Eburek Гордыня

Она употребила «ты», перейдя на неформальное обращение с первой же фразы, обозначив равенство. Или претензию на него.

Адриан почувствовал знакомый прилив – не гнева, а азарта. Это была не атака. Это было фехтование. И его партнерша знала толк в клинках.

– Революции не бывают маленькими, София, – ответил он, опуская голос, чтобы его слова тонули в басах. – Они бывают только громкими и неудобными. Я просто покинул платформу, которая перестала соответствовать моей скорости. Когда поезд едет слишком медленно, разумнее сойти и построить свой.

Она прищурилась, оценивая его. Ее ледяные глаза скользнули по его лицу, по пиджаку, задержались на кольце.

– Свой поезд, – повторила она задумчиво. – Интересная метафора. Дорогая. И очень одинокая, я полагаю.

– Одиночество – это цена за то, чтобы сидеть в кабине машиниста, а не в общем вагоне, – парировал он. – Ты, наверное, знаешь об этом не понаслышке. Судя по твоему… контенту. Одной строить целую вселенную из картинок и текстов.

Он ударил в ответ, намекая на искусственность ее мира. Он ожидал, что она обидится или начнет оправдываться. Но София лишь тихо рассмеялась – сухим, безрадостным смешком.

– О, ты сразу въехал в суть. Да, я архитектор иллюзий. Строитель замков из песка, которые люди принимают за гранитные крепости. Но, видишь ли, в этом и есть сила. Если все верят, что песок – это гранит, то он им и становится. На время.

– До первого крупного шторма, – заметил Адриан.

– Шторм можно переждать. Или… сделать так, чтобы его волны разбивались о чужие замки. – Она сделала паузу, ее взгляд стал пронзительным. – Мне сказали, ты ушел, не извинившись. Даже перед тем… как его звать? Максим?

Имя, произнесенное ею, повисло в воздухе между ними, как лезвие. Адриан почувствовал, как мышцы его спины напряглись. Как она знает? Насколько глубоко она копнула?

– Это не твое дело, – сказал он, и в его голосе впервые прозвучала сталь.

– О, прости, – она подняла руки в шутливом жесте капитуляции, но в ее глазах не было ни капли раскаяния. – Я просто интересуюсь технологиями выживания. Ты использовал очень редкую и рискованную тактику – «сжигание всех кораблей». Большинство после такого плавают в истерике или в алкоголе. А ты стоишь здесь, в самом эпицентре тусовки, и говоришь о строительстве поездов. Это либо гениальная уверенность, либо мастерски отрепетированная игра. И я, как знаток игр, хочу понять – что именно.

Он смотрел на нее, и постепенно до него начало доходить. Она не просто любопытная блогерша. Она была таким же, как он. Таким же одиноким хищником в стае прекрасных павлинов. Таким же архитектором фасадов. Ее «эстетика успеха» была близнецом его «Алмаза» – оба продукта продавали упаковку, образ, обещание преображения. Она строила личный бренд. Он строил технологию для построения личных брендов. Они были двумя сторонами одной медали. Или двумя пауками, почуявшими друг друга в одной паутине.

– А если и то, и другое? – наконец сказал он, позволяя углу рта дрогнуть в подобии улыбки. – Уверенность – это и есть игра. Самый важный навык. Играть так, чтобы самому поверить в свою роль. И тогда поверят все.

В ее глазах вспыхнула искра настоящего, неигрового интереса. Это было признание. Ты говоришь на моем языке.

– Мне нравится, как ты мыслишь, – сказала она просто. – Большинство здесь думает, что успех – это когда тебя приглашают на такие вечеринки. Они не понимают, что успех – это когда ты можешь устроить свою вечеринку и решать, кого на нее пускать.

– Именно, – кивнул Адриан. – Они потребляют чужую реальность. А мы… создаем свою. И заставляем других в ней жить.

Они стояли друг напротив друга у перил, и мир вокруг – музыка, смех, свет – отступил, стал просто декорацией. Между ними возникла напряженная, почти электрическая тишина взаимопонимания. Это не была химия влюбленности. Это была химия родственных душ, узнавших в друг друге ту же пустоту, тот же голод, то же мастерство по ее маскировке.

– И что ты создаешь? – спросила София, опуская голос до доверительного шепота. – Твой «поезд». Он уже на рельсах?

Адриан колебался секунду. Раскрывать ли карты? Но в ее взгляде он не видел угрозы. Он видел потенциального союзника. Или, как минимум, ценного критика.

– Представь сервис, – начал он, глядя не на нее, а на огни города, как будто рисуя в воздухе схему. – Который анализирует весь твой цифровой след – соцсети, переписки, даже стиль общения – и создает идеальную профессиональную маску. Не просто резюме. Инструкцию по тому, как говорить, как думать, как выглядеть, чтобы получить любую работу, произвести любое впечатление. Алгоритмический «Алмаз», отшлифовывающий человека до блеска, нужного рынку.

Он рискнул. Выложил свою самую сокровенную идею. И наблюдал за ее реакцией.

София не засмеялась. Не нахмурилась. Она слушала, и ее лицо стало сосредоточенным, как у хирурга, изучающего сложный случай.

– Ты хочешь автоматизировать то, чем я занимаюсь вручную, – наконец сказала она. – Только в масштабах. И для бизнеса. Это… цинично. Гениально и цинично.

– Цинизм – это просто трезвое видение мира, – возразил Адриан. – Люди не хотят меняться. Они хотят казаться. Я дам им инструмент для этого. А ты… – он повернулся к ней, – ты могла бы быть его лицом. Идеальным кейсом. Девушка из Перми, которая «сделала себя сама» с помощью алгоритма. Это же твоя история, только на новом уровне.

Он предложил ей сделку. Не сейчас, не явно. Он бросил приманку.

София медленно улыбнулась. На этот раз улыбка коснулась уголков ее глаз, но сделала их не теплее, а еще более проницательными.

– Ты быстро работаешь. Уже ищу лицо для несуществующего продукта. Мне это нравится. – Она сделала глоток воды. – Но у меня есть одно правило. Я не связываюсь с проигравшими. Даже временно проигравшими. Мой бренд строится на безупречности. Мне нужны доказательства, что твой «Алмаз» – не просто красивая идея, за которой стоит только твое самомнение.

– Я их предоставлю, – немедленно ответил Адриан. – Первый прототип, первые инвесторы. Скоро.

– Хорошо, – кивнула она. – Тогда давай останемся на связи. Как два стратега, наблюдающие за движением войск. – Она достала из сумочки не телефон, а маленькую, тонкую визитку из черного матового картона. На ней было только имя «София» и номер телеграм-канала. Ничего лишнего. – Пиши, когда будет что показать. А пока… – она окинула взглядом вечеринку, – наслаждайся пиром. Он, как ни странно, помогает. Создает нужный фон. Заставляет других гадать, что у тебя на уме, пока ты стоишь с бокалом воды и смотришь на город, как на шахматную доску.

Она легким движением положила визитку ему в карман пиджака, едва коснувшись ткани. Это был не флирт. Это был деловой жест.

– Было приятно поговорить с кем-то, кто не притворяется, что все это, – она кивнула на сияющую толпу, – имеет какое-то значение.

– Для нас имеет, – поправил ее Адриан. – Как ресурс.

– Точно, – она улыбнулась в последний раз и, не прощаясь, растворилась в толпе, исчезнув так же внезапно, как и появилась.

Адриан остался один. Он вынул из кармана визитку, повертел ее в пальцах. Черный матовый прямоугольник казался обетом, контрактом с темной стороной его собственной натуры.

Он снова посмотрел на вечеринку. Шум, смех, блеск теперь казались ему не угрозой, а инструментарием. Он пришел сюда за подтверждением, что он не лузер. И он получил больше – потенциального союзника. Зеркало, в котором увидел свое отражение и не испугался его.

Он сделал глоток воды. Она была теплой и безвкусной. Но он чувствовал во рту привкус чего-то нового. Не триумфа. Не счастья. Но и не того леденящего холода, что был после разговора с Максимом. Это был вкус амбиции, встреченной и понятой. Вкус начала новой игры.

Он провел на вечеринке еще час. Общался с парой знакомых из венчурных фондов, намекая на «секретный проект», вызывая интерес. Его история об уходе из «Капитала» теперь обрастала легендами, и он сам давал им пищу, не отрицая и не подтверждая, лишь улыбаясь загадочно. Он снова чувствовал себя центром, но теперь это был не центр всеобщего восхищения, а центр интриги. И это было даже лучше.