Дэниел Уэйтсмэн
Жизнь Дэниела Уэйтсмэна
Страх #2. Двойные стандарты
Многие люди хотят любви. Но только не все её заслуживают. А знаете, почему? Потому что любовь не нужна тем, кто отбросит её при первой же возможности! А отбрасывают, потому что, видите ли, у них есть к своим любимым определённые условия: они никогда не должны были сниматься в порнографии, убивать или быть убитыми, дрочить на извращённый хентай, и при этом всегда должны быть честными, смелыми, добрыми, всепринимающими и всепрощающими… Вы что там СОВСЕМ АХУЕЛИ!? Вы хотите, чтобы он принимал вас такими, какие вы есть, со всеми вашими дуростями и фетишами, и прощал ВСЕ ваши ошибки, но при этом вы сами НЕ ГОТОВЫ принимать его собственные!? ЭТО НЕПРАВИЛЬНО! ЭТО ДВОЙНЫЕ СТАНДАРТЫ ВАШЕГО УЁБИЩНОГО ПРОТИВОРЕЧИВОГО ВНУТРЕННЕГО МИРА! Вы не заслуживаете даже того, чтобы на вас кашляли!.. Просто… постарайтесь избавиться от этого – от страха посрамить свои идеалы на глазах у окружающих. И этим вы поможете ближнему избавиться от страха быть отвергнутым из-за своей неидеальности.
Лично я знал только одного человека, у которого не было двойных стандартов. Он никогда ничего не требовал от других. Он просто жил и верил в счастье. Он был как свечка, которая дарила своему окружению свет и тепло, не прося ничего взамен. Но эта свечка должна была рано или поздно потухнуть. И КТО-ТО должен был её снова зажечь. Но не зажёг. Потому что он жил по двойным стандартам.
«ЛЮБОВЬ ПРИХОДИТ НЕ ОДНА»
Любовь приходит не одна:
Любовь приходит с оговоркой.
Кровь выступает из окна —
Прольётся страхом перед поркой.
И лишь тебе решать, когда
Толпе писать твои законы.
И, друг, поверь, тогда
Ты встретишь все свои невзгоды!
Страх #3. Ошибки
Мы все имеем право совершать ошибки. Не спорю. Но проблема в том, что мы их друг другу не прощаем – и в этом наша главная ошибка, которую нам ещё предстоит себе простить.
Ведь мы поступаем неправильно не потому, что мы НЕ ХОТИМ делать правильный выбор в нашей жизни, а потому что нам приходится выбирать лучшее из того, что ЕСТЬ СЕЙЧАС. А потом уже поздно что-то менять, ведь наши любимые уже презирают нас за наши прегрешения. А так мы все стремимся к идеалам…
«ПРОЩАЙТЕ, СТРАХИ!»
«Ну вот, настало время расставаться,
Нам было хорошо нерадости делить,
Но вы забыли бремя отдаваться,
Мешали страхам на себя давить.
Ну что ж, теперь забудем гадость посрамья…
Прощайте, люди! Прощайте, юные друзья!» —
Стремглав узнав про этот нонсенс,
Любимый ваш, Эдипов Комплекс.
Глава XIX. Осторожно, дети!
Когда мы учим детей идеалам, мы забываем сказать, что им не обязательно ДОСТИГАТЬ этих идеалов, чтобы быть счастливыми. Из-за этого наши дети становятся закомплексованными, зависимыми от абстрактных идеалов и неспособными быть счастливыми прямо сейчас – без предварительных условий. Но ещё хуже то, что сами родители в эти идеалы не верят и живут по-своему, воспитывая детей другому. И даже впоследствии пересмотра родителями стандартов для детей и замены закона «будь идеалом, чтобы быть счастливым» на закон «будь счастливым прямо сейчас (радуйся каждому дню, живи так будто завтра умрёшь и т. д.)», дети НЕ МОГУТ стать счастливыми, потому что подсознательно их раздирает чувство несправедливости – осознание двойных стандартов родителей (сами верят в одно, а детям внушают другое), и чувство потери – они променяли годы счастливой и уверенной жизни на безысходную погоню за несуществующими идеалами. Не надо так, родители! Давайте по-другому.
* * *
А ещё Иисус сказал, чтобы мы воспринимали жизнь как дети, то есть непосредственно. Это значит, что мы должны строить своё мнение на основе НАШИХ чувств и НАШИХ личных наблюдений, а не на основе прочитанных книг или просмотренных фильмов, которые опосредуют для нас реальный мир, в котором мы живём. И мы не должны учить наших детей жизни – это значит передавать опыт, искривлённый призмой наших взрослых обид и разочарований, на ребёнка, который этого не заслуживает. Наша задача, как взрослых, помочь ребёнку непосредственно прочувствовать эту жизнь в самых разных её проявлениях, позволив ему формировать собственные взгляды, собственные обиды и разочарования, которых будет меньше, потому что к ним не прибавятся ещё ВАШИ.
Помните, что дети не имеют критического мышления – они уязвимы к чужому мнению: к книгам, фильмам, нашим словам. Поэтому, ЕЩЁ РАЗ, наша задача, как взрослых, – помочь сформировать им собственное мнение, но не с помощью опосредованных знаний, а с помощью позволения им жить, чувствовать жизнь на себе, испытывать себя.
* * *
Тут ещё такая вещь. Уже касательно взрослых. Когда Иисус излечил все наши болезни, он излечил и ещё кое-что… нет, не наши умы, а скорее наши души. И после этого, как оказалось, многие, очень многие из нас были под влиянием приворота. Приворот – это когда один человек использует магию на другого, чтобы тот любил его против своей воли. И Воли Божьей, кстати. Из-за этого наше Общество стало резко переживать кризис распада уже устоявшихся браков. Звучит просто ужасно, но Господь не был бы Милосердным, если бы не предусмотрел этого кризиса в Своих Планах. Вместе с приворотами были аннулированы также и отвороты. Отворот – это когда один человек использует магию на другого, чтобы тот никогда не встретил свою любовь. Это происходит из-за зависти к ближнему… даже родному. Как выяснилось, отвороты делают в основном родные люди своим же родственникам. Но сейчас это не важно, потому что мы спасены. Как я сказал, Всевышний предусмотрел это, и теперь все те, кто раньше был под отворотом, нашли своих возлюбленных и любимых и нередко из числа тех, кто был под приворотом. Количество счастливых людей на Земле увеличилось в разы, а Господь опять доказал свою Всепричастность к нашим жизням, а также то, что Его Безупречный План не может быть нарушен какими-то скверными выходками недалёких и обиженных людей. И… Я должен извиниться. Извиниться перед Тобой за мои помыслы нарушить Твой Цикл. Ты всегда знаешь, как лучше для нас, но мы никогда не знаем, что хорошо для Тебя. Просто… прошу, скажи мне, что для Тебя хорошо. Так ты сделаешь меня счастливым, а я постараюсь во что бы то ни стало сделать Счастливым Тебя, ведь я точно буду знать, чего именно ты хочешь в Своей Жизни. Прошу, просто скажи. Мне больше ничего не надо…
«Я БУДУ СОЛНЦЕМ»
Я буду в Мире просто Солнцем:
Светить во благости Твоей —
Вот вся задача перед лонцем[5],
Что носит Золото полей,
Доставшихся от горя прошлых,
Уже прожитых тёмных дней,
Сменившихся на счастье новых
Ещё не тронутых детей.
Глава XX. The Last Stand
«…И не стоит больше слов,
Я воскресну и приду,
Пусть даже через сто веков
Я всем друзьям своим спою!»
Слова из песни «Я уже здесь!» из одноимённого альбома рок-группы «Иисус и Апостолы»
Возможно…
Возможно, я плохой человек. Я этого не отрицаю и не хочу оправдывать себя. Я только скажу, что война – это большое горе для каждого, кто в ней так или иначе участвовал, и каждый справляется с этим горем по-своему, причём справляться нужно как во время войны, так и после… Я же пишу эту книгу.
Эта глава посвящается памяти погибших душ, которые остались живы только в воспоминаниях и вымыслах наших потомков.
Saving the day
За 72 часа до Второго Пришествия.
Ситуация была критическая: 2-й Экспедиционный Русско-Американский Корпус оказался в окружении на чужой земле. Он был единственным оплотом наших войск на этом материке, предоставляя хотя бы какой-то плацдарм для ожидающих своего прибытия подкреплений. Южнее от его позиций прорастали непроходимые джунгли, севернее – холмы и горы с «зелёнкой» высотной поясности, с востока его омывало море, а с запада давили бесконечные волны танков неприятеля – там располагалась выжженная взаимным огнём саванна.
На южном направлении враг особо не мешал – все его попытки разведать наши позиции заканчивались крахом благодаря нашим датчикам движения и снайперам с тепловизионными прицелами (спасибо науке, как говорится). На западе русские Т-14 «Арматы» и наши М1А3 «Абрамсы» легко уничтожали неприятельские машины с дистанции трёх-четырёх километров, будучи также прикрываемыми самоходными зенитными установками на случай авианалёта противника. Стоит также отметить, что наша база была просто напичкана различными системами радио- и оптико-электронной борьбы, намертво глушащими абсолютно любые существующие на данный момент беспилотники… и наши в том числе (настолько они всех заколебали). Настоящие проблемы у нас были только на севере, где складки местности и густая растительность не позволяли эффективно применять артиллерию и современные военные технологии, а противник, будучи в роли атакующего, мог совершать неожиданные манёвры, оказываясь во фланге или даже в тылу наших войск.
Всё началось с того, что мы потеряли связь с высотой 228 на северо-западе от аэродрома – «сердца» нашего плацдарма. С этой высоты повстанцы могли вести огонь по прилетающей к нам авиации, что было недопустимо.
На высоту были отправлены два батальона (1600 человек) морской пехоты из новоприбывшей 17-й дивизии «Мертвецов» – самые крутые ублюдки нашего Корпуса, если не считать русских. Их дивизия должна была оборонять плацдарм с северного направления. Каждый из «мертвецов» взял с собой двойной боекомплект для собственного оружия, четыре осколочные и четыре специальные гранаты, кучу сухих пайков, а также одноразовый гранатомёт AT4 с бронебойно-осколочной гранатой или пулемётную ленту патронов 7,62×51 мм на спину – они понимали, что там, куда они идут, будет очень «жарко».
К несчастью, они попали в засаду ещё на пути к высоте, и им пришлось сражаться на протяжении 12 часов, будучи в невыгодной позиции и без поддержки авиации (русские ещё не успели прислать свои корабли с ударными вертолётами Ка-52К, которые могли бы противостоять повстанческим ПЗРК). Их пытались окружить, но «мертвецы» вырвались из блокады и под прикрытием наполовину дружественного, наполовину заградительного огня артиллерии направились обратно на базу. Согласно современным источникам, их потери составили 70 % убитыми (из них около 50 % были уничтожены огнём своей же артиллерии), 20 % пропавшими без вести, 2 % с тяжёлыми ранениями, 6 % с (относительно) лёгкими. Оставшиеся 2 % уцелевших тащили на себе 2 % тяжелораненых. Как говориться, каждой твари по паре. Среди уцелевших был Дэвид Миллер[6], сержант из 2-го взвода роты «A» 4-го батальона. Из 3-го батальона не вернулся никто.
* * *
За 60 часов до Второго Пришествия.
Д – САНИТАР! Мне нужен санитар! – голос Дэйва перекрикивал залпы 120-милимметровых миномётов и их поющие расчёты. Они пели гимн своей дивизии, переделку из нового гимна морской пехоты:
«DEAD OR ALIVE»
No matter – dead or alive
We better will try to arise
When the eagle of Freedom howls us to the battle
We are still alive for a while
Until we destroy all the enemies
We have only the last desire
To protect our country from idleness…
На его крики отозвался низенький паренёк из 2-го батальона. Их только что разбили на высоте 169, которая была для нас не менее важной, чем 228-я: она располагалась на северо-востоке от базы, и через неё протекала река, которая обеспечивала пресной водой весь наш Корпус (40 000 человек!). Вид у ребят был печальный… А паренёк был настолько маленький, что его можно было принять за подростка. И почему-то у него был MP5…
П – Сэр? – его взгляд был пустым и в то же время нервозным. Он даже не представился, хотя должен был… кажется он был «не с нами».
Д – Как тебя зовут, засранец?
П – Пак.
Д – Пак? Серьёзно!? Впрочем насрать. У «мертвецов» не бывает имён. Займись этими! – Дэйв указал пальцем на четыре куска изрешечённого мяса, положенных аккуратно в ряд на плащ-палатки. Это всё, что осталось от его взвода. Он, можно сказать, потерял всех своих детей. А теперь набирает «приёмышей» для той же грязной работы. И одного он уже нашёл. В течение следующих 54 часов Дэвид и Пак будут неразлучны.
Наш выход
За 48 часов до Второго Пришествия.
Стоило нам только получить в руки боевую машину, как нам тут же, без какой-либо подготовки, приказали «прочесать» зелёнку на юге от базы. Мы стали готовить себя и свои машины к походу. У нас была задача перевоплотить нашу «Бэтти» в «Кейси», чтобы заняться разведкой территории и настраиванием связи с другим материком.
Я – Ебать! До меня дошло. Они окружили нас, Билл! Они хотят нашей смерти!
Б – И? – кажется, Билли не разделял моего откровения.
К – Бля, ну что за пиздец? ВСУ опять не работает. Когда нам, наконец, пришлют новую? Она же бракованная! – Крег был опечален, но не раздражён. Он умел держать себя в руках.
Я же не слушал его, а лишь вспоминал слова лейтенанта, который принимал наши экипажи на материке: «Теперь это не учения, мать вашу! То было всё игрушками! А ЗДЕСЬ БЛЯ НУЖНО УБИВАТЬ!!!» – у него были бешеные глаза, а его руки – сверхартистичны. Он так заплевал меня… В общем, это было убедительно… Но уверенности мне это не придавало.
Я – Просто, неужели, Господь действительно хочет этого от нас?
Б – Бог ХОЧЕТ, Дэн!.. Но не может. А ты МОЖЕШЬ. И ТЫ за Него это сделаешь, понял? – Билли, как всегда, пытался шутить.
Дэвид и Пак
За 40 часов до Второго Пришествия.
Дэвид вернулся на передовые северные позиции из штаба 5-го батальона, чтобы забрать своё не родимое чадо. Представляю, что он мог там услышать о нас:
«1 – Мы уже послали наших «Кейси» «прочесать» зелёнку на юге. Мы надеемся найти брешь в блокаде и соединиться с другим материком.
2 – Сэр, одного «Кейси» уже подбили, экипаж выжил и запрашивает помощь.
3 – Позвольте это нам, – сказал с уверенным от шрама лицом русский полковник, – «летучие мыши»[7] о них позаботятся…»
И, хотя, Дэвид был всего лишь сержантом, к нему часто прислушивались офицеры, ведь он отлично знал свою работу и своих людей.
Д – Пак! ПАК! Вы видели Пака?
Морпех – Кого?
Д – Ну такого мелкого уёбыша, он ещё с MP5 ходит.
Морпех – А, да он в том блиндаже. Плачет…
Дэйв зашёл в блиндаж, полный непонимания происходящего: молоденький санитар зажался в уголочек и плакал, сжимая перед лицом цевьё автомата.
Д – Ты почему плачешь, уёбышь?
П – Они, – всхлипывая говорил Пак, – они такие молодые…
Д – Мы здесь все молодые, уёбышь! Что это меняет?
П – Они погибли! – Пак зарыдал ещё сильнее.
Д – Но ты же не хочешь разделить их участь, верно? – Произнёс Дэйв по-отцовски и с состраданием, лишь бы этот ублюдок заткнулся.
П – Н-не… нет… – Пак почти перестал плакать.
Д – Вот и отлично! А теперь пойдём со мной – у нас ещё много работы, – Дэйв искренне приободрился и закинул себе на плечо ленту патронов триста восьмого калибра.
П – Я не хочу.
Д – Что ты, блядь, сказал? – Дэйв снова включил отморозка.
П – Я никуда не пойду с тобой. Я тебя даже не знаю!
Д – Тебе не обязательно знать меня, уёбышь! Тебе достаточно знать, что я старший по званию, придурок!
П – А что это меняет?
Д – Что меняет!? Либо ты подчинишься приказу, либо я УБЬЮ тебя! – Дэйв вытащил из кобуры M1911 и направил в лицо Пака. Это произвело сильное впечатление на молодого санитара. И он решил подчиниться, особенно учитывая тот факт, что про Дэйва по всей дивизии ходили нехорошие слухи, якобы, он самый отмороженный отморозок из всех самых отмороженных отморозков, которых только видел свет, и что это сказали именно русские. Пак не мог об этом не знать.
И нас тоже…
За 36 часов до Второго Пришествия.
Мы попали в засаду и ели унесли ноги. Нам повезло: почти никто не пострадал. Но мы потеряли Бэтти. Малышка прикрыла нас своим моторно-трансмиссионным отделением, чтобы мы смогли выжить. Но оплакивать её было некогда. Мы похоронили русского солдата и пошли к «стоянке», чтобы получить новую БМП.
Билли знал, что я на него обиделся из-за того, что он отдал Крегу глупый приказ: вместо того, чтобы быстро отступить к своим, он приказал выкатиться на расчёт «Метиса», чтобы раздавить этих ублюдков. А в итоге они «раздавили» нас. Теперь он хотел, чтобы я почувствовал себя важным и расслабился, дабы наладить со мной контакт:
Б – Дэн, а что такое стокгольмский синдром?
Я – Это то, почему я выполняю твои глупые приказы.
Наш заранее неудачный разговор был прерван Крегом:
К – Я с донесением из штаба. Нам приказали залезть в траншеи на высоте 169. Будем пехотой…
Я – То есть исправных M21 больше не осталось?
К – Походу…
Я – Боже, какое же это дерьмо, если бы Ты только видел!
Крег удивлённо нахмурился, но ничего не сказал.
* * *
Мы пошли пополнять боезапас, чтобы отправиться на защиту высоты 169, которую только что отвоевал 5-й батальон «Мертвецов», в котором теперь числились Дэвид и Пак. Я уже приготовил подсумки для 12-ти магазинов, 4-х гранат и ещё сумку для «рассыпки» из коробки на хрен знает сколько ещё патронов – таков должен быть стандартный набор для автоматчика под названием «двойной боезапас»… думал я. Мне выдали всего 4 рожка. ЧЕТЫРЕ БЛЯДЬ РОЖКА.
Я – И это всё?
Морпех – Можешь мне отсосать.
Продолжать столь интимную беседу с малознакомым мне морпехом я не стал. Крегу и Билли выдали столько же, сколько и мне – то есть по 2 рожка каждому… Я дал им по одному магазину.
Встреча
За 24 часа до Второго Пришествия.
Нас приписали к 1-му батальону «Мертвецов» (хотя мы даже не были морпехами!), с которым мы и пришли на высоту 169. И мы сразу же вступили в бой. Наш экипаж занял траншеи на северо-западном склоне, где обосновался взвод под командованием Дэвида. Не знаю, действовал ли я правильно, но мне никто не делал замечаний. Хотя, что могло быть неправильного в том, чтобы лежать на стенке траншеи, облокотившись на бруствер, и стрелять.
Перестрелка длилась недолго – наша артиллерия смогла уничтожить артиллерию наступавших, поэтому они решили, что пора передохнуть. Мы тоже были не против.
* * *
Ко мне тут же прикопался один морпех:
Морпех – Ты гей?
Я – Нет.
Морпех – А хотел бы?
Этот неожиданный глупый вопрос заставил меня на секунду задуматься. И этого было достаточно, чтобы этот придурок начал заливаться.
Я же обратил внимание на Пака: он не был похож на морпеха… совсем. Пак пытался найти раненых, чтобы выполнить свою работу, но никто не пострадал. То есть трупов больше, чем было, не стало. Пак понял это, расслабился и посмотрел на меня – я уже минуту сверлил его взглядом.
П – А вы танкисты, да?
Мы с ребятами переглянулись.
Я – Да, мы экипаж БМП. То есть были им…
П – Сочувствую, – Пак сделал такие серьёзно-нежные глаза… Он напомнил мне Гарри. У него тоже были такие глаза, когда я ему рассказывал о своих проблемах.
Я – И давно ты в морской пехоте?
П – Уже год на службе.
Я – А с виду и не скажешь, что ты достиг призывного возраста.
П – Ну да. Мне же 14.
Я подумал, что он шутит. Но нет, он был совершенно серьёзен. И ему явно не понравилось наше затишье после его ответа. Господи, во что превратилась наша страна…
Я – Извини, просто это так необычно…
П – То есть я не могу быть мужчиной, если мне всего лишь 14?
Я – Да нет, просто, у тебя такие добрые глаза…
П – А вот это звучало по-гейски!
Я – Да я не это имел в виду! Просто… Ты не похож на отморозка. Вот и всё.
П – Что значит не похож!? Да я ненавижу людей! Они не сделали мне ничего хорошего. Они всегда ненавидели меня и обижали, потому что я был слишком добрым. Но жизнь всё-таки справедлива: я так и остался добрым, а они так и остались дерьмом. Именно так добро и побеждает – оно всегда остаётся добром, несмотря ни на что… навсегда.
Пак надул губки и потупил взгляд, прижавшись лбом к цевью автомата. Он не был добрым – он был САМА доброта. И это его только губило… Наш разговор был прерван внезапным артналётом. Время убивать!
* * *
За 20 часов до Второго Пришествия.
Наш взвод сильно потрепало, поэтому нас сменил другой. Мы же отошли в «тыл» – на самую вершину, где сидели русские миномётчики в траншеях и как-то по-русски тосковали. Наверное, о Родине. Они тихонько отбивали ритм и завывали песню. Затягивали ещё так, даже жутко становилось:
«… А он придет и приведет за собой ве-есну,
И рассеет серых туч во-ойска-а-а.
А когда мы все посмо-отрим в глаза е-его,
На нас из глаз его посмо-отрит тоска.
И откро-оются две-ери домо-о-о-в,
Да ты садись, а то в ногах правды не-е-е-т.
И когда мы все посмо-отрим в глаза е-его,
То увидим в тех глазах Солнца свет.
На теле ран не счесть,
Нелегки шаги,
Лишь в груди гори-ит звезда.
И умрёт апрель,
И родится вновь,
И придёт уже навсегда[8]…»
Но их концерт длился недолго. Потому что война требует КАНОНАДЫ!
* * *
За 19 часов до Второго Пришествия.
Сегодня я впервые прикоснулся к русскому. А ещё я впервые пытался перевязать кому-то рану. Я пытался сделать это аккуратно, но у меня не получалось, и я стал нервничать. Поэтому я перевязал её так жёстко, как только мог. Я понимал каждое слово, которое он выкрикивал. Ведь я бы тоже так ругался…
* * *
За 18 часов 30 минут до Второго Пришествия.
За то короткое время, которое Господь отвёл нам на передышку, я перерыл карманы убитых рядом со мной парней. И какого же было моё удивление, когда увидел в их дневниках и записках настоящие стихи. В смысле меня удивили не сами стихи, а тот факт, что абсолютно каждый мне попавшийся хотя бы попробовал их написать. Не знаю, как так получилось, но я запомнил их наизусть. И раз уж так, то я считаю своим долгом увековечить их в этой книге.
МЫ ВСЕ ПИСАЛИ СТИХИ
Когда-нибудь и я умру.
Когда-нибудь я буду счастлив.
Когда-нибудь и я солгу.
Когда-нибудь наступит завтра.
Таких две жизни проживу,
И пусть не полные тревог,
Зато с тобой их проведу,
Познав все радости невзгод.
Ко мне влечёт твоя сердечность,
А ты – забудь, что одинок.
И мы забудем эту вечность,
Как змей отпустит свой хвосток.
* * *
Меня всегда тянуло на безбрачье,
Похоже принцип знал один:
Как может быть увесисто молчанье,
Когда молчит всего один.
* * *
Сплывают прежние обидки,
И, видит Бог, мы их не посрамим,
Однако верь, что жизнь в избытке
Даёт и то, что будешь ты один.
* * *
И ты поверь, что я создам прекрасное,
Когда увижу жизнь в твоих глазах!
Ты их открой, прошу, пожалуйста!..
Но умер друг в запятнанных руках.
* * *
Всё течёт, всё меняется,
И я меняюсь с каждым днём.
Но иногда, мне кажется
Что я забылся вечным сном.
* * *
Ну вот, забылись дни и ночи.
Забылись сны о наших снах,
И время Святый Дух заточет…
Как будто Он не при делах.
* * *
Я помню образы Твоих творений,
Верни же в сказку мою жизнь:
Найди мне лучшее из всех волнений,
Как Ян находит свою Инь.
Забавно, они чем-то похожи на мои, только порадостнее будут. Я не умел радоваться жизни как они. Даже сейчас не умею… Или это мои стихи?.. А ещё я нашёл у одного парня цветные мелки. Они были такие яркие, и… их запах был таким вкусным… Я начал их есть…, потому что я ОЧЕНЬ хотел есть.