Классическая новогодняя жертва. Уж вроде по многу раз сказано-пересказано, что поджигать фейерверк нужно вытянутой рукой, не наклоняясь над ним. Сразу после этого – отбежать на безопасное расстояние. Если он не сработал, то подходить к нему можно не ранее, чем через пять минут. Не так давно об этом по телевидению говорилось. Да даже если человек с этими правилами и не знаком, то их должен подсказать хотя бы инстинкт самосохранения. А уж додуматься поджигать фейерверк в руках, способен лишь потенциальный кандидат на Дарвиновскую премию.
Конечно же, не стал я никаких нотаций читать. Неуместно это, да и попросту глупо в сложившейся ситуации.
Ну все, наконец-то, обед разрешили. На кухне, подперев голову, сидела фельдшер Арина Меньшова. Грустно-задумчивым взором она смотрела в пространство, по всей видимости, думая о чем-то печальном.
– Что случилось, Ариш? О чем грустишь?
– Да ну, Юрий Иваныч… На вызове я сидела, в планшет все записывала. Ведь я же одна работаю, мне помогать некому. А эти идиоты, муж с женой, решили, что я в интернете ищу, как лечить. Ну и скандал закатили. Сказали, что я тупая совсем. Ну, не так, конечно, но смысл тот же. Кричали, что и диплом у меня купленный. Старшему врачу позвонили, он пытался им объяснить, а они его даже слушать не стали. Угрожали, что везде нажалуются, вплоть до министерства…
– Н-да… Дураков все больше и больше становится… А тебе переживать не о чем, ничего предосудительного ты не делала. Пусть жалуются куда хотят.
– Так-то оно так, но больше не хочу я в медицине работать. Все желание пропало. Лучше уж сидеть где-нибудь в офисе за компьютером и ни за кого не отвечать.
– Погоди, погоди, Ариш, не горячись. Не руби с плеча, не надо. Вот отдохнешь, успокоишься и все нормально будет. Все пройдет.
– Нет, Юрий Иваныч, не пройдет. Я окончательно решила. За эти дни поищу вакансии, поговорю кое с кем. А уж после каникул уйду на фиг отсюда. Да и вообще из медицины. Хватит, наработалась…
Рассиживаться и разлеживаться не дали. Через сорок пять минут прислали вызов. И опять дежурство на пожаре в многоэтажном доме.
Во дворе стояли два пожарных автомобиля.
Однако признаков горения не наблюдалось, рукавная линия не проложена, внешне все спокойно, безо всякой суеты. Из подъезда вышли трое взахлеб хохочущих пожарных.
– О, у вас шестерка на машине! Вы шестая бригада, что ли? – поинтересовался один из них.
– Да, – говорю, – шестая.
– Ну тогда вы очень кстати приехали, прям, как знали! Там вас клиент дожидается в тридцать седьмой квартире, вместе с участковым. Идите быстрей, а то соседи его сейчас порвут, как тузик грелку!
– А что там было-то?
– Чайник на плите сгорел. Он в нем помидоры жарил.
– Это как так?
– А вот у него и поинтересуетесь.
– Обязательно, я ведь тоже так хочу.
На четвертом этаже было людно, шумно и нервозно. Вновь стихийный митинг. Но на этот раз люди настроены более зло и решительно.
– Если вы его сейчас не заберете, мы ему самосуд устроим! – сурово сказала высокая, плотная женщина. – Выгоним на улицу, пусть замерзает нахрен!
– Ну, знаете ли, это уже перебор! – сказал я. – Давайте будем людьми-то!
И тут же раздался возмущенный гвалт.
– А он сам-то человек, что ли?! Он свою мать убил в тринадцатом году, его на принудительное лечение отправили, лет пять он там пробыл!
– Вы бы хоть спросили, чего он здесь творит? Вон, почитайте, что на стене написано! – и люди расступились, чтобы мы смогли прочитать письмена, сделанные черным маркером на салатного цвета краске.
«Бутте ви все проклеты сволачи будит у вас у всех рак да будит так аминь».
– Двери нам испакостил, то и дело г…м пачкает! Каждый раз обзывает по-всякому, угрожает! Да ладно нам, он и на детей может напасть! Он же весь подъезд держит в страхе! Это надо же так, психически больной живет один, и никому никакого дела нет!
– Все, мы все поняли, сейчас разберемся.
В двухкомнатной квартире был, мягко говоря, беспорядок. Входная дверь и зеркало в прихожей увешаны кусочками туалетной бумаги. Нет, не использованной, а с нарисованными крестами. Отвратная вонь, по всей видимости, теми самыми жареными помидорами. Больной, высокий мужчина лет пятидесяти с одутловатым лицом, о чем-то нервно спорил с полицейским.
– Здравствуйте! Меня сегодня работать заставили. Сижу я у себя на участковом пункте, никого не трогаю, и вдруг смотрю, пожарные подъехали. Вот я и пришел, – сказал немолодой майор. – Оказалось, что Илья Василич сделал всем подарок. Что-то он совсем расчудился.
– Нет, а как я расчудился? Что значит «расчудился»? Долго ли вы меня гнобить-то будете, а? – возмутился больной.
– Ну, например, помидоры жарили в чайнике, все сожгли, провоняли, соседям пришлось пожарных вызывать, – ответил участковый.
– И что дальше? Что в этом такого-то? Я у себя дома нахожусь, что хочу, то и делаю! Кого это <волнует>? – не отступал больной. – Кто вам дал право ко мне врываться?
– А с кем вы живете? – поинтересовался я.
– С родителями живу. С мамой и папой.
– Папа у него умер давно, а маму Илья Василич собственноручно жизни лишил, – пояснил участковый.
– Чего-о-о?! Вы чего это на меня наговариваете-то?! Вам грех будет! Я вас прокляну во веки веков, да будет так, аминь! – вскинулся больной.
– Илья Василич, а соседей вы за что проклинаете? – поинтересовался я.
– Как за что?! Они мне болезнь делают через стены, пол и потолок! И через кран тоже! Они мне мысли плохие вставляют! У меня все болит из-за них! Пусть спасибо скажут, что я их вообще не поубивал!
– А зачем вы бумажек с крестами понаклеили?
– Как зачем? А как мне тогда защищаться-то?
– Все понятно. Поедем, Илья Василич, в больницу.
– Да вы чего, совсем, что ли, обалдели?! Мне сегодня к теще надо, снег расчищать.
– И откуда же у вас взялась теща? Вы женаты?
– При чем тут женат? Теща – это мамина двоюродная сестра тетя Лида.
– Вот теперь понял, спасибо, что разъяснили. Но в больницу поедем обязательно.
– В какую больницу, вы чего?! Никуда я не поеду! Чего мне там делать? Вас соседи, что ли, подговорили?
– Илья Василич, давайте так. Мы имеем право госпитализировать вас принудительно. То есть, полицейские наденут наручники, и привезем мы вас в больницу под конвоем. Но в этом случае вы будете лечиться минимум полгода. Раньше ни-ни. А вот если вы поедете с нами добровольно, то пролежите примерно месяца два. Понимаете разницу?
– Так значит, всего два месяца?
– Примерно так. Ну, может, три. Но согласитесь, это же лучше, чем полгода? Правильно?
– Ладно, поехали. Но вам все равно грех будет!
В общем, согласился болезный на добровольную госпитализацию, что и подтвердил своей драгоценной подписью. Ну а мы заработали очередной грех. Ладно, что уж там, как говорится, не согрешишь – не покаешься.
Прилично мы на этом вызове проволынились. Пока беседовали и уговаривали, пока ждали, когда Илья Василич документы свои найдет и соберется, потом в приемнике долго пробыли, на все около двух часов ушло.
Все отписал, освободился. Теперь поедем на боль в груди к женщине пятидесяти двух лет.
Двухэтажный загородный коттедж за высоченным забором. Иллюминация в окнах.
В прихожей нас встретили аж пятеро празднично одетых дамочек с уложенными волосами.
– Сколько можно вас ждать-то? Ведь сорок минут назад вызвала! – скандальным голосом высказалась одна из них, в полосатой кофточке, видимо, хозяйка. – Так, бахилы надевайте, иначе вы мне тут все обшлепаете! Пойдемте за мной! Привела она нас в просторную спальню с огромной, массивной кроватью.
– Что случилось? Что вас беспокоит?
– У меня был сердечный приступ. Вот здесь, в левой стороне, вдруг ка-а-ак пронзило! Даже вдохнуть не могла!
– А сейчас болит?
– Нет, ничего не болит.
– Хорошо, сейчас ЭКГ посмотрим.
Как и ожидалось, на кардиограмме ничего страшного не было, ритм синусовый, с частотой 72 уд/мин. Давление 130/80 мм.
– Татьяна Витальевна, на данный момент все у вас в порядке. Это не сердце болело, а была межреберная невралгия.
– Какая невралгия?! Боль-то была в левой стороне, там, где сердце!
– Кардиограмма нормальная. Болело у вас не сердце, а межреберный нерв.
– Так вы что, меня вообще без помощи оставите?!
– А какую помощь вы хотите? На данный момент ничего «скоропомощного» у вас нет.
– Ну-ну, все с вами ясно! Торопитесь Новый Год отмечать, что ли? «Трубы горят» и выпить охота?
– Татьяна Витальевна, я вам все объяснил. До свидания, уважаемая! С Новым Годом вас!
– Нет, а почему вы мне так отвечаете-то?! Я за что налоги плачу?! Вас, таких горе-врачей, надо с работы выгонять! Я на вас в суд подам! У меня свидетели есть!
– Не нужно расстраиваться. Все будет хорошо, и мы поженимся, а дочку Таней назовем!
– Что-о-о?! Вы смотрите, хамло какое, а?! До седых волос дожил, а такие вещи говоришь женщине! Ну-ка давайте, уматывайте отсюда, пока я полицию не вызвала! – исполнила она заключительную арию.
– Кошмар! Кошмар какой! Ужас! Да это что такое?! Как не стыдно?! – вторил ей хор подружек.
– И вам всего хорошего!
Хм, такое чувство, что скорую она вызвала, уже заранее запланировав скандал. Ну да, есть такой тип людей, которые жить не могут без того, чтобы не выплеснуть негатив на окружающих. Видать, удовольствие получают.
Вот и еще вызовок, надеюсь, что последний: травма лица у женщины сорока трех лет. Ну что ж, поедем, посмотрим.
На лестничной площадке, нас встретил весьма поддатый мужчина средних лет.
– Командир, тут такое дело… В общем, Гоша Надьке по морде надавал. Понял, да? Мы гулять ходили, и он ее на улице к кому-то приревновал. Теперь у нее вся рожа разбита! Понял, да? А он убежал, <гомосексуалист>!
Неопрятная, основательно прокуренная двухкомнатная квартира. На табуретке – корявая и кривобокая искусственная елка. Стол с остатками закусок, под которым стыдливо спрятались три пустых водочных бутылки. Виновница торжества сидела на диване. Все ее лицо представляло собой одну сплошную гематому. Напротив нее стояла женщина, на чем свет стоит, честившая неведомого Гошу и насылавшая на него нецензурные проклятия.
– Надюх, не прощай его, козлину! Пиши на него заяву! Я тебе говорю, давай ментов вызовем, ну ты че, а?!
– Да ну на фиг, Катюх, я пацанам скажу, они его ващ-щ-ще изувечат! – прошепелявила разбитыми губами пострадавшая.
Так и пришлось моим парням Надюху под руки водить, ведь глаза-то у нее закрылись полностью. В стационаре диагностировали у бедолаги перелом скуловой кости, костей носа и закрытую черепно-мозговую травму – сотрясение головного мозга.
Вот и закончилась моя полставочная сменка, как и положено в последнее время, с приличной переработкой. Хотя, повезло мне, что как раз бригада в соседний с моим дом ехала, и захватили они меня.
А на следующий день, пришли к нам в гости наши дачные соседи Федор с супругой своей Евгенией Васильевной. Оба на удивление трезвенькие, прилично одетые, со светлыми, добрыми лицами. Посидели, песенок приличных попели, поговорили душевно. Так что, вопреки обыкновению, все хорошо закончилось безо всяких безобразий. А Федор, кстати сказать, вновь в медицину вернулся. Теперь в областной больнице работает. Сантехником.
Все фамилии, имена, отчества изменены.
Основательно я сегодня заморозился, пока на остановке стоял. А народищу в автобусе, аж не протолкнуться! Все как один с хмурыми, суровыми лицами. Да и понятно, ведь не на праздник, а на работу люди едут. Да еще и кондуктор, дама весьма дородная, взад-вперед шляется, отнюдь не добавляя положительных эмоций.
Врачебно-фельдшерскую конференцию объявили. Народа маловато, сидим только мы, несколько завсегдатаев с тысячелетним стажем. А молодые специалисты, видать, всезнайками себя считают, не желают ни хороший опыт перенимать, ни на чужих ошибках учиться.
Как и всегда, вначале выслушали доклад старшего врача предыдущей смены. Ну а дальше подключился главный врач.
– Надежда Юрьевна! – обратился он к начмеду. – Давайте что-то делать с посещаемостью конференций. Согласитесь, что это, мягко говоря, неправильно, когда присутствуют полтора человека. Коллеги, в ваших должностных инструкциях четко прописано, что вы все обязаны посещать конференции. А освобождаются только те, кто находятся на вызовах.
– Так ведь это не нам надо говорить, а отсутствующим! – резонно заметил врач Казанцев.
– Обязательно скажем. В виде дисциплинарных взысканий, – ответил главный.
– Коллеги! – обратилась к нам Надежда Юрьевна. – Напоминаю, что если вы выставляете алкогольное опьянение, то будьте так добры, расписывайте его, как положено! Ведь ничего же сложного нет! Опьянение нужно обосновать, а не просто отметку сделать. Вы сами все прекрасно знаете, что ваши карточки могут быть доказательствами в судах.
– У меня есть пара объявлений, – сказал главный фельдшер Андрей Ильич. – Во-первых, бригады опять стали бросать без присмотра укладки. А это говорит о том, что люди уходят с работы раньше времени. Ведь есть же правило, что укладки передаем сменщикам из рук в руки. Если сменщика нет, то сдаем их на пункт за пять минут до окончания смены.
– Андрей Ильич! – не выдержал я. – Мы, здесь присутствующие, все это прекрасно знаем и такого себе никогда не позволяем. Нам-то какой смысл об этом говорить?
– Ну, знаете ли, Юрий Иваныч, иногда не грех и напомнить!
«Да, Андрюша, время над тобой не властно. Как был ты занудой, так им и остаешься…» – подумал я.
– Во-вторых, сегодня – поверка тонометров. Поэтому все бригады сегодня будут ненадолго запускать на Центр. Быстренько подходите, поверяете и сразу уезжаете.
– Так, коллеги, еще вопросы есть? Тогда всем спасибо! – подвел итог главный.
В 08:00 всех моментально разогнали, оставив только нас, скучать в «телевизионке».
В начале десятого и нам вызовок прилетел. Поедем на психоз к сорокалетнему больному.
В прихожей нас встретил прилично одетый молодой человек с обеспокоенным лицом.
– Слава у меня работает в гончарном цехе, – сказал он. – Он мне утром позвонил и сказал, что на работу не выйдет, потому что у него в квартире удав завелся. Ты, говорит, приезжай и сам увидишь! Ну вот, я и приехал. А тут…
– О, здравствуйте! А вы кто, скорая, что ли? – удивленно спросил вышедший из комнаты небритый мужчина в спортивном костюме, глядя на нас лихорадочно блестящими глазами.
– Да, скорая. Пойдемте в комнату, там пообщаемся.
– Пойдемте, конечно… А вы хоть скажите, кто вас вызвал-то? Вась, это ты, что ли?
– Да, я, – ответил он.
– А на хрена? Вась, да ты чего, совсем, что ли, с дуба рухнул?
– Так, Слава, давай не будем разборки устраивать. Ты лучше расскажи, что у тебя случилось? – перевел я диалог в более конструктивное русло.
– Мне, конечно, не скорая, а мчсники нужны… Ну ладно, расскажу и вам. Давайте я по порядку начну. Вчера мне кто-то подкинул трех попугаев. Вон, видите, какие красавцы? Они, наверно, стоят немерено! И главное, не улетают, не боятся! А вечером хомяки появились. Много, даже не сосчитаешь! Прямо прорва! А ведь они же грызуны – и одежду, и провода попортят! И главное, не поймаешь их никак, сразу разбегаются и прячутся. Но это еще ерунда. Ну а сегодня, до кучи, еще и удав завелся! Он на кухне лежит, идите, посмотрите, если не верите!
– А давно ли ты выпивал последний раз?
– Нет, а при чем тут выпивка-то? Я два дня уже вообще не пью! Вообще ни капли не выпил!
– А до этого?
– Ну, это… Дней десять, наверное.
К нашей беседе подключился Василий.
– Вот давайте честно, как на духу. Слава – запойный. У него строго, как по графику, критические дни минимум на неделю. Он настоящий талантище, но пьет, зараза! Сколько раз я ему закодироваться предлагал, и деньги я бы сам заплатил! Но нет, ни в какую! Я, говорит, сам брошу, когда захочу. Но вот никак не бросает, почему-то.
– Вась, да ты чего? У меня что, «белка», что ли?! – изумленно спросил Вячеслав. – Я же второй день вообще ни капли не выпил!
– Ну а сам-то ты как думаешь? Твой домашний зоопарк видишь только ты один, – ответил я.
– Да япона мама, ну как же так-то? Ну, я же трезвый! – в отчаянии воскликнул он, доставая дрожащей рукой сигарету.
– Слава, алкогольный делирий, он же «белая горячка», всегда возникает после обрыва запоя, – объяснил я. – Так что не тешь себя иллюзиями.
– Ну, так вот же, попугаи-то сидят! Вот, на спинке дивана, посмотрите как следует! – не сдавался Вячеслав. – Ну а потом, Вась, ты же сам знаешь, что я, даже выпивши, нормально работаю!
– Не, не, не, Слава! Вот это больше не прокатит! Забудь! Короче, если ты и в этот раз не закодируешься, то ищи себе другую работу. Все, хватит! – категорично ответил Василий.
– Ладно, все, я все понял. Поехали, – наконец-то созрел Вячеслав и тут же, резко встав на четвереньки, стал ловить на полу кого-то невидимого. – Ну, ты смотри, а?! Опять набежали! Да это что такое-то?! Ведь никогда такого не видел! Вы видели, да, как они разбегаются?
По дороге в наркологию он показывал моим фельдшерам хомяков, бегающих по салону машины.
А на прощание Вячеслав нас озабоченно предупредил:
– Мужики, вы дверь в салон откройте и повыгоняйте этих зараз! Иначе они вам там все погрызут!
– А зачем выгонять-то? – говорю. – Мы их переловим и продавать будем. Неплохой бизнес замутим!
К сожалению, Василий напрасно уповал на «кодирование» своего работника. Ведь у того не было искреннего настроя на трезвость. А без этого любая «кодировка» будет абсолютно бессмысленной.
Вот и следующий вызов: боль в груди у мужчины пятидесяти четырех лет. Терпеть не могу такие вызовы. Мало того, что для нас они непрофильные, так еще и всякими бяками чреваты. Но ничего не поделаешь, спорить нельзя. Ведь главный в свое время уже высказал, что я излишне привередливым стал, вызовы, как блюда в ресторане, выбираю. Вот теперь и исполняется его воля – на все подряд ездим.
Дверь нам открыл сам больной, лысоватый мужчина с бледным лицом.
– Что-то у меня сердечко прихватило. Ноет и ноет вот здесь, – морщась, показал он в область грудины.
– Давно болит?
– Да уж часа два, наверное. Думал, пройдет, а оно даже и не думает.
– У вас первый раз такое?
– Да нет, не первый. Раньше тоже, бывало, побаливало, но отпускало быстро.
– Куда-то обращались?
– Нет, никуда. Это ведь только начни, и будешь по врачам, как на работу ходить!
Фельдшер Толик отдал мне кардиограмму со словами:
– Иваныч, там полная блокада левой ноги!
– Н-да, и это не есть гуд.
И тут больной возмутился:
– Ерунда какая-то! Причем здесь левая нога? У меня с ногами вообще никаких проблем не было!
– Александр Алексеич, это не то, что вы подумали. Левой ногой мы называем левую ножку пучка Гиса, который в сердце находится. Это означает, что электрические импульсы к сердечной мышце проводятся плохо. А что самое-то нехорошее, за этой блокадой часто инфаркты прячутся.
– Так у меня что, инфаркт, что ли?
– Точно в кардиодиспансере установят.
– А вы меня повезете, что ли?!
– Да, разумеется. И это даже не обсуждается!
– Вот блин! Ну надо же, как невовремя! Мне завтра надо жену встречать на вокзале. А может вы мне просто сделаете обезболивающее?
– Обезболим мы вас обязательно, но в больницу ехать все равно придется. Это буквально вопрос жизни и смерти.
– Даже так?
– Да, именно так.
Сделали и дали мы все, что по стандарту положено. Больного следовало бы на носилках нести, но отказался он категорически. Заявил, что тогда вообще никуда не поедет. Ну что ж делать, пошли мы у него на поводу. Сам он до машины дошел. А вот после того, как приехали к приемнику, мои фельдшеры чуть ли не принудительно усадили его в кресло-каталку. Но это не потому, что мы все из себя такие правильные. Просто коллеги из кардиодиспансера на нас «настучать» могут. И это уже проверено, к сожалению.
Не успел освободиться, как сразу вызов пульнули. Поедем на психоз к тридцатилетнему больному.
Подъехали к «хрущевке». И прямо сразу к нам подошел мужчина средних лет.
– Здравствуйте! Я его сосед, это я вас вызвал. Он один живет, жена от него ушла и ребенка забрала. Он больной на всю голову. Уж не первый раз так чудит, в дурке лежал пару раз. Короче, сегодня он на балкон вышел и орать начал, что сейчас спрыгнет, что все вокруг….
– А этаж-то какой?
– Пятый, у него окна сюда выходят. Ну вот. А я как раз из магазина шел. Я ему кричу, мол, хватит херней-то заниматься! Ну а он покобенился еще немного и ушел. Это он просто внимание хотел привлечь. Если б действительно задумал с собой покончить, то прыгнул бы сразу, безо всяких разговоров. Да и то, с пятого этажа – это не факт, что погибнешь. Только поломаешься весь.
– Ладно, сейчас посмотрим.
Входная дверь была закрыта, но не заперта. Вошли осторожно, потихоньку. И тут из комнаты появился высокий, жилистый, молодой мужчина и требовательно, с агрессией сказал:
– Э, сюда идите!
Пришли мы за ним на кухню. А он положил левую кисть на разделочную доску, взял нож и со всего размаха, воткнул его… в доску рядом с кистью.
– Ну че, <гомосексуалисты>, зассали, да?! – довольно осклабился он. – Валите на… отсюда, пока я вам чего-нибудь не проткнул!
В такой ситуации нам дважды повторять не надо. Ведь мы же не силовики, чтоб вооруженного злодея обезвреживать. Послушно ушли. Нет, не убежали, а именно ушли, чтоб лишний раз болезного не провоцировать. Вызвали полицию. Ждем-с. Удивительно, но приехали они быстро, не больше пяти минут прошло. Сказали, что где-то совсем рядом были. Ну и пошли мы, вежливо пропустив вперед полицейских. Дверь заперта. Постучали. И как ни странно, больной сам открыл дверь. В руках у него ничего опасного не было, но сопротивлялся он бешено. Долго его крутили, но все же надели наручники, на диван усадили.
– Сергей, что случилось? Что тебя беспокоит?
– Э, слышь, старый, я тебя грохну, отвечаю! – он попытался достать меня ногой, но к счастью, безуспешно.
– И за что же?
– Ты че, э?! Вообще опух, что ли?! Я тебе объясню, погоди, ты еще плакать будешь! А ты …ли на меня смотришь?! Ты че, самый здоровый, что ли?! – переключился он на фельдшера Геру. – Сними с меня наручники, э! Давай один на один побазарим?! Клянусь, я всех поубиваю!
Угрозы не прекращались и изливались нескончаемым потоком. Спасибо полицейским, что они помогли его в стационар сопроводить и положить на вязки в наблюдательной палате.
Так, пора бы уже и поесть. Времечко-то перешло уже все мыслимые границы. Вот, все, разрешили, наконец-то.
После обеда прилег, только задремывать начал, как планшет засвиристел. Вызов дали. Перевозка больной двадцати шести лет из психоневрологического диспансера в областную психиатрическую больницу. Ну и ладно, перевезем. Люблю я такие вызовы, ведь там, как правило, интеллект особо напрягать не приходится. Ведь за тебя уже подумали твои коллеги, выдав направление с готовым диагнозом. А твоя задача просто перевезти больного из пункта А в пункт Б.
Андрей Алексеевич, врач-психиатр диспансера, отдал мне направление и на словах пояснил:
– Ее мама сюда привела. Говорит, что поругалась с бывшим мужем и пыталась вены порезать. На лечение согласна.
Больная с мамой сидели в коридоре.
Мама, ухоженная женщина с печатью скорби на лице, устало сказала:
– Ох, как вы долго. Ведь почти два часа ждем. Вот, Оле надо в больнице полежать. Иначе она просто погибнет. Вчера она с мужем поругалась. Точнее, с бывшим мужем. Сначала-то они…
– Мама, ну хватит уже всем все рассказывать! Сколько можно-то? Поедемте в больницу! – дочь раздраженно прервала ее рассказ.
Да, человека в подавленном настроении видно сразу. Плохо расчесанные волосы, ни единого следа косметики на мрачном лице, потухший взор. И не стал я ей в душу лезть. Ведь одной беседой состояние не улучшишь, а только болезнь разбередишь.
А вот в приемнике, когда Ольге сказали, что в отделении, куда ее положат, запрещены любые гаджеты и любые ценности, она категорически отказалась от госпитализации. И с величайшим трудом, путем коллективных танцев с бубнами и плясок в присядку, удалось получить ее добровольное согласие на госпитализацию. Да, к сожалению, по-другому было никак нельзя. Без стационара больная могла бы сотворить непоправимое.
Теперь следующий вызовок. Поедем к шестидесятилетнему господину Куликову, якобы на приступ бронхиальной астмы. Почему «якобы»? Да потому что нет у него такого заболевания. Этот господин известен всему выездному персоналу. Конь, редкостной педальности, уж простите за выражение. Но, как ни странно, в сложившейся ситуации виноват не Куликов, а коллеги, необоснованно «подсадившие» его в свое время на эуфиллин с преднизолоном. Вот теперь и вызывает он строго ежедневно, якобы с задыхом. Тем более что некоторые, особо добрые бригады, продолжают идти у него на поводу и делают заветные инъекции.
Высокий, рыхлый мужчина с одутловатым лицом, смотрел на нас угрюмо, неодобрительно.
– Здравствуйте, Николай Анатольевич! Что случилось?
– Задыхаюсь я. Дышать тяжело.
– Ну а я не вижу у вас никакой одышки. Дыхание совершенно нормальное. И сатурация прекрасная, аж 97 %.
– Так вы что, не будете мне помощь оказывать?
– Разумеется, нет. Для скорой медицинской помощи, у вас нет никаких показаний.
– Вас будут судить по статье 124 УК! Я на вас жалобу напишу! Негодяи! Скоты! Я вас в тюрьме сгною! Пошли вон отсюда, сейчас же!
– До свидания, уважаемый! И вам всего хорошего!
И ведь ничего с такими господами поделать нельзя. Да, формально существует административная ответственность за ложные вызовы экстренных служб. Вот только за шалости в отношении скорой пока еще никого не наказали. Во всяком случае, в нашем городе.
Предваряя упреки в нелюбви к пациентам, сразу скажу, что мы их обязаны не любить, а лечить. Но поскольку жизни и здоровью господина Куликова ничто не угрожало, то и в скорой медицинской помощи он не нуждался. А это значит, что и пациентом его назвать нельзя.
Освободился. Велено в сторону Центра двигаться. Как скажешь, Надюша, двигаемся. Вот только вряд ли доедем. Ну, точно, вызов прилетел: психоз у мужчины сорока трех лет.
Приехали в частный сектор на окраине города. Остановились метров за тридцать до нужного дома, ближе уже никак было не подъехать. Скользень ужасная, голый, блестящий лед, прям, как на катке. И вот тут меня вперед понесло, ведь дорожка-то под уклон вела. Тормоза отказали напрочь, ногами быстро-быстро скольжу, внутренне готовясь навернуться. Только бы не поломаться, думаю. А встречавшая нас женщина кричит:
– Доктор, да не бегите вы так! У нас ничего срочного нет!
– Да я остановиться не могу! – отвечаю.
И вот тут меня фельдшер Гера выручил, схватив за шиворот и остановив. Угроза падения благополучно миновала, а он, засранец этакий, так и продолжал меня удерживать, как сорванца нашкодившего.
– Гера, ты уж отпусти меня, пожалуйста, я больше так не буду! – попросил я. – А то ведь некрасиво получится, если врача на вызов за шкирку приведут.
Супруга больного раздраженно и эмоционально поведала:
– Опять белая горячка у него, у сволочи! Как он надоел, если б вы знали! Запой за запоем! Уж и лечился, и кодировался сто раз, все бесполезно! Не работает уже второй год, а я его содержу! Ведь он, как барин живет, на всем готовом!
– А с чем вы вызвали-то? Что у него случилось?
– Ну чего, начал ерунду какую-то городить. Все по дому бродил, искал кого-то. А сейчас лег, вон он в той комнате.
Больной лежал в постели, с головой укрывшись одеялом.
– Геннадий Иваныч, просыпайтесь, давайте побеседуем!
– Я не сплю, – ответил больной, сняв с головы одеяло. – Не надо со мной беседовать, все нормально у меня.
– Ну как же нормально-то? Вот супруга ваша сказала, что вы не совсем правильно себя вели. Кто-то вам привиделся.
– Никто мне не привиделся, не надо мне ничего, ведь сказал же!
– В больницу не поедете?
– Да нет, конечно! Какая больница?!
– А может, покапаемся?
– Да отстаньте вы уже от меня! Сколько раз вам повторять, что мне ничего не надо!
– Ну что ж, хозяин – барин…
Да, в таких случаях, мы действуем без принуждения. Ну а как иначе, если при нас человек не проявил никакой психотической симптоматики. Так что его супруге остается только искренне посочувствовать.
Следующий вызов срочный: ДТП с пострадавшими, на себя вызвала вторая бригада – БИТовская. Летим со светомузыкой. Хотя по безобразной дороге особо-то и не разлетишься.
На проезжей части раскорячились грузовой фургончик и пассажирская «газелька». У обоих «морды» разбиты. Видать, лоб в лоб столкнулись. Вторая бригада забрала самого тяжелого пострадавшего – водителя «ГАЗели» с сочетанной травмой. А нам достались мужчина и женщина с травмами полегче: у него – ушибленная рана головы, у нее – похоже на перелом лучевой кости. Помощь оказали и в травмпункт свезли обоих. Вот только лишней работы прибавилось: пришлось две карты заводить и расписывать.
И вновь велено ехать в сторону Центра. Едем себе мирно. И тут на наших глазах случился натуральный автомобильный разврат. Легковушка и автобус, наплевав на других участников движения, интимно прижались друг к другу боками. И замерли они в такой позиции до приезда ГИБДД. А тут, как назло, вызов дали: семнадцатилетняя девушка вены себе порезала. Нам бы надо прямо ехать, а никак, двое возлюбленных мешают. Ну и пришлось нам крюк большой делать, время терять.
В прихожей нас встретили молодые родители девушки.
– Слушайте, мы уже не знаем, что и делать! – сказала мама. – Она всю руку себе изрезала! Выходит из своей комнаты, вся рука в крови и говорит так спокойно: «Мам, пап, а я вены порезала!». Ну ладно, мы оба дома были, а если она без нас что-нибудь сотворит? Ведь мы же не можем за ней круглосуточно надзирать! Говорит, что поругалась с Ромой, с ее молодым человеком.
– Да пусть и поругалась, так что теперь, жизни себя лишать, что ли? Ведь она же нормальной, адекватной девчонкой была, безо всяких закидонов. И чего у нее в голове перемкнуло, непонятно… – подключился к разговору отец.
Миловидная, темноволосая девушка с забинтованной рукой, посмотрела на нас тревожно и испуганно.
– Здравствуйте, Ева! Давайте-ка мы с вами пообщаемся! Скажите, пожалуйста, что случилось?
– Да просто мы с моим парнем расстались. Он бросил меня! Как тряпку какую-то бросил! – расплакалась она.
– Все, все, успокойся, моя хорошая. Уж прости за банальщину, но на нем жизнь не заканчивается. Просто этот парень оказался бракованным и взамен его найдется другой, более надежный и качественный.
– Нет, не найдется! Я больше жить не хочу! Я вообще ничего не хочу! – со слезами в голосе, воскликнула Ева.
– Так, давай-ка лучше руку твою посмотрим.
Сняли бинт. На всем левом предплечье и нижней трети плеча – множество аккуратных, поверхностных порезов. Нет, они не опасны, там даже шить нечего, но вот шрамы от них останутся навсегда. Эх девочка, девочка… Испортила ты себе не только руку, но и всю жизнь последующую.