Дарья Донцова
Тушканчик в бигудях
Глава 6
В родильный дом я прибыл ближе к вечеру. Обычное медицинское учреждение в такое время уже бывает закрыто, а дежурный врач с медсестрой прячутся, но ведь больница, где люди появляются на свет, работает круглосуточно, поэтому я не особо нервничал, подъезжая к зданию. Сейчас обязательно найду кого-нибудь, кто ответит на мои вопросы.
В просторном холле маялись двое мужчин с самым безумным выражением на лице. Спрашивать их о чем-либо представлялось бессмысленным, вряд ли будущие папаши меня вообще услышат.
Помотавшись по вестибюлю и обнаружив наглухо закрытое справочное окошко, я хотел уже толкнуться во внутреннее помещение, но тут выкрашенная белой краской высокая дверь распахнулась, явив симпатичную женщину лет тридцати пяти. В руках она держала большой пакет.
– Самойленко кто? – выкрикнула медсестра.
– Я, – прошептал один из мужиков, худея на глазах.
– Дочь у вас, три пятьсот, рост пятьдесят два сантиметра, состояние мамочки и новорожденной удовлетворительное, – отчеканила женщина.
Новоявленный папаша рухнул на стул и начал дрожащей рукой вытирать пот со лба. Второй парень вскочил.
– А у меня? Я Кузьмин.
– Вот, держите, – ответила медсестра, протягивая пакет.
– Этта чего? – попятился Кузьмин.
– Одежда.
– Чья?
– Ну не моя же! Супруги вашей!
Парень сравнялся по цвету с белым кафелем, который покрывал стены.
– Во… зачем… она того? Да? Умерла?
Медсестра закатила глаза:
– Одуреешь с вами! Кто ж в спортивном костюме рожает? Переодели твое сокровище в ночнушку, уноси ее шмотки, у нас камеры хранения нет.
– А, понял, – затрясся парень, – во… врубился. А когда мой ребенок родится?
– Не знаю! Ты ж только что жену привез.
– Час уж прошел.
– Час уже прошел, – передразнила его медичка, – дети только делаются быстро, а на свет долго выползают, первые роды, раньше утра не жди. Лучше домой поезжай, нечего тут маяться.
– Ну уж нет, – колотился в ознобе будущий отец, – здесь буду сидеть.
– Цирк просто, – хихикнула женщина.
– Простите, – сказал я, – можно вас на минуточку.
Медсестра окинула меня оценивающим взором.
– Роженицу привезли? Ступайте в приемное отделение.
– Нет, нет, мне бы справку получить.
– До семнадцати окошко работает.
Я улыбнулся:
– Сделайте одолжение, помогите мне.
Медсестра усмехнулась:
– Ну ничего прям с собой поделать не могу, как увижу красивого мужчину, так таю! В чем дело?
– Шестнадцатого февраля отсюда выписывалась молодая мать, Алена Сытник… впрочем, не могли бы мы поговорить где-нибудь наедине?
Медичка кокетливо стрельнула глазками:
– С вами? С превеликим удовольствием. Идите за мной.
Попетляв по коридорам, мы оказались в довольно просторной комнате, служащей персоналу местом для отдыха. У окна стоял стол, заставленный чашками, чуть поодаль гудел старенький холодильник. Медсестра села на продавленный диванчик и, положив ногу на ногу, протянула:
– Ну… о чем болтать станем?
Ее халатик распахнулся, показались круглые, полные коленки. Чтобы придать беседе официальный характер, я вынул удостоверение.
– Разрешите представиться. Иван Павлович Подушкин, сотрудник агентства «Ниро».
– Катя, – протянула женщина, – можно без отчества, потому что я молодая совсем, юная даже.
– Так вот, Катя, попытайтесь вспомнить, кто дежурил в родильном доме 16 февраля.
– Так полно народа! И хирург, и детский врач, и акушер…
Я понял, что неправильно поставил вопрос.
– Кто выписывал молодых мам в тот день?
– Врач.
Опять я не так спросил.
– Я имел в виду, кто приносил младенцев?
– А… этим занимаются медсестры, строго по очереди, – улыбнулась Катя, – вернее, положено, чтобы новорожденных выдавали всего двое, из детского отделения, но мы все в этой процедуре участвуем, потому что отцы медсестре платят, в конце дня приличная сумма набирается.
– Можно выяснить, кто занимался этой работой в тот день?
– Легко, – улыбнулась Катя, она взяла с подоконника толстую тетрадь, перелистала ее и сообщила: – Лиза Иконникова.
– А где ее можно найти?
Катя почесала переносицу, потом сняла трубку допотопного телефона, покрутила диск и спросила:
– Патология? Это кто? Привет, Нин. Скажи, Лизка Иконникова когда теперь работать будет? Да ну? Она же вчера дежурила, я с ней в столовой вместе обедала. А-а-а, тогда понятно. Тут к ней мужчина пришел, красивый, высокий такой. Ну не знаю, может, замуж позвать хочет!
Поговорив по телефону, Катя повернулась ко мне:
– Вам повезло. Лизка сегодня опять на дежурстве. Аллу подменяет, у той ребенок заболел. Ступайте на пятый этаж. Впрочем, пойдемте, я провожу.
Минут через десять я очутился в другой комнате для отдыха, такой же, как на первом этаже, только чайник тут стоял не белый, а черный. Лиза же очень напоминала Катю, женщина средних лет с усталым лицом, на котором при виде меня появилось кокетливое выражение.
Некоторое время ушло на то, чтобы объяснить Лизе ситуацию, потом я показал ей фото в газете. Медсестра внимательно изучила снимок.
– Нет, – покачала она головой, – в первый раз парня вижу.
– Посмотрите повнимательней, – попросил я.
Лиза поднесла снимок к глазам.
– Ну, у нас женщины в отделении подолгу лежат, всех родственников узнать успеешь: и мать, и мужа, и сестер. Только такого дядечку я не встречала. Но ведь в родильном доме не только патология есть. Бывают нормальные роды: приехала ночью, к утру младенец появился, полежала пять дней – и на выписку.
– Значит, вы не в курсе, чей он муж?
– Нет.
– Вот жалость-то, – протянул я, – думал, вы вспомните, кого он забирал.
– Слышь, Лизка? – закричала полная девушка, влетая в сестринскую. – Куда… ой, простите!
– Вечно ты, Аня, вопишь, – укоризненно покачала головой Лиза, – шумишь без толку, а у меня человек из милиции.
– Все, все, молчу, – прижала палец к губам Аня, потом бросила взгляд на лежащий перед Лизой снимок и снова перешла на ор.
– Это кто там, а? Дайте гляну. Твоя фотка?
– Нет, – сердито ответила Лиза.
– Да? У нас снято, внизу, на выдаче, – радовалась Аня.
– А вы откуда знаете? – спросил я.
– Так вот стенд на стеночке висит «Как правильно пеленать ребенка», мы его сами сделали, – воскликнула Аня, – и дядьку этого я помню!
Коротко обстриженный ноготок девушки ткнул в лицо человека, которого умершая Валерия назвала своим мужем.
– Вы знаете его? – обрадовался я.
– Ага, – кивнула Аня и, бросив газету на стол, взяла чашку.
– Как его зовут? – быстро спросил я.
– Понятия не имею, – пожала плечами Аня.
– Но вы только что сказали, что знакомы с ним.
– Я такого не говорила, – возмутилась она, – я имела в виду, что знаю, как зовут мамочку, к которой он явился. Вероника Смыслова.
– Вероника? – воскликнула Лиза. – Это ее муж?
– Хахаль, – пояснила Аня. – Супруга у Смысловой отродясь не было.
– Но к ней ни разу никто не пришел, – продолжала недоумевать Лиза, – сколько времени у нас провела, а ей даже печенья не передали.
– Ага, – кивнула Аня, – точно. Когда ее на выписку назначили, я младенца потащила и думаю, ну, тут мне ничего не обломится, никаких пряников. Выношу конверт и понимаю, что совершенно права. Стоит Вероника одна-одинешенька. А потом этот мужик откуда ни возьмись выруливает, с веником, одет вполне прилично. Сунул мне сто рублей, конверт забрал, Веронику подхватил под руку и утопал. Я еще удивилась: ну и дела. Ника все время, что у нас лежала, на лестнице ревела, по документам она не замужем, а тут такой кент, старый, правда, лет тридцать пять небось натикало, но ведь, когда ребенка родишь, особо выбирать не приходится.
Я посмотрел на щенячье пухлое личико медсестры. Да уж, ей все, кто перешагнул тридцатилетний рубеж, кажутся древними старцами.
– Можно каким-то образом узнать координаты Вероники Смысловой?
Аня принялась сыпать в чашку растворимый кофе, Лиза стрельнула глазами.
– А вам очень надо?
– Не старайся, Лизка, – заверещала Аня, – он небось женат.
– При чем тут это? – обозлилась Лиза. – Просто я хочу помочь хорошему человеку.
– Понятненько, – фыркнула Аня и, прихватив с собой чашку, ушла.
– Вот шалава, – сердито сказала Лиза, – в голове одна ерунда. А вы женаты?
– Пока нет.
– Что же так?
– Не нашел ту, с которой хочется провести старость, – честно ответил я.
Лиза хихикнула:
– Ну, вам до пенсии далеко. Ладно, посидите тут пару минуток.
Напевая, она ушла, а я вытащил сигареты. На подоконнике стоит пустая стеклянная банка, на дне которой лежат два скрюченных бычка, значит, здесь разрешено курить. Не успел табак превратиться в пепел, как Лиза пришла назад и сунула мне листок.
– Держите, – сказала она, – Вероника через дорогу живет. Знаю я ее дом, высокая такая башня, с зелеными балконами.
– Телефона нет?
– Не-а.
– Жаль.
– Да зачем он вам? Так идите, через полминуты на месте окажетесь.
– Неудобно без звонка.
– Глупости.
– Может, ее дома нет.
– Куда ж ей деваться? – засмеялась Лиза. – Небось распашонки гладит, с двух сторон, как положено. Она серьезная девушка, или такой казалась, пока у нас лежала.
Лиза была права. Не успел мой палец нажать на кнопку звонка, как из-за двери донеслось:
– Кто там?
– Мне нужна Вероника Смыслова, – ответил я.
Послышалось глухое бряканье, приоткрылась щель, и в нее высунулась растрепанная темноволосая голова.
– А вы кто?
– Иван Павлович Подушкин, – улыбнулся я, – не бойтесь.
– Чего бояться-то, брать у меня все равно нечего, – девица надула пухлые губки, – ни денег, ни брюликов.
– А девичья честь? – не слишком удачно, в абсолютно несвойственной мне манере пошутил я.
– Эка ценность, – хмыкнула она, – ее уже давно на куски изодрали. Проходите, Ника ребенка купает.
Я втиснулся в крохотную прихожую и, чтобы не стукнуться головой о люстру, сгорбился.
– В комнату топайте, – велела худая, совершенно прозрачная девушка, одетая в рваные джинсы и застиранную футболку.
Я поспешил на зов и очутился в конуре, где царил ужасающий беспорядок и просто кричала нищета.
– Садитесь, – моя спутница кивнула на продавленный, засаленный диван, заваленный вещами, – простыни только в сторону сдвиньте, они чистые, ща гладить начнем. Нет, лично я погожу пока размножаться, одни хлопоты. Этот младенец целыми днями писает и какает, еще ест. Пожрет, и снова писать да какать. Просто офигеть! Вон сколько белья уделал.
– Если купить памперсы, – решил я показать свою осведомленность, – то количество грязных простынок резко уменьшится.
– Скажете тоже, – скривилась девушка, потом, поплевав на утюг, принялась за глажку, – памперсы! Они не для нас, это для богатых примочка. Чем больше денег, тем проще жить. А нам стирать и гладить.
В комнату вошла еще одна худенькая до прозрачности девица, в руках у нее был кряхтящий кулек.
– Ты с кем разговариваешь, Зоя? – спросила она.
– К тебе гость, – кивнула та, – вот сидит.
Ника подошла к дивану.
– Вы ко мне?
– Да, здравствуйте, извините за поздний визит и за то, что заявился без приглашения.
– Ничего, – устало отмахнулась Ника, – вы по объявлению? Пусть вас малыш не смущает, с ним Зойка на время кормления посидит. Я буду приходить, когда вам надо, молоко у меня хорошее, справка из лаборатории имеется, сама я здорова, могу анализы показать. Если возьмете меня в кормилицы, то с вас еда, хорошая. Сами понимаете, иначе ваш ребенок витаминов не получит и…
– Простите, я не успел представиться до конца, – прервал я Нику и вытащил удостоверение.
Молодая мать села на стул, в ее глазах появилось откровенное отчаяние.
– Думала, вы кормилицу нанять хотите.
Мне стало жаль девочку, похоже, она голодает.
– Так что вам надо? – грубо спросила Зоя.
Я вынул газету.
– Ника, вам известен этот человек?
Вероника мельком взглянула на снимок и покраснела.
– Нет.
– Вы уверены?
– Да.
– Может, еще посмотрите?
– Зачем? Он мне незнаком!
Зоя выхватила из моих рук листок.
– Ну-ка… да, я тоже никогда его не встречала!
Я искоса наблюдал за девочками. Зоя явно не играла, она и впрямь только что увидела мужчину, а вот Ника…
– Очень прошу, – взмолился я, – если знаете, скажите, где искать этого человека.
Зоя вздернула брови:
– Вы того, да? С уехавшей крышей? Сказано же: никогда его не встречали!
Я вынул портмоне, достал оттуда сто долларов и положил на стол, около утюга.
– Хозяйка агентства «Ниро» готова заплатить за сведения об этом мужчине.
Зоя постучала себя указательным пальцем по лбу.
– Ваще, блин!
Ника закусила нижнюю губу.
Я тронул молодую мать за плечо:
– Так как?
– Зойка, выйди, – велела Ника.
– Вот оно что! – подскочила Зоя. – Значит, как помогать…
Ника опустила голову:
– Отвали, бога ради, потом все тебе расскажу.
В ее голосе звучало такое отчаяние, что Зоя осеклась, а затем растерянно протянула:
– Ну ладно, мне нетрудно на кухне утюг потолкать.
Схватив кучу мятых пеленок, девушка испарилась. Ника исподлобья взглянула на меня.
– Я его плохо знаю.
– Думается, вы не слишком правдивы, – ласково заметил я, – неужели посторонний человек станет встречать в родильном доме девушку с цветами?
– Розы удивили меня до крайности, – кивнула Ника. – Ладно, слушайте.
Глава 7
История оказалась обычной. Ника служила секретаршей у Олега Ефремовича Иволгина, хозяина вполне преуспевающей фирмы по продаже и настилу паркета. Пришла на службу, закрутила роман с начальником, ну и так далее. Олег Ефремович имел жену, дочь, почти ровесницу Ники, и совершенно не собирался изменять свое семейное положение. Ника же хотела, чтобы Иволгин дал ей денег на обучение в университете, особых чувств к престарелому любовнику она не испытывала. В общем, это был вполне счастливый альянс. Олег Ефремович оплатил квитанцию из учебной части, Ника съездила с ним на пару дней в дом отдыха, потом они просто встречались раз в неделю у девушки, благо та одна-одинешенька на белом свете, но имеет квартиру.
Вскоре Ника стала прибавлять в весе. Она села на диету, но стрелка весов упорно отклонялась от привычной цифры в пятьдесят килограммов, потом начал резко увеличиваться живот, и тут только до глупой Ники дошло: она беременна, причем срок большой, а то, что она принимала за колики, на самом деле интенсивное шевеление плода.
Как можно быть такой идиоткой и не понять, что находишься в интересном положении? Не спрашивайте меня об этом. Скорей всего, какие-то физиологические признаки беременности отсутствовали. Случается порой, что дамские ежемесячные неприятности так и не прерываются, кое-кто из моих приятелей был вынужден жениться на своих случайных любовницах, когда те поняли, что аборт делать поздно.
Когда Олег Ефремович узнал, в чем дело, он мигом, нарушив трудовое законодательство, уволил Нику.
– Знать тебя не знаю, – сурово заявил он, – имей в виду, даже не пытайся повесить мне на шею ребенка, которого прижила неизвестно с кем!
Ника хлопнула дверью и ушла. Она решила никогда более не иметь дело с мерзавцем, а новорожденного сдать в приют. На троллейбусной остановке девушке стало плохо, прохожие вызвали «Скорую», которая и привезла Нику в родильный дом, где ее положили на сохранение. Нике повезло, заведующая отделением пожалела глупышку и продержала ту в клинике до родов, потому особых материальных трудностей Ника до появления на свет сына не испытала. В клинике ее кормили, поили, давали витамины и даже водили в бассейн. Ника ощущала себя как в санатории, судьба нерожденного младенца была ею решена, прямо в родильной палате девушка собиралась написать отказ от него и забыть о неприятном казусе. Но случилось непредвиденное. Едва мальчишечка появился на свет, акушерка поднесла его к лицу Ники.
– Смотри, кого родила!
В ту же минуту девушка поняла, она никому, никогда не отдаст сына, это ее любимый, крохотный мальчик, родная кровиночка…
Следующие дни до выписки Ника провела ужасно. На нее разом рухнули все проблемы. Кто купит малышу приданое? Где взять деньги на жизнь? Как справиться с предстоящими бытовыми трудностями? Проведя пару ночей без сна, Ника позвонила Иволгину и заявила:
– Сообщаю тебе, что теперь ты являешься счастливым отцом сына.
Олег Ефремович бросил трубку, но Ника была упорна и снова набрала номер.
– Изволь выслушать меня до конца, иначе хуже будет. Выйду из родильного дома, сделаю генетическую экспертизу, а потом официально подам на алименты, – пригрозила она.
– Что тебе надо? – испуганно спросил Иволгин.
– Денег. На приданое ребенку.
– Сколько?
Ника назвала сумму.
– Где гарантия, что, получив один раз помощь, ты не станешь требовать ее регулярно? – промямлил Олег Ефремович.
Веронике стало противно.
– Мое честное слово. Подыхать буду, но тебя, падлу, не трону, не привыкла с дерьмом возиться.
Иволгин снова швырнул трубку. Ника решила, что ничего не получит, но в день выписки в холле ее ждал шофер Иволгина. Он передал Нике конверт и довез молодую мать с младенцем до дому. Больше всего девушку поразил букет, который вручил ей водитель.
– Как его зовут? – в нетерпении воскликнул я.
– Виктор.
– А фамилия?
– Понятия не имею.
– Но вы же вместе работали! – возмутился я.
Ника поковыряла пальцем порванную обивку дивана.
– Этот гад шофера недавно нанял. Прежнего водителя я очень хорошо знала, а с Виктором всего пару раз встречалась.
– Не подскажете, где можно найти водителя?
– Ну, он гада утром на работу привозит, а потом уж как пойдет. Либо просто стоит ждет, либо по делам катается.
– Скажите адрес вашей паркетной фирмы, – попросил я.
– Была бы она моя, – грустно отозвалась Ника, – тогда и проблем не было бы, пишите.
Спрятав бумажку в карман, я попрощался и пошел к двери. Ника стала отпирать замок. Я стоял за девушкой и увидел, что она худая как скелет. Тоненькая футболочка облепила спину, под материей выступали буквально все косточки от маленьких позвонков до лопаток.
– До свидания, – сказала девушка, распахивая дверь.
Но я уже шел назад в комнату.
– Эй, – крикнула Ника, – вы что-то забыли?
– Пишите заявление!
– Какое? Кому? Зачем? – стала сыпать вопросами Ника.
– В Москве есть благотворительная организация «Милосердие», призванная помогать нуждающимся. Я являюсь по совместительству ее ответственным секретарем, вам, учитывая ваше бедственное положение, обязательно окажут помощь.
– А вы не врете? – воскликнула Ника. – С какой стати им просто так мне деньги давать? Небось чего-нибудь взамен захотят!
Внезапно мне стало грустно. Конечно, фраза: «В мое время люди были иными» – сразу выдает отнюдь не юный возраст говорящего. Подобные заявления, как, впрочем, и восклицание: «Ох уж эта молодежь», свойственны старикам, к коим я себя ни в коем случае не причисляю. Но, ей-богу, «поколение пепси» ущербно. Современные молодые люди понимают лишь товарно-денежные отношения, большинство из них не верит в то, что можно просто так помочь постороннему человеку.
Не знаю, как все остальные люди, а я вечно теряю мобильный. Если раздается звонок, начинаю судорожно хлопать себя по карманам или рыться в барсетке. Современные аппараты делаются все меньше и меньше, лично меня это пугает. Крохотную, противно пищащую трубку трудно отыскать. Больше всего мне нравились первые модели, такие большие, размером с утюг. Вот и сейчас я слышу звон, но, простите за дурацкую шутку, не понимаю, где он! Наконец пальцы наткнулись на телефон.
– Да! – в легком раздражении воскликнул я.
– Привет, – откликнулся Женька, – как дела?
– Спасибо, ничего, а у тебя?
– В общем и целом на троечку, – занудил Милославский. – Я познакомился с хорошенькой киской, она ну просто персик. Фигурка, ножки, грудь – все классное. Пошли в ресторан, сидим, вино пьем. Вдруг открывается дверь, влетает парень лет тридцати и бросается к нам с воплем: «Вот ты где!» Я насторожился, ну, думаю, попал ты, Женя, ща муж морду бить начнет. А юноша и говорит: «Мама, у тебя есть тысяча рублей?» Я прямо чуть не умер, а тетка давай ржать, до слез досмеялась, она-то сказала мне, что ей двадцать пять…
– Хорошо, значит, выглядит, коли тебя провела, – улыбнулся я, – может, познакомишь? Похоже, дама в моем вкусе.
– Ну тебя, – фыркнул Женька, – лучше скажи, как дела?
Мы проговорили еще минут десять, и я повесил трубку. Странное дело. Конечно, мы с Милославским общаемся, но не слишком часто, порой не разговариваем по два-три месяца, и, как правило, это я первым набираю его номер. А сейчас Женя звонит уже второй раз и интересуется моей работой. С какой стати? Впрочем, он, наверное, просто захотел потрепаться.
Утром меня разбудил страшный топот. Я сел в кровати и прислушался. Что у нас происходит? Полное ощущение, будто в квартире скачет стадо слонов, бух, бух, бух… Быстро одевшись и умывшись, я вышел в коридор и прислушался: топот несся из гостиной. В недоумении я слегка приоткрыл дверь и увидел следующую картину. Вся мебель сдвинута к стене, с карниза сняты тяжелые драпировки, сквозь ничем не занавешенное окно проникают яркие лучи солнца. Нора терпеть не может незашторенных окон. Один раз, в редкую минуту откровенности, хозяйка рассказала мне, что, еще будучи ребенком, жила со своими родителями на первом этаже и была до полусмерти напугана соседом, который заглядывал к ним в квартиру. Поэтому у нас окна почти всегда плотно прикрыты.
В центре зала стояли Николетта, Вера, Тася и Ленка, освещенные пронзительно-яркими лучами. Дамы выстроились в одну линию и с обожанием смотрели на Николая, сидевшего в кресле.
– Теперь упражнения для второй чакры, – скомандовал он, – ну-ка, раз.
Прелестницы подпрыгнули, особенно легко это сделала Николетта, что, в общем-то, неудивительно. Маменька, сколько ее помню, сидит на диете и походит на тойтерьера, соответственно, ей проще скакать, чем Тасе, вес которой давно перевалил за центнер.
Бум! Вверх взлетели фонтаны пыли и закружились в столбах яркого света.
– Хорошо, – кивнул Николай, – завершая гимнастику, попросим у тела прощение, примерно так. Очень осторожно, правой рукой поглаживаем себя по животу и говорим: «Дорогой желудок, милая печень, я убивала вас…»
– А почему правой рукой? – перебила его Николетта.
Николай нахмурился:
– Я уже объяснял один раз. Левая длань от черта, она отбирает здоровье. Кстати, вы не сняли кольца! Это очень и очень плохо! Оздоравливающие упражнения не дадут эффекта.
Николетта надулась, а я, стараясь быть незамеченным, осторожно прикрыл дверь и пошел на кухню. Интересно, что перевесит: желание Николетты омолодиться или ее любовь к цацкам? Насколько я знаю, маменька даже спать ложится в серьгах и ожерельях.
Усмехаясь, я открыл холодильник и удивился. На всех полках зияла пустота, не было вообще ничего, кроме литровой стеклянной банки, заполненной какой-то бело-желтой субстанцией.
– Доброе утро, Иван Павлович, – пропыхтела Ленка, войдя в кухню, – ща завтракать будем.
Переваливаясь, домработница пошла к плите, я сел за стол и хотел было спросить, куда подевалась моя любимая «Докторская» колбаса, но тут появились Николетта, Вера и Николай.
– Гимнастику станем делать каждое утро, – вещал целитель.
– Да, – с обожанием откликнулась Николетта.
– Еще соответственное питание и чтение!
– Да!
Я поразился до глубины души. Однако Николай, похоже, гипнотизер! Николетта никогда ни с кем не соглашается, а тут два раза покорно ответила «да».
Спустя пару минут подали завтрак. При виде яства у меня глаза вылезли из орбит. На маленькой тарелочке лежала то ли манная каша, то ли пережеванный белый хлеб. Выглядело «лакомство» отвратительно, никакого желания не то что пробовать, а даже понюхать не вызывало.
Николай потер руки:
– Ну-с, приступим!
– Сегодня просто праздник, – оживилась Вера, – я обожаю мофо! Необыкновенно вкусно! Что же вы, пробуйте скорей!
– Спасибо, – улыбнулся я, – не ем каш. Лена, будь добра, дай мне колбасу.
– Мы ее похоронили, – ответила домработница.
Я схватился за стол.
– Похоронили? В каком смысле? Съели?
– Нет, – помотала головой Ленка, – мы ее аккуратненько зарыли во дворе, у забора.
– Цветы положили, – вздохнула Вера, – все ж таки живое существо.
– Колбаса? – в полном изнеможении спросил я. – Живая?
– Да, – с абсолютно серьезным лицом заявил Николай, – когда-то была мыслящим существом, нельзя же ее так… того… на помойку.
Так, похоже, у Николая большие проблемы с головой, до сих пор я не встречал людей, считавших корову или свинью равными себе по разуму. Даже самые ярые гринписовцы не додумались совершать погребальную церемонию над батоном «Докторской».
– Лучше съешь мофо, – подтолкнула меня в бок Вера.
Я машинально зачерпнул ложечкой непонятную субстанцию и положил в рот. На вкус мофо оказался отвратительным. Мелкие, колкие крупинки рассыпались по языку, больше всего они напоминали рагу из опилок. Не надо думать, что я пробовал это блюдо, просто мне кажется, оно точь-в-точь такое.
Кое-как справившись с желанием выплюнуть яство, я поинтересовался:
– Мофо из чего делают?
– Мофо – это мофо, – последовал ответ.
– Оно растение?
– Да, типа банана, – объяснил Николай, – но в сто раз полезнее.
Я хотел было спросить, где же они берут деликатес, но проглотил вопрос. Очевидно, на моем лице явственно отразилось отношение к этому лакомству, потому что Вера быстро воскликнула:
– Я сделала тебе, Ваня, гороскоп!
– Спасибо, но я им не верю. Иногда читаю в газетах и удивляюсь. Один обещает мне крайнюю удачу, другой опасность, как правило, ни первое, ни второе не верно. Извините, но я считаю, что астрология и шарлатанство синонимы.
– Я вовсе не обижаюсь, – спокойно ответила Вера, – любое хорошее дело идиоты способны испортить. Ладно, посмотри, что я сделала. У тебя сегодня потрясающий, редкий день, такой выдается раз в десятилетие. Вот, обрати внимание, Марс встал…
Я понял, что более не способен продолжать беседу, и невежливо перебил ее:
– Извините, но я очень тороплюсь, работа ждет.
– Хорошо, – не выказала никакого недовольства Вера, – я опущу понятные лишь специалисту подробности. Главное, запомни, сегодня твой звездный день. Знаешь, купи лотерейный билет!
– Не премину воспользоваться советом, – с самым серьезным видом заявил я, – всенепременно, прямо сейчас отправлюсь за билетом.
Желая побыстрее избавиться от компании, я встал и пошел к двери. Единственный положительный эффект от завтрака состоит в том, что Николетта, отведав мофо, молчит. Очевидно, неземной вкус сего растения парализовал язык маменьки. Если это правда, я превращусь в оптового покупателя продукта, даже сам стану потреблять его трижды в день, дабы не слышать Николетту. Во всем плохом обязательно присутствует нечто хорошее.
– Стой! – вдруг заорал Николай с такой силой, что Ленка уронила на пол чашку.
Дзынь! По сторонам брызнул веер мелких осколков. Я замер.
– Что случилось?
– Ты хотел шагнуть за порог с левой ноги! – с ужасом воскликнул Николай.
– Вы настолько суеверны? – начал сердиться я. – Право, это чушь.
– Нет! В приметах заключен опыт народа. – Целитель начал читать мне лекцию. – Наши предки были очень наблюдательны. Да, они не могли объяснить кое-какие явления, но очень хорошо знали: если день или путь начат с левой ноги, ничего хорошего не жди. Теперь, когда биоэнергетика оформилась в науку, есть вполне доступное любому объяснение этой приметы. Дело в том, что…
– Извините, я очень тороплюсь, – оборвал я Николая.
Конечно, это было крайне невежливо, но, похоже, наш гость не слишком занятой человек, а мне уже нужно быть около офиса фирмы «Паркет без проблем».
– …энергетический кокон, – как ни в чем не бывало вещал Николай.
Я, снова с левой ноги, шагнул через порог. И тут случилось невероятное. Дело в том, что в понедельник Ленка постелила в коридоре дорожку, этакий советский вариант напольного покрытия, темно-красная лента с зеленым бордюром. В квартирах, где стены украшены коврами, я чувствую себя знатным кочевником в юрте. Но Ленка, уложив на полу палас, скрестила руки на необъятной груди и с неподдельным восхищением воскликнула:
– Господи, как же у нас теперь богато!
И что можно сказать, услыхав эту фразу? Ни у Норы, ни у меня не хватило окаянства велеть немедленно убрать «красотищу», поэтому дорожка осталась в коридоре, и сейчас я, начисто забыв о ней, зацепился за ее край. Сила инерции толкнула меня вперед, руки попытались уцепиться за воздух, но это не помогло. Сначала я упал на колени, секунду пытался сохранить равновесие, не удержался и шлепнулся оземь, ударившись лбом об основание вешалки.
Оказавшись на полу, я испытал целую гамму чувств. Неудобство. Последний раз я падал лет этак в тринадцать. Боль. Лоб сильно ушиблен, да и коленям досталось. Легкое удивление. Надо же, рухнул дома, на ровном месте.
– Говорил ведь, – закричал Николай из кухни, – предупреждал! Не ходи с левой ноги!
– Вечно ты, Ваня, умных людей не слушаешь, – ожила Николетта.
Я молча встал, отряхнул брюки и пошел в ванную мыть руки. Ленке, вместо того чтобы делать по утрам гимнастику, нужно как следует убирать квартиру.
Войдя в санузел, я хотел было взять кусок мыла, но пальцы наткнулись на пустой лоточек. Я еще больше обозлился на Ленку, она отвратительно ведет хозяйство. Ну с какой стати в общем туалете нет средства для мытья рук? У Норы в квартире три ванные. Одной она пользуется сама, вторая, с душевой кабинкой, отдана мне, а в третьей, совсем крохотной, моется Ленка, и туда заходят гости. Я редко пользуюсь общим санузлом, и вот, пожалуйста, здесь нет мыла.
– Лена, – закричал я, – где мыло?
Домработница заглянула в ванную.
– Вона, в блюдечке.
– Это? – с изумлением спросил я, разглядывая белый порошок. – Что за дрянь!
– Питьевая сода, – сообщила Ленка, – хорошо грязь отчищает.
И тут уж я обозлился окончательно:
– Елена! Позволь напомнить тебе, что в обязанности домработницы входит уборка квартиры и тщательное ведение домашнего хозяйства. Немедленно принеси кусок…
– А нету, – перебила меня Ленка, – теперь велено лапы содой шкрябать.
– С такой стати?
– Мыло делают из дохлых собак, оно несет на себе отрицательную ауру, способствует развитию этих, ну… забыла.
Я уставился на домработницу.
– Вы его похоронили? Рядом с колбасой?
– Нет, просто вышвырнули.
Вытерев мокрые ладони полотенцем, я очень осторожно, стараясь вновь не споткнуться о дорожку, пошел к выходу. Николай абсолютно нелогичен. Считая колбасу живым организмом, он отчего-то решил, что мыло неодушевленный предмет. Но, если «Докторскую» делают из говядины со свининой, а мыло, по мнению того же Николая, варят из невинно убиенных бродячих полканов, то его тоже надлежит отправить в могилу с соответствующими церемониями: духовым оркестром, почетным караулом и возложением венков.
