Екатерина Алешина
Спаси и сохрани
Спаси и сохрани
Сёстры Таня и Женя шли с речки домой. В руках девочки несли белые водяные лилии с длинными толстыми стеблями и большими круглыми листьями. Они чувствовали себя победительницами, потому что смогли доплыть до лилий и вернуться, а еще неделю назад они и плавать не умели.
Вот и их двор, обширный, с палисадником, с сараями на задах. Дом у них стоит на высоком фундаменте, к нему ведет деревянное крыльцо с крупными ступеньками. Но едва они вошли в калитку, как на крыльце появилась бабушка.
– Явились, савраски!
Девочки, зная, что полдня провели на речке, благоразумно промолчали, но бабушка продолжала:
– Мать в больнице, а они и пальцем пошевелить не хотят! Все на меня одну свалили – и Маринку, и хозяйство. Ну-ка, быстро утят кормить!
Она поставила на крыльцо старую кастрюлю с кормом и закрыла дверь.
– Лучше утят кормить, чем с Маринкой нянчиться.
Таня стянула с крыльца кастрюлю, и девочки поплелись к птичьему загону. Дома их мелкие победы никого не интересовали.
Утята, подросшие и уже некрасивые, зашлепали к краю сетки. Девочки возились с ними с того момента, как их привезли, желтеньких, пушистых, маленьких: кормили и поили их с ладошки, грели под лампой, лечили. Но теперь им было неинтересно с ними, хотя те по-прежнему встречали их радостным гомоном.
В сени савраски вошли предусмотрительно тихо. После речки они проголодались. В темном углу взяли кастрюли с супом и кашей, и так, с кастрюлями в руках, вошли в дом.
И тут опять – бабушка.
– С обедом подождёте. Заработайте его сначала.
И она указала на таз.
– Ползунки постиранные нужно развесить, а потом есть сядете.
Девочки молча, поджав губы, поставили на стол кастрюли, положили лилии на стулья и, взяв таз, пошли во двор.
– И чего она? – младшая девятилетняя Женя чувствовала досаду.
– А ты с Маринкой целый день посиди, все по дому переделай, да есть свари, так и сама рассвирепеешь.
Таня была старшей, ей недавно исполнилось одиннадцать, и бабушку она понимала больше, хотя и ей хотелось есть и было досадно, что на лилии бабушка не обратила внимания.
Развесили они на веревке ползунки и с пустым тазом вернулись домой. На полу стояла Марина и маленькими пальчиками общипывала зажатую в кулачке лилию.
– Ай! Отдай!
Женя выхватила у нее цветок и оторвала стебель.
– Бабушка, она цветы мои обрывает!
Из соседней комнаты вышла бабушка, невысокая, полноватая, с очками на лбу.
– Какие еще цветы?
Взяв годовалую внучку за руку, она увела ее в комнату.
– Пойдем, зайчик, пусть они поедят.
Собрав цветы с пола и со стульев, девочки опустили их в литровые банки с водой и поставили банки повыше – на посудный шкаф. Длинные стебли свисали вниз, но подбирать их было недосуг – есть хотелось.
Солнышко почти ушло за горизонт. В западное окно кухни били его последние косые лучи и искрились в отраженных стеклах шкафа. В доме на время установился мир: бабушка читала газеты, сидя на диване, а девочки сели есть. И когда они уже допивали компот, вдруг раздался невероятный грохот и плеск – банка осколками разлетелась по полу, по всей кухне разметались брызги воды, растекаясь лужицами. А испуганная Маринка закатилась плачем.
