До
Третий фокус
Карлик шепнул что-то на ухо жене, показывая в сторону соседней комнатки. Она кивнула послушно, поставила его на пол и скрылась в дверном проеме.
Санек, наконец, закрыл рот, поморгал, весь подобрался, приосанился и оглядел присутствующих. Хотел продемонстрировать, что стыдиться ему нечего – да пил, да бил, а если бы не пил, то и убил бы вовсе! Но на него никто не обратил внимания; клоуны, как заведенные выпивали и закусывали, а гимнастки, свернувшись в две сопящие кучки, дремали на диване. И хоть и не пришлось оправдываться, а все равно перед вторым фокусом стало не по себе.
Он-то думал, будут голуби из шляпы, а тут дерьмо из ямы.
Чтобы успокоиться, Санек одним махом опрокинул оставшуюся в бокале водку – зря только жмурился, на язык упало пара капель – и напряженно уставился перед собой. Вдруг слева качнулось большое белое пятно – обернулся. На пороге в свадебном платье Таньки стояла сильная женщина. Она нелепо, по-бычьи, расставила ноги и приподняла массивные плечи. Над лифом складками нависла перетянутая корсетом большая некрасивая грудь.
Великанша вернулась за стол и положив на него обе руки, а на них грудь, уставилась на Санька. В дело тут же вмешался карлик – пододвинул бокал, налитый до потертого золоченного ободка:
– На вот! Чем больше выпьешь, тем четче свою Таньку увидишь и все ей выскажешь!
Саня сделал большой глоток, занюхал засаленным рукавом, кинул в рот рыбешку и уставился на нечто в свадебном платье.
Вспомнился тот самый день, унылый и суетный. Уже брюхатая Танька бесилась по каждому поводу, а к застолью зеленая и апатичная сидела поодаль от столов и обмахивалась подолом платья. Гулянка была бесконечной, даже Санька тогда измотался. Гостям было не до молодых, молодые тоже друг другом особо не интересовались. Так и жили, пока Танька не решила, что хватит.
Глотнул еще и еще, пилось легко, будто родниковая вода в кружке была. И чем легче пилось, тем сильнее великанша походила на Таньку. Да и великаншей она уже не была – сдулись массивные руки, лиф, не заполненный ничем встал торчком, осунулось лицо. Стало серым и усталым. Родным.
Водка в кружке будто не заканчивалась, Санек только грохнет ее об стол, а она уже полная. Где-то хихикал карлик, клубился сигаретный дым, рот жены ухмылялся, и Санек, не отрываясь, все смотрел на него. И вдруг тонкие обветренные губы налились, разгладилась, зарумянилась кожа и вместо Таньки уже сидела вполне красивая бабенка, явно не чета деревенским. Таких только в телевизоре увидеть можно. А тут, вот же! Сидит живая, теплая!
Санек улыбнулся, опустошил кружку в три больших глотка и упал в полную душистую грудь за пожелтевшим лифом. Как в омут упал.
– Вот стервец! Ладно, поехали: 10, 9, 8, 7…
Санек продолжал улыбаться и зарываться в мягкую грудь, когда вдруг почувствовал подошедшую к горлу нестерпимую горечь. С трудом поднял отяжелевшую голову, осмотрел плывущую навстречу комнату – карлик стоял на столе и махал короткой ручкой, высчитывая что-то, клоуны хором повторяли за ним. Слева, почти над ухом, раздался чей-то бас:
– 6, 5…
Вместо красавицы напротив снова сидела великанша. Невероятно красная и блестящая от пота, она смеялась и обмахивалась подолом платья. Санек еле успел отвернуться, чтобы его не вычистило ей на колени.
– Да, не беспокойся! Назад не выльется, мы об этом позаботились, – гоготнул карлик. Счет смолк на четверке.
Тошнота действительно отступила, но продолжала кружиться неподъемная голова и горело в желудке.
– К чертям ваши фокусы! Понял я, что можете, черти! Не надо третьего! – уткнувшись лбом в колени, Санек обхватил голову, будто пытаясь удержать ее, постоянно плывущую куда-то.
– Да, поздно! Начался уже третий! Хотел со мной желудками мериться? Узнать, сколько мне для отключки надо? Я вот тоже тебя испытать решил! Это ж надо! Четыре бутылки! – карлик пнул со стола пустую бутылку. Она упала на пол с таким грохотом, что Саньку показалось, будто у него отломился кусок черепа и вонзился в мягкий, разжиженный мозг.
