Дэвид Митчелл
Облачный атлас
– Скажи спасибо, что последний твой чек не накрылся. У меня на столе завтра к одиннадцати, с фоткой одной из этих кусак. Вопрос, Луиза?
– Да. Может быть, новая редакционная политика, о которой мне никто не сказал, исключает статьи, содержащие правду?
– Эй, семинар по метафизике проводится на крыше. Просто поднимись туда на лифте и шагай вперед, пока не расшибешься о тротуар. Все правда, если хватает людей, которые верят, что так оно и есть. Нэнси, что ты для меня припасла?
Нэнси О’Хаган одевается консервативно, цвет лица у нее напоминает мореную древесину, а ее длинные, как у жирафы, ресницы часто не в состоянии расклеиться.
– Мой доверенный крот из клиники Бетти Форд раздобыл фотографию бара в президентском самолете. «На борту номер один: ром – рекой, фонтаном – джин». Говорят, что из старой губки выжали последнюю каплю, но тетушка Нэнс так не думает.
Грелш размышляет. На заднем плане звонят телефоны и клацают пишущие машинки.
– Ладно, если не вынырнет что-нибудь посвежее. Да, и интервью с тем чревовещателем-кукольником, который потерял руки за «Где дождь, там и ливень»… Нуссбаум. Твой черед.
Джерри Нуссбаум утирает бороду, усеянную капельками фруктового эскимо, по ошибке надевает темные очки, меняет их на очки для чтения, откидывается на стуле и обрушивает на стол бумажный оползень.
– Сейчас копы по делу святого Кристофера волосы у себя на задницах рвут, так что как насчет такого: «Не ты ли следующий на прицеле у святого Кристофера»? Краткие биографии всех жмуриков, что имеются на сегодня, и реконструкции последних минут жертв. Куда они шли, с кем собирались встретиться, какие мысли приходили к ним в голову…
– Когда пули Сент-Криса проходили через их головы, – со смехом вставляет Рональд Джейкс.
– Да, Джейкс, будем надеяться, что его привлекают яркие гавайские краски. Потом еще я встречаюсь с цветным водителем трамвая, которого копы взяли на дыбу на прошлой неделе. Он предъявляет иск полицейскому управлению за неправильный арест, на основании Акта о гражданских правах.
– Это могло бы пойти на обложку. Луиза?
– Я познакомилась с инженером-атомщиком. – Луиза не обращает внимания на холодное безразличие присутствующих. – Инспектором Приморской энергетической корпорации.
Нэнси О’Хаган подпиливает себе ногти, и это подвигает Луизу к тому, чтобы представить свои подозрения как факты.
– Он считает, что новый ядерный реактор «ГИДРА» на острове Суоннекке не столь безопасен, как об этом заявляется официально. Собственно, совсем небезопасен. Церемония запуска сегодня после полудня, так что я хочу выехать туда и посмотреть, нельзя ли что-нибудь выяснить.
– Охренеть, какое новье – церемония технического запуска! – восклицает Нуссбаум. – Слушайте, что это там грохочет? Уж не Пулитцеровская ли премия катится сюда?
– Поцелуй меня в зад, Нуссбаум!
Джерри Нуссбаум вздыхает.
– В самых сладких моих грезах…
Луиза никак не может выбрать – припечатать ей мерзавца как следует («но тогда он поймет, как сильно меня достал») или же игнорировать его («но тогда он решит, что ему все сойдет с рук»).
Ее выводит из оцепенения Дом Грелш.
– Маркетологи утверждают, – он вертит в пальцах карандаш, – что при каждом научном термине, который вы используете, две тысячи читателей откладывают журнал и включают телевизор, где опять крутят «Я люблю Люси»{58}.
– Ладно, – говорит Луиза. – Как насчет «Приморский атом за твой счет Буэнас-Йербас разнесет!»?
– Здорово, но тебе надо это доказать.
– Как Джейкс может доказать свой рассказ?
– Эй. – Карандаш Грелша перестает вертеться. – Фиктивные люди, сожранные фиктивными рыбками, не могут освежевать тебя до последнего доллара в судах или нажать на твой банк и выдернуть вилку. А у действующей от побережья до побережья Приморской энергетической корпорации имеются адвокаты, которые могут это сделать, и, пресвятая Матерь Божья, если ты хоть чуточку лажанешься, они это сделают.
9
Ржаво-оранжевый «фольксваген-жук» Луизы едет по гладкой, как стекло, дороге, направляясь к мосту длиной больше полумили. Этот мост соединяет мыс Йербас с островом Суоннекке, на котором стоит электростанция, главенствующая над пустынными окрестностями. На контрольно-пропускном пункте возле моста сегодня неспокойно. Вдоль последнего отрезка пути стоят около ста демонстрантов, которые скандируют: «Третий блок на Суоннекке – через наши трупы!» Полицейский заслон оттесняет их от очереди из девяти или десяти автомобилей. Луиза, сидя в ожидании, читает плакаты. «ТЫ ВЪЕЗЖАЕШЬ НА РАКОВЫЙ ОСТРОВ», – предупреждает один, другой плюется: «К ЧЕРТУ, НЕТ! АТОМ – БРЕД!», третий загадочен: «ГДЕ, О ГДЕ ЖЕ МАРГО РОКЕР?»
В окно стучат; Луиза крутит ручку, опуская стекло, и видит свое лицо в солнцезащитных очках охранника.
– Луиза Рей, журнал «Подзорная труба».
– Пропуск для прессы, мэм.
Луиса достает его из сумочки.
– Что, ожидаете сегодня неприятностей?
– Не-а. – Он сверяется с картонкой, приколотой к отвороту ее жакета, и возвращает пропуск. – Здесь только обычные наши «зеленые» недоумки из трейлерного лагеря. А парни из колледжей предпочитают места, где сподручнее заниматься серфингом.
Когда она переезжает через мост, из-за более старых и серых охлаждающих башен первого реакторного блока появляется корпус второго. Луиза снова задумывается о Руфусе Сиксмите. «Почему он не дал мне своего номера? Ученые не могут страдать телефобией. Почему никто в жилищной конторе его дома даже не знает его имени? У людей науки не бывает псевдонимов».
От КПП единственная на острове дорога поведет ее к поселку корпорации. А затем, следуя указателям, Луиза достигнет Центра связей с общественностью в Отделении исследовательских и конструкторских работ.
Дорога прижимается к берегу. В море чайки кружатся над рыбачьими лодками. Через десять минут Луиза добирается до поселка из примерно двухсот роскошных домов с видом на глубокий, укрытый от моря залив. Кое-где поросший редким лесом склон под станцией делят между собой отель и поле для гольфа. Она оставляет «жука» на парковочной площадке отделения и смотрит на здания станции в абстрактном стиле, наполовину укрытые выступом холма. Высаженные в ряд пальмы шелестят под тихоокеанским ветром.
– Здравствуйте! – К ней подходит женщина, по виду – американка китайского происхождения. – У вас потерянный вид. Приехали на запуск?
Из-за ее стильного костюма цвета бычьей крови, безупречного макияжа и уверенных манер Луиза в брусничном замшевом жакете чувствует себя оборванкой.
– Фэй Ли. – Женщина протягивает руку. – Пресс-служба Приморской корпорации.
– Луиза Рей, журнал «Подзорная труба».
Рукопожатие у Фэй Ли твердое и сильное.
– «Подзорная труба»? Никогда не думала…
– …что наши редакционные интересы распространяются на энергетическую политику?
Фэй Ли улыбается.
– Не поймите меня неправильно, но ведь этот журнал такой взбалмошный.
Луиза призвала на помощь могущественное божество Дома Грелша.
– Маркетинговые исследования указывают на рост числа читателей, которым требуется нечто существенное. Меня пригласили в «Подзорную трубу» для обеспечения должной высоколобости журнала.
– Очень рада, что вы приехали, Луиза, каким бы ни был ваш лоб. Позвольте мне проводить вас и помочь зарегистрироваться. Служба безопасности настаивает на досмотре сумок и всем таком прочем, но не очень-то вежливо обращаться с нашими гостями как с саботажниками. Лично меня пригласили для этого.
10
Джо Нейпир наблюдает за несколькими экранами слежения, охватывающими лекционный зал, прилегающие к нему коридоры и Центр связей с общественностью. Он встает, взбивает специальную подушку и садится снова. «То ли мне мерещится, то ли в самом деле старые мои раны ноют сильнее, чем в последнее время?» Его взгляд порхает от экрана к экрану. Один из них показывает техника, проверяющего звук; другие – команду телевизионщиков, обсуждающих ракурсы и освещение; Фэй Ли, шагающую через парковку с какой-то посетительницей; официанток, разливающих вино в сотни бокалов; ряд стульев под лозунгом, на котором значится «СУОННЕККЕ „БИ“ – АМЕРИКАНСКОЕ ЧУДО».
«Настоящим чудом, – размышляет Джозеф Нейпир, – было добиться, чтобы одиннадцать из двенадцати ученых забыли о своих девятимесячных изысканиях». Экран показывает, как эти самые ученые, дружелюбно переговариваясь, поднимаются на сцену. Как говорит Гримальди, у каждой совести где-то есть выключатель. Нейпир мысленно перечитывает памятные места из тех бесед, с помощью которых удалось достигнуть коллективной амнезии. Между нами, доктор Франклин, законникам Пентагона не терпится проверить в действии свой блестящий новенький Акт о безопасности. Любой, кто поднимет шум, угодит в черный список и навсегда лишится возможности работать по специальности где бы то ни было в стране.
Служитель добавляет еще один стул к стоящему на сцене ряду.
Выбор прост, доктор Мозес. Если вы хотите, чтобы советская технология обгоняла нашу, передайте этот доклад в свой Союз ответственных ученых, летите в Москву получать свою медаль, но в ЦРУ велели передать, что обратный билет вам не понадобится.
Аудитория, состоящая из сановников, ученых, сотрудников мозговых центров и тех, кто формирует общественное мнение, рассаживается по местам. Экран показывает Уильяма Уайли, вице-президента правления Приморской корпорации, шутливо разговаривающего с теми важными персонами, кому была оказана честь занять место в президиуме.
Профессор Кин, руководство Министерства обороны несколько недоумевает. К чему озвучивать ваши сомнения теперь? Не хотите ли вы сказать, что ваша работа над прототипом была проделана неряшливо?
Слайд-проектор высвечивает снимок второго блока станции Суоннекке, снятый с воздуха объективом «рыбий глаз».
«Одиннадцать из двенадцати. И только Руфус Сиксмит где-то скрывается».
Нейпир говорит в свой уоки-токи:
– Фэй? Шоу начинается через десять минут.
Статика.
– Записывай, Джо. Я сопровождаю посетительницу в лекционный зал.
– Как освободишься, сообщи, пожалуйста.
Статика.
– Записывай. Все подряд.
Нейпир держит в руке устройство, прикидывая, сколько оно весит. «А Джо Нейпир? Есть у его совести выключатель?» Он отпивает глоток горького черного кофе. «Э, приятель, моего случая ты не касайся. Я только исполняю приказы. Мне остается полтора года до отставки, а потом я уберусь отсюда и буду удить форель в прозрачных горных ручьях, пока сам не превращусь в какую-нибудь чертову цаплю».
Милли, его покойная жена, смотрит на мужа с фотографии на его консольном столе.
11
– Наша великая нация страдает от пагубного, подрывающего здоровье наркотика. – Альберто Гримальди, президент правления Приморской корпорации и человек года по версии «Ньюсуика», великолепно владеет искусством драматической паузы. – Имя ему – Нефть.
Огни рампы отбрасывают на него золотистый отблеск.
– Геологи говорят нам, что в Персидском заливе остается всего семьдесят четыре миллиарда галлонов этих нечистот юрского океана. Может быть, на наш век хватит? Скорее всего, нет. Самый настоятельный вопрос, встающий перед США, леди и джентльмены, звучит так: «А что тогда?»
Альберто Гримальди обегает взглядом своих слушателей. «Все у меня в руках».
– Кое-кто зарывает голову в песок. Другие фантазируют о ветряных турбинах, резервуарах и, – сухая полуулыбка, – свинячьем газе. – Сообразный смешок. – Мы в Приморской корпорации имеем дело с реальностями. – Подъем голоса. – Сегодня я нахожусь здесь для того, чтобы сказать вам: у нас есть лекарство от нефти – прямо здесь, прямо сейчас, на острове Суоннекке!
Улыбаясь, он ждет, когда стихнут аплодисменты.
– Поскольку сегодня наступает эпоха отечественной, изобильной и безопасной атомной энергии! Друзья, я так счастлив, я очень горд представить вам одно из величайших инженерных достижений в истории – реактор «ГИДРА-зеро»!
На слайдовом экране появляется схема – реактор в разрезе, и проинструктированная часть аудитории бешено аплодирует, подавая пример большинству присутствующих.
– Ну все, пора, как говорится, и честь знать, я всего лишь президент правления. – Приязненный смех. – Чтобы раздвинуть занавес нашей смотровой галереи и перекинуть рычаг, подключающий второй блок Суоннекке к национальной энергосистеме, Приморская корпорация имеет высокую честь приветствовать здесь особого гостя. Известного на Капитолийском холме как Энергетический Гуру Президента… – Улыбка во весь рот. – Мне доставляет огромное удовольствие вызвать на сцену человека, не нуждающегося в представлениях. Федеральный уполномоченный по вопросам энергетики Ллойд Хукс!
Навстречу бурным аплодисментам на сцену выходит безупречно ухоженный человек. Ллойд Хукс и Альберто Гримальди стискивают друг другу предплечья в жесте братской любви и доверия.
– Твои спичрайтеры становятся лучше, – бормочет Ллойд Хукс, меж тем как оба они широко улыбаются зрителям, – но сам ты по-прежнему Ходячая Алчность.
Альберто Гримальди похлопывает Ллойда Хукса по спине и в тон ему отвечает:
– В правление этой компании ты пробьешься только через мой труп, продажный ты сукин сын!
Ллойд Хукс, весь лучась, оглядывает зрительный зал.
– Значит, ты все еще можешь предлагать конструктивные решения, Альберто.
Разражается канонада вспышек.
Из заднего выхода выскальзывает молодая женщина в брусничном жакете.
12
– Простите, где здесь дамская комната?
Охранник, говорящий по своему уоки-токи, машет рукой вдоль коридора.
Луиза Рей оглядывается. Охранник стоит к ней спиной, так что она сворачивает за угол и попадает в сеть повторяющихся коридоров, охлаждаемых и приглушаемых жужжащими кондиционерами. Она минует двух спешащих техников в комбинезонах – оба они из-под своих капюшонов жадно глядят на ее груди, но никак ее не задевают. На дверях красуются загадочные надписи: «W212 ПОЛУСПУСК», «Y009 ПОДПРОХОД», «V770 БЕЗОПАСНО [СВОБОДНО]». Периодически встречаются двери повышенной секретности, с кодовыми замками. На лестничной площадке она изучает план этажей, но не находит никаких следов Сиксмита.
– Заблудились, леди?
Луиза изо всех сил старается восстановить самообладание. На нее смотрит седой чернокожий служитель.
– Да, я ищу комнату доктора Сиксмита.
– Кхм-кхм. Этот англичанин. Четвертый этаж, си-сто пять.
– Спасибо.
– Но его здесь не было с неделю или две.
– В самом деле? Вы не скажете почему?
– Кхм-кхм. Он в отпуске. Уехал в Вегас.
– Доктор Сиксмит? В Вегас?
– Кхм-кхм. Так мне сказали.
Дверь комнаты С-105 приотворена. Недавняя попытка стереть с именной таблички слова «Доктор Сиксмит» закончилась неудачей – они только размазались. Через щель Луиза Рей наблюдает за молодым человеком, который сидит за столом и перебирает стопку тетрадей. Содержимое комнаты собрано в несколько упаковочных клетей. Луизе вспоминается отцовское присловье: «Порой достаточно вести себя по-свойски, чтобы быть своим».
– Так, – произносит Луиза, входя. – Вы, полагаю, не доктор Сиксмит?
Человек виновато роняет тетрадь, и Луиза понимает, что несколько мгновений она выиграла.
– О боже, – он смотрит на нее, – вы, должно быть, Меган.
«К чему возражать?»
– А вы?
– Айзек Сакс. Инженер. – Он встает и обрывает преждевременное рукопожатие. – Я помогал вашему дяде с его отчетом.
Внизу с лестницы доносятся торопливые шаги. Айзек Сакс закрывает дверь. Говорит негромким взволнованным голосом:
– Меган, где скрывается Руфус? Я ужасно беспокоюсь. Вы что-нибудь от него слышали?
– Я надеялась у вас узнать, что случилось.
Входят Фэй Ли и невозмутимый охранник.
– Луиза. Все еще ищете дамскую комнату?
«Веди себя глупо».
– Нет. С дамской комнатой у меня прошло удачно – кстати, там безукоризненно чисто, – но я опоздала на встречу с доктором Сиксмитом. Только… в общем, он, кажется, отсюда уехал.
Айзек Сакс издает озадаченный звук. Сглотнув, спрашивает:
– Так вы не племянница Сиксмита?
– Простите, но я никогда этого не говорила. – Луиза воспроизводит заготовленную полуложь для Фэй Ли. – Я познакомилась с доктором Сиксмитом прошлой весной на Нантакете. Выяснилось, что мы оба приехали туда из Буэнас-Йербаса, так что он дал мне свою визитку. Три недели назад я ее разыскала, позвонила ему, и мы договорились встретиться сегодня, чтобы обсудить научную статью для «Подзорной трубы». – Она посмотрела на часы. – Десять минут назад. Речи в связи с запуском продолжались дольше, чем я рассчитывала, так что я потихоньку оттуда улизнула. Надеюсь, это не причинило какого-нибудь вреда?
Фэй Ли изображает убежденность:
– Мы не можем допустить, чтобы неспециалисты расхаживали по столь засекреченному исследовательскому институту, как наш.
Луиза изображает раскаяние:
– Я думала, что контроль ограничится регистрацией и проверкой сумки, но, видимо, была слишком наивной. Хотя доктор Сиксмит может за меня поручиться. Просто спросите у него, и все.
И Сакс и охранник переводят глаза на Фэй Ли, которая не пропускает удара.
– Вряд ли это возможно. Внимания доктора Сиксмита потребовал один из наших канадских проектов. Могу лишь предположить, что его секретарша не была в курсе подробностей вашего с ним разговора, когда отменяла все встречи, обозначенные в его еженедельнике.
Луиза глядит на ящики.
– Похоже, он уехал надолго.
– Да, так что мы высылаем ему его оборудование. Здесь, на Суоннекке, его консультации заканчивались. Доктор Сакс любезно помог подчистить хвосты.
– Вот, значит, и все мое первое интервью с большим ученым.
Фэй Ли держит дверь открытой.
– Возможно, мы сумеем найти вам другого.
13
– Алло, междугородная? – Руфус Сиксмит держит трубку телефона в безымянном пригородном мотеле за чертой Буэнас-Йербаса. – У меня проблема со звонком на Гавайи… да. Я пытаюсь позвонить… – Он диктует номер Меган. – Да, буду у телефона.
На телеэкране без желтого или зеленого цвета Ллойд Хукс похлопывает по спине Альберто Гримальди на введении в действие нового реактора «ГИДРА» на острове Суоннекке. Они машут публике в лекционном зале, словно спортсмены-победители, а сверху сыплются серебряные конфетти.
– Как и следовало ожидать, – говорит репортер, – президент правления Приморской корпорации Альберто Гримальди объявил сегодня об одобрении строительства на Суоннекке третьего блока АЭС. На второй реактор «ГИДРА-зеро» выделяются пятьдесят миллионов долларов из федерального бюджета, при этом создаются тысячи рабочих мест. Опасения, что массовые аресты, имевшие место на «Тримайл-Айленд»{59} этим летом, повторятся в Золотом штате{60}, не оправдались.
Надломленный и изможденный, Руфус Сиксмит обращается к телевизору:
– А когда водородный пузырь взломает корпус реактора? Когда преобладающие ветры разнесут радиацию по всей Калифорнии?
Он выключает телевизор и стискивает себе переносицу. «Я доказал это. Я это доказал. Вы не сумели меня купить и решили запугать. Я, да простит меня Господь, поддался, но теперь – все. Больше душить собственную совесть я не буду».
Звонит телефон. Сиксмит хватает трубку:
– Меган?
Резкий мужской голос:
– Они идут за вами.
– Кто это?
– Они отследили ваш последний звонок из мотеля «Тальбот», бульвар Олимпия, тысяча сорок шесть. Немедленно отправляйтесь в аэропорт, ближайшим рейсом улетайте в Англию и сделайте, если вам это надо, разоблачение оттуда. Но поспешите.
– Почему я должен верить…
– Будьте логичны. Если я лгу, вы все равно вернетесь в Англию целым и невредимым – со своим отчетом. Если я не лгу, вас убьют.
– Я требую, чтобы вы сказали…
– У вас двадцать минут, чтобы убраться отсюда, максимум. Поезжайте!
Тон набора – гудящая вечность.
14
Джерри Нуссбаум переворачивает стул, садится на него верхом, складывает руки на его спинке и опускает на них подбородок.
– Вообрази себе сцену: я и шестеро этих негроидов в дредлоках, и гланды мне щекочет ихняя пушка. Я толкую не о глухой ночи в Гарлеме, я толкую о Гринвич, черт его, Виллидже, средь бела, черт его, дня, после стопудового стейка с Норманом, черт его, Мейлером{61}. Ну и вот, этот черный братан шмонает меня своей двухцветной лапой и вытаскивает мой бумажник. «Чо это? Кожа аллигатора? – Нуссбаум воспроизводит акцент Ричарда Прайора{62}. – Негусто, бельчонок!» Негусто? Эти задницы заставили меня вывернуть все карманы – буквально до цента. Но кто посмеялся последним? Нуссбаум, кто же еще! Сел в такси и по пути к Таймс-сквер написал свою редакционную статейку «Новые племена», которая ныне, без ложной скромности, стала классикой и которую к концу недели у меня закупили в тридцати изданиях! Мои грабители сделали мне имя. Так что, Лу-Лу, как насчет того, чтобы ты пригласила меня на ужин, а я научил бы тебя, как извлечь немного золотишка из Клыков Судьбы?
Пишущая машинка Луизы звякает.
– Если грабители обобрали тебя буквально до цента, то что ты делал в такси от Гринвич-Виллиджа до Таймс-сквер? Ты что, расплачивался за проезд натурой?
– Ты, – Нуссбаум грузно ерзает, – просто гений по части неврубания.
Рональд Джейкс капает на фотографию свечным воском.
– Определение Недели. Что такое консерватор?
К лету 1975 года эта шутка давно устарела.
– Ограбленный либерал.
Уязвленный Джейкс возвращается к искажению фотографии. Луиза пересекает кабинет, направляясь к двери Дома Грелша. Ее босс говорит по телефону тихим, полным раздражения голосом. Луиза ждет снаружи, но слышит его слова.
– Нет – нет-нет, мистер Фрам, это очень опасно, назовите мне – эй, сейчас я говорю, – назовите мне более опасное состояние, чем лейкемия! Знаете, что я думаю? Я думаю, что моя жена для вас – это не более чем канцелярщина, отделяющая вас от вашего перерыва на гольф в три часа, что, не так? Тогда докажите мне это. У вас есть жена, мистер Фрам? Есть? Есть. Вы можете себе представить, что это ваша жена лежит в больничной палате с выпадающими волосами?.. Что? Что? «Эмоциями делу не поможешь»? Это все, что вы можете предложить, мистер Фрам? Да, приятель, ты чертовски прав, я поищу себе адвоката!
Грелш швыряет трубку, колотит боксерскую грушу, при каждом ударе выдыхая «Фрам!», падает в кресло, закуривает сигарету и замечает, как Луиза мнется в дверном проеме.
– Жизнь. Буря дерьма в двенадцать баллов. Слышала что-нибудь?
– Самое главное. Я могу зайти позже.
– Нет. Входи, присаживайся. Луиза, ты молода, здорова и сильна?
– Да. – Луиза садится на краешек стула. – А что?
– А то, что я скажу пару слов насчет твоей статьи о неподтвержденном сокрытии фактов в Приморской корпорации, и ты станешь старой, больной и слабой.
15
В международном аэропорту Буэнас-Йербаса доктор Руфус Сиксмит кладет ванильного цвета папку для бумаг в ячейку под номером 909, оглядывается по сторонам запруженного народом зала, бросает в щель монеты, поворачивает ключ и опускает его в коричневый конверт с набивкой, на котором уже значится адрес: Луизе Рей, редакция «Подзорной трубы», Клу-билдинг, строение 12, 3-я авеню, Буэнас-Йербас. Сиксмит пробирается к почтовому ящику, и сердце у него бьется все чаще. «Что, если они меня схватят, прежде чем я до него дойду?» Пульс взмывает. Бизнесмены, семьи с тележками для багажа, цепочки престарелых туристов – все, кажется, намерены преградить ему путь. Щель почтового ящика становится все ближе. Вот она уже в нескольких ярдах… в нескольких дюймах.
Коричневый конверт заглатывается и исчезает. «С богом». После этого Сиксмит становится в очередь за билетом. Сообщения о задержках рейсов убаюкивают его, словно литания. Вскидываясь, он тревожно выискивает агентов Приморской корпорации, приближающихся, чтобы схватить его в этот поздний час. Наконец кассирша делает ему знак подойти.
– Мне надо в Лондон. Собственно, куда угодно в Соединенном Королевстве. Любое место, любая авиалиния. Заплачу наличными.
– Никакой возможности, сэр. – Усталость кассирши проглядывает сквозь ее макияж. – Самое раннее, что я могу предложить, – она сверяется с телетайпной распечаткой, – это рейс в Хитроу, Лондон… завтра после полудня, вылет в три пятнадцать, компания «Лейкер скайтрейнз», пересадка в аэропорту Кеннеди, Нью-Йорк.
– Мне крайне важно вылететь как можно скорее.
– Уверена, что так оно и есть, сэр, но у нас забастовка авиадиспетчеров, и тысячи пассажиров ждут рейсов.
Сиксмит говорит сам себе, что даже Приморская корпорация не смогла бы организовать забастовки на авиалиниях, чтобы его задержать.
– Что ж, придется лететь завтра. В один конец, бизнес-класс, пожалуйста, для некурящих. В аэропорту можно где-нибудь устроиться на ночь?
– Да, сэр, на третьем уровне. Отель «Бон вояж». Вам там будет удобно. Будьте добры ваш паспорт. Я оформлю билет.
16
Проникая сквозь немытые стекла, закат освещает вельветинового Хемингуэя в квартире Луизы. Луиза покусывает карандаш, углубившись в чтение брошюры «Запрягая солнце: два десятилетия мирной атомной энергии». Хавьер за ее письменным столом решает задачи на деление в столбик. Чуть слышно играет пластинка Кэрол Кинг «Гобелен»{63}. Через окна доносится смутный гул автомобилей, едущих по домам. Звонит телефон, но Луиза не снимает трубку. Хавьер следит за автоответчиком, который включается с металлическим щелканьем. «Здравствуйте, это Луиза Рей, я не могу подойти к телефону прямо сейчас, но если вы оставите свое имя и телефон, я вам перезвоню».
– Ненавижу эти штуковины, – жалуется женский голос. – Лапочка, это твоя мама. Я только что узнала от Битти Гриффин, что ты порвала с Хэлом – в прошлом месяце? Я просто онемела! Ты не обмолвилась об этом ни словечком ни на похоронах отца, ни у Альфонса. Меня так беспокоит эта твоя замкнутость. Мы с Дуги собираем пожертвования для Американского общества раковых больных, и для нас было бы всем на свете, и солнцем, и луной, и звездами, если бы ты покинула свое крохотное гнездышко хотя бы на выходные и приехала к нам. Лапочка? Здесь будут тройняшки Хендерсоны – Деймиан, кардиолог, Ланс, гинеколог, и Джесси… Дуг? Дуг! Джесси Хендерсон, он кто? Лоботомист? А, забавно. В любом случае, доченька, Битти сказала мне, что по какому-то сочетанию планет все трое братьев не женаты. В самом деле, лапочка, в самом деле! Так что позвони, как только это услышишь. Ну, целую!
И она действительно заканчивает поцелуем взасос:
– Мммм-чмааа!
– Она говорит, как мамаша-ведьма в «Зачарованных»{64}. – Хавьер немного выжидает. – Что значит «онеметь»?
Луиза не поднимает взгляда.
– Когда ты так удивлен, что не можешь говорить.
– Не похоже, чтобы она очень уж онемела, правда?
Луиза поглощена своим занятием.
– Лапочка?
Луиза швыряет в мальчика шлепанцем.
17
В номере отеля «Бон вояж» доктор Руфус Сиксмит перечитывает пачку писем, полученных без малого полвека назад от его друга Роберта Фробишера. Сиксмит знает их наизусть, но их текстура, шуршание и выцветшие буквы, написанные рукой его друга, успокаивают его нервы. Эти письма – то, что он вынес бы из горящего здания. Ровно в семь часов он умывается, меняет рубашку и вкладывает девять прочитанных писем в Библию, которую убирает в прикроватную тумбочку. Непрочитанные письма Сиксмит сует в карман пиджака и идет в ресторан.
Обед состоит из крошечного стейка с полосками жареных баклажанов и плохо промытым салатом. Он скорее умерщвляет, чем удовлетворяет аппетит Сиксмита. Доктор оставляет половину на тарелке и потягивает газированную воду, читая последние письма Фробишера. Через слова Роберта он видит самого себя, ищущего в Брюгге своего непостоянного друга, свою первую любовь – «и, если буду честным, последнюю».
В лифте отеля Сиксмит размышляет об ответственности, которую он возложил на плечи Луизы Рей, гадая, правильно ли он поступил. Шторы в его комнате вдуваются внутрь, когда он открывает дверь.
– Есть кто? – спрашивает он.
Никого. Никто не знает, где ты. Воображение уже несколько недель играет с ним такие шутки. Лишает сна. «Слушай, – говорит он себе, – через сорок восемь часов ты вернешься в Кембридж, на свой дождливый, безопасный, узкий остров. В твоем распоряжении будут твои соратники, твои связи и все твое оборудование. Там-то ты и сможешь подготовить свой залп по Приморской корпорации».
18
Билл Смок наблюдает, как Руфус Сиксмит покидает свой номер, выжидает пять минут и заходит. Он сидит на краю ванны и разминает обтянутые перчатками руки. «Никакой наркотик, никакой религиозный опыт не захватывает так, как превращение человека в труп. Нужны, однако, мозги. Без дисциплины и профессионализма глазом моргнуть не успеешь, как окажешься привязанным к электрическому стулу». Наемник поглаживает счастливый крюгерранд{65} у себя в кармане. Смок осознает, что является рабом предрассудка, но не собирается расставаться со своим амулетом, чтобы доказать обратное. «Трагедия для любимых, большой и толстый кукиш для всех остальных и разрешение проблемы для моих клиентов. Я – всего лишь инструмент, выполняющий волю моих клиентов. Если бы не я, за это взялся бы следующий наемник с „Желтых страниц“. Вини пользователя, вини изготовителя, но не вини пистолет». Билл Смок слышит клацанье замка. «Дыши». Таблетки, принятые раньше, невероятно обостряют его восприятие, и когда Сиксмит шаркающей походкой входит в спальню, напевая «Полетим на реактивном»{66}, киллер может поклясться, что слышит пульс жертвы, более медленный, чем у него самого. Смок видит свою добычу через приоткрытую дверь. Сиксмит валится на кровать. Наемный убийца зримо представляет себе требуемые движения. «Три шага наружу, стрелять сбоку, в висок, снизу вверх и как можно ближе». Смок стремительно выходит из ванной; Сиксмит издает какой-то гортанный звук и пытается встать, но пуля из пистолета с глушителем уже буравит череп ученого и застревает в матрасе. Тело Руфуса Сиксмита откидывается на кровать, словно он свернулся для послеобеденного сна.
Кровь впитывается в томимый жаждой гагачий пух.
В мозгу Билла Смока пульсирует чувство завершенности. «Посмотрите, что я сделал».
19
Утро среды опалено смогом и жарой, подобно сотне утр перед этим и пятидесяти после этого. Луиза Рей пьет черный кофе в парнóй прохладе закусочной «Белоснежка», что на углу Второй авеню и Шестнадцатой улицы, в двух минутах ходьбы от кабинетов «Подзорной трубы», читая о бывшем морском офицере и инженере-ядерщике из Атланты, баптисте Джеймсе Картере, который собирается баллотироваться от демократов. Транспорт по Шестнадцатой движется то разочарованными черепашьими шажками, то безрассудными массовыми бросками. Тротуары затуманены расплывчатыми очертаниями спешащих прохожих и скейтбордистов.
– На завтрак сегодня ничего, Луиза? – спрашивает Барт, повар вторых блюд.
– Только новости, – отзывается его регулярная клиентка.
В дверь вваливается Рональд Джейкс и, оглядевшись, направляется к Луизе.
– Э-э, у тебя свободно? С утра ни крошки во рту не было. Ширли от меня ушла. Опять.
– Планерка через пятнадцать минут.
