Екатерина Алешина
Хлеб Рождества
И вот 7-го, на Рождество, ни свет, ни заря, все еще спали, только хозяйка Наталья кормила стельную корову кожурой от картошки, она и им эту кожуру иногда давала, какой-то военный громко забарабанил в ворота. И это было так неожиданно, будто колокол зазвонил на всю деревню. И все сразу проснулись и забегали по дому, выглядывая в окошко. А это муж ее, политрук, передал с приезжавшим корреспондентом свой офицерский паек, и корреспондент приехал прямо в праздник, вряд ли догадываясь об этом.
И на Рождество Христово у них был свой хлеб – консервы, сухари и колотый сахар, завернутый в зашитый рукав рубашки. И была великая радость в доме и совершенно необыкновенное ощущение праздника. И вся деревня, по двое, по трое приходила просить по кусочку сахара, взамен принося то картофелину, то кислой капусты, а то и стакан молока.
А он живой.
Когда дети пришли домой, матери было совсем плохо. Лежа на кровати, Лидия Ивановна стонала. Танечка побежала за водой, Андрей позвонил отцу на работу. Отец прислал за женой скорую помощь. Оба они, Лидия Ивановна и Борис Аркадьевич были врачи: он анастезиолог, она – терапевт.
Дети, Таня и Андрей, поехали вместе с матерью. Лидию Ивановну отправили в реанимацию: отказывала левая почка, а беременность едва перешла на девятый месяц. Когда муж ее осознал всю тяжесть положения, он дал согласие на спасение жены – о внутриутробном младенце уже никто и не думал.
До самой полуночи осунувшийся отец и перепуганные дети сидели в ординаторской и ждали разрешения ситуации. Наконец пришла заведующая родильным отделением и сказала:
– Лида будет жить, а ребенок родился мертвым.
Борис Аркадьевич сокрушенно ответил:
– Говорил я ей, говорил, не надо нам третьего, и двоих хватает, нет, решила по-своему.
Но как опасность миновала, и от души отлегло, Борис Аркадьевич с детьми уехал домой.
Утром, придя на работу, он первым делом пошел к жене. Она уже пришла в себя. Увидев мужа, обрадовалась:
– А ребенок-то, Боря, живой!
– Как живой?! Мне сказали, что он родился мертвым.
– Да, так думали. А когда его хотели завернуть в пеленку и отнести в морг, увидели, что он дышит. Санитарка увидела. Он голенький на скамейке лежал.
– Мальчик?
– Мальчик.
Борис Аркадьевич смутился, он не знал, радоваться ему или печалиться: тяжелейшие роды, ребенок восьмимесячный, такие редко выживают. Но Лида радовалась, он видел это. И он смирился.
– Раз выжил, назовем его Иваном.
– Почему Иваном?
– Ты же Ивановна.
– А, ну-да, как папа. Он тоже считался без вести пропавшим, а потом домой приехал.
