Во вторник, 26 мая, я позвонил знакомому, который делал мне больничный, и попросил закрыть его 27-м числом.
Утром 27-го мая я поехал к нему в клинику.
Когда я зашёл в его кабинет, он разговаривал по телефону, судя по всему, с девушкой: «Ооо… ты меня возбуждаешь»… и жестом пригласил присесть на стул. Я обратил внимание на медицинскую кушетку, такую же, как в моём офисе, и, когда он закончил разговор, спросил:
– Небось, кушетка не простаивает, шпилишь тут тёлочек?
И у нас состоялся преотличный неприличный разговор.
Он рассказал, как однажды к нему на приём пришла 30-летняя девушка с жалобами на перепады настроения, панические атаки, сердцебиение, «ком в горле», – типичная истеричка. По ходу опроса она сообщила о проблемах с мужем.
Выписал он ей лечение, они пообщались… он ничего такого не сказал о своей личной жизни, но, уходя, пациентка вдруг заявила:
– Вам нужна любовница!
Он сказал, что, вообще-то, женат. А она на это ответила:
– Значит, вам нужна замужняя любовница!
После её ухода он стал искать её в соцсетях, нашёл, написал ей сообщение, она ответила, и они стали переписываться. Переписка носила откровенный характер, в итоге девушка всё-таки вспомнила о том, с какими жалобами обратилась к врачу, «ком в горле», например. И он ей написал:
– Ком в горле надо протолкнуть нефритовым стержнем…
Она будто ждала такой ответ, и спросила, как ей одеться на следующий приём. Он написал: «В мини-юбке».
Когда она пришла, он запер кабинет изнутри, и она отыграла соло на кожаной флейте.
– …сосала она впридрочку, а когда я кончил, проглотила и долго держала член во рту, пока он не обмяк… она богиня минета… – так он описал произошедшее.
Всего у них было пять встреч, и, что называется, каждый вздох, как в первый раз. Потом они перестали созваниваться и переписываться.
И он поставил это дело на конвейер – когда на приём приходила очередная красивая девушка, проводил опрос с большим пристрастием, чем это необходимо для постановки диагноза и назначения лечения, с продолжением в соцсетях и сексом при следующем приёме во врачебном кабинете.
Выслушав все эти милые подробности его врачебной практики, я забрал листок нетрудоспособности, после чего отвёз в больницу № 1, на основное место работы. На тот момент многих пациентов уже выписали, после получения двух подряд отрицательных тестов на коронавирус, но также много и заехало. Всего в стационаре находилось 135 пациентов, из них четверо в реанимации. Смертей пока не было.
30 мая в 8–00 я прибыл на суточное дежурство в больницу № 1.
Про 22-летнего индуса Сталина узнал, что его перевели таки в туберкулёзный диспансер, и он там в реанимации на аппарате ИВЛ, сам уже не дышит. Я ознакомился с результатами КТ ГМ и КТ ОГК от 18.05.20, то есть за тот день, когда я его пунктировал. В лёгких туберкулёз с распадом, с отрицательной динамикой, в головном мозге – множественные зоны отёка в лобных и теменных долях (изменения более характерны для энцефалита); признаки дисциркуляторной энцефалопатии, кисты в базальных ядрах; экссудативный полисинусит, кисты верхнечелюстных пазух.
Всё сходится: у бедолаги туберкулёзный менингоэнцефалит. А анализ ликвора так и не нашёлся!
Удивительно, как начмеду удалось согласовать перевод пациента в тубдиспансер, куда в обычное то время не удаётся никого перевести, даже с чёткими показаниями, даже в тяжёлом состоянии. Обычная их отговорка – ну «тубик», ничего особенного, мы проконсультируем, а вы лечите больного у себя согласно наших рекомендаций, к нам пускай обращается потом в плановом порядке, и так далее…
Их логика понятна: никто не хочет брать на себя груз-200, бесперспективняк, овоща, полутруп, которого уже никуда не денешь, и стены учреждения тело покинет лишь в чёрном пакете… и Сталина постигла та же участь… сразу расскажу за его судьбу, чтобы закрыть эту тему – в тубдиспансере он скончался на вторые сутки после перевода от нас, его тело кремировали и отправили прах в Индию его родителям.
Итак, я приступил к работе… два часа поспал, потом мы распределили, кто когда пойдёт на обход. Утром вызвались пойти в отделения двое докторов, которые знали пациентов, знали, кому что сказать.
На тот момент все врачи были дежурантами, пациенты не были закреплены ни за каким конкретным доктором. Более менее разбирались в ситуации двое – заведующая гастроэнтерологией, работавшая каждый день в дневное время, и заведующая терапией, работавшая удалённо из дома. В дальнейшем планировалось, что мы будем работать, как обычно, чтобы за каждым врачом были закреплены конкретные палаты и пациенты.
Весь день я тусовался, немного поработал в инфоклинике, напечатал несколько выписок, сходил погулял, дошёл до своего офиса, побыл там, позанимался на тренажёрах, к шести вечера вернулся в больницу и пошёл на обход на 3-й этаж, куда ходил раньше. Мой коллега пошёл на 4-й.
Я обошёл все палаты 3-го этажа, общее количество больных около 50-ти, и у всех одни и те же вопросы: когда меня выпишут? что с моими анализами, с результатами тестов, с результатом рентгена?
Я записывал вопросы, звонил по местному телефону в чистую зону (мобильный в грязную зону не стал брать) и спрашивал у заведующей всю интересующую информацию. Она поначалу исправно отвечала, заглядывая по каждому больному в инфоклинику, потом, уже торопясь домой, сказала: «Так, хватит! С понедельника у каждого больного будет свой врач, и пускай он с каждым сам разбирается!»
В итоге, по остальным больным я просто прошёлся, записал на листик все их вопросы, заверил, что сейчас через 5 минут на них отвечу, потом просто спустился на 1-й этаж, и выкинул исписанный вопросами листок в мусорное ведро. Сам же переоделся в санпропускнике в чистую одежду и вернулся в чистую зону.
По итогам обхода – только двое больных из 50 предъявили конкретные жалобы: у одной бабуськи заболел живот, и у одного мужика появилась аллергия на антибиотик. Остальные задавали вопросы из серии «чисто попесдеть».
Предметом оживлённого обсуждения на весь день стал график дежурств на следующий месяц, июнь. Он ещё не был готов, хотя 1-й день июня наступал послезавтра. Больница существовала более 60-ти лет, как-то функционировала все эти десятилетия, и графики на следующий месяц составлялись не позднее 10-го числа, т. е. за 20 дней до начала следующего месяца. В других больницах графики составляют сразу на 2–3 месяца вперёд.
В нашем случае майский график составлялся моей старшей медсестрой 5–6 мая, когда стало точно известно, что мы открываемся как инфекционный госпиталь. Потом его дважды переделывали, потому что заведующие травматологическим и хирургическим отделениями захотели, чтобы в их смене были только их подчинённые, травматологи и хирурги соответственно, чтобы работать с теми, с кем они привыкли работать.
Меня там кое-что не устраивало, и я обратился напрямую к начмеду… она мне лаконично ответила, что за составление графика отвечают трое: зав. гастроэнтерологией, зав. травматологией, и зав. хирургией.
Когда говорят, что за какой-то вопрос «отвечают трое», это значит, что не отвечает никто.
Я смирился с теми моментами, которые меня не устраивали, а в конце мая стал допрашивать указанных заведующих насчёт июньского графика. Они отводились, переводили стрелы друг на друга и на начмеда. А когда я 29 мая позвонил заведующему хирургией, он выдал мне такую фразу: «Мне всё равно, как будет составлен график, главное, чтобы со мной выходили в смену мои хирурги. График на всю больницу я составлять не буду, это не моя компетенция. Может, твоя старшая снова составит?»
Я тут же перезвонил ей и рассказал об этом разговоре. Она была удивлена, у неё была информация, что именно заведующий хирургией должен составлять июньский график.
И в свете всех событий я попросил её составить график и продиктовал числа, когда меня ставить не надо, потому что в эти дни у меня дежурства в больнице № 3.
Сейчас же, 30 мая, во время суточного дежурства в больнице № 1, до моего слуха донеслось обсуждение нового варианта графика. Заведующая гастроэнтерологией, которая была за главного в этот день, сообщила, что начмед обсудила данный вопрос с экономистами, и приказала раскидать дежурства между сотрудниками таким образом, чтобы кто-то дежурил строго в день и вёл конкретные палаты, и за ним были бы закреплены конкретные пациенты, которых бы он вёл от начала до конца; а кто-то был бы чисто ночным и суточным дежурантом. То есть мы возвращались к обычному режиму работы, который был у нас всегда.
И мне было предложено поработать дежурантом. Меня это устроило. Единственное, что меня волновало, не потеряю ли я в деньгах. В обсуждении графика принимали участие экономисты, а значит, надо быть начеку.
Зав. гастроэнтерологией заверила, что потерь не будет, поскольку, я по-прежнему буду выходить в грязную зону и контактировать с коронавирусными больными.
Коллеги, присутствовавшие при обсуждении, стали капризничать: одних не устраивало одно, других – другое, дежурантов не устраивало количество ночных смен и так далее. Наша начальница беспрерывно обсуждала этот вопрос с экономистами, начмедом, заведующей терапевтическим отделением… но до конца дня график так и не был составлен.
Во всей этой катавасии единственным развлечением для меня было общение с обаятельно-нахальной восточной красоткой, медсестрой Лолой, 23 года. Её облик, её манеры, как бы говорили: «Да, я умею жечь». Наша больница представляла собой Walmart сексуальных цыпочек, но, если провести аналогию с напитками, то все они – это тёплое молочко, а Лола – дерущее горло виски.
В доковидную эпоху она работала в гастроэнтерологическом отделении, но в начале года часто поддежуривала по внутреннему совместительству у меня в приёмном отделении, в связи с тем, что много медсестёр уволилось, и некому было работать. У неё был официальный жених, свадьба намечалась на август, но это не мешало ей строить глазки посторонним парням… в том числе мне:
– …вы женаты? А дети есть? Один, от предыдущего брака? А в этом браке? Почему нет? Нужно сделать ещё детей, один мало… у этой вашей уже двое своих… надо найти помоложе, бездетную, и с ней родить…
Как-то мы с ней столкнулись возле туалета. Я предложил ей пройти первой, но она прям настояла: «Вы идите, я подожду». Я прошёл в уборную, сказав: «Я быстро!».
Когда вышел, она сказала с очаровательной улыбкой:
– Да, правда, быстро. А вы всё так быстро делаете?
Однажды я дежурил в терапевтическом отделении в качестве терапевта. На том же этаже находилось гастроэнтерологическое отделение. Гастроэнтерологи не дежурили, и дежурный терапевт, получается, был на два отделения. В гастро дежурила Лола.
Вечером она пришла ко мне в ординаторскую по какому-то пустячному вопросу, слово за слово, мы проболтали целый час. Когда я рассказывал что-то смешное, она громко смеялась, схватив меня за руку, мол, «насмешил так насмешил, держите меня». Когда она начинала что-то рассказывать, опять же, хватала меня за руку или легонько толкала в плечо:
– Это ладно, я сейчас ТАКОЕ расскажу…
Она явно что-то хотела… соблазн был велик… но я, как стойкий оловянный солдатик, выстоял – женат был(((ладно это был бы обычный служебный перепих, но у неё на лбу было крупными буквами написано: «Нужен МУЖ, для создания семьи, рождения и воспитания детей». С её разговорами о семье, о сестре, у которой уже трое детей, и так далее. Сценарий наших вероятных отношений был очевиден: беременность (ой, а я пропустила таблетку!!!), требование развестись и жениться на ней, в случае отказа – визит к жене и разборки. В общем, тогда, на дежурстве, я отказался от этого проекта. Поняв, что толку от меня никакого, она ушла.
Теперь же, будучи свободным, я заинтересовался ею… если молоденькая чикса всё ещё хочет меня, почему нет!? Ибо сказано: хуй ровесниц не ищет)))
После перепрофилирования нашей больницы в ковидарий Лола стала работать в приёмном отделении. На суточных дежурствах она прямо не знала, куда девать свою энергию. Рассказы о приготовлениях к свадьбе, показ фотографий, на которых она с женихом, неизменно заканчивались сетованием на то, что жених поставил условие: никаких ночных дежурств после замужества! В идеале – увольнение с работы и сидение дома.
– Ну а что? – рассуждала она. – Он мастер на заводе, не какой-то там работяга, предпочитает работу побелорученней. И зарплата приличная, 40 тысяч, нам хватит.
Гм… 40 тысяч на то время – это было примерно 570 долларов, нищебродская зарплата. Мои официальные доковидные доходы были около 100 тысяч, плюс всякие шабашки и доходы с частного кабинета. Ковидные – более двухсот, и ещё означенный плюс. Так что мотивация Лолы строить глазки докторам была понятна. Ибо сказано: любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.
Поговорив со своим «ненаглядным медвежонком» (так она называла своего жениха – все угорали над тем, как она общалась с ним по телефону), она подсаживалась ко мне… её чувственность была так же очевидна, как крутые формы её тела. Я с большим трудом старался не пялиться. Высокие скулы, густые чёрные волосы, мягкая застенчивая улыбка, блестящая кожа, осиная талия, упругая попа… индекс ебабельности зашкаливал… я был перевозбуждён…
В тот вечер 30 мая мы долго общались в рабочей зоне, где были установлены компьютеры, и, чем больше разговаривали, тем больше чувствовали взаимное притяжение… а когда все врачи, переделав дела, ушли, и мы остались вдвоём, она пожаловалась на боль в шее…
– Шея затекла… вы говорили, у вас есть корочка массажиста…
Я поднялся со стула, подошёл к ней сзади, и стал массировать ей мышцы шеи. Она выгнулась, как кошка, запрокинула голову, приоткрыв рот… наши взгляды встретились. Я наклонился и поцеловал её в губы, – а что мне ещё оставалось делать!?
На какое-то время я забыл, где нахожусь. Стоило определённого труда оторваться от неё, но было нужно, в любой момент нас могли застукать. И я предложил продолжить на втором этаже в одной из пустых палат. Со стороны Лолы возражений не последовало.
Утром 31-го мая врачи уходили с работы, и никто не знал, кому выходить завтра, 1 июня!
Итак, на утро 31.05.20 в больнице было 112 пациентов, выписано 17, поступило 3, итого 98. из них ковид-подтверждённых 89. Из 98-ми пневмоний 46 (ковид-подтверждённых 32). В реанимации 4 пациента, на ИВЛ никого. Смертей за весь период работы как инфекционной больницы – 2. Это были пожилые пациенты, с кучей сопутствующей патологии, тяжёлые изначально с момента поступления.
Утром Лола устремилась к своему рогатому медвежонку, а я из больницы пошёл к себе в офис, по дороге осмысливая пережитое ночью в её объятиях. Имела место быть та самая химия, когда двоих людей переполняет страсть, и они уединяются в первом попавшемся укромном месте, чтобы её слить… «когда пизда отличная, и искры из жопы летят во все стороны, и гремят пушки, и сотрясаются горы, и ревёт океан»…
Что она успела рассказать мне про себя… отца она смутно помнила, они с матерью рано развелись… мать второй раз замуж не вышла, общалась с мужчинами, но в дом их не приводила. Про жениха Лолы сказала таким образом:
– Хуёвый плетенёк, да за ним затишка…
Иными словами, «дерьмо, но моё».
Странная логика у некоторых дамочек. Они ураганят с чёткими пацанами, а в мужья выбирают утырков наподобие Медвежонка.
Я разыскал Лолу в соцсетях – полным полно фотографий с Медвежонком. На фото – органично смотрятся, одной национальности, одного возраста. Что, хороший парень, положительное впечатление, славный малый… но не было в нём ни огня, ни пороха. Какой-то плюшевый амбал. Да и она рядом с ним – бытовая пися. Не было на домашних фотографиях той обворожительной порочности, которой она сверкала на работе.
И я стал размышлять, во что выльется наше с Лолой вчерашнее приключение. Учитывая значительную разность в возрасте.
Не слушайте теоретиков отношений, которые витийствуют о том, что «зрелые женщины – как выдержанное вино, чем старше, тем лучше». По этой логике, идеальные женщины – это столетние старухи. Самое главное для мужчины в контакте с женщиной – это тургор тканей (= напряжённое состояние оболочек живых клеток). Чтобы губы засасывали, сиськи стояли, жопа не продавливалась, чтоб писька обжимала, чтоб сила трения была, и не было такого, будто «тыкаешь в кисель».
Я не против общения с умными зрелыми женщинами, которые «как выдержанное вино». Я против контакта на уровне слизистых с этими старыми вагинами. Могу иной раз вербально пообщаться с умной продвинутой интересной в плане словесного общения возрастной дамой… но после этого трахаться буду с неинтересной в плане общения, но интересной в плане молодости и упругости тела малолеткой.
Придя в офис, я спокойно позавтракал, выпил кофе, потом набрал своему единственному пациенту и сказал, что я на месте и могу его принять.
Он пришёл примерно в половине одиннадцатого, в течение часа ему была выполнена процедура. После чего он ушёл, а я немного позанимался на тренажёрах, и отправился на дачу.
Там я вспомнил про июньский график и позвонил заведующей гастроэнтерологией. И она мне выдала такую информацию: «У экономистов не получается свести концы при том раскладе, что они сами предложили, поэтому мы возвращаемся к прежнему режиму, то есть посуточным дежурствам. Это значит, работаем по графику, составленному твоей старшей медсестрой».
Мне не совсем это было понятно. Бюджет один и тот же. Количество сотрудников одно и то же. По количеству рабочих часов тоже раскидали так, что для каждого сотрудника получалось одинаково что с первым, что со вторым вариантом. Почему же тогда «не получается свести концы»?
«Определённо, кого-то хотят кинуть», – подумал я. И рассудил таким образом: «Мне всё равно кого, главное, чтобы не меня».
Я позвонил своей старшей, поделился всей свежей информацией, и спросил, когда у меня очередное дежурство по её графику. Она ответила:
– Третьего июня – сутки. Всего на ставку вам надо отработать в июне семь дежурств.
Вот так вот. На мой вопрос, почему так, она дала пространный ответ, мол, июнь отличается от мая, май от июня, бла-бла-бла… из которого я ничего не понял. Как бы в мае больше праздников, и больше дней, чем в июне, и на ставку у меня получалось 6 суточных дежурств. В июне меньше дней, и на ставку необходимо отработать 7 дежурств.
Возможно, разгадка в том, что мы начали работать как ковидарий не с начала мая, а только со второй недели.
ОК, как бы то ни было, 3 июня я приехал в больницу к 8 утра. Сразу отметил, что в смене раза в два больше врачей. По новому графику часть докторов работало в дневную смену, то есть 8-часовой рабочий день. На сутки вышли трое – я и двое реаниматологов, а когда вся дневная смена врачей убыла в 16–00 домой, в ночь заступили двое. Меня порадовало, что мне не надо было ходить на обход. В мои обязанности входил приём поступавших в больницу в приёмном отделении. Это гораздо лучше, ты видишь пациента всего несколько минут, отправляешь в отделение, и забываешь о нём навсегда. Многие клиенты априори чем-то недовольны, но им можно наобещать горы золотые, типа, тут вас пообследуют-полечат, там в отделении условия пятизвёздного отеля, бла-бла-бла)))
И совсем другое дело в отделениях. Тем, кто там работает, приходиться несладко. Пациенты и орды их родственников нереально выносят мог – «мне плохо а всем вокруг всё равно», «меня не лечат не обследуют», «со мной никто не разговаривает не докладывает результаты исследований», «отвратительная еда, отвратительные условия пребывания»… и прочая… и прочая… Что бы ты ни сделал, им это не понравится. Поэтому лучше вообще ничего не делать, по крайней мере, будет не так обидно.
Итак, оставалось надеяться, что никто не поступит по «скорой помощи». Теоретически, я мог отдыхать целый день.
И мне действительно удалось отлично побездельничать до часу дня, мы с Лолой прекрасно провели время в одной из свободных палат на втором этаже…
Она поменялась дежурствами с другой медсестрой, чтобы выйти со мной в одну смену. Конечно, это меня обрадовало… но… своим поведением она дала пищу сплетням. Понятно, что в момент близости она называла меня на «ты», присовокупляя нежные прозвища «персик» и «зая»… что характерно, она давала прозвища и моему причиндалу: елдина, чучак, мудозвонство, например… но при коллегах всё-таки надо было соблюдать субординацию. Она же говорила эти вещи как бы на расстоянии от других, но достаточно громко, и это невозможно было не услышать… «Хочу, чтоб ты меня оттрахал как следует», «Моя киска требует суперотжима» и всё такое… В общажной жизни нашего ковидария нужно было проявлять хирургическую сноровку, отношения это здорово, но выставлять их напоказ uncool.
А в час дня позвонил охранник и сообщил, что на территорию заехала «скорая». Мы с санитаркой и медсестрой (Лолой) поднялись из чистой зоны на третий этаж, стали переодеваться в санпропускнике… я одел защитный костюм… и она стала его с меня снимать, требуя, чтобы я надел другой, потому что «этот не подходит». Буквально содрала его с меня, как в киношных постельных сценах, где любовники срывают друг с друга одежду перед тем, как заняться любовью. Кроме нас, в санпропускнике были другие медработники, бросавшие на нас недоумевающие взгляды… особенно при её словах: «Блин, накончал, из меня до сих пор вытекает»…
…Наконец, переодевшись, мы прошли через весь этаж до конца, и на лифте спустились на первый этаж, в приёмное отделение. Там мы быстро приняли двоих пациентов, Лола оформила истории болезни, отсканировала все документы, я опросил больных, потом санитарка проводила их в отделение.
Я немного подождал, вдруг кого ещё привезут, потом снял защитный костюм в санпропускнике, помылся, оделся в чистую одежду и вернулся в чистую зону. Лола с санитаркой остались в приёмке.
В чистой зоне я стал отвечать на звонки, все, как один, левые – отдел эвакуации спрашивал, сколько свободных мест, родственники пациентов терроризировали вопросами, типа, что там с мамой-папой-бабушкой-дедушкой-тётей-дядей, какие анализы, какой прогноз, и так далее.
У меня разболелась голова, а она у меня болит только в одном случае – когда я голоден. В такие моменты я перестаю что-либо соображать. Есть ещё одна физиологическая потребность, при острой необходимости в которой изменяется моё состояние, но, благодаря Лоле, остроты проблемы пока что не было.
Я оставил административный телефон в рабочей зоне и устремился на кухню. Однако, едва я разогрел еду и приступил к поглощению пищи, раздался звонок уже на мой мобильный: очередная «скорая» доставила двух больных… я не мог длинно и фигурно выругаться вслух, как я это люблю делать, потому что рот у меня был набит едой… зато я это сделал мысленно. «Война войной, а обед по расписанию», – резонно решил я и спокойно продолжил свой обед.
К моему прибытию в приёмное отделение одна пациентка уже была оформлена, другая почти. Я опросил их, записал все данные на листке бумаги, и санитарка отвела их в отделение.
Мной было принято уже 4 пациента, и ни один ещё не был занесен в инфоклинику (я должен был написать первичный осмотр, а направления анализы и листы назначений – забота тех, кто сидел в чистой зоне). Обычно я занимался этим в чистой зоне, ибо достаточно неудобно работать на компьютере в защитном костюме, в запотевших очках. Но сейчас я решил этим заняться, потому что мы ждали ещё двоих пациентов, за которых отзвонились со «скорой».
Однако, стоило сосредоточиться на написании осмотров, приехала «скорая» с пациентами, которых мы ждали. И тут началось… первый конфликт за день. Это была семейная пара, муж с женой, которые требовали, чтобы их отпустили домой, там бы они собрались, прибрались в доме, поделали необходимые дела, а потом бы спокойно приехали в больницу.
Я даже не стал их опрашивать. Из словесной перепалки между ними и Лолой стало ясно, что они несколько дней болели, куда-то обращались, к ним приходил врач из поликлиники, они сдали тест на коронавирус, результат пока не готов, но врач направил их сразу на госпитализацию в нашу больницу по «скорой». По дороге им сделали компьютерную томограмму органов грудной клетки, у обоих на КТ «типичная для COVID-19 двусторонняя полисегментарная пневмония». Они «не думали, что так всё серьёзно и надо обязательно госпитализироваться, думали, что просто поедут бесплатно сделают томограмму, а там по обстановке»…
Мне пришлось вмешаться, я заявил, что, если они уже прибыли в инфекционный стационар и находятся в грязной зоне, каковой является приёмное отделение, то мы никак не можем отпустить их домой. Они могут самовольно покинуть помещение (на видеозаписи с камер это будет видно), и мы обязаны будем сообщить об этом в Роспотребнадзор, Росгвардию и т. д. и их принудительно вернут в больницу, да ещё оштрафуют.
Они принялись в лучших традициях возмущаться, угрожать, причитать, куда-то звонить, пытаться «решить вопрос». Мне по опыту было известно, что любое миндальничанье с больными слишком дорого потом обходиться, поэтому спокойно сидел и наблюдал за их дёрганьем.
Наконец, когда им надоело дёргаться, они расписались в своих медицинских картах и пошли вслед за санитаркой в отделение. А я стал работать в инфоклинике. Едва я оформил два осмотра, привезли ещё одного пациента. Стали оформлять его.
Когда покончили со всем этим, было уже около восьми вечера. Я сказал девушкам, санитарке и медсестре Лоле, чтоб шли в санпропускник вперёд меня. Девочки переодеваются и моются в душе обычно с девочками, мальчики с мальчиками. Лола с санитаркой не пошла.
Когда та переоделась и прошла в чистую зону, – Лола специально ходила в санпропускник проверять, когда он освободится, – мы с ней проследовали в первое помещение оного, в котором сняли с себя защитные костюмы. Она вела себя абсолютно спокойно, хотя могла бы чего-нибудь отчебучить, – на всём этаже, кроме нас, никого не было. Бросив костюмы в специальный бак, прошли в душевую, там сняли с себя хирургические костюмы, брюки и блузки, предназначенные для одного похода в грязную зону, побросали их в бак… снятое нижнее бельё положили на подоконник…
Я вспомнил слова одной песни группы Сектор Газа: «Тут мы друг друга поняли без слов, ведь у нас очень чистая любовь, на фига слова нам, мы и так поймём, кто о чём думает, ночью мы вдвоём».
Обнимались-целовались мы не больше минуты… потом она примостилась на подоконнике и мы занялись любовью.
Сделав дело, мы искупались в душе, прошли в следующее помещение, в котором была оставлена чистая одежда, оделись, и проследовали в чистую зону… ловя на себе внимательные взгляды коллег.
Мы были слишком увлечены друг другом, чтобы загоняться по поводу сотрудников, наблюдавших за парочкой, следовавшей из санпропускника, из которого по парам не выходят. Переодевшись в уличную одежду, мы отправились в супермаркет. Набрали еды, напитков, – я взял Бехеровку и лимонный Швепс, у Лолы предпочтений не было, она сказала, что немного попробует мой напиток.
По возвращению в больницу мы поднялись на второй этаж, прошли в пустующую «нашу» палату (мы обретались в палате № 12), поужинали, я накатил, Лола от алкоголя отказалась. Только понюхала налитую в стакан Бехеровку и поморщилась: «Брандахлыст какой-то!»
Потом я спустился в рабочую зону, чтобы оформить всех принятых больных в инфоклинике, Лола осталась в палате. Переделав дела, я вернулся к ней… но тут позвонил охранник и сообщил о том, что на территорию заехала «скорая помощь».
Пришлось снова идти в грязную зону. Лола пошла со мной, хоть и не должна была, она свои часы отработала, и вместо неё должна была пойти другая медсестра.
То, что я увидел в приёмке, мне не понравилось: тело мужского рода на каталке в памперсах. Дрова дровами для его 72-х лет. Подарочек из больницы № 2, в которой я поддежуриваю и не работаю с середины апреля, так как моё основное место работы превратилось в инфекционный госпиталь.
Родственники вывали «скорую», чтобы избавиться от недвижимости, фельдшер «скорой» отвёз тело в больницу № 2 с левым диагнозом «Инсульт», там его исключили, сделали томограмму лёгких, выявили, к великой своей радости, вирусную пневмонию, и перекинули тело к нам.
Ну что ж, мы оформили историю болезни, санитарка повезла валежник в отделение, и я стал подумывать, не пора ли возвращаться в чистую зону, как вдруг позвонили по местному телефону и сообщили, что нам везут по «скорой» ещё одого пациента по договорённости с начмедом.
ОК, мы стали ждать. Я оформил осмотр в инфоклинике (люблю когнитивных больных, продуктивный контакт с которыми затруднён, и они не могут рассказать анамнез и рассказать всю свою жизнь, чем они болеют, чем переболели, сколько операций было в жизни, на какие препараты аллергия, – попадаются такие профессиональные больные, которые могут часами обсуждать свои болячки, таскающие с собой тонны выписок, что самое неприятное, в этих бумагах надо ковыряться и переписывать все диагнозы и прочие данные в свой осмотр). В случае с дровами, которые, к тому же, без родственников, можно воспользоваться соответствующим шаблоном «Дрова» в программе «Инфоклиника» и скопировать оттуда следующее: «Пациент жалобы не предъявляет. Анамнез не поясняет в силу когнитивных нарушений». И ВСЁ!!! Не надо выслушивать весь этот бред, не надо анализировать тонны выписок, работа с больным занимает меньше минуты, – и туды его в отделение.
Лола, моя идеальная помощница, дремала, сидя за рабочим столом. Я прошёл в смежное с приёмкой помещение, экстренную перевязочную, открыл окно, лёг на кушетку, подложил под голову какой-то валик, сдвинул немного в стороны респиратор и очки, чтобы можно было нормально дышать и не давило на переносицу, и задремал… и мне даже что-то успело присниться…
Говорят, человек не слышит свой храп. И я до определённого момента не верил Ирине, когда она предъявляла за мой храп, особенно после того, когда я перебарщиваю с алкоголем, и она была вынуждена уходить спать в зал… но с какого-то изменчивого часа я стал слышать свой собственный храп в момент засыпания, и, если я не успел полностью погрузиться в сон, то отчётливо слышу это «хрю-хрю». Или, когда я успеваю по-настоящему заснуть, сплю некоторое время, потом какие-то звуки прерывают мой сон, телефонный звонок, например, и при пробуждении я опять же слышу это хрюканье. В любом случае, если ты слышишь это хрюканье, значит, ты ещё (или уже) не спишь, а значит, бодрствуешь.