Е. П. Ильин
Психология надежды. Оптимизм и пессимизм
2.6. У кого надежда выражена сильнее
В работе К. Муздыбаева (1999а) надежда изучалась в различных социально-демографических группах (рабочие, служащие госсектора, служащие частного сектора, руководители, студенты, безработные и пенсионеры; общая выборка составила 700 человек) с помощью адаптированной шкалы диспозиционной надежды Снайдера (1991).
Выше всего диспозиционная надежда у руководителей учреждений, студентов высших учебных заведений и служащих частного сектора (табл. 2.1).
Таблица 2.1. Социально-демографическая структура надежды (% от численности каждой группы)
Превосходство руководителей, служащих частного сектора и студентов в диспозиционной надежде К. Муздыбаев объясняет двумя обстоятельствами. Во-первых, у них больше возможностей проявлять креативность, проектировать свое будущее, а также осуществлять рост и обновление. Во-вторых, у них выше материальные возможности (даже у студентов, так как происходит естественный отбор студентов в основном из состоятельных семей, имеющих возможность содержать своих детей во время их обучения в вузе и тем более платить за это обучение; не случайно 72 % студентов трех ведущих вузов Санкт-Петербурга оценили достаток своей семьи как средний или высокий). Обращает на себя внимание и тот факт, что диспозиционная надежда выше у руководителей-предпринимателей по сравнению с руководителями бюджетных организаций.
По сравнению с другими группами обследованных, чаще других надеялись на что-то благоприятное в своей жизни студенты, руководители учреждений и служащие частного сектора экономики.
Самая низкая надежда на будущее наблюдается у пенсионеров, рабочих, служащих государственного сектора экономики и у безработных. Эти группы являются экономическими аутсайдерами с низкими возможностями для маневра в ситуации остановки производства.
Диспозиционная надежда у молодежи до 30 лет выше, чем у старших групп (табл. 2.2).
Таблица 2.2. Выраженность диспозиционной надежды у лиц разного возраста
Средняя величина диспозиционной надежды у женщин ниже по сравнению с надеждой на будущее у мужчин (табл. 2.3).
Таблица 2.3. Выраженность диспозиционной надежды у мужчин и женщин
Вероятно, это различие обусловлено традиционным господствующим положением мужчин в социальной и экономической сферах.
Иные данные через десять лет приводит ВЦИОМ. Жителям России в 2010 г. задавался вопрос: «Какие чувства вы испытывали в течение последнего месяца?» Было опрошено 1600 человек в возрасте от 18 до 60 лет и старше в 42 областях, краях и республиках. Оказалось, что надежду испытывали от 32 до 35 % респондентов, причем ее выраженность практически не зависела от возраста.
Пессимизм («мое время ушло») обнаружили 27,5 % респондентов, оптимизм («мое время еще не пришло») – 20,9 %.
Высокую диспозиционную надежду на будущее питают чаще всего люди с высоким уровнем благосостояния (К. Муздыбаев, 1999б; рис. 2.1). Низкая диспозиционная надежда характерна исключительно для тех, кто испытывает тотальную экономическую и социокультурную депривацию.
Рис. 2.1. Уровень диспозиционной надежды в группах с разным уровнем благосостояния
Е. Г. Якушенко (2007) сравнила показатели надежды и безнадежности, измеренные с помощью Шкалы безнадежности А. Бека, у подростков 14–15 лет из полных и неполных семей. Было выявлено, что по шкале «Надежда» у мальчиков не имеется достоверных различий по среднегрупповому показателю, однако по шкале «Безнадежность» обнаружено, что мальчики из неполных семей имеют более высокий балл (24,76), чем мальчики из полных семей (19,36). Девочки из неполных материнских семей статистически достоверно имеют более низкий среднегрупповой показатель по шкале «Надежда» (25,18) и более высокий по шкале «Безнадежность» (26,85), чем девочки из неполных семей (28,26 и 18,48 соответственно).
К. Муздыбаев (1999б) выявил связь диспозиционной надежды с некоторыми личностными характеристиками (табл. 2.4).
Таблица 2.4. Личностные корреляты диспозиционной надежды (баллы)
И. С. Мансурова (2004) показала зависимость выраженности надежды от жизненных событий прошлого и будущего, а именно:
1) чем больше было радостных событий в жизни человека и чем значимее они являются для него, тем выше выраженность такого компонента надежды, как личностный контроль времени;
2) одновременно с увеличением числа позитивных прошлых событий увеличивается выраженность надежды как состояния, и становятся более позитивными аттитюды к настоящему времени;
3) чем меньше удаленность грустных событий в прошлое, тем выше ожидание достижения цели, настойчивость и упорство в достижении, тем сильнее надежда на успех и выше надежда как эмоциональное состояние;
4) чем больше время антиципации грустных событий, тем ярче выражены такие компоненты надежды, как личностный контроль времени и стремление находить пути достижения цели;
5) личностный контроль времени, как один из компонентов интегрального феномена надежды, тем выше, чем меньше удаленность радостных событий в будущее.
2.7. Диспозиционная надежда и стратегии совладания
К. Муздыбаев (1999б) выявил, что лица с высоким и низким уровнем диспозиционной надежды применяют различные стратегии совладания (табл. 2.5).
Таблица 2.5. Средние величины стратегии совладания с экономической и социокультурной депривациями респондентов с низкой и высокой степенью диспозиционной надежды
Примечание: различия достоверны по показателям личностной адаптации, рациональной когнитивной и поведенческой стратегии (р < 0,001), позитивном мышлении (р < 0,01) и депривационной адаптации (р < 0,05).
Приведенные в таблице данные свидетельствуют, что субъекты с низким уровнем диспозиционной надежды придерживаются в основном двух видов стратегии: отстраненно принимают ситуацию и адаптируются к ней путем лишений. То есть эти люди принимают обстоятельства такими, какие они есть, поскольку ничего не могут или не хотят предпринять. По данным К. Муздыбаева, единственное, что они делают, – изо всех сил экономят скудные ресурсы и продают кое-что из вещей. У лиц же, ориентированных на будущее, имеет место использование активных форм совладания с трудностями: рациональная когнитивная и поведенческая стратегия, стратегия личностной адаптации, позитивного мышления и стратегия стойкости и самообладания.
Глава 3
Истоки надежды
3.1. Надежда и мечта
Не приходится сомневаться, что надежда во многих случаях проистекает из мечты. Зарубежные, главным образом психоаналитические, концепции мечты ставят последнюю в тесную связь с фрустрацией. Мечта, фантазирование рассматриваются как своеобразный способ разрядки нестерпимого эмоционального напряжения, смягчения чувства неполноценности или уменьшения каких-то действительных обид. Например, дети и подростки прибегают к мечтам чаще всего ради самоутешения или «самоуслаждения». Данные исследования Б. И. Додонова свидетельствуют о том, что подобный взгляд на мечту имеет свои резоны. Действительно, зафиксировано, что примерно в 70 % случаев, когда респонденты могли припомнить, при каких обстоятельствах у них впервые возникла мечта, они называли ту или иную фрустрирующую ситуацию. Поэтому зарубежным психологам конца XIX – начала XX в. было свойственно пренебрежительное отношение к мечте. Например, известный французский психолог Т. Рибо смотрел на нее как на своего рода пустоцвет, появляющийся на «древе» творческого воображения, когда оно «загнивает» вследствие «бессилия воли» субъекта. Мечта, по его мнению, – удел сентиментальных, а действительно страстные люди не бывают мечтателями.
В йоге надежды и мечты определяются как викалпах – воображение, использующее слова и образы, не имеющие реальной основы. Это означает, что они есть не что иное, как форма иллюзии – маайаа. С позиций учения йогов все иллюзии должны быть уничтожены, потому что они не дают возможность видеть реальность. Поэтому мечты и надежды обречены.
Революционный демократ, философ и критик Д. И. Писарев писал, что шутить с мечтой опасно, так как разбитая мечта может составить несчастье жизни; гоняясь за мечтой, можно прозевать жизнь или в порыве безумного воодушевления принести ее в жертву.
В то же время многие общественные и литературные деятели относились к мечте вполне серьезно. Французский писатель Анатоль Франс считал, что мечты придают миру интерес и смысл, поэтому есть великая мудрость в том, чтобы сохранить склонность к мечтанию.
Мечта – это созданный воображением образ чего-либо ценностно-важного и желанного, однако в данный момент недоступного. В психологии мечта часто толкуется как разновидность воображения, обращенная к сфере желаемого отдаленного будущего.
Мечта может быть важным индикатором индивидуального или коллективного мировидения: по мечте можно судить об индивиде или сообществе: «американская мечта» о быстром материальном преуспевании, «русская мечта» о чуде и т. д.
Отсутствие мечты, неспособность мечтать, как правило, ассоциируется с лишенным перспективного видения и ориентированным только на сравнительно легко достижимые цели практицизмом, сильной стороной которого является хорошее, хотя и поверхностное, знание окружающей действительности, а слабой стороной – отсутствие способности ставить долгосрочные цели.
Традиционно мечту считают важнейшим фактором мотивации познавательной и творческой активности. В этой связи мечта рассматривается как самая первая стадия цикла человеческой деятельности, завершающей стадией которого должно стать достижение цели. В то же время мечта может играть роль психологического инструмента бегства от действительности. Таким образом, в зависимости от волевых свойств личности, одна и та же мечта может играть как мобилизующую, так и демобилизующую функцию.
Мечта является провокатором надежды, если она имеет действенный характер, то есть является, по Б. И. Додонову (1978), мечтой-планом.
Мечта-план – это порождение веры и воображения. Образ, формируемый такой мечтой, как правило, имеет следующие признаки: конкретность желаемого (многие детали и частности); слабая выраженность конкретных путей к реализации; эмоциональная насыщенность образа; соединение мечты с определенной верой в ее осуществимость, то есть с надеждой.
О связи надежды с мечтой писал и Т. Шибутани (1969): мечтания способствуют поддержанию слабых надежд.
Мечтания в сочетании с надеждой могут быть одновременно и наслаждением, и побуждением к действию, к преодолению своей лени и малодушия. По данным Б. И. Додонова, положительную, побуждающую силу мечты в его исследовании отметили 90 % опрошенных молодых людей.
Мечта и надежда
Притча от Александра Бэллы
Однажды кто-то пришел к Мечте, чтобы пожаловаться ей на Надежду, считая их подругами.
– Она обманывает несчастных, а когда те умирают, находит себе новых бедолаг!
Мечта ответила:
– Надежда должна быть такой, чтобы ею жили целые поколения… Ведь без нее они бы совсем не выжили.
– А не путаешь ли ты Надежду с Верой? – возразили Мечте.
Та лишь улыбнулась:
– Вера – это просто ее второе имя.
– Не может этого быть! – закричали ей в ответ.
Мечта удивилась:
– Неужели вы хотите сказать, что предпочитаете Веру… без Надежды?
После этого никто так и не нашел что возразить. Мечта же ушла, думая про себя: «Хорошо, что у меня столько имен! А ведь они еще не вспомнили про Любовь, которая для многих тоже так и остается Мечтой…»
По материалам Интернета [http://pritchi.ru/id_6706]
Мечта – особый вид воображения, заветное желание, исполнение которого часто сулит счастье. Это могут быть просто желания, по каким-то причинам не выполненные в момент их возникновения, но человек все же желает, чтобы они воплотились в реальность, то есть надеется. Объединяет действенные мечты и надежды то, что они направлены в будущее, которое еще не наступило.
Точка зрения
Мечты и надежды – это одни из самых опасных вещей в жизни. Дело в том, что большинство из них никогда не сбудутся, и чем больше надежда – тем сильнее будет разочарование, которое, в свою очередь, станет причиной болезней, так как болезни являются следствием разочарований. Находясь в своих мечтах, а часто даже не в своих, а в чужих, человек находится нигде.
Вот почему я все время учу тому, чтобы «убить» в себе надежду и мечту, ибо ничего, кроме проблем, от этого не будет. Нет надежды – нет и разочарования.
Сам факт того, что человек живет в мечтах, говорит о том, что он не справляется с обстоятельствами, и вместо того, чтобы заниматься своей жизнью, он «уходит» в мир надежд, то есть в никуда. Это особенно неразумно, так как человек тратит на грезы реальное время своей жизни.
По материалам Интернета
Особым видом мечтаний являются грезы, то есть мечты, которые в реальности не могут быть осуществимы. Люди грезят о чем-то приятном, радостном, заманчивом. Но как бы ни были ярки эти грезы, они не могут заслонить реальной жизни. Чаще всего грезы проявляются у детей и подростков, хотя могут быть и у взрослых. Вспомним, например, Бальзаминова из «Женитьбы» А. Н. Островского или Манилова из повести Н. В. Гоголя «Мертвые души», который пользовался бесплодной мечтательностью как завесой от необходимости что-то делать: вот он вошел в комнату, сел на стул и предался размышлению; незаметно мысли занесли его бог знает куда: «Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо было жить с другом на берегу какой-нибудь реки, потом через реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, что можно оттуда видеть даже Москву, и там пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах».
Часто к грезам относятся отрицательно как к пустой, бесплодной необоснованной мечтательности, расслабляющей человека, заменяющей ему жизнь в реальном мире жизнью в воображении, отрывающей его от созидательной деятельности. Однако в детском, подростковом и юношеском возрасте фантазии-грезы являются элементом духовной жизни развивающейся личности. Почти каждый человек проходит в своей жизни стадию наивного мечтательства.
3.2. Надежда и вера
Категория «надежда» тесно взаимосвязана с другой, не менее важной категорией – «верой». По Э. Фромму, надежда – это настроение, сопровождающее веру. Веру нельзя иметь без надежды, а у надежды нет иного основания, кроме веры. Вера – это не слабая форма убежденности или знания; вера – это отсутствие сомнения в реальной возможности недоказанного, творческое воображение. Верить – значит быть убежденным, что существует множество реальных возможностей и нужно вовремя их обнаружить.
В Словаре русского языка С. И. Ожегова «вера – это убежденность, уверенность в чем-либо». Вообще-то, по поводу понимания сущности веры как философского и психологического понятия можно написать не один трактат. Следует согласиться с А. Двойниным, что единого понимания этого феномена нет ни у философов, ни у психологов. Например, израильский философ Мартин Бубер (1995) постулирует двойственную природу феномена веры: как способ признания истинности чего-либо без достаточного основания и как отношение доверия также без достаточного для этого основания. Поэтому в любом варианте вера – это некритическое отношение к событиям, теориям, вымыслам, при котором они принимаются за достоверные и истинные без доказательства.
Вера есть знание смысла человеческой жизни, вследствие которого человек не уничтожает себя, а живет. Вера есть сила жизни. Если человек живет, то он во что-нибудь да верит. Если б он не верил, что для чего-нибудь надо жить, то он бы не жил. Вера есть понимание смысла жизни и признание вытекающих из этого понимания обязанностей.
Л. Н. Толстой
Э. Фромм различает веру рациональную и веру иррациональную. Рациональная вера – это «видение настоящего, чреватого будущим», или умение усматривать суть явлений. Вера рациональна, когда она относится к знанию о реальном, но еще не рожденном; она основана на способности знания и понимания, проникая внутрь и видя суть. Вера, как и надежда, по Э. Фромму, – это не предсказание будущего; это «видение настоящего в состоянии беременности». Рациональная вера исходит из внутреннего активного бытия человека, которое выражено в мыслях и чувствах.
Существенным элементом иррациональной веры является ее пассивный характер; неважно, будет ли ее объектом идол, лидер или идеология. То есть иррациональная вера является предзаданной, в ней отсутствует элемент свободного выбора. Существенное различие между рациональной и иррациональной верой состоит в том, что рациональная вера является результатом внутренней активности человека в мышлении или чувствах, а иррациональная вера – это подчинение чему-то данному, внешнему, что человек принимает за истину независимо от того, так это или нет.
Вера достоверна по отношению к реальной возможности, но недостоверна как неоспоримая истина. В этом парадокс веры: это уверенность в том, что точно не известно, что имеет отношение к человеческому видению и пониманию, а не уверенность в том, что имеет отношение к реальному исходу.
В сфере человеческих отношений, пишет Э. Фромм, «верить» в другого человека означает быть уверенным в его стержне, то есть в том, что на него можно положиться и что его фундаментальные установки не изменятся. В том же самом смысле мы можем верить в себя, не в постоянство наших мнений, но в основную жизненную ориентацию, матрицу структуры нашего характера.
3.3. Надежда и оптимизм
Тесная статистическая связь между диспозиционной надеждой и оптимизмом, а также трудности теоретического анализа сущности их различий привели к появлению двух подходов. Одни исследователи полагают, что их следует рассматривать как два проявления единой «ориентации на будущее» (Bryant, Cvengros, 2004), другие же пытаются доказать относительную независимость оптимизма и надежды (Snyder, 2002). По Снайдеру, например, надежда, в отличие от оптимизма, выполняет функции восприятия путей для достижения положительного результата и уверенности в возможности использовать эти пути.
К. Муздыбаев (1999а) пишет, что «надежда и оптимизм интуитивно кажутся тесно взаимосвязанными, а иногда и чуть ли не синонимами. Однако это впечатление обманчиво. Имеются между ними существенные различия» (с. 25). То, что надежда – не синоним оптимизма, можно согласиться, а с отрицанием их связи – нет. Отсутствие синонимичности не исключает возможной связи между ними, что и показано в ряде исследований, в том числе и самим К. Муздыбаевым (1999б). Во-первых, по его данным, между оптимизмом и диспозиционной надеждой имеется высоко достоверная корреляция. Во-вторых, лица с высокой диспозиционной надеждой смотрят на свою жизнь более оптимистично, чем те, кто имеет низкий уровень диспозиционной надежды (табл. 3.1).
Таблица 3.1. Жизненные характеристики субъектов с разным уровнем диспозиционной надежды
Примечание: все различия, кроме параметра «Чувство усталости», статистически достоверны на уровне p 0,001.
Данные таблицы свидетельствуют о том, что субъекты с высоким уровнем диспозиционной надежды больше счастливы, довольны своей жизнью, у них более приподнятое настроение, они не чувствуют себя отвергнутыми.
Некоторые исследователи (Tiger, Seligman, Chapinsky, Stach) считают, что надежда – это особая форма оптимизма, его составляющая. Я бы сказал наоборот: оптимизм – это форма проявления надежды. Как бы то ни было, но наличие корреляций между выраженностью надежды и оптимизма не удивляет. По данным, приведенным Ф. Брайантом, корреляции между оптимизмом и надеждой обычно лежат в пределах 0,4–0,6. В эти границы укладываются и полученные в исследовании Т. Л. Крюковой и М. С. Замышляевой (2007) корреляции показателей диспозиционного оптимизма с результатами по Шкале диспозиционной надежды К. Снайдера.
Оптимизм и надежду объединяет то, что они связаны, как правило, с положительными ожиданиями по отношению к грядущим событиям. Однако различие состоит в том, что оптимизм может относиться как к настоящему, так и к прошлому и будущему времени, тогда как надежда связана только с будущим.
Надежда – это склонность души убеждать себя в том, что желание сбудется.
Рене Декарт
Связь параметра надежды с оптимизмом была показана Ш. Сейти и М. Селигманом (Sethi, Seligman, 1993). Ученые с помощью Методики CAVE проанализировали материалы, которые слышат и читают представители различных религий, – проповеди, литургии. Анализировались фразы, которые содержали выражения каузального характера – такие, как «потому что», «так как» или «как результат того, что». Отрывки из разных документов были случайным образом перемешаны и розданы тренированным экспертам, незнакомым с источником материалов. Материалы оценивались с точки зрения интернальности, стабильности и глобальности анализировавшихся объяснений. Выявилось, что больший оптимизм, обнаруженный у представителей фундаменталистских религий, соотносится с большими надеждами, которые предлагают их религии.
Поэтому Дей (Day, 1991) имеет некоторые основания думать, что «оптимист – это тот, кто надеется, что произойдет лучшее из возможного, а пессимист – тот, кто боится, что все произойдет наихудшим образом из возможного. Оптимизм и пессимизм – крайние формы надежды и страха» (с. 68).
К. Муздыбаев для доказательства неправомерности отождествления надежды и оптимизма ссылается на ряд работ зарубежных авторов. Например, на утверждение Меннингера (Menninger, 1959), что оптимизм подразумевает некоторую дистанцию от реальности. Бывает, но не всегда. Залески (Zaleski, 1994) подчеркивает, что надежда больше связана с важностью события и личностной ценностью, хотя меньше основана на доказательстве. Но разве это не может быть отнесено и к оптимизму? Ведь можно безосновательно питать надежду на что-либо, важное для субъекта. Фитцджеральд (Fitzgerald, 1979) считает, что оптимизм является субъективным состоянием, а надежда выражает аттитюд к миру. Мне кажется, что все должно быть наоборот.
В этом смысле мне представляется, что более адекватное понимание различий между надеждой и оптимизмом дается в другой работе (Farran et al., 1995): надежда есть процесс переживания относительно достижения конкретного объекта, оптимизм же является общей положительной диспозицией, что все будет хорошо.
К. Муздыбаев ссылается и на Аверилла с соавторами (Averill et al., 1990), которые пишут, что надежда говорит нам о человеческой ценности, а оптимизм – об оценке личностью ситуации. По их мнению, человек может сказать: «Я очень пессимистичен, но, тем не менее, я надеюсь». Даже если это и так, то это вовсе не означает отсутствие связи между надеждой и оптимизмом—пессимизмом. Оптимизм – пессимизм характеризуют то, как человек надеется – не сомневаясь в успехе или же сомневаясь.
Наиболее сильным аргументом в пользу нетождественности надежды и оптимизма является понимание оптимизма как бодрого и жизнерадостного восприятия мира, как общего мироощущения, что все будет хорошо.[6] Оптимизм – это постоянная эмоциональная характеристика человека, окрашивающая переживание, связанное с ожиданием чего-то. Надежда связана с ожиданием наступления какого-то конкретного события или достижения конкретной цели. Она отражает вероятность достижения желаемого: чем больше вероятность, тем сильнее надежда. У оптимистов эта вероятность высокая, у пессимистов – низкая.
Таким образом, надежда и оптимизм – понятия хотя и не тождественные, но не отделимые друг от друга, как неотделимы друг от друга платье и его фасон.
