Чеймберс задремал в метро и прозевал свою остановку. Недовольный собой, он сошел на «Виктории» и пешком пробрался по замерзшему городу, по улицам, покрытым грязной слякотью, под ветром, продрогнув от речного холода и затерявшись в лабиринте серых зданий. Пройдя охрану в Скотленд-Ярде, Чеймберс был встречен вопросительным взглядом Льюиса, поспешившего через лобби, чтобы перехватить его.
– Что ты опять здесь делаешь? – раздраженно спросил он. – Уходи! Босс может тебя неправильно понять.
– Снова? – пожаловался Чеймберс.
– Да. Снова. Иди домой.
– Не могу. Но я постараюсь не попадаться ему на глаза.
Качая головой, Льюис отступил в сторону, чтобы пропустить друга.
Применив тактический, но энергозатратный ход, Чеймберс поднялся по лестнице. Ему нужно было избегать не только главного детектива-инспектора Хэмма, но и всю его сеть подчиненных-доносчиков. Убедившись, что горизонт чист, он поспешил по коридору к лаборатории судмедэкспертизы и постучал в дверь в самом конце, помрачнев, как только переступил порог.
– Дерьмо.
– В самом деле, дерьмо, – согласился Хэмм, прерывая свой разговор с доктором Сайкс, чтобы напуститься на Чеймберса. – Я получил запрос на сверхурочные, после твоего ухода. Как оказалось, двоим техникам было приказано перевезти несрочное тело через весь город за несколько минут до окончания их смены. – Чеймберс открыл рот, но Хэмм перебил его: – На что я сказал: «Здесь какая-то ошибка. Ни один из моих детективов не является настолько тупым или неуважительным, чтобы сделать подобное без моего разрешения». Не так ли, Чеймберс?
– Не я составлял их расписание… сэр, – ответил он, более вспыльчивый от нехватки сна. – У них есть работа. Я попросил обоих ее выполнить.
Демонстрируя, насколько это вне его полномочий, Хэмм резко толкнул Чеймберса. Затем он подошел до неприличия близко, несмотря на то, что был на полфута ниже высокого детектива.
– Хочешь, чтобы я тебя отстранил прямо здесь и сейчас?
– …Нет, сэр.
– Мальчики! Мальчики! Мальчики! – окрикнула их Сайкс. Эта матриархальная женщина при необходимости становилась довольно угрожающей.
Все еще свирепо глядя на Чеймберса, Хэмм отступил.
– Затем я узнаю, что ты заставил нашего главного судмедэксперта работать над твоим поганым делом о самоубийстве, вместо того чтобы дать ей возможность заняться четырьмя убийствами, которые мы взяли только за вчера!
Чеймберс спокойно отер брызги слюны с лица.
– …Пять.
– Что-что?
– Пять убийств, – поправил его Чеймберс, бросив взгляд на Сайкс.
– Он прав, – поддержала его доктор. – И из-за… состояния тела нам нужно было действовать быстро. Чем больше оно оттаивает, тем больше улик мы рискуем упустить.
Хэмм все еще выглядел взбешенным, но уже было ясно, что оценка доктора немного приглушила его пыл. Он повернулся к Чеймберсу:
– Еще раз сделаешь что-то у меня за спиной, мальчик, и тебе нахрен конец… Понял?
– Да, сэр.
На этой ноте Хэмм вылетел из комнаты, оставив Чеймберса и Сайкс наедине с телом. Они встали по обе стороны от металлического стола, где ледяной отблеск на коже мужчины сменился пятнами обморожения, а фаланги двух пальцев левой руки почернели.
– Обморожение, – пояснила Сайкс, когда заметила взгляд Чеймберса. – Я полагаю, это само собой разумеется, что у него было критическое переохлаждение, когда вы добрались до него, его органы едва функционировали для жизнеобеспечения. Потом вмешалась команда «Скорой» и разогрела его слишком быстро, его организм не выдержал. Впрочем, скорее всего, результат был бы таким в любом случае. Мне нужно вам кое-что показать. Помогите его перевернуть.
Натянув одноразовые перчатки, они с трудом подняли тяжелый труп достаточно, чтобы открыть красную точку на затылке.
– Видите след укола? – риторически спросила Сайкс, уже перестав поддерживать тело. – Ему что-то вкололи… слегка неприятный коктейль, судя по всему. Я все еще пытаюсь выяснить, что к чему. Что может быть объяснено таблетками для похудения, протеиновыми добавками или злоупотреблением стероидами. Признаю, что это предосудительная, но обоснованная догадка, глядя на его размер.
– Логично, – согласился Чеймберс.
– Однако чего однозначно не должно было быть в его системе, так это значительного уровня панкурония бромида. – Чеймберс, естественно, выглядел растерянно. – Его используют при операциях, когда пациент в сознании, но не должен совершать ни малейшего движения. Невозможно даже прикинуть, какую дозу он получил, не зная точного времени и учитывая экстремальные температурные условия.
– Он точно не мог вколоть себе это сам? – спросил Чеймберс.
– Не было упоминаний о найденных на месте иголке или ампуле, и я не думаю, что ему объективно хватило бы контроля над своими конечностями, чтобы откинуть их на какое-либо расстояние. Я предполагаю, что жертва была в cостоянии дремы – в сознании, но полностью податливой, способной поддерживать достаточный мышечный тонус только для того, чтобы оставаться в позе, приданной убийцей.
– А потом он ушел, оставив его замерзать насмерть. Это извращение.
– Нам здесь редко попадаются хорошие истории, – пожала плечами Сайкс. – Уже знаете, кто он?
– Еще нет. Но мы решили, что хорошей идеей будет начать с тренажерных залов и развлекательных центров.
Заметив что-то, Чеймберс наклонился поближе изучить костяшки правой руки трупа, где на поврежденной морозом коже красовалась открытая рана, непохожая на другие.
– Клей, – сказала ему Сайкс, опережая его вопрос. – Похожие следы есть под подбородком, на левом предплечье, колене и обеих ягодицах. Грубая работа, но… – Она замолкла. – Ну, первые впечатления?
– Подозреваемый – мужчина… вероятно. В любом случае, достаточно сильный, чтобы переместить двести фунтов этого парня. Похоже на личные счеты, судя по тому, что его опозорили, раздели догола, расположили на виду, с какой жестокостью его оставили там страдать. Это было спланировано… организовано… и все же выполнено со страстью.
Сайкс согласно кивнула:
– Полагаю, нам остается только надеяться, что у него нет других врагов. – Когда Чеймберс повернулся к доктору с озабоченным выражением лица, она неловко улыбнулась: – Просто говорю.
– Следующая станция – «Хай Барнет», конечная. Всем выйти из вагона, пожалуйста. Всем выйти из вагона.
Чеймберс рассеянно оглядел пустой вагон: «Вот хрень».
В конце концов, выходя из лифта в Камден-Тауне, Чеймберс взглянул на часы и недовольно обнаружил, что у него осталось всего четыре часа десять минут до того, как его будильник снова будет поднимать его на работу. Чувствуя себя болезненно голодным, он направился прямиком в KFC. По какой-то причине ему сегодня хотелось этого с самого утра, после разговора с боссом.
Вооружившись скидочным бакетом, он уселся поесть на парковую скамейку, чтобы Ева не унюхала запах в квартире и не прочитала ему очередную лекцию о его вечно растущей талии. Наполовину завершив пиршество, он осознал, что его еда даже подостыла, пока он глазел на заледенелый пруд, мыслями все еще на работе, в компании оттаивающих трупов и пустых пъедесталов. Он оглянулся на телефонную будку, покачал головой и затолкал в рот еще жареной картошки, намеренный не поддаваться…
– Ненавижу себя, – пробормотал он, роняя недоеденную ножку в бакет и направляясь, чтобы втиснуться в узкую красную будку. Свободной рукой он снял трубку и неуклюже набрал номер участка.
– Это Чеймберс. Соедините меня с тем, кто работает над моим сегодняшним делом с ледяным человеком, – сказал он и заполнил последующую паузу еще одной порцией картошки. – Да, насколько мы продвинулись в идентификации жертвы?.. Ага. Ну, продолжайте. У нас кто-то еще дежурит в парке?.. Хорошо. Скажите им заново все обыскать на предмет иголок, ампул, чего-либо медицинского… Я знаю. Можете свалить вину на меня. Нам также нужно найти все места, поставляющие панкурониум бромид… Нет, панку… Я продиктую по буквам.
С трубкой в одной руке и бакетом в другой он попытался выудить из кармана блокнот, рассыпал остатки курицы по полу.
– Зараза!.. Это я не вам. Я уронил свой завтрак… ужин? Я даже не знаю. Название: П-А-Н-К-У-Р-О-Н-И-У-М. Записали?.. И последнее: мне нужно, чтобы вы узнали, кто присматривает за статуями в парке. Почему тот постамент пустовал? Есть ли у них для него скульптура? Или убийца скрылся с ней? Нам нужно узнать… Пока это все… Да, в семь. Ладно. До свидания.
Нагибаясь, чтобы подобрать остатки курицы обратно в бакет, он снова невольно взглянул на часы – всего три часа сорок пять минут.
В 18:37 Чеймберс, как и собирался, вышел из метро на «Набережной» и отправился на короткую прогулку до нового Скотленд-Ярда. Успешно преодолев подземный лабиринт в такое время, он был особенно доволен собой, но ненамного более отдохнувшим, чем когда уходил ранее днем. На нем сказалась непрактичность дневного сна в виде снова невыключенного телефона, сработавшей в соседнем здании пожарной сигнализации и пары Свидетелей Иеговы, которые подошли ко встрече с этим самым Иеговой намного ближе, чем, вероятно, осознавали. Сдавшись, он рассыпал горсть листов салата поверх содержимого мусорного ведра и перед уходом написал Еве записку, которую прикрепил к холодильнику. Эти наскоро выведенные группки слов были их единственным способом коммуникации, когда он попадал на несколько ночных смен подряд.
– Генри Джон Долан, – объявила молодая детектив-констебль, пока Чеймберс убирал снеговика Фрости со своего кресла. – Наша жертва. Фитнес-инструктор, танцор массовки и незначительная знаменитость. Вы, несомненно, помните, его роль «Мускулистого мужчины номер пять» в том эпизоде «Мыслителя»?
– Ах, тот Генри Джон Долан! – лукаво уточнил Чеймберс.
– Завтра я буду допрашивать его девушку. Однако ни иголок, ни ампул мы не нашли.
– А что со статуями? – спросил у нее Чеймберс, запихивая вату из ящика в мусорное ведро и тихо чертыхаясь.
– Все сложно. Эта принадлежит Королевским паркам и Городскому совету, делегирующим работу частным фирмам. – Констебль передала ему клочок бумаги. – Кто-то будет на месте до одиннадцати, если вы решите туда наведаться.
Взглянув на адрес, Чеймберс кивнул:
– Пожалуй, этим я и займусь.
Снаружи «Слип и Ко. Решения по реставрации и консервации» не выглядела подходящим учреждением для хранения одних из самых ценных произведений искусства в стране – просто безымянная ролловая дверь, встроенная в старую железнодорожную арку на Хакни Хай-стрит. Выбрав случайное место, Чеймберс громко постучал, чтобы его было слышно за ревущим внутри радио. Он поднял взгляд на камеру над дверью, затем заметил две другие неподалеку, когда музыка стихла.
– Кто там? – послышался голос.
– Детектив-сержант Бенджамин Чеймберс, Столичная полиция.
– У вас есть удостоверение?
– Да.
– Покажите его в камеру, пожалуйста.
Закатив глаза, Чеймберс достал свою идентификационную карту и поднял ее над головой.
– Ближе, пожалуйста.
Ворча, он сильнее вытянул руку, вставая на цыпочки, когда металлическая дверь наконец-то с грохотом открылась и перед ним предстал странный низенький человек. Ему, похоже, было за пятьдесят, и он смахивал на циклопа с одним глазом, расширенным увеличительным стеклом, закрепленным на кожаной повязке. У него была лысая, как у монаха, макушка, а одет он был в замасленный фартук, почти такой же неряшливый, как его лицо и руки.
– Извините. Осторожность никогда не помешает, – сказал мужчина, тревожно оглядывая улицу, прежде чем пригласить его войти. Затем он закрыл дверь, запирая ее за ними. – Тобиас Слип, – представился он, с интересом разглядывая Чеймберса.
Освещение внутри индустриального помещения было тусклым. Четыре огромные статуи возвышались на деревянных постаментах, в свете фонарей, направленных прямо на них, как в галерее. В такой интимной обстановке они казались еще более внушительными. Чеймберс прошелся между ними, вбирая мелкие детали: замысловатые складки, придающие динамичности бронзовым одеждам, слишком знакомые линии, вырезанные на усталых от мира лицах. И с нетерпением представил, как доберется домой, чтобы сказать Еве, что он наконец-то «понял искусство… или что-то в этом роде».
– Вы работаете здесь один? – спросил Чеймберс, неторопливо обходя помещение кругом, подмечая разнообразие инструментов, выложенных на рабочей поверхности, обесцвеченную бутылку таблеток, обклеенную красными предостережениями, и простой подъемный механизм, возведенный в центре комнаты, с пустой веревкой, свисающей в виде ожидающей петли.
– Последние тридцать два года.
– Могу поспорить, работа тяжелая, – прокомментировал он, поддерживая разговор.
– Не то чтобы, если есть правильные инструменты, – ответил мужчина, не сводя взгляда с расхаживающего гостя.
– И вы здесь живете?
– Иногда… Пожалуй, достаточно личных вопросов, спасибо.
Чеймберс улыбнулся, возвращаясь обратно, чтобы присоединиться к нему.
– Извините, всегда хотел заниматься чем-то творческим. Я отвлекся. Которая из них – статуя для Гайд-парка?
Мужчина повернулся спиной к нему и четырем подсвеченным скульптурам, направляясь к темному углу комнаты. Чеймберс напрягся, наблюдая, как Слип проходит мимо рабочей поверхности, заваленной инструментами. Но потом, стягивая тяжелое старое полотно на пол, тот обнажил статую мужчины на коне, чья правая рука, похоже, была отбита. Глаза и всадника, и лошади были выцарапаны, а одна из ног животного лежала сломанная на коробке рядом.
– Вандализм, – объявил Слип. – Странно, что именно худшие аспекты человеческой натуры сохраняют мне работу… Что ж, – хихикнул он, – только посмотрите, с кем я разговариваю. Мне интересно, я предполагаю, вы, как и я, думаете о своей работе как о призвании… смысле вашей жизни? – Чеймберс молчал. – Скажем, в один день весь ваш тяжелый труд вдруг бы окупился, – все равно продолжил Слип. – Мир чудесным образом превратился бы в хорошее место, в воспетую утопию, к которой все мы стремились… В чем тогда было бы ваше призвание, детектив?.. А? Будем надеяться, что мы… наше коллективное лишение божьей милости продлится вечно… ради нас обоих.
Двое мужчин постояли мгновение в тишине под наблюдением слепых взоров статуй.
Прочистив горло, Чеймберс спросил:
– Вы самостоятельно забирали статую?
– Да.
– Когда?
– В понедельник… утром.
– И… кто это?
– Скульптура? Я думаю, это одно из менее известных изображений герцога Веллингтона.
– Статуи часто убирают из парков на починку?
– Почти никогда, только в крайних случаях. Но когда обнаружилось, что нога лошади пропала, статую признали небезопасной и меня попросили немедленно ее убрать.
– Рука была найдена? Я вижу только ногу.
– Нет. Меч тоже не нашли.
Чеймберс выглядел растерянным.
– Рука держала меч, – объяснил Слип.
– И кто-нибудь сейчас ищет виновного?
– Я подозреваю, что этот вопрос спишут на «мелкий вандализм», как обычно… Это же не труп, верно?
Чеймберс нахмурился и мгновение наблюдал за мужчиной, за странной улыбочкой, появившейся на его лице.
– Не прикасайтесь к ней больше. Я скоро пришлю криминалистов, чтобы снять отпечатки.
Теперь настала очередь Слипа внимательно разглядывать Чеймберса.
– Похоже, столичная полиция нынче более серьезно относится к вандализму.
Чеймберс встретился с ним взглядом, ничего не выдавая и заверил:
– В этом случае, да. Да.
Вторник
Лондонскому Тауэру редко удавалось остаться незамеченным, но Чеймберс был слегка удивлен, увидев его в окне с водительской стороны, осознавая, что он не в том ряду. Он ехал по городу на автопилоте, его мысли были слишком заняты застопорившимся расследованием, чтобы обращать внимания на яростные гудки, когда он кого-то подрезал.
Они узнали, что заказ на работу со статуей поступил за четыре дня до ее удаления, а до тех пор форт охранял отрезок желтой ленты, вскоре унесенный ветром. Отталкиваясь от предположения, что убийца был ответственнен за повреждения, казалось справедливым, что он регулярно возвращался в парк, в надежде обнаружить выбранное место пустым. Полицейские опросили всех местных бездомных, работников Департамента парков и каждого владельца собак, на которых наткулись. Они также заполучили записи с каждой камеры видеонаблюдения, предоставляющей вид на парк, – все безрезультатно.
То же можно сказать и о жертве, Генри Джоне Долане, который пришел на свое обычное занятие в тренажерном зале в вечер перед убийством. Будучи человеком привычки, он также наведался в ближайший маркет здорового питания «Эпплгуд» по дороге домой, судя по чеку, найденному в его мусоре. Это оставляло им еще четырнадцатичасовое окно между тем, как он вышел из магазина, прибыл домой и впервые был замечен бегуньей.
Ни одна из больниц, с которыми они связались, не доложила о необычной нехватке в запасах панкурониум бромида, с учетом случайных потерь и ошибочного размещения. И когда поиск расширили, включив в него ветеринарные клиники и ряд специализированных стоматологических хирургических кабинетов, эта задача превратилась в затяжную проблему. Криминалисты тем временем обнаружили ошеломляющее количество отпечатков на статуе, учитывая, что она находилась всего в десяти футах над землей.
В довершение всего Чеймберс взял еще одно убийство и серьезное нападение вдобавок к и без того сокрушительной рабочей нагрузке, а Ева нашла заначку с домашними «жирными» билтонгами, сделанными его матерью, которые он изобретательно спрятал в пустой масленке, задвинутой в глубь холодильника.[1]
В целом, последние несколько дней выдались не слишком хорошими, единственным просветом стало открытие, что убийце не нужно быть хорошо сколоченным мужчиной, как изначально предполагалось, так как увиденный Чейнберсом самодельный подъемный механизм несомненно мог значительно облегчить перемещение громоздкого трупа. К тому же Чеймберс как раз и встретился с таким вертлявым, плохо сложенным человеком, который уже имел дело с подобным подъемным механизмом.
Чеймберс ударил по тормозам, случайно проехав на красный. Когда ругань на него из почти бесконечной процессии машин стихла, он решил, что ему отчаянно нужен кофе.
Припарковавшись, он только собирался выйти, когда зазвучало радио: «Всем подразделениям. Всем подразделениям. Есть кто-то поблизости от Бетнал-Грин? Я думаю, у нас может быть труп».
– Думаете, у нас может быть? – послышался в ответ угрюмый голос с акцентом уроженца Глазго. Затем говоривший сострил для своих слушателей: – Скажите им, если оно персиковое или коричневое, у него есть руки и ноги, и оно не встает, когда его спрашивают, труп ли он, то скорее всего это труп.
– Спасибо, детектив, – ответила диспетчер, с трудом сдерживая смех. – Звонивший не говорит по-английски.
Из динамиков донесся протяжный вздох.
– Ладно. Назначайте мне. – Последовала пауза. – Вы слышали? Вы можете назначить меня.
– Извините, – вернулась к нему диспетчер. Ее голос совершенно неожиданно звучал очень деловито. – Дополнительные детали: похоже, там может быть два трупа. – Затем она обратилась к кому-то на другой линии, и ее голос стал приглушенным и неразборчивым. – Они говорят что-то насчет клея… или что, может, их склеили вместе?
Чеймберс счел нужным ответить как можно быстрее, прежде чем кто-то другой смог заблокировать канал.
– Детектив-сержант Чеймберс, – представился он, схватив рацию из гнезда, заводя двигатель, включая мигалки и выезжая на дорогу. – Назначьте мне. Я уже еду.
– Ты уверен, Бен? – спросил шотландец.
– Я уверен. Передайте детали.
В этот момент четвертый голос, который Чеймберс был слегка удивлен услышать, присоединился к разговору:
– Это констебль Винтер. Мы будем подкреплением.
– Принято.
Будучи не в настроении для неизбежного спора, Чеймберс прибавил газу, несясь сквозь город на север.
– Pietà! Pietà! – горько восклицала темноволосая женщина, когда Чеймберс подъехал к ряду обветшалых коттеджей. Она заметила его, когда он заглушил двигатель, и поспешно подбежала к нему, с лицом, мокрым от слез, и ужасом в глазах. Она схватила его за пальто: – Pietà!
– Я огляжу его, – пообещал он, ступая к открытой двери. Но когда она не ослабила хватку, ему пришлось приложить силу, чтобы убрать ее руки.
– Нет. Нет. Нет. Pietà!
– Вам нужно пустить меня к нему, – твердо сказал он женщине, передавая ее обратно родственникам-подросткам и направляясь в дом.
Запах мгновенно ударил ему в нос: грязные лотки, телесные запахи и разложение. Спальня слева пустовала, поэтому он двинулся дальше по коридору, где его перехватил Винтер.
– Сержант, – кратко поприветствовал он Чеймберса.
– Констебль.
– Как вы можете понять по запаху, – начал он, пытаясь сдержать рвотный позыв, – у нас два трупа.
– На этот раз вы абсолютно уверены? – невозмутимо спросил Чеймберс, не потому, что хотел спровоцировать молодого человека, а просто потому, что он предоставил ему идеальную возможность для этого.
Винтера, похоже, это не впечатлило.
– Судя по всему, прошло по меньшей мере несколько дней. И…
– …И?
– Как и говорили: их склеили вместе.
– Прикрывая рот и нос ладонью, он жестом позвал Чеймберса следовать за ним.
Они вошли в мрачную гостиную. Холодный ветер раздувал мусор у их ног, стеклянные двери были подперты, пока партнерша Винтера вышла на минуту. Стараясь глядеть на странную фигуру только краем глаза, Чеймберс собрался с силами…
И повернулся посмотреть.
В центре изношенного дивана сидела женщина лет тридцати, ее голову покрывало струящееся полотно, спадающее волнами на ковер. Тело мальчика-подростка лежало у нее на коленях, с головой, откинутой ей на руки, с проглядывающими сквозь кожу ребами, обнаженное, за исключением узкой полоски ткани вокруг талии. Несмотря на то, что их нашли не сразу, и на запах, указывающий на обратное, их кожа имела здоровый оттенок.
– Абсолютно серьезно, вы точно проверили, что они мертвы, да? – спросил Чеймберс.
– Да! – оскорбленно ответил Винтер. – Пульса нет. Признаков дыхания тоже. Зрачки не реагируют.
Чеймберс удовлетворенно кивнул, затем натянул джемпер на лицо, чтобы вдохнуть.
– Склеены? – спросил он.
– Ее рука к его подмышке, его рука, ноги и голова… и ее затылок к стене.
– Гос-по-ди, – сказал Чеймберс, облекая руки в пару одноразовых перчаток. Осторожно ступая через струящийся по полу плащ, он оглядел затылок мальчика.
– Что-то ищете? – спросил его Винтер.
– Улики, – ответил он.
– А именно?
Не обнаружив следа укола, Чеймберс не ответил. Но потом нахмурился, заметив на своих перчатках бежево-коричневатую пудру. Затем он попробовал осторожно подвинуть голову женщины, но сдался, осознав, что ткань приклеили к скальпу, чтобы удержать ее в одном положении.
– Знаете, кто они? – спросил Чеймберс. В этот момент вечно сердитая партнерша Винтера протопала в комнату, держа в руках блокнот.
– Полагаю, вы уже встретились с соседкой по дороге сюда? – спросил она. Он кивнул. – Она зовет одного из них Питер или Пита, но по моим сведениям, это Николетт и Альфонс Котиллард. Мать и сын. И это их дом, – убежденно произнесла Райли и захлопнула блокнот, словно она только что раскрыла дело. – С другой стороны, она наложит кирпичей, когда узнает, что этот Питер в норме.
Чеймберс с Винтером смерили ее неодобрительными взглядами.
– Я нашла метадон в шкафчике в ванной, – продолжила она, не замечая. – Поглядите, какие они тощие. Не нужно быть гением, чтобы понять… хреновы торчки, – закончила она тоном, намекающим, что они получили по заслугам.
Чеймберс почесал голову и посмотрел на нее.
– На конверте в прихожей был штамп приемной комиссии Кэмбриджского университета, на стене спальни в рамке висит медаль юношеского чемпионата Великобритании, а тот факт, что под вашим огромным чертовым копытом лежит зажим для носа, указывает на… Он был пловцом. И чертовски хорошим, судя по всему.
Винтер сдержал улыбку, глядя, как его безмозглая партнерша поднимает ногу, обнаруживая погнутый кусок пластика, который она втоптала в ковер. Оскорбленная, пристыженная, впечатленная и удивленная, она стояла на одной ноге, глядя на детектива так, словно он только что применил колдовство.
– Вызовите сюда криминалистов, – сказал им Чеймберс, подмечая более бледные пятна кожи там, где он прикоснулся к жертве. – Я пойду за фотоаппаратом.
Он вышел из дома, пересекая сад.
– Детектив! Детектив!
Тяжело вздохнув, он повернулся лицом к Винтеру:
– Сейчас не время.
– Pietà!.. Pietà!
– Ради бога, – пробормотал он, глядя на то, как женщина бежит к ним. – Идите домой, – сказал он бессмысленно. – Может ее кто-нибудь забрать, пожалуйста? – спросил он у все увеличивающегося круга зрителей.
Все еще безутешную женщину увела заботливая пара.
Чеймберс покачал головой и посмотрел на Винтера:
– Прежде чем вы что-либо ска…
– В чем ваша проблема?
– Ладно. Прежде чем вы скажете что-либо еще… Проблемы нет, – сказал он Винтеру, застегивая пальто.
– Брехня. Я видел, что вы сказали обо мне начальству. Из-за вас меня чуть не отстранили!
– Ну, я рад, что этого не произошло, – улыбнулся Чеймберс, поворачиваясь, чтобы уйти, но молодой констебль необдуманно схватил его за руку. – Не… прикасайтесь ко мне, – выплюнул он клубом теплого дыхания.
Винтер отпустил его, но все равно продолжил говорить то, за чем вышел:
– Вы были там той ночью. Вы знали, в каких условиях мы работали. Любой бы подумал, что он мертв. Вы могли меня поддержать. Вы могли бы…
– Я спас вашу задницу, – перебил его Чеймберс.
– Что вы?.. – начал он, безуспешно пытаясь выглядеть возмущенным.
– Вы сами сказали: они показали вам что-то, сказанное мной начальнику конфиденциально. Поэтому на чьей стороне, по-вашему, они были? – Винтер выглядел растерянным. – Они не могли свалить это на меня, поэтому начали искать других виноватых. Если бы я заступился за вас, они бы вас наказали просто в отместку мне. Вместо этого вы отделались всего лишь легким испугом за ошибку, достойную увольнения. Не за что.
– Значит, вы не считаете, что я «типичный детектив-аматор, не способный отставить в сторону собственное эго даже для того, чтобы справиться с элементарными вещами»?
– О, это я говорил серьезно, – пошутил Чеймберс, похлопывая расслабившегося Винтера по спине, когда громкая женщина снова выбежала из одного из домов.
– Pietà? – предугадал Чеймберс.
– Pietà, – кивнул Винтер.
– Pietà! – прокричала женщина, всовывая Чеймберсу в руки книгу, открытую на странице с фотографией ренессансного шедевра Микеланджело: юная Мария, держащая своего сына у себя на коленях после его распятия, в жутковато знакомой позе, – пятисотлетняя статуя, отображающая место преступления в двадцати футах от них.
– Вот дерьмо, – пробормотал Чеймберс.
– Что? – нетерпеливо спросил Винтер.
Чеймберс развернул книгу к нему, лицо Винтера тут же осунулось, сочетаясь выражением с детективом:
– Пьета.