Доктор Разгон
Корона Суперзвезда
Глава IX, из которой читатель узнает о подробностях моей личной жизни в 2016 году
Сейчас я с лёгкой ностальгией вспоминаю подробности истории любви, в которой положительные моменты всё время переплетались с отрицательными.
Каждая история любви уникальна, но вместе с тем развивается примерно по одному и тому же сценарию. Парень с девушкой встречаются, сходят с ума друг от друга, всё вокруг перестаёт для них существовать, «и пизда отличная, и искры из жопы летят во все стороны, и гремят пушки, и сотрясаются горы, и ревёт океан», и на этой волне ребята совершают безумства, играют свадьбу, заводят детей… а потом начинаются проблемы…
За всю эту «химию» с искрами-пушками-горами-океанами отвечает ген влюблённости… химия работает два года максимум, «всегда быть рядом не могут люди», «нельзя любви пылать без конца». Потом работа, долгая упорная работа для того, чтобы сохранить семью и отношения. Дэвид Бекхэм как-то сказал в интервью, что семья и отношения – это прежде всего РАБОТА… так его потом жена отчитала по полной программе, типа, как он мог такие вещи говорить, называть любовь работой, мужлан бессердечный!
Особенностью моей истории являлось то, что периоды поменялись местами: вначале была работа, а «химия» потом пришла.
Как уже отмечалось ранее, на тот момент, когда я познакомился с Ириной, у меня было несколько происходивших почти одновременно выматывающих романов, в которых события развивались по классической схеме: сначала химия, потом осложнения оной (хорошо ещё, что обошлось без свадеб и детей). И я настолько устал от этих шизофреничек… от огромного количества токсической химии… что, когда я встретил Ирину, я подумал: вот, это как раз то, что мне надо, спокойный, вменяемый человек, воспринимающий меня таким, какой я есть, и с ним мне будет хорошо и комфортно. Хотя меня и смутил её жёсткий взгляд и такое же выражение лица во время нашего первого свидания, в тот момент, когда я наблюдал за ней, а она меня не видела. Недаром говорят: первое впечатление всегда правильное. Да, она не выглядела, как юная мечтательная дева, одержимая идеей найти своего гуру с рюкзаком за плечами и билетом в Индию в руках.
Мы встречались, и я развивал отношения с обладательницей сумасшедшего блеска в глазах и прицепа в виде двух проблемных детишек не потому, что «во мне бушевал огонь», «страсть зашкаливала», «мной овладели безумные страсти и необузданные вожделения»… а чисто делал то, что полагается делать в таких случаях. Играл, или выполнял работу, как-то так.
Кстати, примерно то же самое было у неё. Позже (что характерно, во время очередной ссоры) она рассказала, что тоже с кем-то встречалась летом 2016 года, но выбрала меня, потому что я показался ей более надёжным, она предполагала во мне какую-то высокодуховность.
Это меня покоробило. «Ты такой славный, такой хороший, такой надёжный» – это самое гнусное оскорбление, какое только можно услышать от женщины. Эти слова означают: ты заурядный чмошник, ты осёл и ничтожество. «Такой хороший» – и ВСЁ, больше никаких достоинств у тебя нет. Женщины никогда не говорят такие вещи мужчинам, при виде которых намокают, и у них дрожат колени, и они теряют сознание.
Ещё они могут сказать это педерасту, который для них как подружка.
Итак, какое-то время мы РАБОТАЛИ над нашими отношениями.
Та самая химия появилась месяца через два после нашего знакомства. Если в июле шла работа, то в сентябре нас связывали уже вполне себе сексуально наэлектризованные узы. У нас было много прекрасных моментов, у меня было такое чувство, что я забрался на гору. Я чувствовал себя победителем.
Впрочем, имели место быть моменты, которые портили настроение.
Был у Ирины пунктик – постоянно созваниваться, засылать мне миллиарды СМС, на которые обязательно надо отвечать. Как я это ненавижу! Ну мы пообщались, лично или по телефону… мне пришлось удалить WhatsApp, чтобы меня не доставали бесконечные сообщения с картинками, видосиками, приколами и прочим шлаком.
Ещё один пунктик – методичное затягивание в семью. Она стала приглашать к себе домой под предлогом «к тебе слишком далеко»… сначала мы были вдвоём в её квартире, потом стали появляться её дети… «Ой, кто-то звонит в домофон… надо же, дочь раньше со школы вернулась!» Изначально она приглашала меня в гости, например, но потом «вдруг» выяснялось, что сына не с кем оставить, её родителям надо срочно куда-то поехать… и так далее. При детях мы не занимались любовью, понятное дело. Были совместные ужины и другие совместные занятия – игра в карты, прятки, домино… Я изображал из себя хорошего дядю, которому безумно интересно возиться с чужими детьми… хотя не сознавал, зачем это делаю, опять же, ощущение, будто выполняю работу. Когда уходил от них вечером, испытывал огромное облегчение, будто после тяжёлой рабочей смены. Приезжал домой, накатывал 200–300 грамм водки и в изнеможении заваливался спать. А завтра снова на работу…
Были поездки к её дедам в другой город, мероприятия с детьми, и так далее. В сентябре 2016 года Ирина пригласила меня на 60-летие своего отца (который уже несколько лет был на пенсии), на котором присутствовали все её родственники, это были самые настоящие смотрины. У меня сложился стереотип члена семьи… вернее, мне его технично встроили в мой мозг. Поэтому события развивались так, как хотела Ирина.
Во второй половине ноября, когда мы были у меня, и лежали в кровати после того, как позанимались любовью, она сказала: "У меня к тебе вопрос…"
Я внутренне напрягся… "Да?"
После короткой паузы она продолжила:
"Ты так часто бываешь у нас, может ты совсем к нам переедешь? И я уже замучилась ездить туда-сюда, к тебе и обратно домой".
– Было бы неплохо… – промямлил я, вспоминая материнский совет: «Ира хорошая девушка… но не сходись с ней, встречайтесь на твоей территории».
После краткого предисловия: "Надо договариваться на берегу" я предупредил, что у меня есть некоторые особенности, с которыми ей придётся считаться: проблемы с алкоголем, необходимость в периодическом уединении, некая кажущаяся со стороны отстранённость, наличие родного сына, которому необходима моя поддержка.
Она со всем этим согласилась, а когда я спросил, нет ли каких-либо особенностей у неё, она скромно промолчала.
Первое, что меня смутило после переезда к ним, это их отношения между собой. Они постоянно ссорились друг с другом, ссоры сопровождались криками и жуткой руганью. Среди моих знакомых и родственников люди говорили друг другу такие слова один раз, после чего расставались навсегда. а здесь это было нормой жизни. Что характерно, до моего к ним переезда, когда я бывал у них в гостях, такого не было.
Дети оказались до крайней степени избалованными матерью и её родителями, которые жили в частном секторе в шаговой доступности и целыми днями только и делали, что обслуживали внуков.
Особенно выделялся сын Дима. Вся семейная жизнь была заточена на выполнении его прихотей. Он присутствовал сразу во всех трёх комнатах квартиры и на кухне, везде были включены телевизоры, радио и компьютеры, одновременно он играл в игры на материнском телефоне и всеми командовал: подай то, сделай это, и так далее.
Для меня хуже всего было то, что Ирина почти каждую ночь с ним спала. Она укладывала его спать, засыпала сама, и оставалась с ним до утра. За всё время нашего совместного проживания я так и не отучил её от этого. Она обещала: прекращу после Нового года… после его очередного дня рождения… и так далее. Никакие уговоры не помогали, что спать со взрослым пацаном – патология, Эдипов комплекс, повзрослеет женится на бабе много старше него, и так далее. Такой дикости я больше нигде не видел, чтобы мать проводила ночь в постели с ребёнком старше трёх лет.
Даже если она укладывала его спать, а потом приходила в спальню ко мне, он просыпался, кричал, порой врываясь к нам, и она снова шла к нему, после чего уже не возвращалась. И если это не делал он, делала его сестра Яна. Тоже любительница звать маму по ночам.
Интима стало меньше, чем до переезда. Что мне оставалось делать?! Ну, про злоупотребление алкоголем я уже упомянул.
В состояние крайней растерянности меня ввергло то обстоятельство, что в моём новом жилище у меня не было своего места. В почти 90-метровой трёшке для меня не нашлось даже скромного угла!
В небольшой спаленке большую часть пространства занимала кровать, ещё там было 2 тумбочки и шкаф. Больше там ничего не помещалось.
Детскую комнату (метров 20) занимали, понятно дело, дети.
В самой большой комнате, в 30-метровом зале, была стенка-горка, диван, и обеденный стол с шестью стульями.
Была ещё просторная лоджия, но там царил бардак, это было просто помещение для ненужного хлама.
И когда я приходил домой с работы, я просто не знал, куда себя девать. Единственным вариантом было сидеть с ноутбуком в зале за столом. Но заниматься своими делами не было никакой возможности, так как там постоянно работал телевизор. Уже было отмечено, что мелкий занимал собой всё пространство, он не мог просто находиться в своей комнате и играть. Он перемещался по периметру, и везде у него были включены телевизоры-компьютеры-стереосистемы.
Тут необходимо отметить, что ничто так сильно не раздражает меня, как телевизор и радио. Уже не помню, когда последний раз добровольно смотрел ящик. Можете представить, какой я испытывал дискомфорт!
Манера восприятия изображений и звуков детьми сильно изменилась за последние 40 лет. В моём детстве мы смотрели мультфильмы и фильмы, слушали музыку, и мы запоминали всё, что видели и слышали. Если мы смотрели мультфильмы и фильмы, или слушали музыку, то мы смотрели мультфильмы и фильмы, и мы слушали музыку. Мы следили за сюжетом, и, если вдруг возникал форс-мажор, и надо было хоть на минуту прервать просмотр, это была катастрофа. Мы собирались компанией, включали кассетный магнитофон и слушали концерт какой-нибудь группы, просто сидели молча и слушали – целых 45 минут сидели, не отвлекаясь ни на что!
Сейчас всё по-другому. Эти малолетки носятся по квартире и одновременно смотрят несколько фильмов, слушают несколько радиостанций, играют в несколько компьютерных игр. Если малолетку остановить и спросить по поводу минуту назад увиденного в мультике, типа: «Что там Губка Боб? Он постирал свои квадратные штаны?», он не сможет ничего ответить. Он не помнит, что видел минуту назад, информация в его мозгу хранится долю секунды, а может, не хранится вообще. Возможно, опция «хранение информации» выключена в его мозгу, а возможно, мозга нет и вовсе.
Но, несмотря на то, что ценность получаемой ими информации для них равна нулю, для них будет катастрофой, если выключить хотя бы один прибор, например, телевизор.
«Ты выключил Губку Боба!!! А-а-а-а!!! Мама!!!»
Поначалу я, в соответствии с условиями, озвученными мной перед переездом, частенько уединялся в своей квартире, особенно после дежурств. Но постепенно Ирина мои уединения прекратила. Она стала меня обвинять в том, что я не сдаю свою квартиру, потому что не уверен, останусь ли с ней жить.
Если бы мы встречались так же, как с теми девушками, Ольгой, Оксаной, Алиной, и ещё одной Ольгой, только на моей территории, без знакомства с родственниками и детьми, без участия в семейных мероприятиях, то, скорее всего, расстались при каких-либо проявлениях характера. Ну, как это обычно бывает – я хочу то, она хочет это, всякие разногласия, никто не желает уступить, бац, и перестали встречаться.
Другое дело, когда ты уже член семьи. Тебе доверяют её родители, бабушка и дедушка, на тебя с обожанием смотрят её дети. Неудобно уйти просто потому, что тебя не устраивает отсутствие личного кабинета в её квартире, или другие бытовые «мелочи». Это уже получается как предательство. Как же так, ведь тебе доверяли, с обожанием на тебя смотрели, а ты, такой урод…
Да, ключевое слово «неудобно». Абсолютно новое для меня слово. Я сам себя не узнавал, никогда не испытывал рефлексий, откуда только у меня появились эти интеллигентские штучки!?
Без гипноза не обошлось, 100 %. Сейчас, анализируя события, не могу не признать, что действовал не совсем по своей воле. Ибо, как, в здравом уме, можно было действовать в ущерб своим интересам?!
Глава X, в которой описывается моё первое дежурство в нашей инфекционной больнице
Принимать ковидных пациентов мы начали 7 мая 2020 г. На эту дату в городе-миллионнике официально было зарегистрировано 711 ковид-инфицированных, 12 умерших.
Изначально планировалось, что все поступающие к нам пациенты должны иметь результаты компьютерной томограммы органов грудной клетки. И, если «скорая помощь» везёт нам пациента с подтверждённым Ковид-19, то по пути должна выполнить это исследование в специально закрепленной для этого больнице. Но, уже 9-го мая этот порядок изменился, руководство комитета здравоохранения распорядилось госпитализировать всех, а потом, по показаниям, возить пациентов на томограмму из нашего стационара.
Я пришёл на первое своё дежурство в 8–00 9-го мая. В стационаре уже находилось 35 пациентов. Примерно в 8–30 позвонил охранник и сказал, что на территорию заехала «скорая помощь». Медсестра, санитарка, и я проследовали по чистой лестнице на 3-й этаж, в санпропускнике облачились в защитные костюмы и вышли в грязную зону, через 3-й этаж прошли к лифту и спустились на 1-й этаж. Санитарка открыла ключом дверь и запустила фельдшера «скорой» с пациентом. Им оказался 35-летний парень откуда-то с района, с ЦРБ, где он лечил пневмонию, ему сделали тест на ковид, оказавшийся положительным.
Пульсоксиметрию и термометрию пациенту сделали без проблем. Со взятием крови из вены вышла незадача, у медсестры запотели защитные очки. Кроме того, со своей близорукостью ей было плохо видно. В обычной жизни она носит диоптрийные очки, но она не смогла их одеть под очки защитные.
Всё-таки, кровь она взяла… но не смогла наладить ЭКГ-аппарат… провода оказались запутаны, электроды рассыпаны. В прежние времена ЭКГ приходила делать специальная медсестра, которая, кроме этого, ничего не умеет делать. Моя медсестра может всё, просто в защитном костюме некоторые вещи делать сложно.
Я распутал провода и прикрепил электроды. Один упал, я наклонился, чтобы его поднять… и тут у меня с треском порвался защитный костюм на спине. Вот оно, одноразовое дерьмо за 5000 рублей. Заметив это, санитарка заклеила дыру скотчем.
Какое-то время мы провозились с наложением электродов… больших трудов стоило рассмотреть полустёртые надписи «левая рука», «правая рука», «левая нога», «правая нога», цифры на электродах-липучках… и включением винтажного ЭКГ-аппарата. Не сразу, но всё-таки он заработал. Медсестра хотела сделать ЭКГ на вдохе, как того требует врач функциональной диагностики, описывающий ЭКГ, но тут позвонил охранник и сообщил, что на территорию заехала ещё одна «скорая», и она это дело оставила. Я её поддержал: «Если доктору надо на вдохе, пускай сам и делает!»
Опросив пациента, я стал заниматься вновь прибывшими. Привезли сразу троих. Санитарка повела первого пациента в отделение. Мы с медсестрой сосредоточились на заполнении документации. Я диктовал ей паспортные данные и номера полисов пациентов, она заносила их в инфоклинику. Все документы сканировались и сохранялись в отдельную папку на сервере, и сотрудники чистой зоны могли всё это видеть.
Кровь она у одного новенького взяла, стала пытаться сделать ЭКГ, – вышел затык… и я ей сказал: «Ладно, у нас осталось полтора метра плёнки от предыдущего клиента, давай оттуда отрежем 50 см и вложим в историю болезни этого нового».
Собственно, обычная рутина. Так делают и с кровью, и с мочой… когда некогда. Мы оформили всех троих, и я позвонил по местному телефону в чистую зону и передал полученную от пациентов информацию: жалобы, анамнез, данные исследований. Мобильные брать с собой в грязную зону было запрещено.
Едва я положил трубку, прибыла ещё одна «скорая»… потом ещё одна… Клиентов завозили пачками по 3–5 штук, до часу дня мы крутились, как белка в колесе. Очередному прибывшему сделали несколько метров ЭКГ, от которого потом нарезали сколько нужно всем остальным.
Дополнительные тормоза создавали фельдшера «скорых», которые не брали эпид-номера на больных (это регистрация в СЭС каждого выявленного инфекционного больного; нужно туда звонить, сообщать данные на пациента, диагноз и код по МКБ-10, время и место заболевания, после получения всех этих данных оператор выдаёт эпид-номер, его надо заносить в специальные журналы, если вы не взяли его, или взяли с опозданием, у медучреждения будут проблемы). Если «скорая» доставляет инфекционного больного в больницу, этот больной должен иметь эпид-номер. Получить его должен тот врач, который направляет больного в стационар, либо это делает фельдшер «скорой».
Так вот, в общем потоке «скорых» были отдельные умники-фельдшера, считавшие, что брать эпид-номер это наша обязанность.
На каких-то фельдшеров мои окрики и наезды подействовали, и они сами звонили в СЭС и получали эпид-номера, на кого-то нет, и пришлось звонить на подстанции и жаловаться. И тогда приходилось звонить самому получать эпид-номер, тратить драгоценное время. Когда весь в поту, и ничего не видно сквозь запотевшие очки, куда-то звонить и что-то диктовать по телефону очень неудобно.
В какой-то момент скотч на моей спине при движении оторвался и стал болтаться во все стороны. Как известно, если что-то не получается починить скотчем, надо чинить большим количеством скотча… что и сделала санитарка, многократно обмотав им моё туловище.
Изначально мы договорились, что работаем в грязной зоне посменно по 4 часа. К половине первого, соответственно, наша смена заканчивалась, мы позвонили в чистую зону и позвали другую смену. Примерно в час дня мы сменились. Переодевшись в санпропускнике первого этажа, вернулись в чистую зону.
Там я сразу переоделся в уличную одежду и поторопился на выход. Несколько минут прогулочным шагом, и я в своём офисе. Там я спокойно пообедал, выпил 200 грамм водки, и примерно к 16–00 вернулся в больницу.
Наши сменщики уже покинули грязную зону, хотя, по плану, должны были оставаться там до 17–00, даже если новых поступлений нет. И вот в 16–30 звонок охранника – новая «скорая». Мне с моими помощниками пришлось идти переодеваться.
В 17–00 мы оказались в приёмке. Нас ждал сюрприз: медсестра с прошлой смены сломала сканер и ЭКГ-аппарат… Положительный момент – нам не надо делать ЭКГ))) Отрицательный – мы не могли сканировать документы, соответственно, врачи в чистой зоне не могли увидеть все выписки пациентов. Пришлось их копировать, часть документов отправлялось с историей болезни в отделение, часть оставалось в приёмном отделении. Документы из грязной зоны никоим образом не должны были переходить в чистую.
Мне это добавило работы изрядно, пришлось надиктовывать все данные по пациентам по внутреннему телефону докторам в чистую зону. Врачи во время обхода в отделении могли бы и сами заглянуть в историю болезни, но некоторая информация нужна сразу, поэтому пришлось штудировать все выписки.
В 21–00 мы сменились.
В час ночи мы должны были заступить на новую смену, но, нам повезло, новых поступлений не было.
Итого, информация на 8 утра 10 мая. За сутки поступило 44 пациента, соответственно, их стало в больнице 79. Из них ковид-подтверждённых 73.
Практически все – абсолютно здоровые вахтовики с Якутии и ЯНАО (там была вспышка заболеваемости коронавирусной инфекцией и образовалась группа контактных в количестве 2000 человек, большинство которых жители Красноярского края). Их, как контактных с коронавирусными пациентами, сначала держали в обсервации, там они наблюдались неделю-две, ждали анализы, потом с подтверждёнными тестами на КОВИД-19 и результатами КТ (ни у кого пневмонии нет, всё чисто), раскидали по всей стране, в том числе к нам – около 200 человек.
Эти ребята все без исключения не желали госпитализироваться, некоторые вели себя агрессивно, отказались от сдачи анализов и предупредили, что не будут принимать лечение, мол, «нечего нас травить химией». С некоторыми хоть проводили разъяснительные работы до нас, они вели себя спокойно, а один взорвался: «Начиная с Якутии, меня таскают по всей стране уже месяц, берут анализы, результаты я не знаю, никто ничего мне не объясняет! Я ничем не болею, я хочу домой!!!»
Была одна девушка, наша городская, она позвала педиатра на дом по поводу ребёнка, за каким-то чёртом у неё взяли анализ, оказался ковид-положительным, и её под белы ручки доставили нам. Она была в истерике, думала, что привезут в больницу провести обследование, исключить коронавирус, и сразу отпустят домой, а тут вон оно что – госпитализация, к которой она вообще не готова.
Неспокойно вёл себя и пациент с пневмонией и положительным тестом, тоже порывался уйти, «меня ничего не беспокоит, я хочу домой!».
Ещё один вахтовик обвинил нас в том, что мы на нём наживаемся. Мы подтвердили, что действительно на нём наживаются, и разъяснили, что наживаемся не мы, просто нашими руками…
Итак, всем недовольным объяснили, что, в принципе, они могут уйти, насильно держать мы их не будем, дверь открыта, охранников у нас нет… но мы будем обязаны сообщить куда следует, и потом у них возникнут проблемы. Их насильно через суд вернут в больницу, и кто его знает, как на это отреагирует работодатель.
Они это восприняли адекватно, поскольку все работали в Газпроме, больничный у них оплачиваемый (единственный вопрос, который они задавали при госпитализации – насчёт больничного).
Чтобы не было восстания, им разрешили «аккуратно курить в окно» и принимать передачки (понятно, что чаще всего в праздники будут передавать).
Были две пневмонии со специфическими КТ-изменениями, пациенты с минимальными жалобами. Плюс один давно уже лежачий дед из районной больницы, сам по себе тяжёлый, у которого, к радости лечащего врача ЦРБ, подтвердился ковид, в связи с чем груз-200 пульнули к нам. И ещё одна такая же бабка (кстати она «с подозрением», ковид не подтверждённая, под шумок её нам закинули… ну думаю, пару дней с вахтовиками, и ковид подтвердится).
Где-то в комитетских приказах мелькали указания госпитализировать всех ковид-положительных, симптомных и бессимптомных, но, вообще-то в официальных методических указаниях чётко прописано, что бессимптомники и пациенты с лёгкой формой заболевания могут лечиться амбулаторно.
Как это разъясняют многоумные эксперты, любой бессимптомник и нетяжёлый пациент в любую минуту может захужеть и через час умереть, поэтому надо всех подряд класть в стационар. И нужен карантин, потому что эти бессимптомные перезаражают всех, будет вспышка, и тогда на всех не хватит аппаратов ИВЛ.
Я скажу так: эти вспышки в больницах и без вашего коронавируса каждый божий день случаются, и каждый божий день реанимации переполнены, и кому-то не хватает ИВЛ, и от этого люди умирают. Они опомнились, что в больницах не хватает реанимационных коек и не хватает ИВЛ.
Нам говорят: проблема в том, что выявляется всё больше и больше ковид-инфицированных, которые заболели по причине несознательности не соблюдающих карантин… А может, проблема в том, что вы делаете так много дорогостоящих и сомнительных тестов??!!! Вы лучше сэкономьте деньги налогоплательщиков, глядишь, и прирост ковид-положительных уменьшится!
Парадокс – раньше «скорая помощь» гарантировала всем, кто её вызывает, что их госпитализируют… а в больницах пациентов ждал облом… А сейчас наоборот: «скорая» везёт «на обследование» в больницу человека, не желающего госпитализироваться, и в больнице его ждёт облом: его принуждают к госпитализации.
Я ничего не могу сказать по поводу опасности или безобидности макаронавируса; могу сказать то, что в равной степени никто вообще ничего толком не может сказать. Специалисты пишут: «больше вопросов, чем ответов». Ну, есть сейчас очень много тяжёлых пациентов с пневмонией, слышу об этом от коллег с других больниц, это имеет место быть затянувшаяся традиционная весенняя вспышка. Каких возбудителей обнаруживают – много чего, есть и КОВИД-19, но в процентном соотношении к другим возбудителям его мизер. Непонятно, почему столько шума именно из-за него. Видимо, счастливый лотерейный билет вирусу КОВИД-19 выпал.
