ему не нравилось, что это всего лишь седьмой этаж. Он был не очень доволен видом из окна и тем, что просто устал от этой квартиры. Ему хотелось что-то изменить. Если не в ней, то сменить её.

Ремонт для него был слишком долгим, пыльным и он не готов был терпеть шум и дискомфорт, поэтому вопрос для него стоял лишь о продаже. Но когда он задумывался над тем, что квартиру нужно показывать разным, незнакомым ему людям, и это займёт немало времени, что подготовка документов займёт ещё больше времени, то он, практически, сразу же переставал задумываться о переезде столь серьёзно. В конце концов, у него не было на это столько времени.

У него была своя сеть кафе, скорее, больше относящихся к классу ресторанов. Численность которых, составляла не один десяток. Они были очень популярны. В них можно было устраивать вечеринки, небольшие банкеты, детские праздники, большие застолья, отмечать дни рождения и именины, встречаться с друзьями и делать романтические предложения «руки и сердца».

За его кафе давно ходила слава самого счастливого кафе. Поэтому все старались делать предложения «руки и сердца», именно, в них. Парочки ходили туда на свидания. Девушки, именно, там старались объявлять о своей беременности, в надежде на счастливую реакцию будущих отцов.

И как это, совершенно, не вязалось с владельцем сети кафе, правда? Он не был женат. Никогда. Он никогда даже не хотел жениться. Вопросы о создании семьи вызывали в нём насмешливую улыбку и никаких комментариев по этому поводу. Он не хотел иметь детей. По крайней мере, за ним нельзя было заметить умилительного взгляда на них. Почему-то он даже не ассоциировался с имиджем отца.

Холодный, но сексуальный, быть может, от этого он и был столь соблазнителен для женщин? Не вертел головой направо и налево, не засматривался на женщин, не провожал их взглядом, за ним не наблюдалась похабщина и может, именно, это так к нему тянуло женский пол. Ощущение какой-то верности, стабильности… Однако, нужно было знать его куда ближе, чем просто один раз увидеть, чтобы понять какой он на самом деле…

Джэйсон, вышел из лифта. На площадке находилось четыре квартиры. Стояла гробовая тишина, которую он нарушил громким звуком каблуков ботинок, прошагав до квартиры. Он достал ключ и, открыв дверь, вошёл в светлую квартиру, даже, несмотря на ночное время. Причиной тому было то, что он никогда не выключал свет, ни в одной из комнат. Он любил, когда в квартире было много света, поэтому на его окнах не было штор или, даже, занавесок, а лишь жалюзи, которые он никогда, не опускал, чтобы закрыть ими лучи солнца, которые стремились в квартиру.

Он бросил небрежно пиджак на небольшой, бархатный диванчик, стоя́щий в коридоре и, не разуваясь, прошёл до кухни. Включил кофемашину и в ожидании, пока она сварит ему кофе, стал рыться в мобильном телефоне. Он выбрал один из номеров:

– Здравствуйте! – На другом конце провода раздался приятный женский голос с бархатным, мягким звучанием.

– Здравствуйте! Мартина сегодня работает?

– К сожалению, нет. Быть может, вас интересует кто-то ещё? – Ненавязчиво поинтересовалась девушка на другом конце провода.

Он, немного помолчав, ответил, чтобы приехала любая другая замена ей.

Девушка на другом конце провода доброжелательно приняла заявку и пожелала приятного вечера.

Кофемашина, тем временем, издала протяжный сигнал о том, что кофе готов.

Положив телефон на кухонный стол, он взял кружку чёрного кофе и, вдохнув его аромат всей грудью, улыбнулся.

– Что может быть лучше кофе… – он сказал это задумчиво, глядя в кружку.

Его мысли перебил звонок.

– Алло.

– Джэйсон. Когда ты приедешь домой? – Взволнованный голос на другом конце провода был тороплив.

– Мам, время ночь, почему ты не спишь?

– Мне приснился плохой сон. Мелочи. Не волнуйся сынок. Но всё же?

– Скоро заеду.

– Я слышу от тебя это вторую неделю.

– Прости. Но обещаю, я заеду.

– Хорошо, дорого́й. Только не забудь про данное тобой обещание. Мы с отцом соскучились по тебе.

– Хорошо. Целую, мам.

– Целую.

Он улыбнулся её заботе и отпил глоток крепкого, ароматного кофе.

Его мама, к слову сказать, была не безучастным человеком. Она регулярно собирала одежду людям, у которых случилась беда: пожары, наводнения, кража.

Она до сих пор, как в детстве узнав, что у сына температура приезжает к нему с собственной аптечкой, с фруктами и с вареньем собственного приготовления. Она никогда не покупала варенье в магазине, считая, что там полно́ консервантов.

Не удивительно, что порой от заботы достаточно сердобольной мамы Джэйсон уставал и от этого, действительно, нечасто приезжал к ней и к отцу. Потому что, как только он переступал порог их дома, мама причитала, глядя на него, как бабушка, о том, что он исхудал и совсем ничего не ест. Его кормили до отвала и ещё давали два пакета еды с собой: пирожки, пироги, даже суп в кастрюльке и котлеты в контейнере. Количество таких контейнеров, в одном пакете, могло доходить до шести. Большая цифра для одного пакета полные еды.

Он поставил чашку с недопитым кофе на стол и отправился в душ. Это, кстати говоря, было одно из его любимых занятий, кроме секса.

Джэйсон уже смывал шампунь с волос, как вдруг ему послышалось, будто раздался протяжный звук дверного звонка.

Он выключил воду, открыл дверь душевой. Уж не показалось ли ему, что он услышал звонок в дверь, сквозь музыку в душевой. Звонок повторился. Тогда он спешно вышел из душа, совершенно позабыв о сделанном им вызове. Накинув на себя белоснежное полотенце, он  босиком отправился открывать дверь.

За дверью стояла девушка, в лёгком пальто цвета мокко. Улыбнувшись и вальяжно проведя по кучерявым волосам, поинтересовалась:

– Не ошиблась ли адресом?

– Адрес верный. Проходите. – Он отошёл немного назад, чтобы оценить её.

Она переступала порог, цокая высокими шпильками и начала расстёгивать пуговицы на пальто.

– А вид такой, будто вы меня совсем не ждали. – Сказала она томно вздохнув, глядя на полуголого Джэйсона.

– Напротив. Готовился. Видите. – Он показал на полотенце и поднял брови, в знак её неправильного восприятия…

Она скинула пальто на пол:

– Ой! – Как бы случайно и неожиданно, вырвалось из её чувственных губ. И демонстративно наклонившись, она стала его поднимать, не сгибая колен.

В этот момент Джэйсон мог оценить все прелести девушки. Её грудь четвёртого размера, глубину разреза, на прозрачном боди и чулки на резинках, плотно облегающих ноги. Она посмотрела на него, замерев в таком положении, улыбнулась, и медленно подняв пальто, бросила его к пиджаку Джэйсона, на маленький диван.

– Куда поведёте? – Она подошла к нему и провела рукой по мокрым плечам.

– Потише топай, твои каблуки издают громкий звук, а время, ночь…

– Хорошо. – Она, не сменив улыбки, лишь шире улыбнулась.

Он прошёл в комнату, где стоял большой диван белого цвета и два кресла, между ними располагался журнальный столик из стекла, под которым был ковёр с длинным ворсом, сероватого цвета.

Он сел на середину дивана и с азартом стал смотреть на подходящую к нему девушку.

Она была профессионалом.

– Меня зовут, Шейла. – Она улыбнулась и оперевшись на стоя́щий журнальный столик, пододвинулась к Джйсону ближе.

Он перевёл взгляд ей на грудь, которая была видна из-под прозрачного боди и улыбнулся.

Она не спеша стала снимать сначала одну лямку с плеча, затем вторую и, выпрямившись, спустила прозрачное боди до талии. Ореол её сосков украшали блестящие стразы, уходящие вниз под грудь, где две линии соединялись, в районе солнечного сплетения, в единую линию и заканчивалась у пупка, обрисовывая вокруг него ореол.

Джэйсон молчал, он наблюдал за ней, не издавая ни звука. В его глазах был азарт, но до желания было ещё далеко.

Шейле, же нравилось, как он за ней наблюдал, как в его взгляде появлялся интерес, азарт.

Пожалуй, она тоже была человеком азартным, раз любила зажигать чужие глаза… Она начала медленно, сантиметр за сантиметром, стала стягивать, с округлых бёдер, сексуальное боди.

Он улыбнулся, глядя на это и, не сказав ни слова, лишь взял его в руку, немного сдавил.

Она поставила ногу на журнальный столик, звонко цокнув по нему каблуком и начала снимать чулок, медленно, не торопясь, не отрываясь, смотря на него. Затем, со вторым чулком, она сделала то же самое действие.

Когда она оказалась совсем голой перед ним, то подойдя к нему, села на журнальный столик и раздвинула ноги. Взяв за полотенце, раскинула его два конца в разные стороны и нарочито, очень чувственно, облизнула свои губы. Джэйсон посмотрел на неё каким-то холодным взглядом. Такой взгляд был у него, когда в нём «просыпалось» желание… Он не возгорался, как многие неким пожаром и блеском в глазах, напротив, он становился будто холодным, с ледяным и даже в какой-то мере, расчётливым взглядом.

Он придвинулся к ней вплотную и, крепко взяв за длинные волосы на затылке, оттянул её назад, а сам встал над ней и, ослабив хватку, позволил сделать всё само́й.

Когда он был удовлетворён работой её губ, то поднял её, всё так же, за волосы, и развернул к себе спиной, поставив коленями на кофейный столик. Он прижался к её попе вплотную, схватив упругие бёдра руками. Потом взял её за волосы, одной рукой, притянул к себе и стал целовать в шею, оставляя на ней красные пятна от засосов. Он видел, как её соски́ начинают приобретать более чёткую форму, они становились ярче, а на её груди появились мурашки… Она, уже сама, стала тереться об него попой, плотнее к нему прижимаясь. Он целует ей плечо, отодвигает немного от себя и проводит языком до лопатки, а после, резким рывком, притягивает к себе и входит. По квартире разносится женский стон… Который впоследствии учащался и становился всё громче и громче, пока не было услышано контрольного, протяжного вскрикивания.

Он поцеловал её в шею, словно в благодарность и отпустил мокрые от пота волосы.

– Мне нужно в душ… – она смотрит на него через плечо и начинает вставать со столика.

– Пойдём, покажу, где ванна.

Она прошла за ним, уставшая, но довольная. Вроде бы работа, при которой секс в её жизни не один раз за ночь, но, как это приятно, когда тебя непросто пытаются использовать, но ещё и удовлетворить…

Он показал ей на душевую:

– Вот. А я воспользуюсь раковиной. – Он включил воду и стал его мыть.

– Спасибо. – Она покосилась на него, немного удивлённо и смущённо и нырнула за стеклянную дверцу душевой, быстро её за собой прикрыв.

Он смотрел на неё через зеркало и видел обычную женщину, чей флёр спал тут же, когда до неё дотронулся мужчина. Остатки помады на губах, размазанный контур от карандаша для губ, следы туши под глазами, её кудри уже не лежали так аккуратно, и она уже не казалось такой недоступной, с высоко поднятой головой, девушкой. Это была обычная девушка, когда с неё слетели все стразы, а помада была съедена ею же в процессе с ним. Её волосы уже не казались идеальными. Он смотрел на неё и думал: «Неужели, зная всё это, видя, меня угораздит когда-нибудь влюбиться?»

– Полотенце есть? – Она выглянула из-за дверцы душа, пряча за ним своё оголённое тело.

– Держи – он протянул ей полотенце, которое лежало в шкафчике под раковиной, а сам завернулся в полотенце, которое висело рядом, и облокотившись на раковину и стал смотреть на неё.

Она стала сушить свои белокурые волосы и как будто, смутившись взгляда, спросила:

– Что?

– Да ничего.

– Тебе не понравилось? – В её голосе слышались нотки тревоги.

– Нет. – Сказав это, он взял паузу и, увидев её немного встревоженный взгляд, улыбнулся. – Всё было хорошо, не переживай.

– А я и не переживаю. – Сказала она, немного обиженно, что он поймал в ней эту эмоцию страха, и продолжила высушивать волосы.

– Как тебя зовут?

– По-настоящему? – Она посмотрела на него и завернулась в полотенце.

– Конечно. Ты ведь не думала, что я поверю в то, что твоё настоящее имя Шейла?

Она улыбнулась:

– Да, на правду не похоже. – И засмеялась. – Меня зовут Стейша. – Она протянула ему руку, в знак знакомства.

Он протянул ей свою, и пожав руку, предложил выпить кофе за знакомство. Она с радостью согласилась.

Они прошли на большую, светлую кухню, в центре которой стоял квадратный высокий стол. Кухонный гарнитур был белого цвета, а резьба на нём была немного состаренной, что придавало ей очень дорого́й вид. Что, кстати говоря, являлось правдой. На виду стояла одна кофемашина. Было ощущение, что на кухне никогда не готовят и это, тоже было правдой. Джэйсон, действительно, не готовил, предпочитал перекусы на бегу, ланчи в кафе и никогда не включал плиту, даже для приготовления яичницы.

– Присаживайся. – Он показал ей на высокие стулья, которые обычно стоят в барах.

Включил кофемашину и, сев, напротив, спросил:

– Почему Шейла?

– Не знаю. – Она пожала плечами и, взглянув на коробку с шоколадными конфетами, взяла одну. – Мне, кажется, что-то общее есть у этого имени с моим.

– А как ты оказалась на этой работе? – Он посмотрел на неё серьёзно, без улыбки, но вряд ли, ждал чистосердечного ответа.

Она, пережёвывая конфету, без доли стеснения призналась, что, когда она училась в институте, работы не было.

– То нужен был диплом, то опыт работы, а она учится, и диплома нет. Окончила институт, нет опыта, но есть диплом. Жить на что-то надо было, и жить хотелось хорошо… Знаешь, идёшь среди крутых тачек и понимаешь, что всё, что на тебе одето, в разы дешевле, чем одно колесо любой из стоя́щих машин. Мне хотелось иметь если не такую, то хотя бы просто машину. Хотелось хорошо одеваться. Посмотреть, как выглядят изнутри рестораны, какие люди в них ходят, как они одеваются.

– Получилось? – Он протянул ей чашку кофе.

– Да. – Она немного мечтательно и, как-то с улыбкой, произнесла это слово.

– Ты не думай, что мой стаж, на этом поприще, десяток лет…

– Нет. Я же вижу, что тебе от силы двадцать восемь лет.

– А ты наблюдательный! Или как это? Проницательный, вот!

Он улыбнулся. Какая-то непонятная внутри обёртки, сидела «конфета». Была напыщенной, вычернутой, а тут перед ним сидит уже совершенно другая, обычная девчонка с простым и весёлым нравом. Он смотрел, как она ест конфеты, одну за другой, и невольно улыбнулся:

– А молодой человек у тебя есть?

Она подняла брови и выпучила на него свои зелёные глаза:

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем мне от ношения?

– Ну… Любовь, чувства, тепло, ощущение нужности…

– У меня секс каждый день и мне всего хватает.

Он посмотрел на неё удивлённо и отпил кофе из кружки, не найдя, что ответить на такой откровенный и весомый аргумент. Но разве он не приверженец такого, же мировоззрения что и она? Разве он не занимается лишь сексом и доволен положением вещей? Эта девушка могла бы стать его копией в женском обличии, впрочем, как и всё ей подобные.

Она отпила глоток кофе и, встав со стула, сказала:

– Провожать не стоит.

– Даже не думал. А дверь сама захлопнется.

По кухне раздалось цоканье каблуков. Звук становился отдалённее по мере того, как она уходила из кухни и потом совсем стих, после щелчка двери.

Джэйс крутил в руках белую кружку, в которой остался только осадок и, смотря на него, о чём-то размышлял. Быть может, он решил, что время изменить жизнь? А может быть, он думал вовсе о насущном, например, а не повторить ли ему ещё кофе?

Его серые глаза приобрели темноватый вид, привычный, слегка приподнятый, уголок губ, будто в усмешке поник на губах. Он так размышлял с минуту или две, крутя кружку в руке и смотря на содержимое. Затем словно ударив себя по щеке, запустив сочную оплеуху, пришёл в себя и, поставив чашку в раковину, отправился спать.

Утром он уже был в кафе. Проверял, как работают его работники и на всю кухню слышался его гневный крик. Тесто летело в форму, громко в неё плюхаясь:

– Это что за консистенция? Кто тебя учил готовить? – Он смотрел гневно на молодую девушку, которая изрядно была напугана. Это было видно по её внешнему виду. – Ты готовишь кашу? Что это? – Он поковырял в тесте длинной спицей, для проверки готовности теста и, подняв его на ней, продолжил. – Ты видишь, что это практически суп, на одной воде?

– Да. – Сказала девушка, тихим голосом, боясь поднять на Джэйсона глаза.

– Что да?!

– Тесто не получилось, сэр.

– Все эти ингредиенты будут вычтены с твоей зарплаты. – Он кинул деревянную спицу в тесто, которое держал в руке. – Но не переживай. Это немного. Здесь, видимо, нет даже яиц.

Дальше он прошёл посмотреть, как работают другие пекари и кондитеры.

Периодически, на всю кухню грохотал инвентарь. Булочки летели, через всю кухню, в высокий мусорный бак, и слышался раздражённый голос Джэйсона, который негодовал оттого, что его работники хотят уничтожить его бизнес.

– Я вас всех уволю! Вы портите продукты, а не создаёте то, чему учились? Что вы все заканчивали? Как вы, вообще, попали ко мне на работу? Что вы здесь делаете? Вам плохо платят, что вы так работаете?

Все молчали. Никто не смел, и боялись, сказать хоть слово.

– Ну! Я не слышу. Я плохо плачу вам?

– Нет. – Послышались голоса вразнобой.

– У вас на кухне не хватает продуктов? Может дело в этом?

– Нет, сэр. – Они стали более сплочённо и уверенно говорить.

– Вы работаете в главном кафе, кондитерской моей сети. Вы получаете больше, потому что это всё – он показал движением руки на всё, что окружало его и их – это лицо моего бизнеса.

– Да, сэр. – Послышались снова неуверенные голоса подчинённых.

– Я найду замену каждому из вас. Каждому! Кто думает, что он незаменим, тот должен знать, что нет незаменимых людей! Все заменяемы! Каждый! А вы не мишлемовские повара, чтобы найти вам замену было такой уж сложной задачей. Согласны со мной? – Он окинул глазами каждого.

– Да, сэр…

Глядя на их опущенные головы и глаза, направленные в пол, он решил сменить гнев на милость и отпустил их продолжить свою работу.

Когда он вошёл в зал кафе, то увидел Сенди, которая принимала заказ у посетителей.

Джэймс с интересом смотрел, как она выполняет работу. Сэнди была девушкой двадцати пяти лет от роду. Высокая блондинка с голубыми глазами, которая обожала свою работу. Она окончила факультет иностранных языков, благодаря знаниям которых, с лёгкостью была принята на работу в кафе Джэйсона.

Она, всё так же улыбаясь, шла обратно к барной стойке, которая стояла в центре зала, на первом этаже.

– Сэнди. Подойди ко мне.

– Да, сэр. – Она всё так же улыбалась, как и гостям, у которых принимала заказ ещё пару секунд назад.

– Почему ты не предложила им наше фирменное меню?

– Они знали, что хотят заказать… – сказала она, немного смутившись от внезапной нападки.

– У нас в меню пончики с черникой, которые в этом месяце, заказывают не очень хорошо. Все пончики «на ура», а с черникой похуже. Что ты должна сделать? Правильно ты должна сказать им о них. Чтобы пончики с черникой заказывались так же хорошо, как и пончики со смородиной. Ты понимаешь, что твоя задача продавать, а не просто быть пишущей машинкой с руками, которая принимает заказы, а?

Улыбка Сэнди стала сходить с её лица… Это было неприятно. Очень. Он оскорбил её. Хотя его тон и был спокойным, он ей показал себя раздражённым, его слова были подобны хладнокровному, безжалостному выстрелу в неё.

– Да, сэр. Я исправлюсь.

– Молодец. Я очень доволен. Недаром я всегда говорил, что иностранные языки, дуры, не в состоянии осилить.

Сэнди улыбнулась, поняв его скрытый комплимент, а Джэймс дав указания кухне и залу, направился к выходу. Как вдруг, перед его носом, из-за рядом стоя́щего стола, появилась девушка, которая выскочила перед ним, как «чёрт из табакерки».