I
Все случилось в воскресенье. В самый священный день недели, когда все, и девушки, и наставницы, и слуги собирались в нашей маленькой церквушке на границе леса и слушали проповеди святого отца. Сегодня мы тоже будем молиться. Вот только по печальному поводу.
Нас долго не выпускали из спальни. Мы испуганно перешептывались и поглядывали на пустующую кровать Мэй. Со смятыми простынями, отброшенным тонким одеялом и маленькой подушкой, повисшей на самом краю. Но никто не подошел ее поправить. Никто не хотел прикасаться к кровати мертвеца.
Несмотря на вечный холод, царивший во всем пансионе, комната казалась душной. Корсет больно впивался мне в ребра и мешал сделать полный вдох. Никогда еще он не казался мне таким душащим.
Никто не знает, что я все видела. Никто не знает, что я встаю раньше всех девушек и пробираюсь на леденящий утренний воздух. В такие часы все кажется тихим и серым, тяжелый аромат леса становится сильнее, а по земле ползут призрачные щупальца тумана.
Сегодня я выбралась из кровати еще затемно. За окном густела ночь, откуда-то издалека доносился ровный перестук колес и низкий гудок поезда.
Я опустила босые ноги на каменный пол, и ступни тут же пронзила боль от холода. Я поморщилась, но все равно поднялась и прошлась до окна, стараясь вынести это жжение. Боль и смирение – это путь к благости.
Я осторожно выглянула в окно и пригляделась. Вокруг было тихо и пусто – ни в главном доме, ни в жилище священника не горело ни одного окошка. Чуть дальше белела в темноте одинокая церковь, тонущая во мраке, а за ней… чернела неподвижная полоса густого леса. Нам запрещалось приближаться к нему. Говорили, там живут монстры и темные духи, которые могут высосать твою душу.
Жуткий лес. Густой, плотный, темный, корни торчат из земли, словно чьи-то сплетенные пальцы. И только одна тропинка витиевато скользит от кромки леса в самую чащу. Не заросшая травой, не обхоженная, красная от глины и песка. Словно чей-то язык, высунутый из глубин леса. Мерзкий, зараженный, сплошь и рядом покрытый жирными от какой-то гнили ухабами.
Раньше, стоило наставницам отвернуться, мы частенько играли возле этой тропы. Становились по очереди на самый краешек, поворачивались спиной к лесу, раскинув руки, и считали, сколько времени каждая из нас сможет так простоять. Растили в себе смелость.
Пока стоишь там, прислушиваясь к несуществующим звукам за спиной, весь станешь мокрым от пота, руки и ноги похолодеют, а по затылку побегут мурашки. И клянусь, в такой момент кажется, что позади раздаются шаги, кто-то тяжело вздыхает и шепчет твое имя.
Мы с Мэй всегда держались дольше всех…
Я стояла у окна очень долго, разглядывая черный и неподвижный лес и красную, даже во мраке ночи, вьющуюся тропу. Как давно мы уже не играли… Мы повзрослели, и страх отчего-то стал сильнее.
Когда на мое лицо упали первые лучи света, я встрепенулась и тихонько выскользнула из комнаты. Босиком и в одной ночной рубашке. Я на цыпочках пробралась мимо спален наставниц и мимо храпящей в глубоком кресле старой няньки.
На первом этаже было еще холоднее. В дальних комнатах уже копошились слуги. Из парадного холла виднелась длинная зала и широкий камин, в котором слабо поблескивал огонь.
Я замерла в нерешительности. На этот раз я вышла слишком поздно и рисковала попасться на глаза. Слуги не пожалеют, все расскажут наставницам, и кто знает, какое наказание мне придумают на этот раз.
Я уже шагнула на ступеньку обратно, когда из кухни донесся истошный визг. Я застыла. Визг оборвался, и кто-то тяжело шлепнулся на пол, задев при этом дверь комнаты. В холл вывалилось бесчувственное тело кухарки, а в открывшемся проеме показалась Мэй. Она лежала на полу кухни, стеклянный взгляд смотрел в потолок, а ее белая ночная рубашка пропиталась кровью, растекшейся вокруг густой лужей.
В нос мне тут же ударил противный металлический запах, во рту собралась слюна, а в ушах болезненно зазвенело. Из дальних комнат послышался топот, и в коридоре стали появляться слуги. Громкие крики ужаса огласили весь дом, и я мигом понеслась наверх, перескакивая по несколько ступеней за раз. В висках стучало, а перед глазами стояло лицо Мэй.
II
Мы похоронили ее на старом кладбище, так близко к лесу, что теперь мне ни за что не превзойти Мэй в смелости. Отец Генри еще долго молился у могилы в одиночестве – я видела его из окна – и, кажется, все никак не мог поверить, что смерть существует на самом деле.
В этот день у нас не было никаких занятий. Нас заперли в комнате и вызывали по одному, расспрашивая о том, что мы видели и что знали. Никто ничего не видел и ничего не знал, только…
– Простите, мадам, – тихо произнесла я. – Есть… одна вещь…
– Не бубни! – раздраженно воскликнула наставница Бернадин. Ее седой пучок на голове, как всегда, жутковато стягивал кожу. – Ты же знаешь, что все воспитанные леди говорят четко и ясно! Может, ты еще не прожевала свой завтрак и тебе лучше пропустить обед?! – ее густые темные брови взметнулись вверх, придавая лицу выражение почти нелепого удивления.
– Рассказывай! – басовитым голосом добавила вторая наставница, мадам Розмари. Пышная дама с кудрявой копной волос. Ее кожа была белоснежной, губы горели ярко, на лице всегда играла легкая усмешка, а груди были такими большими, что почти что вываливались из корсета. В своей спальне она тайно курила сигары и пила бренди, так что в ее комнате всегда стоял сладковатый душок. Конечно же, Бернадин ее недолюбливала, и, конечно же, отец Генри боялся ее похлеще темных бесов.
– Я слышала, у Мэй обнаружили монеты? – чуть дрожащим голосом спросила я и тут же добавила: – Я задаю вопрос не ради любопытства, мадам. Дело в том, что у Мэй своих денег не было. Ее это очень расстраивало, она мечтала о новом платье для зимнего бала. И меня обеспокоило, что в почтовый день, когда Хелен получила от тетушки несколько монет, Мэй разозлилась и без всякого повода поссорилась с ней. Девушки потом шептались, что монеты Хелен пропали.
Розмари фыркнула, но, получив от первой наставницы недовольный взгляд, отвернулась.
– Деньги Хелен отдала нам, так как в пансионе все сбережения должны храниться у наставниц! – раздраженно отчеканила мадам Бернадин.
– Возможно, она отдала вам не все, – тихо возразила я, потупив взгляд. Сдавать девушек – бесчестно, мы всегда помогали друг другу. Но Мэй… Ее убийца может быть среди нас…
– Хорошо, Сара, можешь возвращаться в свою комнату, – с натянутой улыбкой произнесла Бернадин. – И не забудь, что разговор должен остаться между нами.
Я кивнула, поднялась с жесткого стула, присела в неглубоком реверансе и поспешила выйти из комнаты. Закрыв дверь, тяжело вздохнула и посмотрела в сторону нашей спальни. Кто бы ни был виновен, оставался один очень важный вопрос: зачем Мэй вообще понадобилось спускаться на первый этаж?
Огоньки свечей тревожно колыхались, по стенам расползались бесформенные тени, тихо потрескивали в камине поленья, словно боясь разорвать повисшую в столовой тяжелую тишину. Белая скатерть на длинном деревянном столе напоминала всем нам похоронный саван, а пустой стул Мэй казался самым ярким пятном в этой комнате.
Ужин проходил в угрюмом молчании, и никакие попытки наставниц заставить нас вести светскую беседу не помогали. Не помогала и наставница Доррис, которая весь день пролежала в своей комнате с сердечной болью и теперь без конца вздыхала и всхлипывала.
Не помогал и отец Генри, прочитавший молитву перед едой таким дрожащим голосом, что мы едва разобрали слова. Его ясные голубые глаза были полны слез, руки мелко подрагивали, а светлые волосы неряшливо топорщились. Я заметила, что Лорена – наша статная красавица – в этот вечер сидит к отцу Генри гораздо ближе и забрасывает его томными влюбленными взглядами. Которых он, впрочем, и не замечает. Я мысленно усмехнулась. Ничего у нее не получится. Его смелости хватает лишь на то, чтобы подглядывать за девушками в купальне, а потом долго и упорно молиться.
Румяная булочка была быстро съедена. Мне хотелось наклониться и слизать с тарелки каждую мелкую упавшую крошку, поэтому я тяжело сглотнула и отвернулась. Все девушки подняли головы и обменялись понимающими взглядами.
– Ну что ж, – произнесла наставница Бернадин, оглядев нас по кругу. – Раз вы закончили с ужином, можете возвращаться в свою комнату.
Раздался легкий шум отодвигаемых стульев, несколько девушек уже успели подняться, как вдруг малышка Дотти пробормотала:
– А преступник… его нашли?
Все замерли и устремили глаза сначала на девушку, а потом и на наставниц. Сам факт того, что кто-то решился произнести это вслух, был ошеломляющим, но чтобы это сделала Дотти! Низенькая и пухленькая, она всегда смотрела вокруг испуганным взглядом и предпочитала, чтобы ее как можно реже вовлекали в разговор. Она пряталась по углам, читая недозволенные нам романы, и начинала неприлично икать всякий раз, стоило ее застать врасплох. А тут такое! Даже отец Генри поднял удивленный взгляд.
– Что за разговоры! – тут же вскинулась Бернадин. – Будешь спать сегодня без одеяла!
– Дайте мне нюхательную соль! – тут же простонала Доррис. – Мне нехорошо! – и, откинувшись на спинку стула, схватилась за сердце.
– Но мы боимся идти спать! – вдруг воскликнула Марлин, поднимаясь с места. – Вдруг преступник сейчас прячется в доме?
– Что за тон?!
– А если к нам придет призрак Мэй? – испуганно ахнула Хезер и тут же опустилась на место, затравленно оглядываясь по сторонам.
– Точно-точно, – поддержала девушку Лорен. – Отец Генри должен сегодня ночевать с нами, чтобы отогнать злых духов! – В порыве она схватила его ладонь: – Вы же не бросите нас, отец Генри? Не оставите одних?
Я закатила глаза, а мужчина отшатнулся от девушки так, словно она сама была злобным духом.
– Что за поведение, Лорен?! – наставница Бернадин даже встала от негодования.
– Мне нехорошо! – еще громче выкрикнула Доррис, понимая, что никто не обращает на нее внимания.
– А вдруг это монстры из леса? – крикнула Джейн, заставив всех испуганно ахнуть. – Вы всегда говорили нам, что они настоящие! Почему они пришли за нами?
Девушки заголосили, и комната наполнилась криками и судорожными всхлипами. Плакала, конечно, Грейс. Ей и повода никогда не требовалось. Все, что не вписывалось в привычный распорядок вещей, порождало у нее слезы. Остывший чай, дождь, громкий звук – все это могло стать причиной, чтобы Грейс отправили или на осмотр к лекарю, или в церковь.
– Девушки! – спокойный и раскатистый голос Розалин заставил всех замолчать. – Давайте не будем забывать о приличиях. Никаких духов или монстров здесь нет. Своими криками вы кого угодно распугаете, – она коротко хохотнула, но никто ее не поддержал. – Мы уже нашли преступника.
Мы все дружно ахнули. Те, кто еще стоял на ногах, обессилено опустились обратно на стулья.
– Кто это? – шепотом спросила Дотти.
– Мальчишка-поваренок, – ответила наставница. – Он был… нездоров. Несколько лет назад его сбила телега в деревне, и он ударился головой. Очень жаль, что мы сразу не заметили его недуг. Бедняжка Мэй… Но так уж распорядилась судьба, верно, отец Генри? – Она бросила на него пытливый взгляд.