Дарья Донцова
Уха из золотой рыбки
Вернувшись домой, я увидела в прихожей два огромных, похожих на танки, ботинка.
– Только не говори, что у нас опять гости! – налетела я на Ирку, меланхолично чистящую обувь Аркашки.
Домработница отложила щетку. К слову сказать, Кеша – любимец нашей прислуги. Катерина, собираясь готовить обед, непременно выяснит у сына, что бы их высочество хотели откушать. Есть блюда, которые страстно люблю я, допустим, молочное желе, но попробовать лакомство мне удается лишь тогда, когда Аркашка отбывает в командировку, потому что сын терпеть не может молочные продукты, и Катерина не покупает сливки, кефир, ряженку… Зато куриное мясо присутствует у нас в рационе во всех видах, вместе с гадкими стручками зеленой фасоли, которую наш адвокат способен харчить килограммами. Ирка с особой тщательностью убирает кабинет хозяина. Но, оказавшись в моей комнате, домработница, вытерев пыль на столе, ничтоже сумняшеся сваливает назад все кулем, вперемешку. И я потом, чертыхаясь сквозь зубы, пытаюсь найти нужные бумаги. Сколько раз просила ее быть поаккуратнее – без толку. Зато документы, находящиеся в кабинете у адвоката, оказываются нетронутыми, а пыль протертой. При этом учтите, что я дарю Ирке подарки, а Кеша постоянно над ней посмеивается.
– И чего на меня сердиться! – уперла Ирка руки в боки. – Не ко мне же едут!
– Так кто-то приехал? – в ужасе воскликнула я.
– Это вы у Дегтярева спросите, – не дрогнула домработница, – он привел.
Вне себя от злости, я рванула дверь столовой и увидела домашних, сидевших вокруг длинного стола с раскрытыми ртами – все слушали Аркадия.
– Вот представьте, – сверкая глазами, вещал Кеша, – на скамье подсудимых некий Ковров. Причем, прошу отметить, за плечами у моего подзащитного куча ходок, он вор со стажем.
Я тихонько села на свое место. Так, судя по страшно довольному лицу сына, он выиграл дело и теперь хочет сорвать аплодисменты еще и от членов семьи. Ладно, пусть похвастается, потом разберусь, что это за огромный дядька самого отвратительного вида восседает около Александра Михайловича.
– Ну процесс идет, – вещал Кеша, – все ясно как на ладони. Этот Ковров после очередного освобождения следовал в славный город Владимир. По дороге высадился в Москве, доехал до магазина «Детский мир», где попытался спереть спортивные штаны российского производства, вещь страхолюдную и покупателей не интересующую. Его поймали в тот момент, когда рука со штанами оказалась над прилавком. Есть свидетельница, которая верещала: «Видела-видела, рука с брюками на прилавке лежала!»
Кеша обвел всех присутствующих взглядом.
– А судья у нас – Ковалева Анна Филимоновна!
– Да уж, – покачал головой Дегтярев, – не человек – автомат.
– Я бы сказал – крокодил, – усмехнулся Кеша. – Значит, я весь процесс из себя кретина корчу. Сижу улыбаюсь, глаза выпучил, во время речи прокурора головой качаю. Одним словом, редкостный придурок.
– А зачем ты кретина изображал? – влезла Маня.
Кеша довольно засмеялся:
– Вот, правильный вопрос! А специально, чтобы Анна Филимоновна расслабилась и подумала: «Адвокат дурак, от такого подлянки не жди».
– И она так решила? – не успокаивалась Машка.
– Наверное, – хихикнул Кеша. – Я очень убедительно играл. Потом наступает мой черед, я встаю и заявляю: «Подзащитный, вы признаете себя виновным?»
– За такой вопрос адвокату следует оторвать голову! – оторопел Дегтярев.
– Ага, – радостно кивнул Кеша, – а за тот, который я задал следующим, еще и ноги в придачу.
– И что ты спросил? – заинтересовалась я.
– Может, дадите рассказать, как было дело? – гордо ответил Аркадий.
Александр Михайлович поперхнулся и закашлялся, Кеша стукнул полковника по спине и продолжил:
– И тут Ковров начинает: приехал в Москву, пошел в магазин, спер штаны, вышел на улицу и увидел плакат «Все лучшее – детям». Внезапно в закоренелом уголовнике проснулась совесть. «Ковров, – сказал он сам себе, – ты, падаль, у малолеток воровать начал». И пошел ворюга назад, чтобы положить спортивные брюки на место. Начал выкладывать штаны на прилавок, и тут его схватили за руку.
– И чего Анна Филимоновна? – протянул Дегтярев.
Кеша в полном восторге схватил бутылку минеральной воды.
– Как заорет: «Перерыв!» Только ничего не вышло, дело-то вывернулось, свидетельские показания теперь обеляют моего Коврова. Да, продавщица видела его и схватила за руку, но только не в момент кражи, а в секунду решительного и окончательного раскаяния!
– И чем дело закончилось? – отложила вилку Маня.
– Мой Ковров получил условный срок, – гордо ответил Кешка. – Не поверите, он рыдал! Совершенно не ожидал такого финала, хотя я ему говорил: слушайся меня – будет все в шоколаде. Но самое главное! Анна Филимоновна уже после процесса столкнулась со мной в коридоре и сказала…
– Молодец, Кеша! – перебила его Маня. – Она тебя похвалила.
Сын и Дегтярев засмеялись.
– Да уж Ковалева может похвалить, – снова закашлялся Дегтярев.
– Она мне заявила, – торжественно произнес Аркадий: – «Воронцов, вы прощелыга, жаль, не попались мне лет тридцать тому назад, когда наш советский суд был судом, а не цирковой ареной, где выступают подобные вам клоуны».
– Считай, она тебе медаль выдала, – натужно кашлял Александр Михайлович.
Кеша раздулся от гордости.
– Вы уверены, что она его похвалила? – с сомнением спросила Машка. – Похоже, наоборот, отругала.
– Так это и есть похвала, – пояснил Дегтярев, – начни Анна Филимоновна адвоката комплиментами осыпать, тогда все.
И он снова принялся кашлять. Кеша снова похлопал полковника по спине.
– Выпей воды, – велела Зайка.
– И не разговаривай с набитым ртом, сначала прожуй пищу, – посоветовала Маруська.
Дегтярев вытер выступившие слезы салфеткой:
– Простудился, видно. Температуры нет, а кашель бьет.
– Надо «Колдрекс» принять! – воскликнула Зайка.
– Фу, – скривилась Машка, – таблица Менделеева в одном стакане, вот уж гадость! Мусик, что ты мне давала? Такие простые большие белые таблетки, наши, отечественные.
– Наши производители жулики, – вступила Зайка, – они людей на своих предприятиях заставляют работать по двадцать часов, а платят им медные гроши.
– Но их лекарства дешевле импортных, – заявила Маня.
Полковник начал опять грохотать.
– Дай ему «Колдрекс», – повернулась ко мне Зайка, – банановый самый вкусный.
– Меня стошнит, – ухитрился сообщить между приступами кашля Дегтярев, – все, что угодно, только не с ароматом банана.
– Принеси ту белую таблетку, – попросила Маня.
– Нельзя поддерживать наших! – взвилась Зайка. – Это непорядочно, мы должны решительно осудить олигархов.
Маня покраснела.
– Ага, а сама вчера смотрела по телику сериал «Заколдованная душа»!
– Ну и что? – изумилась Зайка.
– Да всем известно, что деньги на его съемку дал Березовский, – торжествующе заявила Маруська, – а Березовский вообще всю Россию разворовал!
– Послушайте, – прервал их Аркадий, – давайте прикроем этот стихийно возникший в нашем доме филиал Государственной думы и дадим бедному Дегтяреву лекарство, а то он сейчас желудок выкашляет.
Я побежала к аптечке, нашла нужную упаковку, принесла в столовую и сказала:
– Не о чем спорить, это средство произведено в Венгрии.
Александр Михайлович сунул белую облатку в рот и скривился:
– Щиплется.
– Ты не соси, а глотай, – приказала Маня, протягивая полковнику чашку с минеральной водой. – Ну, быстро.
Полковник молча повиновался.
– Если вся страна откажется покупать продукцию «Ферейн», – продолжала негодовать Зайка, – от Брынцалова даже мокрого места не останется.
– Чем Быстров его лучше? – кинулась в атаку Маня. – Производит несъедобную кашу за жуткие деньги.
– И это покупать не следует! – стукнула кулачком по столу Заюшка. – Все одним миром мазаны!
– Ой, мама! – воскликнула Ирка, внесшая в комнату блюдо с пирожками.
Я глянула на румяные крохотные кулебяки, сглотнула слюну и спросила:
– Ты обожглась? В другой раз надевай кухонные варежки, тарелка небось огненная.
– Да вы на полковника гляньте! – с неприкрытым ужасом завопила Ирка. – Кошмар, умирает!
Я уронила вилку, которой пыталась подцепить раскаленный пирожок, и повернула голову.
Дегтярев, прямой, словно он вместо куска мяса проглотил швабру, сидел на стуле, выпучив глаза. Из его рта выползала обильная, пузыристая пена.
– Тебе плохо? – кинулась к полковнику Маня.
Александр Михайлович попытался что-то сказать, но не смог. Зайка схватилась за трубку.
– «Медицина для вас»? Примите заказ из коттеджного поселка Ложкино, человеку плохо, приступ эпилепсии…
Дегтярев побледнел.
– На, выпей, – суетилась Маруська, поднося к губам полковника «Перье», – легче станет.
Но отчего-то после пары судорожных глотков, которые послушно сделал Александр Михайлович, пена полезла еще сильней.
– Уложите его на диван, – велел Кеша.
– Нельзя, язык проглотит! – подскочила Зайка. – Это же эпилепсия!
– С чего ты взяла? – спросила я.
– У нас девчонка работала, – пояснила Ольга, – тоже вот так один раз в корчах свалилась, пена изо рта… Жуть смотреть было.
– Но полковник не корчится, – возразила Маня, – сидит, словно накрахмаленный.
– За стадией судорог наступает окоченение, – безапелляционно заявила Заюшка.
– Как у трупа, – бормотнул Кеша.
Александр Михайлович сравнялся по цвету со стеной, но не пошевелился. Следующие десять минут мы бестолково суетились вокруг него, вливая в несчастного по очереди: минералку, простую воду, яблочный сок. С каждым новым глотком пены становилось больше.
Наконец появился доктор, оглядев стол, он спросил:
– Что это?
– Где? – завертела головой Маруська.
– Вон там.
– Полковник Дегтярев, он болен, у него эпилепсия, – одним духом выпалила Зайка.
Врач окинул Александра Михайловича взглядом и бодро сказал:
– Да нет! Что он ел?
– Салат, – принялась перечислять я, – свиную отбивную с картошкой, хотел еще пирожок слопать, но не успел, падучая скрутила. Скажите, его можно вылечить или он уже навсегда таким останется?
Александр Михайлович застонал и закрыл глаза.
– Сделайте что-нибудь! – возмутилась Зайка. – Человеку плохо. Может, он сейчас умрет, а вы про еду расспрашиваете.
– Кто вам сказал про эпилепсию? – спросил доктор, изучая полковника. – Вот уж глупость! Что он проглотил?
– Рассказала уже, – я пришла в негодование, – салат, эскалоп…
– Да нет, – отмахнулся доктор, – я сразу же спросил: что это?
Его указательный палец с аккуратно стриженным ногтем уперся в пачку таблеток, лежащую на столе, возле прибора Дегтярева.
– Лекарство от кашля.
– Какое?
– Ну, не помню название, самое простое, абсолютно безвредное…
– Ага, – бодро сказал терапевт, повертел в руках упаковку и заявил: – Ясненько! Ванная комната в доме имеется?
– Четыре штуки, – ответила Зайка, – вы хотите принять душ? Право же, сейчас не время.
– Давай, Олег, готовь промывание желудка, – спокойно велел эскулап.
– Зачем? – завопила Маня. – У дяди Саши эпилепсия, а на примере обезьяны я знаю, что лечить ее надо совсем иными методами!
Полковник, открывший было глаза, мигом закрыл их и издал такой жуткий звук, нечто среднее между стоном и воплем, что Хучик, до недавнего времени мирно спавший на диване, сел и завыл, словно волк на луну.
– Вона, – театральным шепотом просвистела Ирка, роняя кухонное полотенце, – вона как! Собаки всегда смерть чуют!
И она начала креститься.
– Очень уж ты умная, – недовольно скривился доктор, глядя на Маню, – все про обезьян и эпилепсию знаешь. Ну-ка, прочитай, что на упаковке написано.
Маруська схватила пачку.
– «Гидропирит, только для наружного применения».
– Сухая перекись водорода! – закричала Зайка. – Ну ни фига себе!
– Вот почему пена лезет, – подхватил Кешка, – а ты завела: эпилепсия, эпилепсия!
– И зачем вы ему дали внутрь средство, которым бабы волосы осветляют? – ехидно поинтересовался терапевт. – Конечно, насмерть отравить подобной штукой нельзя, но промывание желудка тоже неприятная вещь.
– Хотели полковника от кашля избавить, – пробормотала я.
– Как ты могла перепутать! – ринулась на меня Зайка.
Я развела руками:
– Случайно, упаковки похожи.
– С ума сойти, – не успокаивалась Ольга, – разве ты не прочитала название лекарства?
– Нет, – удрученно ответила я.
– Отвратительная безответственность, – кипела Зайка, глядя, как полковника ведут в ванную, – а если бы ты всунула ему цианистый калий, что тогда?
– У меня его нет, – пискнула я.
– Надеюсь, у матери в аптечке нет и стрихнина, – не упустил своего Кеша, – или яда, которым травят садовых грызунов.
– Отстаньте от мусечки, – встала на мою защиту Маня, – она же хотела как лучше.
– А получилось как всегда, – немедленно закончила Ольга.
– Уж ты бы молчала! – взвилась Маруська. – Кто зимой всучил Митиной вместо супрастина кошачий контрасекс?
Я попыталась не расхохотаться. Действительно, пару месяцев назад к нам пришла хозяйка соседнего коттеджа и попросила таблеточку от аллергии. Зайка, как всегда, торопившаяся на работу, выдала Лене Митиной средство, которым мы потчуем Фифину и Клеопатру, чтобы наши киски не носились по поселку в поисках кавалеров. Самое интересное, что Лена, проглотив лекарство, избавилась почти мгновенно от насморка, кашля и других признаков сенной лихорадки. Так что Заюшка не имеет никакого права сейчас демонстрировать благородное негодование.
– Но ведь Дегтярев перестал кашлять! – вырвалось у меня.
Зайка фыркнула и убежала, Маня понеслась за ней.
– Ну ты даешь, – протянул Кеша.
Боясь, что он сейчас начнет меня ругать, я решила быстро перевести разговор на другую тему и, повернувшись к незнакомому мужчине, сказала:
– Очень неловко получилось, но мне неизвестно ваше имя. Кстати, я – Даша.
Дядька, сидевший доселе тихо, словно мышка, если уместно сравнение стокилограммовой и двухметровой туши с мелким грызуном, ответил густым басом:
– Здрассти. Ковров. Григорий Ковров, можно просто Гриша.
И он протянул мне огромную, словно лопата, ладонь. Я осторожно пожала ее, и тут его слова окончательно дошли до моего мозга. Ковров!
– Погодите, – забубнила я, – так вы, того, штанишки в «Детском мире» сперли?
Гриша кивнул и уставился в пол.
– Ты, Григорий, – фальшиво бодрым тоном воскликнул Кеша, – иди с Ирой, она тебе комнату покажет!
Человек-гора молча повиновался. Когда он исчез в коридоре, Кеша повернулся ко мне:
– Ну, мать! Так нельзя!
– Как?
– «Штанишки сперли»!
– Но он же их украл или я не поняла чего?
– Каждый может ошибиться.
– Так ты говорил, что Ковров профессиональный вор.
– Он просто несчастный человек, который все время вляпывался в идиотские ситуации, – вздохнул Кеша. – Рос без родителей, в пятнадцать лет попал к уголовникам. В двадцать решил завязать, да опять в тюрьмищу загремел по глупости. Нанялся одному мужику вещи из грузовика в машину поднимать, да по ошибке прихватил портфель другого дядьки, который на лавке у подъезда сидел. Тот крик поднял, милицию вызвал, Гриша давай объяснять, что к чему, дескать, отнес в чужую квартиру. Только менты документы потребовали, а у парня в кармане не паспорт, а справка об освобождении. Отсидел ни за что, вышел, потолкался по разным местам, на работу нигде не берут, стал бомжевать и украл в магазине с голодухи два батона. Новый срок получил, отмотал, и тут опять случился грех: замерз, как цуцик, вот и стащил брюки. У бедняги никаких родственников, ни денег, ни жилья, ни работы, ни паспорта…
– А к нам ты его зачем приволок? – только и смогла вымолвить я.
– Мать! – укоризненно воскликнул Кеша. – Вот уж не ожидал от тебя такой жестокости! Вышел из зала суда, а Гриша в скверике, на скамейке сидит, ну я и спросил: «Чего тут мерзнешь?»
– Некуда идти, – пояснил отпущенный уголовник.
И Кеша привез мужика в Ложкино.
– Знаешь, – объяснял он мне сейчас, – Гриша походил на выброшенную собачку, маленькую, беспомощную, бестолковую. Такой одной не выжить.
Я покосилась на Кешу. Скорей уж Гриша с его ростом и весом напоминает бездомного слона.
– Он тут недолго поживет, – резюмировал Аркашка, – поговорю кое с кем во Владимире, его устроят на работу, дадут общежитие, ну надо же ему хоть какой-то шанс предоставить. Пусть пока Ивану помогает по хозяйству.
Я кивнула и пошла к себе. Только уголовника со стажем не хватает в нашем доме для полного счастья.
Глава 5
К визиту в офис компании «Кока-кола» я подготовилась самым тщательным образом, обвесилась драгоценностями и нацепила брючный костюм, купленный в Париже. До сих пор я его ни разу не надевала. Честно говоря, это Зайка заставила меня купить жутко дорогую шмотку, но сегодня следовало выглядеть дамой, которая не стесняется своего богатства, а кичится им.
Услыхав мой вопрос: «Где у вас тут нанимают продавцов для работы на улице?» – секьюрити покосился на мои бриллиантовые серьги и ответил:
– По коридору налево, последняя дверь.
Я нашла нужный кабинет, вошла внутрь и с радостью обнаружила там всего одну, очень серьезную девицу лет двадцати пяти.
– Чем могу вам помочь? – подчеркнуто вежливо осведомилась она. – Присаживайтесь.
Я плюхнулась на стул и прощебетала:
– Дорогая, это вы нанимаете тех, кто носится по улицам с лотками?
Девушка улыбнулась и кивнула:
– Да, меня зовут Виктория, только не говорите, что хотите работать у нас.
Я засмеялась:
– Нет, конечно.
– Тогда чем могу служить?
Я закатила глаза и зачирикала:
– Ах, милая Викочка, от вас зависит счастье моего бедного, несчастного сына.
– Не понимаю, – растерялась девушка.
– Сейчас объясню, – кивнула я и принялась излагать придуманную ночью историю.
Оно конечно, нехорошо хвастаться, но я дико богата. Денег в семье куры не клюют, имеем все: дом, машины, золото, бриллианты, едим на платине, ходим по серебру. Ясное дело, что для единственного сына я могу купить все. У мальчика пять машин, три квартиры, четыре высших образования…
На секунду я притормозила. Последнее заявление – это уже слишком, хватило бы и двух дипломов. Но Вика, не заметив несуразицы, слушала посетительницу, разинув рот.
– Но вот несчастье, – вздыхала я, – прямо горе. Мой Аркашенька семнадцатого июля купил у метро «Спортивная», у лоточницы, бутылочку этой гадкой, то есть, простите, душенька, вашей страшно вкусной тонизирующей кока-колы.
– И что? – спросила Вика, – отравился?
– В моральном смысле да! – воскликнула я. – Влюбился в девчонку, которая продала бутылочку. А она, хитрюга, не назвала ни имени, ни фамилии, исчезла в толпе. Теперь мой мальчик места себе не находит, плачет, отказывается принимать пищу…
Я снова остановилась. Эк меня заносит! Надо поспокойнее. Но Вика поверила всему, ее глаза загорелись.
– Вот везет же людям! – вздохнула она. – А мне вечно голытьба попадается! На пиво денег нету.
– Помогите, – я старательно изображала рыдания, – не дайте погибнуть влюбленному юноше, подскажите, студенты какого института продавали напиток.
– Не убивайтесь, – решила утешить меня Вика, – дело простое. Сейчас посмотрю.
Я продолжала тереть платочком сухие глаза. Через пять минут в моих руках оказался листочек с записью «Экономико-психологический колледж социальных знаний».
– Вот только адреса не знаю, – смутилась Вика, – зато есть список тех, кто торговал, семеро человек их было, все девочки, а адреса нет.
– Найду его мигом, – обрадовалась я, – а списочек не дадите?
– Сейчас отксерю, – пообещала Вика.
Через час я припарковалась возле большого обшарпанного здания и прочитала вывеску, ну и чудно называются теперь некоторые учебные заведения.
Внутри помещение оказалось еще более убогим, чем снаружи. На потолке проступали следы протечек, по стенам змеились трещины, а темно-рыжие паркетины угрожающе скрипели. Я подошла к двери, на которой было написано: «Учебная часть», заглянула в комнату и спросила у сидевших за столами теток:
– Не подскажете, где можно найти Клюквину, Сергееву, Шершневу или Ламбинас?
– Вам зачем? – бдительно поинтересовалась одна из женщин.
– Разрешите представиться, Дарья Васильева, сотрудник компании «Кока-кола». Эти девочки, а еще Никитина, Ракчина и Соломонина работали у нас летом, мы им недоплатили денег по ошибке, вот, принесла, хочу отдать!
Инспекторши оторвались от бумаг.
– Чего только на свете теперь не случается, – покачала головой самая пожилая, – они в одной группе учатся, второй поток, ступайте к двадцать седьмой аудитории, скоро звонок, там всех и поймаете. Надо же! Деньги решили отдать!
Я пошла по коридору дальше, разглядывая таблички на дверях.
Когда после звонка из аудитории вышла красивая рыжеволосая девочка, я ухватила ее за плечо.
– Мне нужны Клюквина, Сергеева, Шершнева, в общем, все девочки по этому списку.
– А зачем? – лениво спросила рыженькая, катая во рту жвачку. – Ну я Шершнева Светлана.
Я вытащила носовой платочек и начала рассказ. По себе знаю – ничто так не тревожит юную девичью душу, как повесть о глобальной любви. Через десять минут около меня стояли все действующие лица.
– Может, привезете вашего сына сюда, а он уж сам разберется, в кого влюбился? – предложила Светлана.
– А хотите, – с жаром продолжила брюнеточка поменьше, кажется, Клюквина, – мы сами к вам отправимся?
– Нет-нет, – быстро сказала я, – у той девочки, моей будущей любимой невестки, есть отличительная черта.
– Какая? – спросил хор голосов.
– У нее отсутствуют два передних зуба.
Повисло молчание, потом Светлана протянула:
– Да уж, везет дурам. Кто бы мог подумать.
– Вы ее знаете? – обрадовалась я.
– Ага, – кивнула Клюквина, – очень даже хорошо.
– Ну и кто из вас? – в нетерпении подпрыгнула я. – Кто?
Девочки хмуро переглянулись.
– Ее тут нет.
– Где же она?
Светлана пожала плечами:
– Фиг ее знает, выгнали Аську за неуспеваемость и прогулы.
– Вы своему сыну скажите, – тихо сказала самая худенькая девочка, Лена Сергеева, – Ася очень неприятный человек.
– Воровка она, – подхватила Света. – Вон у Саньки Никитиной косметичку сперла.
– Так не поймали же, – вздохнула коротко стриженная Саня.
– А кто, если не она? – сердито продолжила Светлана.
– И потом, – добавила Лена, – Ася, как бы это помягче сказать, ну, в общем…
– …она, – коротко рубанула Света, – со всем курсом перетрахалась, все жениха себе подыскивала побогаче.
– Знаете, как Аська без зубов осталась? – оживилась Лена.
– Дайте расскажу, – влезла в разговор Маргарита Ламбинас. – У Ольги Зоткиной, из соседней группы, парень имелся, очень даже ничего, в банке работал, на машине ездил, с квартирой и дачей.
Я вздохнула: ездить на машине с квартирой и дачей невозможно, Оля имеет в виду, что у юноши, кроме автомобиля, имелись еще личная квартира и загородный дом. Но не будем придираться, я же не принимаю зачет по русскому языку.
– К свадьбе у них шло, – вываливала подробности Маргарита, – а тут Аська влезла, она хорошенькая…
– И что ты такое городишь! – всплеснула руками Светлана. – Облезлая кошка!
– Девочки, – укоризненно сказала Лена, – давайте попробуем быть объективными. Аська внешне ничего, даже очень ничего, другое дело, что она противная и без всякого стоп-сигнала.
– … – покачала головой Света.
– Грубо, но справедливо, – вздохнула Лена.
– Так вот, – не дала себя сбить Маргарита, – Аська решила у Ольги жениха отбить, рассчитала, дрянь, что такой ей подойдет. В общем, оказались они в одной компании, Аська и стала парню на шею вешаться, ну он и дрогнул. А кто бы из мужиков отказался? Только зря Аська дело затевала.
– Он с ней потрахался, – объяснила Света, – и на Ольге женился.
– Зоткина узнала, – подхватила Маргарита, – ничего мужу не сказала, а пожаловалась своему старшему брату. Тот Аську возле дома подстерег и два зуба выбил.
– Так ей и надо, – резюмировала Света.
– Она с вами в одной группе училась? – спросила я.
– Слава богу, нет, – ответила Лена.
– Как же вместе у метро оказались?
Маргарита ткнула пальцем в молчавшую до сих пор девушку, одетую в красный брючный костюм.
– А все из-за Элки Соломониной, заболела она.
– Так не нарочно же, – обиженно ответила Элла.
– Вечно с тобой неприятности случаются, – затараторила Света.
Я молча слушала говорливых девиц. Через несколько минут ситуация прояснилась. Девочки решили на летних каникулах подзаработать и нанялись в компанию «Кока-кола». Лучше всего, вернее, больше всего, там платили бригаде, которая выходит по графику: двенадцать часов – выходной – двенадцать часов. Можно было наняться на меньшее время и получать рубли каждый день, но девочки собрались в августе в молодежный лагерь и нуждались в деньгах, поэтому и выбрали самые тяжелые условия труда. «Кока-кола» требовала, чтобы бригада всегда работала в полном составе, и еще администрация присылала проверяющих. Поэтому, когда Элла Соломонина подвернула ногу, остальные члены команды сначала загрустили, а потом стали искать ей замену. Но, как назло, все девочки из других групп отказывались носиться у метро, звеня бутылками. И тут появилась Ася.
Естественно, с ней иметь дело не хотелось. Но куда было деваться? Ася отработала неделю, а потом на трудовую вахту вновь заступила Элла.
– Она это, – качала головой Света, – точно помню, как без зубов щеголяла и ничуть этого не стеснялась.
– Очень хорошо, что ее из колледжа выгнали, – с радостью в голосе заявила Маргарита.
Девочки покосились на подругу, но ничего не сказали. Очевидно, между Асей и Ритой прошмыгнула в свое время жирная черная кошка.
– Не знаете, где Ася теперь? – спросила я.
– И знать не хотим! – скривилась Лена.
– Подскажите ее телефон.
– Да зачем она вам? – ринулась в атаку Света. – Собственными руками сыну яму роете. Он с такой женой наплачется, не ищите Аську, попереживает парень и успокоится, мужики мигом утешаются.
– Может, это любовь, – вздохнула Саня, – пишите номер.
– Вы сначала к ней съездите, – не успокаивалась Лена, – и посмотрите. Живо меня вспомните и подумаете: «Права была Сергеева, зачем нам шалава в доме».
– Хотите, мы вашему сыну отличную девчонку сосватаем? – подхватила Саня. – Готовит шикарно, шьет, аккуратная, по мужикам не бегает, хочет троих детей родить. Правда, Ленк?
Сергеева покраснела и стала похожа на спелый болгарский перец.
– Скажешь тоже! Не надо мне никого, лучше на хорошую работу устроиться.
Поблагодарив девчонок, я вышла во двор, села в «Пежо», и тут ко мне подбежала запыхавшаяся Света.
– Вы это… того…
– Что случилось? – улыбнулась я.
– Про Ленку Санька чистую правду говорила, – выпалила Света, – вам лучшей невестки не найти. Если у нее деньги будут, сядет дома, станет деток рожать. Вы, когда на Аську поглядите, возвращайтесь.
– Спасибо, – кивнула я, – только сами понимаете, страсть такая штука, не всегда она бывает направлена на достойный объект.
– Это точно, – вздохнула Света, – любовь зла, полюбишь и козла.
Дома у Аси трубку схватили сразу.
– Мамуся, – закричал тонкий детский голосок, – ну где же ты?
– Это не твоя мама, позови, пожалуйста, Асю.
– Ее нет, – сообщила девочка.
– А когда придет?
Ответа не последовало.
– Она в институте?
– Нет.
– А где?
– Не знаю, не помню, в Митине, кажется.
– Дома есть кто из взрослых?
– Одна сижу, – грустно ответила собеседница, – болею, у меня отит.
– Отит? Это очень больно!
– Ага, жутко.
– Как же тебя зовут?
– Алла.
– Скажи, Аллочка, когда родители придут?
– У меня только мама, – бесхитростно сообщил ребенок, – на телефонной станции служит, у ней работа в час заканчивается.
Я взглянула на часы: полвторого.
– Ладно, дружочек, подскажи ваш адрес.
– У, какая хитрая, – насторожилась девочка, – ни за что!
– Ты его просто не знаешь, маленькие детки не помнят, где живут.
– Я маленькая? – возмутилась Алла. – Мне шесть лет, в первый класс хожу и великолепно знаю название улицы.
– И какое же оно?
– Проезд Петра Ратникова, дом три, – гордо ответила Аллочка.
Я отсоединилась и включила зажигание. Развитая, бойко разговаривающая малышка, оставшаяся одна дома, должна четко усвоить очень простое правило: никому, даже тетенькам с приятным голосом, нельзя сообщать, что сидишь дома в одиночестве. Последствия могут оказаться самыми печальными.
По двери в квартиру Аси сразу можно было понять, что лишних денег у хозяев не водится. Самая обычная, деревянная, не железная, не стальная, не бронированная, выкрашенная темно-коричневой краской. С боку болтался на проводе звонок. Я нажала пупочку, дверь моментально открылась.
– Вам кого? – устало выронила худая, какая-то блеклая женщина.
– Можно Асю Корошеву?
– Нет, – опустив глаза, сказала хозяйка, – абсолютно невозможно.
– Когда она придет?
– А вы кто такая?
– Сотрудник компании «Кока-кола», разрешите представиться, Дарья Васильева, менеджер отдела оплаты. Ася Корошева летом работала у нас лотошницей, мы остались ей должны деньги.
– И много? – заинтересовалась тетка.
– Тысячу рублей.
– Мне отдать можете? – оживилась собеседница.
– А вы кем Асе приходитесь?
– Матерью, я Софья Николаевна Корошева.
– Запросто, только следует оформить расписку.
– Это без проблем, – засуетилась Софья Николаевна, – заходите, ботиночки скидавайте, я полы помыла.
Я получила противно холодные резиновые шлепки и вошла в небольшую, бедно обставленную, но хирургически чистую комнату.
– Да вы тут садитесь, – хлопотала хозяйка, – за стол, на нем писать удобно.
Я вынула из кошелька голубую купюру, положила на протертую клеенку и попросила:
– Несите паспорт Аси.
– А без него нельзя?
– Ну, в общем, можно, только отчего вы не хотите документ дать?
– А его отобрали, – пояснила Софья Николаевна.
– Почему? – удивилась я.
– Когда свидетельство о смерти выдали.
Секунду я пыталась переварить информацию, потом воскликнула:
– Ася умерла?! Она же молодая совсем!
– Двадцать только исполнилось, – отозвалась она.
– Ужас!
– Это с какой стороны посмотреть, – отрезала Софья Николаевна.
Я на какое-то время растерялась, но потом взяла себя в руки.
– Господи, что вы говорите! С какой стороны ни смотри – это катастрофа.
– Хорошо вам рассуждать, – окрысилась Софья, – вы с ней не жили, а я пятнадцать лет мучилась.
– Как пятнадцать? – Я решила поймать бабу на вранье. – Вы только что про двадцать говорили.
– Правильно, – кивнула Софья, – только она мне не родная. Аську моя сестра Зинка незнамо от кого родила, а когда девчонке пять лет исполнилось, возьми да из окошка прыгни. Вот ведь какая безответственная, дите кинула, только о себе и подумала. Хорошо Зинке, сама в могилу улеглась, а мне…
Я на секунду перестала воспринимать ее речь. Недавно моя лучшая подруга Оксанка рассказала анекдот. Одному мужчине сообщили, что ему осталось жить до утра, и ни часом больше. Ну пришел дядька домой, рассказал жене о перспективе. Супруга поохала, поплакала, да и легла спать, несчастный муж попытался разбудить ее, а баба недовольно заявила:
– Отстань, Ваня. Тебе-то хорошо, завтра на работу идти не придется, а мне рано вставать.
– … надо бы в детский дом сдать, – услышала я голос Софьи, – да пожалела я Аську. Эх, вечно через свое доброе сердце страдаю.
