– Здесь кто-то есть?
Чеймберс смотрел, как он в последний раз окидывает комнату взглядом и направляется вверх по лестнице. Он ринулся к следующей статуе, прежде убедившись, что его не было слышно. Затем к следующей. Скорчившись за бронзовым святым, он чувствовал дуновение ветра на своем лице, брызги дождя на тыльной стороне руки. Он выбрался.
– Черт. Черт. Черт, – прошептал он, оглядываясь на улики, болтающиеся посреди комнаты. Он не мог их оставить, ведь он был так близко.
Слип вошел в офис.
Пользуясь шансом, Чеймберс выбежал на открытое пространство. Не имея времени ни на перчатки, ни на пакеты для улик, он схватил горсть кровавых волокон, надеясь, что там оказалось и немного волос, а затем он вырвался сквозь открытую дверь.
Держа ветку в руке, Слип услышал, как кто-то пробежал мимо его разбитого окна. Он поспешил назад на площадку и оглядел основное помещение, где подвешенная веревка дико вращалась, как ловушка, не успевшая сработать. Но с его места на возвышении мокрые следы ботинок виднелись ясно, как днем, они петляли между его статуями, прежде чем вернуться за чем-то, а затем скрыться в шторме.
Четверг
Чеймберс и Винтер не разговаривали друг с другом. Ледяная тишина продолжалась всю дорогу по Уондсуэрт Хай-стрит, пока они лавировали в утреннем потоке машин. Следующий светофор расплылся красным по лобовому стеклу, когда «изморось» превратилась во что-то среднее между «порывистым дождем» и «легким ливнем» – у британцев дюжина названий для, по сути, одного и того же: очередного паршивого дня.
– Вы планируете весь день дуться? – фыркнул Чеймберс.
– Мне просто кажется, вы не даете ему шанса.
– Я согласился с ним встретиться, разве нет?
– Неохотно, – язвительно отозвался Винтер.
– Я просто не уверен, что он тот, кто нам нужен, – сказал Чеймберс, вырываясь на одно место вперед.
– А ваш парень подходит, я полагаю? Мой подходит просто идеально, – возразил Винтер. – Он высокий. Атлетичный.
– Он живет со своей мамой, – заметил Чеймберс.
– По крайней мере, он не старый.
– Мой парень опытный. К тому же он умный.
– Мой тоже! – огрызнулся Винтер. – Он лектор в университете!
– Мой парень работает один, потому что он владеет собственным делом.
– А, да? Ну, мой парень… – Винтер замолчал, понимая, что этот разговор, возможно, начинал звучать слегка странно. – Все, чего я прошу, это чтобы вы не делали поспешных выводов, пока Сайкс не свяжется с нами по поводу результатов тестов.
– Конечно, не буду, – сказал Чеймберс, наконец-то проехав светофоры и поворачивая на жилые улицы. – Глядите, мы на месте, – объявил он, подъезжая к очаровательному коттеджу с террасой, где армия керамических гномов рыбачила, кувыркалась и карабкалась по безупречному саду. – Непохоже на логово Скараманги, а?
– Умолкните, – бросил Винтер, вылезая из машины.
Он указал на бордовый Vauxhall Cavalier, а затем направился ко входной двери сквозь деревянные ворота. Они добрались до звонка одновременно.
– Хотите? – нетерпеливо спросил Винтер.
– Нет. Нет. Все вам, – улыбнулся Чеймберс, убирая руку.
Он разглядывал веселые орнаменты, пока музыкальный звонок проигрывал мелодию: в саду были крохотный каменный пруд с льющейся водой, парочка пожеванных игрушек для собак, а на пороге ожидали почти все выпускающиеся газеты.
Искаженная фигура приблизилась к стеклу. После трех поворотов замка она наконец-то открыла им дверь.
Винтер начал представляться, но потом полностью забыл, что собирался сказать, оба детектива просто уставились на странно выглядящего человека. Как и описала девушка, он был высоким, с абсолютно прямыми мышино-коричневыми волосами, обрезанными слоями, которые, казалось, двигались независимо друг от друга, и как положено стереотипами его профессии, он был одет в неприятно-коричневые брюки и твидовый блейзер. Девушка однако забыла им рассказать, что он был похож на насекомое – его крохотные глаза-бусинки метались за толстыми стеклами круглых очков, а зубастый сжатый рот выглядел готовым к тому, чтобы откусить от них кусочек.
– Детектив-констебль Адам Винтер из полицейского участка Шепердс Буш Грин, я полагаю? – сказал он, прерывая молчание.
– Эммм. Да, – ответил Винтер, немного удивившись, что он с такой точностью запомнил их короткий телефонный разговор. – А это…
– Чеймберс, – перебил Бенджамин своего коллегу. – …Просто Чеймберс.
Мужчина на мгновение смерил их взглядом, чуть ли не изучая их.
Чувствуя себя неуютно, Винтер нервно улыбнулся:
– Спасибо, что согласились встретиться с нами.
– Я вовремя проинформировал своего нанимателя о своем опоздании. Они должны были внести необходимые изменения в мое расписание.
Ни Винтер, ни Чеймберс не знали, как на это ответить, поэтому промолчали.
– Можно нам войти? – спросил Винтер, отчасти надеясь услышать отказ. Но он отступил, чтобы пропустить их. Они без энтузиазма прошли по темному коридору, слыша, как позади них защелкиваются замки. Затем вошли в гостиную, где разномастные кресла были повернуты к открытому камину, а на окнах красовалась пожелтевшая от никотина тюль.
– Мне немного страшно, – прошептал Винтер.
– Да, мне тоже, – признал Чеймерс. Оба любезно заулыбались, когда хозяин вошел в комнату.
– Садитесь, пожалуйста, – сказал он.
Нерешительность на их лицах не была скрытой, когда они пытались определить, какие из изношенных кресел выглядели менее хлипкими. Понимая, что оба устремились к одному и тому же, Винтер практически прыгнул через комнату и с весьма самодовольным выражением лица уселся на желанное кресло.
– Чаю? – предложил мужчина. – Кофе? Заварного печенья?
– Нет. Спасибо, – ответил Чеймберс.
– Я буквально только что пил кофе, – солгал Винтер, – …с заварным печеньем.
Чеймберс покачал головой, повернувшись к своему напарнику.
Оба детектива подметили у этого странно выглядящего мужчины заметную хромоту, когда тот подошел, чтобы сесть. Он присел на самом краешке подушки, словно готовый напасть, темными глазами наблюдая за каждым их движением.
Винтер вытащил блокнот и раскрыл его:
– Итак, мистер Роберт Дуглас Коутс…
– Роберт Дуглас Сеймур Коутс, – поправил его мужчина.
– Конечно, – сказал Винтер. – Я запишу…
«Придурок»
– Сколько вам лет?
– Двадцать четыре.
– Вы знаете, почему мы здесь? – спросил Винтер, замечая тиканье часов на каминной полке в паузе, зависшей перед его ответом.
Он грустно кивнул:
– Я слышал по новостям. Вы здесь из-за Альфонса.
– Верно. Значит, вы его знали?
– Я считаю, мне повезло сказать, что я его знал.
– Можно узнать, где вы познакомились?
Чеймберсу пришлось снять куртку, так как он ошибочно выбрал кресло, ближайшее к батарее, излучавшей тепло с неумолимой старательностью.
– В развлекательном центре.
– Где вы?.. – Винтер оставил вопрос висеть в воздухе.
– Плаваю.
– То есть вы… дружили?
– Я скорее назвал бы это отношениями ученика и учителя. Я во многом видел в нем себя, в глубине его нераскрытого потенциала.
Повисло неловкое мгновение молчания, пока Винтер с Чеймберсом оглядывали совокупность глубин нераскрытого потециала Роберта Дугласа Придурка Коутса.
– Вы живете с матерью? – спросил Чеймберс, заслужив этим недовольный взгляд от Винтера за то, что надавил на его подозреваемого.
– Уже нет, – ответил Коутс. – Она переехала в дом престарелых месяц назад.
– Можно спросить, что случилось с вашей ногой? – поинтересовался Винтер, снова завладевая разговором. Коутс не выказывал признаков, что он вообще услышал вопрос, пока Винтер не повторил: – Мистер Коутс, можно спрос…
– Я порезался… о стекло.
Винтер с Чеймберсом невольно подались вперед, повторяя беспокойную позу Коутса.
– И где это случилось? – подтолкнул его Винтер.
– В развлекательном центре. В душевой.
Двое детективов переглянулись в предвкушении, Винтер пытался вспомнить, в какой карман он положил наручники.
– Уверен, это представляет мало значения для полиции, – продолжил Коутс, – но было похоже, что кто-то раздавил шприц на полу. Я распорол о него ступню. Было очень больно. Затем я смахнул все осколки в ближайший слив, чтобы никто другой не порезался. Само собой разумеется, я не возвращался с тех пор.
Они оба немного расслабились, обезоруженные очень правдоподобным объяснением.
– Вы читаете лекции в Биркбек-колледже? – спросил Винтер, меняя тему.
– Верно.
– История искусств?
– Если говорить в общем.
– Значит, вы наверняка много знаете о… скульптурах?
Коутс ничего не выдал, а Винтер продолжил, пока оба детектива внимательно наблюдали за подозреваемым:
– «Мыслитель» Родена? «Пьета» Микеланджело?
– Конечно. Это две из самых известных и возвеличиваемых работ, созданных за всю историю.
– И как эксперт…
– История искусств это очень обширный предмет, – перебил его Коутс.
– В таком случае по сравнению с нами, – поправился Винтер, а Коутс кивнул, одобряя его логику. – Вы знаете, какая может быть связь между этими произведениями искусства?
– Связь?
Коутс выглядел растерянным:
– Я думал, мы будем говорить об убийстве Альфонса…
– Просветите меня.
Лектор, казалось, завис на несколько секунд, задумчиво покусывая ноготь, затем не спеша начал:
– Насколько мне известно, «Мыслитель» изначально был лишь частью намного более амбициозного произведения под названием «Врата Ада»… – Немного обескураженный, Винтер сделал пометку в блокноте. – Многие считают, что на ней изображен Данте, но есть и те, кто подозревает, что это сам Роден. Между тем «Пьета» отображает Марию, держащую на руках своего сына, – вслух раздумывал он. – Один жил в Париже, другой – в Риме. Они были созданы с перерывом в столетия. Одна бронзовая, другая – мраморная… Если честно, я не могу представить ни единого аспекта, который бы их объединял.
– Нам нужен будет образец вашей крови, – выпалил Чеймберс, застав врасплох и Коутса, и Винтера.
– Моей… крови?
– Чтобы исключить вас из расследования.
– Конечно. Я поспособствую, как только смогу.
– Мы это ценим. Можно воспользоваться уборной?
Коутс снова ответил не сразу, как будто исчезая у себя в голове, чтобы просчитать ответ.
– Наверху. Первая дверь слева. Вам придется извинить меня за беспорядок.
Чеймберс кивнул и встал, оставляя Винтера заканчивать. По пути он заглянул на ветхую кухню, не заметил ничего необычного и поднялся по лестнице на пролет, где ковер был устлан собачьей шерстью разных цветов. Он подозревал, что весь дом обычно выглядел так же и только нижний этаж был наспех подготовлен к их визиту. К его разочарованию, обе двери в спальни были закрыты, и он не рискнул попробовать их открыть, так как весь дом скрипел и стонал, докладывая своему владельцу о каждом движении в нем.
Войдя в ванную, он запер дверь и поспешил прямо к шкафчику с медикаментами. Там обнаружился впечатляющий ассортимент таблеток, большинство выписанных миссис М. Коутс, но ничего важного. Расстроенный, он оглядел скудно обставленную комнату, выискивая еще какие-то детали, приоткрывающие жизнь этого странного человека. За неимением идей получше он залез в ванну, чтобы добраться до покрытого изморозью окна, c силой открывая проржавевшую защелку, чтобы выглянуть на задний двор. В сравнении с ухоженным гном-фестом спереди задняя часть владения была тем еще зрелищем – запущенная и дикая, если не считать участок перекопанной земли в дальнем конце.
Зная, что он уже потратил слишком много времени, Чеймберс закрыл окно, дернул цепочку бачка и вдобавок помыл руки. Он потянулся к дверной ручке, но остановился, увидев самодельную декорацию, висящую на ней. Он перевернул ее и прочитал вырезанные на дереве слова:
Хоть грехи ваши подобны багрянцу,
Пусть удут они белы, как снег.
Исайя 1:18
Хмурясь, он поверннул ручку и направился обратно вниз, где Винтер уже был на ногах, готовый уходить.
– Я еще не видел ваших собак, – сказал Чеймберс, забирая свою куртку. Коутс с осторожностью взглянул на него. Бенджамин объяснил: – Заметил шерсть на ковре.
– Собаку. Всего одну, – сказал Коутс. – К сожалению, он почил. Совсем недавно, кстати говоря. Я думаю, это стало последней каплей для моей матери.
– Мои соболезнования, – сказал Чеймберс. – Какой породы была собака?
– Дворняга. Мы всегда подбирали бродячих собак.
– «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой», – изрек Чеймберс, игнорируя вопрошающий взгляд, брошенный ему Винтером.
Коутс на мгновение выглядел растерянным, но потом улыбнулся впервые со времени их прибытия.
– Теперь вы говорите практически так же, как моя мать, – сказал он, провожая их до двери.
Забравшись в машину, Винтер выжидательно посмотрел на своего коллегу:
– Ну… что вы думаете?
– Ладно. Я был неправ, – признал Чеймберс, заводя двигатель. – Я понимаю, почему он вас заинтересовал.
C издевательской усмешкой на лице миссис Чеймберс ковыряла основное блюдо вилкой, видимо наевшись одной ложкой закуски.
– Что это такое, еще раз? – спросила она, изучающе засовывая палец в соус.
– Курица, – коротко ответила Ева. – Нелетающая птица, которая водится у нас дома. Один из рецептов моей мамы.
– И где находится дом, еще раз?
– Контент, Ямайка.
– Хммм, – ответила старшая женщина, обращая свой неодобрительный взгяд на явно неудовлетворяющую ее обстановку. – Так, значит, это они называют «лофтом»? – спросила она, отодвигая тарелку.
– Да.
– Это просто модное название квартиры, не так ли?
– Полагаю, да.
– Такой, что стоит не меньше, чем дом.
– Зависит от дома.
Еще раз фыркнув, выражая недовольство всем сразу, миссис Чеймберс улучила момент оглядеть хозяйку, сидящую напротив нее, пока Ева в ожидании сжимала руку своего мужа.
– Ты вполне хорошенькая…
– Спасибо. Как вполне мило, что вы заметили.
– …как для одной из них.
– Ауч! Господи! – вырвалось у Чеймберса, когда ногти Евы наконец-то пронзили его кожу. Он поглядел на двоих женщин, ни одна из которых не выглядела особо довольной, и у него закралось подозрение, что он что-то упустил.
– Вы закончили, Люсиль? – спросила Ева, вставая из-за стола.
– О, несомненно, – ответила она, передавая тарелку так, словно хотела избавиться от нее как можно скорее.
– Хочешь помочь мне с десертом? – спросила Ева Чеймберса.
– Я думал, он уже готов в…
– Помоги мне с десертом!
Он послушно встал и спросил маму, не надо ли ей еще воды.
– Нет. Спасибо, – сказала она, накрывая верхушку стакана рукой, будто он может попытаться незаметно наполнить его без ее согласия.
– Ты это слышал? – возмутилась Ева, когда они внесли тарелки на кухню. – Ей даже вода не нравится!
– Но мне кажется, все идет нормально, разве нет? – с надеждой улыбнулся Чеймберс, в ответ получая взгляд, означавший, что он будет спать в гостевой.
– Ты что, не был за одним столом с нами?!
– Тсссс. Что не так?
– Не цыкай на меня!
– Извини. Она тебе не нравится?
– Нравится?! – выплюнула Ева, снова немного громковато. – Я надеюсь, она подавится моим манговым тартом!
Чеймберс немного опешил… а затем слегка занервничал:
– Ей не очень нравится манго… или тарты.
Уронив красиво украшенную тарелку в раковину, она ударила его по руке.
– Аййй!
– Почему ты за меня не заступился?
– Я даже не слышал, что она сказала!
– Потому что ты витал в облаках… как всегда, – фыркнула она.
– Послушай, – начал Чеймберс, – мама просто… немного старомодна. Она очень гордится своими ганскими корнями и тем, что она британка.
– И ей не нравится, что ты распыляешься на какую-то ямо?[5]
– Я этого не говорил, – вздохнул Чеймберс.
– Тебе и не надо было… А что будет с нашими детьми? Она и к ним будет так относиться?
Чеймберс выглядел потрясенным:
– Ты… Ты что?..
– А что, если я скажу да? – произнесла Ева, скрестив руки на груди.
– Я бы сказал… что это замечательно.
– Ну, это не так.
– О, господи боже! Слава богу! – вздохнул он, прислоняя руку к груди.
Она улыбнулась:
– Что с тобой происходит? Что-то случилось по делу сегодня?
Чеймберс взглянул на другой конец комнаты, чтобы убедиться, что лицо его матери все еще, как и прежде, выражало смесь скуки, отвращения и гнева на одноэтажность их жилого помещения.
– Кровь и волосы, которые я добыл с веревки, не совпали с таковыми от нашей жертвы… ни от одной из наших жертв.
– Но это все же кровь и волосы. Что они там делали?
– Что они там делают? – согласился Чейберс.
– Давай поговорим об этом позже, – сказала Ева, пожимая его кровоточащую руку. – Просто сначала помоги мне это пережить. Ты мне нужен.
На следующее утро Чеймберс проковылял в свой кабинет, так как запасная кровать явно встала на сторону Евы в споре. Пропуская любезности, он махнул Винтеру следовать за ним в комнату для совещаний, закрыл дверь и лег со стоном облегчения.
Винтер невозмутимо достал свой блокнот и сел на полу возле него, поднимая взгляд к запятнанным плиткам на потолке.
– Как кто-то умудрился пролить там кофе? – спросил он.
– Босс выплеснул его на кого-то, кто ему не понравился.
– На кого?
– На меня.
– А. Немного смахивает на «Тысячелетнего сокола», – сказал он, с прищуром разглядывая его.
– А я думал, на лезвие топора, – сказал Чеймберс. – Но как потенциальному детективу по расследованию убийств хорошо знать, где ваша голова. Итак, какое у Роберта Коутса алиби на ночь первого убийства?
– Был один дома.
– Неважно. У меня новая теория, – объявил Чеймберс, запуская руку в карман куртки и передавая Винтеру ярко-оранжевую собачью игрушку. – Собаки.
– Отлично, – сказал он ободряюще. – Погодите… Чего?
– Собаки, – повторил Чеймберс. – Я подобрал это в его саду, когда мы уходили.
– Может, вам не помешал бы выходной, – предложил Винтер.
– Просто взгляните на следы зубов, – сказал Чеймберс. – Есть один отпечаток, где семь зубов расположены близко друг к другу, другой – четыре зуба на большем расстоянии, а затем пара глубоких проколов, полностью отличающихся от других.
– И?
– Эту штуку жевали по меньшей мере три собаки. И когда я поднимался наверх, ковер был засыпан шерстью всех оттенков под солнцем.
– И?
– И на заднем дворе выкопана могила.
– Могила?
– …Клочок вскопанной почвы.
Винтер с сомнением посмотрел на него и сказал, что не означает, что там могила.
– Помните, о чем мы говорили, когда нашли Генри Джона Долана на постаменте той ночью?
– Эммм?
– «Небрежно». Возможно, осторожное первое убийство? Он все спланировал, но затем позволил погоде сделать грязную работу за него. Знаете, с чего начинают большинство серийных убийц, прежде чем перейти на настоящих людей?
– С животных, – ответил Винтер, понимая.
– И один из двух наших главных подозреваемых, похоже, меняет собак с тревожной скоростью.
– Но что насчет Тобиаса Слипа? – спросил Винтер. – У него подъемный механизм, способный с легкостью поднять человека, покрытый волосами и кровью. Он выглядит не менее виноватым.
– Теперь вам нравится мой парень? – спросил Чеймберс.
– Из них двоих, да, я думаю, он больше подходит.
– Ну, мне нравится ваш.
– Значит, за которого возьмемся? Если ошибемся с выбором, проиграем дело.
Чеймберс на мгновение задумался.
– За обоих. Одновременно. Один из нас перекапывает сад, пока другой изымает подъемник.
– А как же ордер? – скептически спросил Винтер.
– Без ордера, – кивнул Чеймберс. – Туда и обратно. Главное – уверенность.
– Один из нас будет неправ.
– Но один из нас будет прав, – заметил Чеймберс. – Даже Хэмм не сможет это проигнорировать. У меня нет никаких сомнений, что один из этих чокнутых и есть наш убийца… У вас?
– Сомнений нет.
– Тогда мы не можем проиграть, верно? Вы в деле?
– В деле… Когда?
– Нет времени лучше, чем настоящее, – сказал Чеймберс. – Чем дольше мы ждем, тем больше у них времени на новое убийство.
Дверь в комнату для совещаний распахнулась, когда Льюис вошел, спотыкаясь о двух мужчин на полу и выплескивая свой кофе на стену.
– Чем мы занимаемся? – просил он, отряхивая болезненный ожог.
– Лечим мою спину, – ответил Чеймберс, даже не пытаясь подвинуться. – Моя вторая половина заставила меня спать в запасной кровати.
– Ну, добро пожаловать в клуб, – сказал Льюис, опуская кофейную чашку на стол, прежде чем улечься рядом с ним. Он выдохнул с облегчением. – Не помню последний раз, когда меня пустили в собственную кровать… Босс тебя ищет.
– Тоже мне новость.
На троих мужчин опустилась мирная тишина, прерывавшаяся только когда Винтер указал на новое пятно на стене.
– Кто-нибудь еще видит световой меч? – спросил он.
– Отвертку, – ответил Льюис.
– Да, это точно отвертка, – сказал Чеймберс. – Не переживайте, – сказал он Винтеру. – Когда-нибудь поймете.
Чеймберс припарковался в пятидесяти футах от коттеджа Роберта Коутса и повозился с каждой кнопкой на приборной панели по два раза в ожидании 1:45, оговоренного времени, к которому Винтер добрался бы до своего места. Он посмотрел на темные тучи.
– Ну же. Не надо дождя. Пожалуйста, не надо дож…
Как по сигналу, небеса разверзлись, за секунды затапливая улицу.
– …Спасибо, Господи, – пробормотал он, снова во все глаза глядя на часы в приборной панели:
13:42
Он решил, что сойдет, схватил лопату с места под пассажирским сиденьем и вылез из машины. Насквозь промокнув к тому времени, как прошел мимо соседних домов, он шагнул через ворота под пристальными взглядами улыбающихся гномов. Звук капель, ударяющихся об их керамические тела, словно оживил их, они казались маленькими инструментами, занятыми работой под укрытием дождя.
Боковая калитка расщепилась от одного пинка, позволяя ему пробраться на заросший задний двор сквозь цепляющиеся к его брюкам колючки, будто пытающиеся оттащить его назад. Замечая подергивающиеся занавески соседних домов, Чеймберс наконец-то добрался до восьмифутового клочка земли в дальнем конце. Осознавая, что время уже пошло, он высоко поднял руки и с силой опустил их вниз, погружая металл в глубоко напитанную землю.
– Полиция! Откройте! – закричал Винтер, колотя в металлическую дверь «Слип и Ко: Реставрация». – Откройте!
Дверь отпустила свою хватку на стене, и в проеме появился Тобиас Слип, такой же неряшливый и растрепанный, как всегда. Его глаза прятались за темными очками, а в руках он держал паяльник.
– Опустите это на землю! – приказал Винтер, с опаской поглядывая на него. – Опустите!
Послушавшись, Слип снял очки с непонимающим выражением лица.
– Я изымаю ваш подъемный механизм, – сказал ему Винтер, входя в помещение.
– Он нужен мне для работы.
– Не сомневаюсь, – знающе сказал Винтер. – Но это улика в расследовании убийства.
Потянувшись к свисающей в центре комнаты веревке, он попытался скрыть встревоженность от отсутствия вокруг следов крови и волос. Впрочем, Винтер заметил подозрительно незапятнанный потрепанный конец, торчащий из замысловатого узла.
– Когда это было срезано? – поспешно спросил он Слипа.
– У меня память уже не та, – неискренне ответил тот. – Я не помню.
– Поднимайтесь в свой офис и ждите меня там! – рявкнул на него Винтер, но победная ухмылка на лице мужчины подтвердила, что он тоже слышал нотку отчаяния в его голосе. – Мне нужен доступ к вашим мусорным бакам.
– Они в переулке позади здания. Пожалуйста, не стесняйтесь, – сказал Слип, поднимаясь по лестнице.
Снова уставившись на веревку, Винтер почувствовал, как его затошнило. Они все поставили на это.
– Черт, – прошептал он, надеясь лишь, что Чеймберсу повезло больше.
– Извините, детектив!.. Извините! – позвал Роберт Коутс из-под зонтика, шлепая через сад, чтобы добраться до изнуренного Чеймберса, все еще предпринимающего бесполезные атаки на дно ямы пяти футов глубиной. Под ливнем вырытая им яма заполнялась жижей быстрее, чем он успевал копать. – Чем, по-вашему, вы тут занимаетесь?
– Расследую… убийство… Альфонса… Котилларда, – задыхаясь, ответил Чеймберс и выбросил еще одну лопату грязи через плечо.
– Я полагаю, вы можете показать мне ордер? – Игнорируя его, Чеймберс продолжил копать. – Детектив?
– Что у вас здесь зарыто? – спросил Чеймберс, нетвердо опираясь о земляную стену.
– Это была овощная грядка моей матери, – ответил Коутс, наклоняясь, чтобы посмотреть ему в глаза. Дождь перестал лить, когда его черный зонт заслонил небо. – Детектив. – У… вас… есть… ордер?
Сдаваясь, Чеймберс швырнул лопату на землю и вызывающе взглянул в крохотные черные глазки над ним.
– Нет.
– В таком случае, – спокойно начал Коутс, – немедленно удалитесь с моей территории и ожидайте звонка от моего адвоката до конца дня.
Непрекращающийся дождь вернулся, когда он встал и направился обратно в дом.
Едва стоя на ногах, Чеймберс наблюдал за поднимающейся вокруг его ног водой, не упустив иронию того, что его карьера закончилась в могиле, вырытой им самим.
Он облажался.