Ефим Семёнов
Простофиля
– Заходи, но стесняйся.– сказал мальчику папа.
– Кого стесняться?– не побоялся поинтересоваться любознательный мальчишка.
– Окружного Смотрителя.– без капли иронии заметил папа.
Зная, не пустой намек видавшего многое на своем веку папы, мальчик в юности, осторожно поправил свою накидку, что своими заостренными краями прикрывала его естество и бысто двинуля в направлении Эдемских грез, что небольшими стаями снимали с его плеч признаки мирского существования. Преследуя сына взглядом и подражая ему возвратно-поступательными движениями пальцев руки, папа вместе с ним окунался в ловко расставленные послушницами Смотрителя сети.
– Блаженство и смирение.– вертелось у него в голове, забывая про расточительную подлость служителей Эдема, что не взирая на оголтелость гостей по части стремления к грезам, кормили их плодами неминуемой расплаты.
– Папа а нам за это ничего не будет.– вырываясь из плена фантазий успевал задать вопрос маленький папа.
– Ничего не будет.– не заставляя себя ждать отпевали грезы, отделяя мальчика от совета папы.
После этого были безмятежные единицы исчисления его усилий, что отдавались в сердце учащенным дыханием подвластия неминуемого выхода из летаргии блаженства, четко описанного его проводником в мир всевластия Смотрителя.
– Надо как-то двигаться дальше.– усталым голосом ответил папа, восставая на колени перед сыном.
Фурии расточительности встречали их на следующем этапе познавания Эдемского мира.
– Папа.– без ложной скромности отвечал высокий, что не отпуская руку сына из своей руки, другой стремился приблизиться к отдаленному.
Вихри ярости снизошли на них пламенем безумного танца встречающих, подбрасывая вверх, не оставляя на них ни кусочка живой материи, скидывали обратно, обжигая языками огненного безумства послушных Смотрителю жриц.
– Папа это конец?– взмолился юноша на своего проводника.
– Это фурии.– со знанием дела ответил папа, отвешивая каждой частичку своего сына.
– Может быть скинемся.– взмолился сын, ощущая всю тяжесть быть отверженным.
– Может быть не воскреснем.– хватая мальчика за натуру, решился папа, влетая в безызвестность.
ЗАМЕЧАНИЕ АВТОРА.
В данной трактовке с отрицательной частицей “не” сочетание букв “ы-з” придают выражению признак досказанности, без употребению данной частицы, возможно вольное трактование сюжета.
Далее по тексту.
Их встретила кромешная тьма, нигде не раздавалось ни звука, тихое шуршание их разодранных платьев только усугубляло степень обреченности папы с сыном. Ощущая своими телами касание пустоты, они не могли сообразить совершен ли прыжок или падение продолжается. Упомянутый мальчиком конец, никак не мог взять их в свои объятия, только естество страждущего проводника, что являлся папой мальчика, напоминало о присутствии сына.
– Мы сможем выкарабкаться.– сказал пустотам папа, напоминая сыну о своем присутствии.
– Я тебя не вижу.– со слезами на глазах, ответил сын, всматриваясь в ту же пустоту.
Один не слышал, другой не видел, оканчивая первую часть рассказа заканчивал папа. Месяц смотрел на всю комиссию с удрученным спокойствием, освещая разлитые по стаканчикам препараты своим однообразным составом тишины и спокойствия, что могли видеть набирающая воду Татьяна и ее коллеги по работе, в число которых с неудобным покоем вписалась мама.
Папа не обращая внимания на препинание Медицинской сестры, продолжил посвящать собравшийся состав в историю своего проникновения в ничто, которое может дать волю к изъяснению только по велению сторонних сил власти.
Пробираясь сквозь густую растительность раздутых очертаний, обретя форму и признак понимания сопутствующего ущерба своему организму, папа двинулся в направлении сына, который потеряв голос немо брел в поиске пищи. Хватая ртом остатки необходимого для дыхания вещества, он старался сберечь силы для воссоединения со своим потомком, который минуя стадию воззрения на мир, растрачивал себя на колебание в пространстве.
– Это я, твой папа.– тихо сказал он, не зная услышат ли его духи сына.
Мальчик, ощутив весь тлен существования, собрался с мыслями, давая своему телу волю к продвижению вглубь воззримого понимания происходящей действительности.
– Папа это ты.– найдя последние силы, сумел высказать он.
Они встретились, двое, в кромешной темноте, что оставляет без сил и понимания, они нашли друг друга. Оставив позади сражение с фуриями, испытав себя падением в неизвестность, они ощутили друг друга на уровне понятном только их страданиям, что привели их в мир Страстей. Странным укладом встретил сына и папу путь воззрения, что не зная истории их путешествия, сразу приготовили для гостей свой мир.
– Приветствуем.– приветствовали они.
С опаской оглянулся папа на сына, боясь повторить проторенную жуткими терзаниями дорогу в Эдем.
– Что будем делать сынок.– обратился к мальчику папа.
– Жить.– не сомневаясь ответил мальчик, беря за руку одну из Страстей.
Мама от этих слов немного съежилась на стуле, напоминая всем присутствующим о своем существовании.
Сомнение укоренилось в папе, тот ли это путь, что искал он для своего сына, или это очередная посланница Смотрителя, что не покидал их в дороге.
– Попробуй.– сомнительным голосом ответил папа, оставляя полет фантазии сыну и беря на себя ношу окончания, что навсегда остался у мальчика в памяти.
Уйдя со Страстью в пустоту, оставленную без присутствия, папа не сразу обрел понимание ошибочности своих действий, так как прав был его папа о злонамерении приветствия Страсти. Уподобилась она грезам совокупления, что гнали сына по дороге вычерченной фуриями в бездонную неизвестность присутствия существования.
– Папа?– успел выкрикнуть сын, прежде чем страсть поглотила его.
Не теряя время на раздумья, проводник оставив подруг Избранницы в уединенном сосредоточении, сразу бросился на помощь сыну, применяя на ходу все имеющиеся навыки связи с действительностью.
– Отрок.– схватил свободную от Страсти руку сына папа.
Существо мальчика было спасено, чего нельзя было сказать о его ментальном отношении к жизни. Неизгладимый шрам оставила спасительница, что своими стараниями выстилила младшему от папы путь в забытье. Не знал папа куда приведет его дорога в Эдем, только бездыханное тело сына, что своей тяжестью не давал забыть о сути происходящего, напоминало ему о пути к существованию.
– Потерпи мальчик.– нежно убаюкивал Носильщик сына, что движениями рук старался хоть как-то продышаться в непотребном смраде исходящим от Страстей.
Свежие ручейки необходимого кислорода, что наполняет воды, нашли они в Эдемском саду, который выстилался перед ними. Смотритель, нагнетая атмосферу очередными послушницами, послал на их головы очередное испытание любви к ближнему своему, кем являлись папа и сын.
– А с мальчиком все в порядке.– интересующимися языками сумели заплести Гарпии.
Несмотря на их внушительный размер, и огромные чревоугодные уста, взгляд их отдавал нежностью и простотой, подвластной только чистым духом, но с опасением в умысле. Незря Смотритель оставил их здесь, в надежде спеленать проводника и его спутника, что должен был быть принесен на заклание ради поддержания мира между Властителями мира чащоб и заинтересованными людьми. Взмолился папа о прощении, отпутил сына в свободное течение воды, что своими вихрями вздымала его выше всех присутствующих, ощутя этот расходящийся порыв, мальчик обрел новое дыхание, которым сразу не преминул поделиться со всеми собравшимися. Словно высасывал из них жизнь, разбрелись Гарпии по округе, давая гостям дорогу к продвижению в мир людей, что их покинул.
– Спасибо за странствие.– кинул приветственную речь папа и вместе с сыном вышел за порог мира фантазий.
Закончил пациент свою историю путешествия на кроватке, не давая всем присутствующим опомниться с расспросом “как он влетел”, ведь для Доктора Чика, Доктора Пиха и Медицинской сестры Татьяны, не важны были причинно-следственные связи появления перед ними папы, а важен был итог очередного рабочего дня. Папа взяв за руку маму, тепло попрощавшись со своими Спасителями, кинулся в погоню за ускользающими от его взора Кимой с подружкой, которые, не теряя времени зря, успели заблудиться в тумане наступающего утра.
Глава 12
Обреченные.
Кладя на боковую дребезжащего петуха, Малик сразу почувствовал что-то неладное. Самри тихо посапывал в сторонке, не подавая признаков волнения к жизни, да и как это сделать, когда накануне он успел встретить Рики, провожающего в направлении дома двух знакомых девочек.
– Привет ребята.– в сумерках голос Самри звучал угрожающе спокойным.
– Милиция!– завопила Заги на всю улицу, желая привлечь внимание к надвигающейся опасности.
Рики: Мы попали.
Кима: Нет, еще не дошли.
Самри: Куда.
Кима: Домой.
Самри: Я с вами.
Заги: Только по пути заглянем.
Рики: Обязательно.
И ребята двинулись по темным улочкам, слегка подсвечиваемым проглядывающим сквозь вершины домов месяцем. Они любили ночные прогулки в тишине, чего нельзя было сказать про Милиционера, их давнего товарища, работающего обычно по ночам на улице Мили. Суть появления данного хозяйствующего субъекта, уходит своими корнями в далекие времена существования беззакония и всеобщего разгула Дятей, злостных и действительно опасных существ, что не принимая законы жизни общества, всеми рычагами своего происхождения стремились показать свою власть над людьми.
Милиционер Зарик, как любя называла его Заги жутко раздражая этим Рики, как всегда читал “Буклет по всеобщему подчинению ”, не замечая никого на своем пути к месту службы на третьем нечетном повороте от начала улицы. История возникновения его профессии была жутко загадочной и мрачной, поэтому он не стесняясь любил делиться ею с детьми.
– Зарк, давай без прелюдий.– деловито, по имени обратился к Милиционеру Рики.
– А вам не надоело, поздно же уже.– радуясь встрече с “короткими” обрадовался Мент, как сокращая прекрасное воззнаменование призвания, думал о себе Зарик.
– Лучше поздно.– срезюмировал Самри, расставляя руку под приветствие.
Этому странному жесту его научила Мила Актриса, что играла в одной постановке с Маликом, который иногда подрабатывал в Театре Артистом.
– Как я сюда попал и что делаю.– входя в роль, зачитывал эпизод Шизана из “Большого Живого”Малик.
– Ты Живой.– искренне удивлялась Мила, закладывая руку к голове, украшенной короной принцессы Пробы.
– Все не по сценарию!– вопил Режиссер спектакля, что не понимая замысла актеров подавал им свое видение.
– Ты кто?– не унимался Шизан, глядя взор к взору в брата принцессы Пробы, принца Кара, исполняемым Актером, что в провинциальной жизни являлся Пекарем из Булочной неподалеку по имени Хеван. Небольшого роста, статный мужчина, который всегда считал свою профессию призванием, держал в своих печах лучшие булки и булочки провинции.
– Это мой брат, принц Кар.– искренне представила Шизану принцесса Проба своего брата.
– Брат!– встревожился Шизан набрасываясь на брата принцессы.– Но если брат, тогда восстанет.– продолжал свое темное дело Шизан.
– Он теряет голову.– устремляя свой взгляд в труппу, обратился Режиссер к своему Ассистенту.
– Я поймал.– подыграл Мастеру Ассистент.
– Но что же с вами происходит.– искренне взмолилась Мила выходя из роли.
– Да это никуда не годится.– согласился с Актрисой Режиссер, прерывая постановку.
Вся труппа разошлась в ожидании вдохновения мастера и Малик с Милой направились в сторону ожидающего на дальних рядах Самри.
– Привет.– подавая бутафорскую перчатку, обратилась Актриса Мила к парню.
– Здравствуйте.– протянул свою руку сын Малика, улавливая в движении накладную грудь Актрисы и краем взора замечая падение руки.
– Толковый мальчуган.– ответила Мила старшему Бара, уходя в Примерочную.
Больше повстречать Милу в жизни он не мог, но спектакли с ее участием посещал с любовью и одухотворением “толкового мальчугана”.
– Ты что-то обронил,– замечая падение неестественного предмета удивился Милиционер.
– Да и ладно.– ехидно усмехнулся Самри, выдавая своим видом капельку смущения.
“Буклет по всеобщему подчинению” был отложен в сторону и слюбовавшийся Зарк решил рассказать ребятам легенду про Главного Дятя, что держал в страхе и ужасе первых прородителей его древнейшей профессии.
Нормы формирования общества, заложенные Великим Ремноном и узаконенные отцами, складывались чередой благорадушного взаимоотношения между всеми ветвями Власти, что выделялись на платьях и одежде сведующих отдельной Символикой. Приближенные к отцам Властители не употребляли себя как отдельный класс, поэтому Гербарий обильно подаренный в их подчинение, предпочитали преподносить в качестве комплимента своим помощникам, которые не жалея естество покрытия с легкостью вонзали его в свою принадлежность. Нормы коммуникации между отдельными равноудаленными сословиями узаконились при помощи опыта, накопленного прошедшими сквозь многое отцами. Но подкласс Ирди, гордый и всезнающий, не мог подчиниться условиям равнозначного партнерства, так как по подсчетам Счетоводов их подкласса, обозначал преимущество по первоначальному признаку большинства. На общей коллегии вершин и сословий, перед всеми выступил Главный Ирди, по имени Дять, который сразу дал понять отцам и Властителям, приближенным по замыслу Символа, что взаимоотношение его подкласса никак не сойдется с мнением Старейшин.
– Мы гордый и независимый подкласс Ирди никогда не станем нарушать целостность своего платья, что приведет в упадок женское начало нашего мужского трудолюбия в стилистике комплимента.– заканчивал выпадом на Гербарий Дять.
После долгих совещаний и принятия неприложной истины конфликта, отцы согласились на независимость точки зрения Ирди и Дятя, как представителя того общества, и вынесли решение узаконить непроходимость покласса Ирди в отдельный класс Ириди. Ищущий спора Дять и на этом не успокоился. Своими последователями, что будут искать опасность и конфликт, даже там где их и быть не может, он поставил в известность о том, что не будет мира и спокойствия на данном участке межгалактического пространства. Призадумались отцы в принадлежности Дятя к отцам, но отвергать его опыт и действие, что вложил он в формирование норм общества, отвергнуть не могли. Решили они создать силу, что будет не ущемляя прав на самообладание по позиции независимости и непротыкания, наставлять на путь благоразумного разрешения конфликта и призвали на помощь себе идею Великого Ремнона о продвижении и исчислении их раздумий по шагам, что укладывались в небольшие участки обитаемого пространства всеобщего существования. Снизошел до них Великий, услышал их мольбы и частью мощи своей вложил силу в особого кроя форму, что была неизвестна по происхождению, но видом своим напоминала кусок одежд когда-то скинутый им во время своего падения.
– Будет вам противоположный край от Ириди.– со знанием дела произнес Великий и оставил след из Цион, небольшого размера шарообразных сосредоточений, что при приближении к ним начинали играть разноцветными красками.
Сопоставили отцы свое усилие с волей Великого и присовокупили Ционы к своим шагам, что давая пространство для звука, ставил в известность о существовании новой силы, противоположной от мнения Дятя и его класса Ириди. Услышав и увидев появление достойного соперника в начале отца по происхождению с именем Полис, ожесточился Дять и решил своим классом покарать недремлющих отцов. Пустил он по Старейшинам духов рассеяности и потерянности, что чувствуя свое новшество и безнаказанность, пускали их по кругу жизни, преодолеть который могли не все. Духи Ириди шествовали по указанному Дятем пути, круша и повергая в хаос все живое и недавно воскрешенное, но столкнулись они с заминкой по указателям прохождения, неверные символы и образы стали приходить в их сознание, повергая своих обладателей в пожирание самой сущности себя и схожей с ней по принуждению. Полис знал свое дело, минуя заповеди отцов, что завещали ему охрану своего и приближенного окружения, вышел он за положенные рамки и поверг в неистовство посланников Дятя, что указали ему дорогу к своему Главному.
– Я пришел за тобой Главный Дять.– не давая спуска по внеземному заявил носитель Ционов.
– Ты кто?– удивился Главный, всматриваясь в неестественную позу Глашатая.
– Я Полис по имени и носитель Ционов по призванию.– не чуя подвоха ответили мощи Ремнона.
Услышав то что требовалось, сдался конфликтный Дять на милость Победителю, оставляя за собой право на тишину и спокойствие в уединении. Но что-то Полису не давало покоя, взвесив и рассудив все за и против, нанял он себе помощника, что должен был судить Дятя по межпространственным исчислениям. Помощником его оказался благоразумный Емуд, что призванием своим выбрал Взвешивание по делам приподнесенным и разговорам записанным со слов классовиков Ириди. Понимая всю безвыходность положения, распределил Дять усилие свое между равными по классу и общими по пониманию верности традиции конфликта, что лишний раз приподнес ему носитель Ционов по имени Полис. Так и продолжалось противоборство двух враждующих между собой классов, отделенных от отцов гордым именем Полис, по происхождению Цион, с классом Ириди с Главным Дятем во главе.
Закончил свою историю Милиционер Зарк, выворачивая свою голову подобно сове при виде жертвы. Ребята дружно переглянулись и двинулись в направлении, который им вырисовывал месяц, оголяющий фуражку Зарка в ало-красный цвет.
– Куда идем.– запинающимся голосом поинтересовался Рики.
– На запах.– вспоминая постановку успел сориентироваться Самри.
Булочная Хевана работала не круглосуточно, но ароматы разносившиеся из ее закромов будоражили обоняние граждан и днем и ночью.
– Хеван, ты не спишь.– постучалась в дверь Пекаря Кима.
– Спит.– услужливо ответил Рики, поступаясь своим принципом воздержания.
Слегка приоткрыв дверь, друзья просунули свои носовые прегородки в надежде отыскать хозяина Булочной, но на звук вышла его жена по имени Кати. Среднего роста, опрятная женщина, с русыми, убранными в хвостик волосами.
– Поздно же уже.– на манер Зарика спросила она.
– Для нас самое время.– гримасничая ответила Заги.
– Тогда проходите.– не удивилась Тати.
Впереди их ожидали стеллажи, удобно расставленные под выпекаемый Пекарем хлеб и небольшого размера бочонки с дрожжами, дожидающиеся своей очереди к умелым рукам мастера, который в поздний час предпочитал отдыхать вдали от Мастерской.
– А кто это у нас.– встречала гостей улыбающаяся Марта, которая совершенно случайно заглянула “на огонек” к Тати.
– Пришли подготовить.– деловито сказал Самри, пробуя поднять бочонок.
Рики: Мне тоже надо это делать.
– Обязательно.– заметили Заги с Кимой, понимая преимущество своего положения.
“Бабах” разнеслось по всей пекарне, от звука набирающих свою массу дрожжей и окутывающих всех зрителей в неестественную среду.
– Сегодня же четверг.– успела понять Марта, теряющая сознание от осознания расхождения.
– Марта что с тобой, сейчас же май.– сообразила Тати, принимая Марту.
– Женщины все в порядке.– ворвался хозяин Пекарни.
– Да все неплохо.– ответили Кима с Заги, присаживаясь на лавку.
– А с теми что постарше?– слегка удивился Хеван, разглядывая мальчишек.
– Отойдут.– деловито ответили те, наблюдая за набирающими воздух в легкие Тати и Марту.
Хеван осмотрелся по сторонам и понял, что без потусторонних сил тут не обошлось: “Признавайтесь, это ваших рук дело?”– словно Милиционер поинтересовался он. Самри ничего не оставалось как признаться и понести заслуженное наказание, но он решил схитрить и перевел взгляд на Рики. Пекарь наблюдая за странным поведением сына Малика, в такт его движения, всмотрелся в друга того, но лучше бы он этого не делал: Рики подавляясь чувству астмического невосприятия дрожжевой среды, решил взобраться на оставшиеся бочонки странного происхождения, что недружелюбно встретили “скалолаза” и опрокинули прямиком на зазевавшегося Самри.
– Необходима срочная медицинская помощь.– съязвила Заги набирая воздух в легкие.
– Кому?– искренне удивилась Кима уставившись на Пекаря.
– Всем четверым.– подытожил Хеван, предлагая собравшимся гостям пройти вглубь Булочной.
Удобно расположившись на диванах, расставленных для отдыха хозяина и его супруги, атмосфера действительности превратилась в единообразный порыв юности ребят и опыта Старожил. Их угощали различными деликатесами, что изредка Хеван раскладывал по своим Шедеврам, превращая их в лакомство достойное Высших сословий: аспиногие моллюски приобретали очертание сладковато-приторного созвучия с местами их произрастания, крючкообразные зазели сами вползали в их ротовые полости, заставляя шевелиться несомкнутые рты зазевавшихся ребят; и, конечно, венцом вечера стал огромного размера Торт, что своей избранницей сделал Киму, которая опережая в скорости и мощи остальных участниц данного собрания, успела вовремя найти резервы под укрепление самостоятельности позиции высвобождения пространства.
– Огромное спасибо.– сказал Рики, подтягивая за собой ребят.
– Чего так рано?– удивилась Марта, желая составить компанию уходящей публике.
– Жизнь сложна, успеваем.– удивляясь себе ответила Заги, стараясь скрыть свои увлечения.
– Пекарь Хеван, а когда следующая постановка?– находя тему для диалога поинтересовался Самри.
– Через шаг.– замечая неустойчивость положения ребят продекламировал Хеван, помогая им выйти на свежий воздух сгущаещегося вечера.
Довольный Самри и сытая Кима, со своим новым спутником, подтянулись к Рики и Заги, что уже отделились от Пекарни на изрядное расстояние.
– Постойте!– тихим голосом успел сказать он, прежде чем очнулся в своей кровати, разбуженный не менее тихим голосом Малика.– Туман, не забудь про гардероб.
Всматриваясь в закрытую дверь, он вспоминал историю появления у них этого старинного приспособления по преодолению стеснения. По рассказам старшего Бара, предмет для них лично изготовил и доставил лучший по взломам из провинции Нижний Шиоши, Взломщик Унберту.
Рассказы коренных Нижнешиошанцев полнятся вырезками о фигуре Унберту Лома, что прибыл к местным в юном возрасте расцвета застоя вод Сартдафа. Вода наполнялась зеленоватыми красками, что восполняли избыток наличия непроходимости по течению, который был вызван неимоверными потоками расщепления цветущей в нем Дукси, способной к дыханию под водой и дающей неимоверное количество преград для преодоления ее стойкости. Для Главных лиц Шиоши и Нижнего Шиоши эта непроходимая Дукси являлась причиной настоящей головной боли в связи с отсутствием необходимого напора, что открывал путь к новым свершениям по чистым струям парения в возвратно-обратном направлении к спокойствию. Директор по благоустройству муниципальных погребален древнего Шиоши – Оксан, посланный решить данную проблему, сразу столкнулся с непроходимой стеной смрада, излучаемой неуступчивой хозяйкой того непотребства. “Дукси”,– закричал снизошедший Директор, чувствуя что фундук выскальзывает из любимого им шоколада, но ответа не последовало. Встревоженный Оксан, не зная к чей помощи прибегнуть, сразу обратился к Бутеловщику Путану, что недавно привез новые сосуды серии Холли.
– Меня он выручил, попробуй.– сказал хорошо знакомому, Путан.
– Мне не надо пробовать.– зло выругался Оксан, прикидывая по фигуре Дукси.
– Сосуд Холли не для посторонних глаз.– насторожил Оксана Бутеловщик.
Не прислушался заезжий хозяин магазина к совету Бутеловщика, знающего толк в своем деле и товаре, что эти дела решает. С сосудом Холли в руках, выставленным перпендикулярно уровню слуховых окончаний, второй раз прикрикнул на застой,– “Дукси”,– эхом разнеслось по всей провинции Шиоши, но результатом явилось только похлюпывание неустойчивой среды. Зная, что сосуд не возымел положенного влияния, пошел Оксан прогулочным шагом рассматривать новые постройки и новых купцов, что подобляясь старым, озадаченно взирали на пришедшего к ним директора по благоустройству муниципальных погребален древнего Шиоши. Минуя все россказни и толки, что возникали по мере его прохождения, на лавку которая выделялась своими габаритами словно завороженный впился Директор.
– Кто хозяин, как дела?– нежным голосом, вымученным битвой с Дукси, обратился он.
– Хозяин Унберту Лома, а я его говорящая копия.– разздался из шкафа громкий голос Хозяина.
– А как мне к вам обращаться.– удивился Оксан, прикидывая в уме размеры щели.
– А как зайдешь, так и обратись.– заинтриговал Унберту.
Продираясь сквозь здоровенную расщелину в неминуемо-габаритном предмете, Оксан тихо вспоминал всю свою осознаваемую практику жизни, что ему уже пришлось преодолеть. Расстояние за расстоянием просовывал он себя внутрь себя, принимая естественные для неестественной среды форму. Появилась рука, затем обе, голова просунулась свисая на уже добытое преимущество, словно ноги стали руками, становясь на опору из прикрытых свободными по крою штанами, взмок не по-своему желанию Директор и не теряя драгоценный урок, обратился к мокрому от дела выгребания излишков Взломщику Унберту,– “Беда Взломщик, Дукси скучает”,– как тайную надпись и личный вызов принял Лома удар Оксана, откладывая в сторону любимое дело выгребания, во все силы пустился к неуступчивой натуре.
– Дукси!– словно к давней знакомой обратился Лома к преграде, и повинуясь первому чувству она приняла его вызов.
– Дукси.– спокойно ответила она, подкидывая на ходу очередную порцию отростков-дуксианцев.
– Так не поплывет.– соизмеряя прикинул Унберту.
– А ты попробуй.– заманивая Взломщика подмигнула она.
Смелый Унберту, не теряя свой Хват, любимый столярный инструмент, который ему оставил мастер Столяр, со всей любовью сокрушился на теряющую свою голову Красотку.
– Ты меня сделал.– только и смогла произнести она, поддаваясь мастерству Взломщика.
– Я тебя и не трогал.– подтверждая свой статус Взломщика ответил Унберту Лома.– Сама согласилась,– добавил он и спокойно направился к дожидающемуся его Оксану.
– Дукси отдыхает, можете отправляться по короткому пути.– сказал он Директору, прикидывая размер нового гардероба.
Довольный Оксан направился в любимый им, как фундук в шоколад, Шиоши, по пути рассказывая про мастерство Столяра Унберту, делая ему хорошую прикидку по новому Заказчику, которым как раз явился Малик Бара, прибывший в Нижний по делам зодука за Стругалом для Очков еще не зная, что в будущем у него будет мальчик.
– Как дела в столярном мастерстве.– обратился к другу Малик.
– Взломщик-Столяр.– радуясь новому призванию ответил тот, догадываясь о причине появления Малика.– Стругало,– решил сделать первый ход Унберту.
– Бери выше.– повинуясь правилам игры согласился тот.
– Выше может не войти.– играя с размером ответил Лома.
– А если с мальчиком.– изъявляя свою судьбу решил попробовать старший Бара.
– А с мальчиком … – задумался Унберту, раскидывая инструмент для осмотра.
Найдя подходящий прибор и делая предварительный заказ, Малик понимал, что дальше история гардероба будет складываться по сценарию, написанному Взломщиком-Столяром Унберту, воскрешающего в своей памяти уроки мастера, который подготовил его к данному ремеслу.
Евжо был заурядным по меркам мастерства других категорий искусства созидания, но свое умение, присвоенное ему поколениями отцов, страстно любил, восхищая его своими успехами. Глыбы складывались, давая ему пищу для фантазий и творения, что не подобрали Камнетесы, а вручили как Символ уважения. Но как придать своему мастерству признак отточенности не уподобляющийся другим профессиям, как сделать окружающий его мир лучше без признака участия в нем, этими вопросами он не задумывался, он просто строгал. Понимая, что материала достаточно и что Сартдаф принимает его творения, он решил узаконить свое отношение в нем, признав в себе Столяра, по количеству пройденных Евжо шагов вниз по течению. Развивалось его дело, развивалась провинция и наступил момент, когда без умелых рук помощника было просто не обойтись. Но как привлечь его, как сделать выбор в пользу одного из многих школ, Хват был ему Советчиком, повинуясь воле Мастера, он выпал в руку отдыхающего на скамье мальчика, что сдерживая свои слезы тихо произнес имя того, вводя Евжо в иступление своей осведомленностью,– Унберту Лома.– протягивая руку подытожил новый хозяин Хвата. После этого наступили времена правления Унберту как основного Столяра, о звании которого ему постоянно напоминал не теряющий своей стойкости Хват, что при должном обращении мог дать забыть о тяготах течений.
Для Самри наблюдающего молоко в стакане и вне его, погода диктовала условие подчинения моде воздержания, которая как нельзя кстати была в первой половине дня, потому что в следующей его ожидал поход в Театр, а мода театрального платья, по словам актрисы Милы, не подразумевает смены декораций.
