День, казалось бы, начался совсем недавно, но невысокое зимнее солнце было уже в зените. Непрекращающийся стук колес и белизна за окном, не сменяющаяся уже не первые сутки, навевали дремоту на каждого вольного или невольного путешественника. Отсутствующее в разгар дня освещение при ослепительной белизне снега за окном, а также темно-серые, почти черные матрасы и подушки на верхних полках, и накинутые на них покрывала чуть более светлого серого цвета, создавало атмосферу декаданса, с нотками разврата в виде торчащих из под простыней голых человеческих конечностей. Впрочем их было немного в виду того, что время было обеденное.
Саня Тамарин ехал в поезде – практически бежал прочь из прошлой жизни налегке. Не считать же за багаж полупустую сумку-баул, где из личных вещей были только несколько штанов многофункционального назначения, три футболки, рубашка, маловатый пиджак, пара комплектов нижнего белья, нечетное количество носков и полиэтиленовый пакет с мыльно-рыльными принадлежностями. Да еще самое дорогое – микрофон в деревянном футляре с бархатной подложкой и толстая тетрадь со стихами и нотами. Ехал, а точнее бежал, Саня в Москву покорять шоубизнес и сердца людей. Ехал вторые сутки, и ехать еще предстояло немало – как никак на другой конец страны.
По вагону разносился запах запеченной курочки, пирожков, копченой колбасы и запаренной лапши быстрого приготовления с острым соусом. И еще много чем съестным пахло. Вздохнув и сглотнув обильно выделяющуюся слюну, Саня поднялся и зашагал к бойлеру, налить кипятка. Покачиваясь вместе с вагоном под мерный перестук колес, он старался не смотреть по сторонам, но у него не получалось. Глаза будто сами собой скашивались то вправо, то влево. И везде был кулинарный разврат для его голодной души.
Вот сухонькая старушка беззубым ртом мнет румяный пирожок, запивая домашним молоком прямо из бутылки. Рядом пыхтит какой-то студент с красным лицом. Не отлипая глазами от экрана планшета, он засасывал в себя лапшу, зарумяненную красным молотым перцем. Дальше сидела мамашка с целым выводком детей разного пола, роста, возраста и кажется даже разной национальности. Все они тщательно заедали сочную курицу отварными яйцами и круглой сваренной в мундирах картошкой. В следующем купе трое мужчин ели одну лишь копченую колбасу и вздыхали. Тонкий запах водки Саня ни с чем бы не спутал, и уж точно не с коньяком, однако ни бутылки, ни рюмок он не разглядел.
Дальше Саня сорвался почти на бег, кляня кассиршу за то, что она продала ему билет в предпоследнее восьмое купе, и ему теперь надо пройти почти через весь вагон. санин желудок, бурно требующий еды, был не слышен на весь вагон только по причине того, что на прямом перегоне поезд набрал приличную скорость и за стуком колес и мысли-то в собственной голове были не слышны. А все из-за того, что было жутко душно и дверь в тамбур была приоткрыта для проветривания. Тонкий запах сигаретного дыма только добавил расстройства, так как сигареты у Сани закончились еще вчера, а впереди без малого неделя пути.
Залив тщательно прополосканный чайный пакетик кипятком, Саня, зажмурившись и даже задержав дыхание, шустро зашагал обратно. С тяжелым вздохом он опустился на свое место и уставился в окно. День был солнечным, но морозным, и потому солнце едва пробивалось сквозь плотный смог, который и без того однообразный ландшафт превращал в до скорбности унылый однообразный ландшафт. Проплывающие за окном едва припорошенные снегом сопки, теряющиеся в морозном тумане, вгоняли в уныние своим однообразием. Нет, сопки-то все естественно были разными и весьма живописно выглядели, но они не кончались уже с самого утра. Да и накануне местность не особо отличалась от нынешней.
Благодаря высшие силы за отсутствие попутчиков в своем купе, Саня закинул в рот задубевший от старости леденец, целый килограмм которых отыскался в последней съемной квартире еще полгода назад, оставшись от предыдущих квартирантов, и принялся цедить бледно-желтую жидкость. Конфету хотелось разжевать, но Саня держался. Леденцов оставалось не так уж и много, а ехать было далеко. Нет, все же надо было еще с полгода поработать, подкопить деньжат побольше и только потом ехать, но Саня накануне своего отъезда как никогда остро почувствовал, что если не вырвется в столицу прямо сейчас, то так и застрянет на очередной временной работе возможно навсегда. А то глядишь напарница его все же на себе женит и тогда вообще труба, о музыкальной карьере можно будет позабыть, изредка выступая на сцене местного ДК с чужими песнями и под фанеру.
Была еще мысль вернуться в родной поселок Ага Дрын-Дрын, устроиться на три работы и подкопить деньжат там, ведь не нужно будет платить за съемную квартиру, и на продукты тратиться. Но тогда его на себе точно кто-нибудь женит, а родители этому только поспособствуют. И они вполне могут это провернуть в кратчайшие сроки. А после работы на подсобном участке с десятком коров и стадом баранов у него даже на местный ДК сил не останется. И на потенциальную жену тоже. Так что нет. Назад у него пути точно нет. Только вперед. Главное добраться до Москвы, а там уж он разберется. Он будет работать по ночам хоть грузчиком, хоть официантом, лишь бы была возможность пообивать пороги радиостанций, клубов, и быть может продюсеров.
Кстати до дома совсем недалеко. Ага Дрын-дрын где-то за этими сопками. Родители сейчас наверняка ужинать садятся. А у них на столе мясо не переводилось никогда. Вкусное, жирное. Сало, картошка. Квашеная капуста. И батя может даже самогона бы ему налил. Хотя коньяк конечно вкуснее, даже если без сала. Саня судорожно вздохнул и нечаянно проглотил карамельку. Тут же запил остатками жидкого чая и отправился за кипятком, еще раз прополоскать чайный пакетик.
Когда Саня, все так же не дыша и зажмурившись, чтобы его ничто не смущало по пути, вернулся на свое место, за окном замелькали различные строения, в основном заборы из профлиста самых разных цветов и оттенков, и спрятавшиеся за ними дома, припорошенные снегом. А вскоре поезд стал замедлять ход, в то время как дома становились все выше.
– Дыра, – понял Саня – столица родного края. – И почему после школы я не переехал сюда? Все было бы намного проще. И дернул меня черт поехать учиться к черту на рога?
Логика в этих мыслях, по крайней мере на данный момент, была, а вот в действиях Сани, бывшего тогда едва ли не на десяток лет младше, по прошествии лет, того самого почти десятка, казалось что не было. После девятого класса он уехал на учебу от дома подальше, чтобы иметь возможность не слишком часто, пару раз в год максимум, приезжать навестить родителей. А ведь если так подумать, то ничего плохого в том, чтобы жить и учиться всего лишь в полутора часах езды от дома, а не в сорока восьми с гаком, не было бы. Зато он был бы с мясом, картошкой и различными соленьями и вареньями, и можно было бы, питаясь домашними припасами, больше времени уделять музыке, а не работать за копейки. Но сейчас-то что об этом думать? Нужно ехать дальше.
И он поедет. Он пойдет к своей цели напролом. По головам, если будет нужно. Он заключит сделку с дьяволом, если будет нужно, но станет всеми известным музыкантом, и чтобы девчонки визжали от восторга, видя его на сцене, и вне ее.
С трудом прокатив огромный чемодан по узкому проходу, мимо проскочила тощая девица в яркой куртке. Выглянув в проход, Саня разглядел еще нескольких спешащих к выходу людей. Эти счастливчики уже окончили свое путешествие и скоро окажутся дома, сядут за стол, наедятся. Мысль о том, что можно тоже выйти и отправиться к родителям прочно засела в мозгу Сани в тот момент. А перед глазами его стояла картина с праздничным застольем, с обязательной толченой картошкой с куринными ножками, сочными и румяными, с салатом оливье, с сырной и колбасной нарезкой, с фруктами и нормальными конфетами, не леденцовыми. А главное буузы! Много, штук десять он готов был съесть за раз, после тарелочки картошки. И коньячок.
Тяжело вздохнув и с трудом подобрав слюни, Саня вернул свое внимание к окну, а точнее к виду за ним. Разрешив себе еще конфету, последнюю на сегодня, он принялся усиленно разглядывать все замедляющиеся проплывающие мимо здания. Те вскоре сменились складами и заборами. А потом наконец перронами. Еще немного и поезд остановился. Просочившийся через открывшуюся дверь в тамбур невнятный голос оповестил, что стоянка продлится тридцать минут. На перрон высыпали люди. Кто-то спешил прочь с чемоданами наперевес. Вот промелькнула девица в яркой куртке. Долговязый молодой человек, шагавший рядом длиннющими ногами, нес ее чемодан. Кто-то наоборот – бежал к поезду. Остальные же вышли покурить.
Немного воспрянув духом и понадеявшись на широту русской души, Саня отправился проветриться. На столы, все еще полные снеди, но бесхозные в данный момент, он старался не смотреть. Он был голоден, но еще не настолько, чтобы начать воровать.
Втягивая голову в плечи, пытаясь при этом подбородком залезть поглубже в ворот худи, и прижимая костлявые локти к бокам, Саня ругал себя на чем свет стоит за то, что не надел куртку, и радовался, что хотя бы переобулся. Если бы он был в своих старых резиновых тапочках, то скорее всего остался бы без ног. Зима во второй половине декабря в этих краях никогда не отличалась приятной температурой. Впрочем в разгар дня, под припекающим солнышком было почти тепло. На часах на башне над вокзалом иногда промелькивала информация о температуре и было всего минус тридцать четыре по Цельсию.
Докурив третью сигарету, а две другие припрятав за ухо, Саня вскарабкался в вагон и поспешил к своему месту, где надеялся поскорее завернуться в колючее железнодорожное покрывало в клеточку, чтобы согреться. И чаю горячего попить, и тогда будет хорошо.
Вот мелькнуло одно купе, второе, третье, занятые посторонними людьми. Следующее, и следующее. А вот уже и тамбур в другом конце вагона.
– Не понял, – пробормотал Саня, разворачиваясь. Про то, чтобы как можно скорее завернуться в покрывало он и думать забыл.
Припомнив, что раз у него было купе предпоследнее, то с этого конца оно должно быть вторым, Саня зашагал обратно. Его купе, бывшее еще каких-то двадцать минут назад полностью в его распоряжении, было оккупировано кучей посторонних мужиков. Ну может быть не кучей. Но пять человек, занятых расстиланием постелей, раскручиванием матрасов и перетряхиванием постельного белья на таком крохотном пространстве это больше чем куча.
Саня приуныл и тяжело опустился на боковую полку последнего купе. Прорваться сейчас на свое место было нереально. Сложив руки на столике и опустив на них тяжелую голову, он уставился в окно, бездумно переводя взгляд с одного далекого многоэтажного дома на другой. На машинки, ползающие по трассе на сопке, возвышающейся над заснеженными деревьями и домами на другом берегу реки. Машинки. В них едут люди жизнь которых наверняка куда как удачнее, чем у Сани. И они явно не такие голодные, как он.
А потом приехал поезд и загородил весь вид, а в окне напротив кто-то стелил себе постель. Зло скрипнув зубами, Саня выпрямился. В этот момент поезд дернулся, а окно в соседнем поезде стало уползать прочь, как и все его соседи.
– Ну наконец-то, – злобно пробормотал Саня, комментируя отправление поезда, будто бы от этого хоть что-то могло измениться в его голодной судьбе.
Мимо сновали люди, отворяя и затворяя дверь в тамбур. Слышался плеск воды в туалете. Чье-то бормотание. Вот кто-то с кряхтением залез на верхнюю полку. А Саня думал о том, что надо как-то растянуть оставшиеся пару тысяч и полкило леденцов на всю поездку и при этом не помереть с голода. О том, что без денег он собирается делать в столице, он старался не думать.
Мысленно он перебрал два десятка нетребовательных профессий, поработал там и сям, пришел к успеху и даже пару раз развелся и женился заново на все более молоденьких девицах-модельках. Когда поезд покачнулся от скорого хода, и у Сани клацнули зубы от того, что подбородок спрыгнул с локтя, и он очнулся, в вагоне было тихо и спокойно. И опять пахло едой. Хотя ею, кажется, и не переставало пахнуть, просто сейчас запах был просто одурительный.
Тяжело вздохнув, Саня заглянул в свое купе. Больше всего на свете он опасался увидеть там застолье. Но там будто бы никого и не было. При более внимательном рассмотрении оказалось, что почти все попутчики разлеглись по своим койкам, и разве что счастливого хозяина второй нижней полки не было, хотя постель была расстелена. Это Саню более чем устраивало и он вернулся к своему стакану с многострадальным качественно прополосканным чайным пакетиком, размокающим в остывшей воде.
За окном между тем уже смеркалось и зажглись потолочные лампы. В соседних купе обед плавно перетек в ужин, а запах съестного продолжал сводить Саню с ума.
– Надо наверное тоже спать лечь, – пробормотал он, стискивая в ладонях стакан с давно остывшей водой. – Во сне вроде бы меньше есть хочется.
Но он продолжал сидеть и мучиться от раздумий, залить ли ему этот пакетик кипятком еще раз, или все же выкинуть. И в момент свет загородила внушительная тень.
– Здоро́во, – пробасила тень, вздымая над Саней руки.
Саня сжался весь от неожиданности, и даже зажмурился. Мозг, пусть и обессиленный от голода, припомнил, что читал где-то заметку про убийства в поездах. И там были фотографии с мест событий. Что ж, видимо и ему придется быть запечатленным на такой фотографии.
Что-то шаркнуло над головой, скрипнуло напротив, а потом звякнуло по столу. Инструменты для расчлененки готовит, не иначе. Потом звякнуло еще раз, и еще раз. Саня все же решился открыть глаза.
Попутчик, коим оказалась та самая тень, споро вынимал из объемного пакета съестное и расставлял на столе. И Саня при этом буквально видел, как аромат снеди поднимался в воздух и буром залазил к нему в нос.
– Вы же не против? – спросил попутчик, поймав на себе санин взгляд.
Саня, в который уже раз тяжело вздохнув, покачал головой. Глядя на изобилие еды, ему захотелось поскорее куда-нибудь убежать. Незнакомец неплохо подготовился к поездке, и видимо решил сожрать все за раз. Тушеная с мясом картошечка, соленая рыбка, отварные яйца, целый пакет булочек, маринованные огурчики в банке, нарезанная пластиками колбаса трех сортов, сыр, помидоры. Саня судорожно сглотнул, да так, что диафрагму свело спазмом. Он хотел уже было вскочить и убежать, но чувствовал, что ноги подогнутся под ним от голода, если он попытается хотя бы встать.
Еще раз звякнуло и на стол посреди всего этого великолепия опустилась бутылочка коньяка.
Мужчина, все это время остававшийся неясным темным силуэтом в тени от верхней полки, вдруг резко наклонился вперед и Саня, дернувшись, стукнулся об стену.
– Составите компанию? – спросил мужчина, в упор посмотрев на Саню. Он был высокий и крепкий, наверняка практикующий посещение спортзала, но не перекачанный, когда начинает казаться, что данный экземпляр не способен вытянуть руки вдоль тела. Прочего в полутьме было не разглядеть. – Не люблю пить один. Да и есть тоже.
Мало что соображая, Саня кивнул и тотчас с его края стола звякнула рюмка, потом булькнула бутылка. Единственное, что он успел разглядеть, это татуировки на руке неизвестного с надписью "болт" на костяшках.
Мужчина отстранился, скрывшись в тени, и только золотой зуб сверкнул в широкой улыбке.
– Берите колбаску, – он указал на стол и Саня как завороженный проследил за его рукой. – Вообще угощайтесь. У вас есть ложка или вилка? Я, кстати, Лекс. Запомните это имя, скоро оно станет известным. Вообще-то я Александр, но зовите меня именно Лекс.
– Саня, – отозвался Саня, – ну в смысле, тоже Александр.
Вдруг осмелев, Саня даже выпрямился.
– Как забавно, – хмыкнул Лекс. – Вы еще скажите, что тоже едете в Москву, чтобы покорить ее своей музыкой и харизмой.
И он даже хохотнул.
– А откуда вы узнали? – прошептал Саня, выпучив глаза.
– У вас пальцы пианиста, – Лекс кивнул на санины руки, стискивающие рюмку. – У меня на это взгляд наметанный. Да вы угощайтесь.
И он улыбнулся так, что стало видно три золотых зуба. А потом он подмигнул и указал взглядом на стол. Одна санина рука оторвалась от рюмки и протянулась к пакетику с сырно-колбасной нарезкой, подхватила первое что попалось, и этот вожделенный кусочек тотчас отправился в голодное санино нутро.
– Давайте чокнемся? – предложил Лекс, а Саня часто-часто закивал. – Может на ты? – Саня опять кивнул в ответ. – Давай, Саня, выпьем за наш творческий успех. Мы обязательно станем известными. Вдвоем-то всяко полегче будет? – Саня продолжал кивать в ответ.
Следующие два часа Саня был вполне себе счастливым и успешным человеком. Он был сыт и пьян, ему было тепло и душой и телом. Все шло так, как должно было бы. А группа, его будущая музыкальная группа казалась как никогда раньше осязаема, почти во плоти. Каждый ее член, пока неизвестный, был ему как родной. И не важно было в тот момент, что с предыдущими своими группами Саня даже бывало выступал на сцене, отправлялся в туры и записывал треки, да так и остался неизвестным и никому не нужным. Теперь масштаб был иной. Не местечковый, а прямо таки столичный. А Лекс клевый парень, толковый. С таким можно и в огонь и в воду. Вдвоем они точно не пропадут. Да и музыканту музыкант никогда лишним не будет.
– А на чем ты играешь? – спросил вдруг Саня, пьяненько икая. – Я должен знать, с чем буду иметь дело. Очень нужно. Ик.
Лекс нахмурился, но ответил:
– На всём, – он даже вытянул руки и изобразил пальцами волну. – Я самый настоящий многостаночник.
– Это хорошо. Плохо что ли? Конечно хорошо, – зевая, пробормотал Саня, – но все же?
– Главный мой инструмент – голос, – улыбаясь во все тридцать два зуба, ответил Лекс.
– Не-не-не, – возразил Саня, языком прочищая зубы и глядя куда-то под стол, потому что попросту не мог поднять ни голову, ни хотя бы глаза. – Пою здесь я, ик.
– Гитара, – бодро отрапортовал Лекс, как будто бы не поменявшись в лице. – Хотя нет. В музыкальной школе, а потом в консерватории я учился играть на виолончели. Но для широкой аудитории пришлось освоить электрогитару. А потом как-то понеслось. На бас гитаре тоже могу, но немного не мое это, слишком монотонно.
– Это просто замечательно, – едва ворочая языком, отозвался Саня. – У тебя есть гитара, или надо будет покупать? А то у меня денег нет. Поиздержался как-то, – вздохнув, он откинулся на подушку. – Так что придется искать какую-нибудь работенку на первое время. Но прорвемся, – он еще раз зевнул и закинул ноги на койку. – А может быть получится устроиться в какой-нибудь клуб? Будем там песни исполнять, всеми любимые, – он скривил лицо, – белые роузы, белые роузы. Тьфу. Но что поделаешь – никто не признается, но все любят под нее приплясывать.
Лекс, кивая в знак согласия с саниными словами, что-то выискивал в висящей рядом на крючке сумке.
– Я на минутку отлучусь, ты пока еще разливай, – и он ушел куда-то в сторону начала вагона.
В затухающем мозгу Сани мелькнула мысль, что в новом вагоне вроде бы нет туалета в том конце. Но сытая нега не оставляла тревожным мыслям ни единого шанса.
Сны санины были приятными и не очень одновременно. Он был великим музыкантом, у него было все: полные стадионы в турах по всему миру, золотые и платиновые пластинки, премии и статуэтки, миллионы просмотров видеоклипов на ютюбе, а главное куча денежек и фанаток, но он все время нигде не успевал. Вообще нигде. То на поезд опоздает, то на самолет. Он опаздывал на концерты и съемки, и даже на свадьбу опоздал однажды. Правда ни разу не пожалел об этом, о все же!
– Саня, Саня, вставай, а то опоздаешь! – голос, казалось, слышался отовсюду. – Твой выход. Ну давай же, – может это ведущий сборного концерта? А вдруг это запись на телевидении? – Твоя судьба решается!
Саня вскочил как ошпаренный. Заметался по темному купе. А поезд и правда уже замедлял ход. Что? Да. Надо выходить, чтобы успеть на концерт.
– Не суетись, я тебе помогу, – проговорил смутно знакомый голос, но вроде бы это не ведущий концерта. Может продюсер? Саня давно хотел завести продюсера. – Надевай.
Кто-то подавал Сане одежду, а он, путаясь в штанинах и рукавах, надевал ее. Куртка, шапка. Обувь. Сумка на плечо. Вроде ничего не забыл.
– Ты иди-иди, – поторапливал голос, а заботливые руки похлопали по плечу. – Я твою постель разберу, а белье сдам. Ну с богом. Ты сможешь.
– Я смогу, – утвердительно пробормотал Саня. – Это мой звездный час.
Поддерживаемый буквально за шкирку, и подталкиваемый в спину, Саня поспешил в тамбур. В пустой тамбур. Не было там даже проводницы. В тот момент странное беспокойство поселилось на душе у Сани.
– Я помогу, – успокоил его голос. – Не переживай.
– Да-да, ик, – согласился Саня. – Я тебе верю.
Вот поезд, до того медленно скользя, остановился на темном полустанке с одним единственным далеким фонарем. Щелкнули замки и прочие запорные механизмы. Широкая спина, загораживающая дверь, склонилась. Скрежетнула раскладываемая лестница.
– Ну давай, друг, – и его вновь хлопнули по плечу. – Стоянка меньше минуты. Но ты успеваешь.
Еще один хлопок по плечу и Саню вновь подтолкнули вперед. Едва чуя под собой ноги от страха за свою судьбу, за свое будущее, он спустился по лесенке и ступил на темный заснеженный перрон. Вновь брякнула железная лестница и дверь за спиной захлопнулась. Щелкнул замок. Поезд издал гудок, который донесся откуда-то издалека, причем не понятно с какой стороны. Что-то зашипело, грохотнуло, скрипнуло. Едва слышно вагон покатился прочь, потом дернулся. Вот колеса в первый раз стукнули на стыке рельсов. Второй. Грохот все нарастал, доносясь со всех сторон. Потом сместился в одну сторону. А потом стал затихать. Еще немного и Саня остался на перроне один. И только еще один гудок донесся уже кажется и вовсе с того света.