Дмитрий Воротилин
Ложный вакуум
Андрей, молчаливо кивая, поднес чашку кофе к губам. Официантка задерживалась с заказом Радека, но тот опустил голову, словно напрочь позабыл об этом, уставился на свои ладони, грязные и неказистые. Он поднял глаза и снова заговорил, но его голос стал тише прежнего.
– Люди пользуются своим опытом – делают выбор, люди пользуются своим опытом – смотрят в будущее. Но этот опыт уже был, а будущее, которое они представляют себе, субъективно. Мораль все равно основывается на том, что уже было, а будущее мы хотим видеть таким, чтобы оно не противоречило морали. Хе, да ведь далеко не всегда оно становится таким. Взять хоть то, что сейчас в мире творится. Чье это будущее? Одни хотят мира для всех, другие требуют для себя иной мир, а что в результате? – тот покосился на веселящихся поодаль военных.
Матиас все также сопел что-то невнятное под нос, что и речью-то не являлось. В наушниках проскользнул голос Ады. Она указывала на что-то важное капитану.
– Так вы чему-нибудь научили своих машин? – Андрей решил нарушить внезапно возникшую тишину.
– А чему их учить-то? Они и так разбираются с вагонетками даже лучше нашего, – сказал Радек. Уголки его рта приспустились, а голос, казалось, станет выше, но он опомнился, размял усилием воли мышцы своего лица. – Чем мы от них-то отличаемся тогда? Тем, что мы думаем? Может мы также думаем, но придаем этому такую важность, что хотим, чтобы машины когда-нибудь смогли обмануть нас в своей сознательности. Может, все окружающие также обманывают друг друга в своей сознательности, а? Ищут, пытаются разобраться, что видят. А видят то, посредством чего видят, что уже изменяет картину, после чего снова присматриваются и опять меняют свое видение. И так бесконечно. То, что находится между первым и вторым видением, является результатом их поисков – мир, полный ощущений, меняющийся всякий раз, как только к нему присматриваются. Видение никогда не сможет рассмотреть себя полностью, ведь его самого-то не существует. Его создает лишь обращение внимания на него самого, а за ним очередное обращение внимания. Именно из этого и исходит ощущение ощущения. Ощущения не существует тоже, но обратное доказывает ощущение самого ощущения, которое также может изменить видение. Сам вопрос «Каково это, ощущать?» уже является причиной видения виденья в ином ключе. И в этом бесконечном цикле, в пространстве между видением первого видения, а-пространстве, как какая-то необходимость есть я, которое видит то самое видение, ощущает то самое ощущение. Но что если целое важнее его составляющих? Знаешь, что такое проекция?
Андрей сжал губы, уже пожалев, что не только задал вопрос, но и вообще позволил этим двоим словоблудам остаться. Но привлекать к себе лишнее внимание нельзя было. Необходимо с этим заканчивать, да поскорее.
– Я, наверно, слишком углубился в вопрос, – неожиданно заявил Радек. – Но это было необходимо, чтобы понять, что нас от машин отличает что-то другое.
Андрей почувствовал, что пожалеет об этом, но все же спросил:
– Что же?
– Проблема не в том, что мы количественно оцениваем мир, а качественно. Вот мы много говорили о будущем, а ты, попробуй, поживи сегодняшним днем… даже не так выразился… вот этим моментом, вот то, что я и хотел сказать. Я понимаю, это не ново, но согласись, что одно дело строить планы, но совсем другое их проживать, чувствовать. Вот также как ты сейчас чувствуешь у себя во рту вкус кофе.
Андрей внезапно при сих словах почувствовал этот терпкий вкус, ощутил тепло исходящее от чашки с темной жидкостью. Может поэтому и не приживаются надолго в подобного рода заведениях непроводящие тепло материалы. А ведь он и не замечал до сего момента, что в его руке находится что-то приятное. А этот приглушенный свет? Он не из-за пасмурной погоды за окном. Нет. Просто так мозг меньше занимается обработкой информации о том, что вокруг, и больше о том, что во рту, в руках.
– Матиас горел идеей, – продолжил Радек, приподняв подбородок и установив его параллельно поверхности стола, – идеей, которая заключалась в том, что мы слишком все усложняем, а разгадка кроется в нашей простоте, которая со временем нарастает различными образованиями, помогающими управлять этой простотой. Но на пути встали обстоятельства… – он понизил голос и приблизился к Андрею, упершись локтями в стол. – Его жена поддерживала его в изысканиях. Учитель писал статьи, читал лекции, собирал последователей, единомышленников со всех уголков страны. Но у него было две страсти, одной из которых была его жена. Мог часами говорить про свои идеи, и ничто не могло его остановить, но если звонила его жена, становился таким, словно никого и не было рядом. Он рассеян, ты же видишь. Она не давала ему в этом спуску. Он любил ее, а мы через его любовь тоже полюбили ее. Однако, дрязги с Альянсом переросли в войну, все ресурсы страны были брошены на защиту своих интересов, своей целостности. Если и раньше к идее создания разумных машин относились скептически, то наступило время, когда такие мысли просто стали излишними. Наш университет тому не исключение. В приоритете были военные проекты, а все, что противоречило общим устремлениям, либо отодвигалось на задний план, либо сокращалось, полностью. Учитель мог только читать лекции, да и то от него требовали разработки программ, умеющих самостоятельно взламывать и уничтожать технику противника. Не для того он столько размышлял о свободе, чтобы применять ее для разрушения, и ссорился со всяким, кто хотел этого, а их, поверь, было много. Сейчас, пожалуй, их не просто больше, среди них нельзя вычленить тех, кто может сказать, что это они додумались до такого, сами. Но не суть. Тогда он перессорился со всеми, с кем только мог. В университете его возненавидели, практически все последователи отвернулись от него. Люди стали восхвалять войну, а не бояться ее, а он же продолжал критиковать, получал ответную критику. Не смею утверждать, что я знаю, что было раньше: может учитель сначала посетил это заведение и заказал чего-то крепкого, может он пришел сюда после ссоры со своей женой. Во всяком случае, она не хотела оставаться здесь, уговаривала его уехать вместе на север. Он же не хотел бросать свою работу, превратившуюся из чисто научной в политическую. Жизнь менялась, и никто не мог этому помешать: ни он сам, ни мы, его ученики, последователи, товарищи по мысли. В университете его решили уволить, но не могли сообщить ему эту новость лично. Почему? Учитель был здесь. Я нашел его быстро, так как своему последнему пристанищу он не изменял.
Андрей слушал его наполовину, изначально зная концовку, которая была слишком логична. Все эти разговоры о морали, об искусственном интеллекте сродни человеческому, о драме в жизни. Одна мораль чего стоит. Слишком много слов ни о чем. Что в результате? Не столь уж она и важна, оказывается. А машины должны научиться переживать свое существование среди других существований, чтобы другой человек сказал, что они похожи. Все это слишком сумбурно. Можно было спросить, откуда они узнают, что машина действительно переживает свое бытие, ведь суть этого переживания именно в том, что оно мое и ничье больше. Но к чему могли бы привести этим расспросы? Андрей, сам того не желая, мог изменить историческую мысль, совершить преступление оператора. А искусственный интеллект? Зачем он нужен в столь тяжелые времена, тем более, если тот должен отвечать некоему критерию простоты? Люди сейчас сидят здесь, делают вид, что все хорошо, что они в полной безопасности, те же военные неподалеку отмечают увольнение, а завтра также, как и обычно будут искать врагов. Вся эта драма проста и понятна, а ее нынешнее назначение заключается в том, чтобы удерживать сердобольных новоиспеченных приятелей, жертв одиночества этих двоих, их скуки. Откуда появилась эта скука? От невозможности воплотить в жизнь свои идеи. Но Андрей мог бы еще больше их разочаровать, ведь разум в машине и после них никто не создаст. Он не помнит, были ли конкретные попытки, но точно знает, что машины всегда интересовали людей в первую очередь из-за того, что они выполняют их работу, ворочают многотонные конструкции, поправляя их таким образом на четверть градуса для удобства людей, даже творят, но не понимают, что они делают, что они рабы. Но если человек поймет, что он раб, либо постарается забыть это для собственного комфорта, либо будет заявлять о своих правах. Вся идея создания разума, обладающего пониманием собственного существования, изначально обречена на провал. Да и что бы он делал, осознай сам свое существование? Человек учится этому, а он, что будет делать он, если научится? Может, причитал бы, в чем смысл, а, завидев своего создателя непосредственно вблизи себя, в отличие от человека, стал бы задавать ему неудобные вопросы, на которые он и сам ответить-то не может. Весь замысел только в том, чтобы доказать свою правоту в понимании природы человека. А мораль? Хм, мораль запоздала.
Матиас поднял глаза. Андрей случайно заметил, что тот смотрит на него, слегка дрожа всем своим телом. Его взгляд оценивает, сам ждет того, что будет дальше. Может, тот вообще не пропустил ни одного слова? Нет. Он просто ждет.
Нет! Это ловушка. Они оба сейчас ждут его изречений, его оценки, его сочувствия, и он станет их соучастником. Надо немедленно от них отвязаться, иначе это болото его не отпустит, засосет, он захлебнется в чужой жалости к себе, которая в миг станет его жалостью к ним.
– Ты кто? – с хрипотой в голосе сказал Матиас.
Андрей допил свой кофе одним большим глотком и сказал:
– Прошу прощения, но мне придется вас покинуть, меня зовет работа.
Радек посмотрел на него то ли с упреком, то ли с удивлением, в такой же невнятной интонации спросил:
– Уже уходишь, друг? Да, понимаю, в этом городе у тебя найдется много клиентов.
– Так ты кто? – гораздо увереннее и выразительнее прежнего спросил Матиас, не сводя глаз с Андрея.
– Что? – Андрей потупил глаза, не находя должного ответа, но тут же сообразил, что это бред пьяницы, который только провоцирует его на диалог. Надо уходить. – Просто агент по недвижимости, и меня зовет работа.
Матиас не сводил глаз с Андрея. Это было для него сродни холодной струе воздуха, о которой он никак не мог увернуться.
– Вот ты бы смог отказаться от понимания своего существования, будь у тебя возможность вернуться в прошлое и не допустить этого в зародыше? – выпалил Матиас.
Андрей застыл на месте. Его тело успело слегка приподняться, но теперь не двигалось. Его лишили воли. Матиас не прекращает на него таращиться. В его бороде были крошки, слюна, но сам он был далек от того, чтобы вообще хоть заметить это, даже если ему на это укажут. На лице Радека же появилась ехидная улыбочка. Ему нравилось, что его кумир обездвижил непробиваемого агента по недвижимости одним вопросом. В наушниках что-то поскрипывало. Времени нет. Андрей пересилил себя, но потратил свои силы для того, чтобы усесться обратно. Он постарался как можно более нейтральным тоном спросить:
– Что вы имеете в виду?
– Ну, у тебя же есть работа, любимая работа, по которой ты измеряешь как время в привычном понимании, так и твое личное время? А потом говоришь, мол, это моя жизнь, – Матиас явно уже успел протрезветь, быстро, не полностью, но этого хватило, чтобы владеть своим языком. – Вот потеряешь ты свою работу, что будешь делать? Искать новую? А семья? У тебя ведь есть семья? Девушка? Ради нее ты готов на все, ведь это твоя жизнь. Это держит тебя на плаву. Но ты готов, случись что-либо, изменить время и измениться самому ради них? Будешь ли ты жить правильно, чтобы не ощущать неправильности происходящего? А может, ты не готов именно ради них? За что ты будешь бороться? За свою так называемую самость или за что-то вовне, что даже не позволит тебе увидеть эту самость? Ты способен встретиться с собой и не испугаться, вынести понимание того факта, что ничто доселе не определяло тебя так, как эта встреча?
Андрей не верил своим ушам. Этот человек хочет создать сознающий ум, исходя при этом из мысленного эксперимента претэтики. Которой пока что не существует. Матиас… Матиас Вуйчик. Никогда не слышал о нем. Радек Кропольски – тоже незнакомое имя. А другие ученики? Нет, слишком рано для таких измышлений. Они не нужны сейчас. Эта парочка просто могла оставить свои работы, которые кто-нибудь впоследствии применит к другой области науки. Да, именно, не стоит забывать, что работа оператора связана с неточностями в исторической науке, а этот разговор вообще является чистой случайностью. Но все же… надо понять, что они еще знают.
– Так вы оба говорите, что в вашем вопросе важна тяжесть выбора как таковая? Даже мнимого выбора.
– О, мнимый, не мнимый, неважно, – сказал Матиас. – Выбор. Выбор есть всегда. Нужно лишь осознать это и понять свою ответственность за выбор, а вот, вынесешь ли ты ее? У меня был выбор. Была семья, работа, даже принципы. И что? Что осталось? – он повысил голос, брызги слюны разлетались в стороны, а люди по соседству стали обращать на него внимание. – Я решил идти по сложной тропе, ведущей меня в неизвестность. Я всходил на гору, не зная даже, что там встречу. Как видишь, я не справился. Я уже думал, что, будь у меня такая возможность, я бы ею воспользовался. Но когда все началось? А тогда тридцать лет назад, я сидел в этом же кафе, мне пришла мысль о простоте. Но жизнь жестока, она бессовестно подкидывает мне то, чего я больше не хочу знать.
– Что именно она подкидывает? – поинтересовался Андрея, понимая при этом, что подливает масла в огонь.
– Вчера на этом же месте, что ты сейчас занимаешь, – Матиас неловко кивнул головой в пространство Андрея, – сидел один. Тоже что-то всматривался в окно. Одет также, как и ты, тоже, между прочим, какой-то там агент. Потом повеселел, угостил выпивкой, разговорился. Интересовался моими идеями… и сказал такой… сказал…
– Он сказал, – Радек решил подсобить своему учителю, – не было бы правильным решением избежать ответственности не допустить ее в самом зарождении.
Тимур был здесь. Вчера, в этом же кафе, на этом самом месте сидел. И наблюдал в окно. Отсюда не просматривается вход в здание, в которое вошли Бегишев и Ада, но лучшего места для наблюдения нет.
– Он тогда же задал вопрос: кто ты? – продолжал Радек, сочувственно взглянув на Матиаса. Он не хотел бы потерять то, что узнал от него, поэтому тот, возможно, хочет и видит выбор жизни без выбора лишь мнимым, хотя это ведь тоже выбор. – Хотел таким образом, наверно, показать, что человек либо существует, либо живет. Потом, кстати, посоветовал, если увидим кого-то здесь похожего на него, задать ему этот вопрос, – найдем того, кто поймет. Нашли ведь?
Все это игра человека, который даже не находится здесь. А может, находится? Андрей медленно обвел присутствующих в помещении. Нет. Он точно не здесь. Иначе бы не стал затевать эту глупую игру. Что-то не так. Это что-то значит. Надо выбираться отсюда. Надо предупредить Аду и Бегишева.
– А как ты ответил на этот вопрос, Радек? – спросил он.
Радек смущенно заулыбался, открыл было рот, чтобы ответить, но Матиас его остановил.
– Я помню, – произнес он, – ты сказал не то, что думаешь на самом деле. Ты здесь не потому, что понимаешь, нет, ты здесь забавы ради. Брось.
Лицо Радека менялось с каждым словом. Можно было невооруженным глазом последить, как его ухмылка сменяется недоумением, а то смывается потоком страха, обиды. Он верен своему учителю, а тот отвергает его верность. Как же так? Он все это время тешил себя тем, что является учеником незаслуженно оскорбленного гения, вместе с которым борется против всех и вся, а на самом деле он просто знает особые слова и думает, что понимает их.
– Я же здесь, чтобы помочь… – промямлил ученик.
Тут же появилась официантка с кофе для Радека. Ну наконец-то, с облегчением подумал Андрей. Та начала извиняться, что много клиентов, но клиент не смотрел на нее.
– Лучше начни с себя, парень, – назидательно сказал Матиас. – К тому же что ты думаешь, меня поперли из университета? Им было плевать, пока мне было плевать на них. Все закончилось тем, что я уничтожил все наработки. Не простили этого. Собственность университета…
Радек вскочил, задев чашку кофе. Черная жидкость попала на форму официантки, та взвизгнула, стала причитать, что эти двое уже доконали ее, каждый день видит их пьяные рожи, опротивело. Горделивый ученик лишь с глупым видом посмотрел на испачканную форму, не сказав ни слова, лишь его нижняя челюсть отвисла, а дыхание стало тяжелее. В момент подскочили двое военных, сидевших за соседним столиком. Это идеальный момент для побега.
– Что здесь происходит? – строго спросил один из них.
Радек зло посмотрел на него, сжал кулаки и сказал, готовый сорваться с цепи:
– Да что вы можете понять? Из-за таких как вы страдают люди, которым вы и в подметки не годитесь. Вам бы лишь играть в военные игрушки, дальше которых ни черта вы не видите.
Матиас спокойно смотрел на эту сцену. Военные встали покрепче, готовясь скрутить смутьяна. Андрей незаметно вытащил электронные документы, расплатился, проведя ими по боковой стороне стола, где был терминал оплаты.
– Может вам стоит покинуть помещение? – первый военный попросил это вежливо, но на лице его было написано, что это приказ.
Матиас встал, покачиваясь, вышел из-за стола, но упал в руки военных, Радек кинулся ему помогать, но тот отмахнулся от его, задев ладонью по лицу военного. Его жестко поставили на ноги, но он неловко держался на них, оперся об стол. Все внимание было обращено к нему. Андрей выскочил из балагана, который уже изрядно надоел ему. Надо срочно сказать своим, что Тимур был здесь и оставил для них послание.
Через окно шума улицы не услышишь, однако тот был повсюду, и Андрей шел сквозь него, сквозь людей, нервозно посматривающих на него, лишь он только окажется с ними рядом и не даст думать о своих заботах по дороге. Парень нащупал в кармане пульт, включил приемник, встал на переходе.
– Ада, капитан, – прошептал он.
– Что? Что-то случилось? – послышался знакомый голос в его мозгу, не в наушниках.
– Да, здесь что-то не так, Тимур был здесь.
– В каком это смысле? – пробасил капитан.
– В прямом, – отрезал Андрей, проходя перед застывшими электромобилями. – Долго рассказывать, но он, видимо, решил поиграть в какую-то игру: он оставил послание, он был вчера в кафе, в котором я сидел недавно.
– Ты вышел? Где ты?
– Я на задний двор, – сказал Андрей, – там не должно быть никого.
– Ты уверен, что Тимур оставил послание? – сказал бас.
– Помните претэтику? Так вот, он общался на эту тему с одним пьяницей, при этом предупредил его, что могут быть такие же, похожие на него.
– Это слишком подозрительно. Ты прав. Надо уходить, – сказал капитан.
Андрей прошел через арку неподалеку, свернул в направлении нужного здания. Людей не было. Двор выглядел старым, несмотря на то, что Андрей плохо знаком с архитектурой этого времени. Но здесь тяготела какая-то ветхость, будто все вот-вот обвалится, даже леса строительные стояли рядом с нужным местом.
Кто-то сзади шел за ним. Андрей сбавил темп, он тоже. Обернувшись, Андрей увидел человека, смотрящего на него. Даже глаз не отводит. Но что с его лицом? Оно какое-то приплюснутое, неправильное. Преследователь встал. Даже не шелохнется. Но было что-то еще странное, помимо неправильного лица. Вокруг него была красноватая аура, будто этот человек нагрелся до запредельных для человеческого организма температур. Воздух был влажным, но пар от этого человека не исходил.
– Ада!
Андрей гаркнул первое пришедшее на ум, его рука устремилась к часам, но человек с красной аурой уже держал наготове пистолет. Секунда – вспышка света, все мышцы Андрея сократились, боль парализовала его тело.
Глава 12. Три пути
Ада с ужасом на лице остановилась по пути к выходу, так что капитану пришлось развернуться и, взяв ее за плечи, встряхнуть.
– Нечего стоять, – сказал он жестко, – мы должны выбираться.
Ада с расширенными глазами посмотрела на него и двинулась дальше. Капитан осмотрел краем глаза присутствующих людей. Смотритель, с которым они только что распрощались, внимательно смотрел на них, будто ожидал очередной выходки. Еще пара посетителей, копающихся в горе бумаг, даже не обращала на них внимания. Капитан взял Аду под руку и вел ее до самого выхода из полутемного помещения, загроможденного многочисленными полками серверами. Они вышли в светлый коридор. Глаза с неприятными ощущениями снова привыкали к нормальному освещению.
– Тебе стоит взять себя в руки, – сказал капитан, – или хотя бы прими Ясность.
Ада замотала головой. Отстранилась от капитана, выпрямилась и с высоко поднятой головой пошла впереди капитана. Отлично, подумал тот, а то пришлось бы ей пощечину дать для прояснения.
На лестнице капитан остановился, схватив за плечо Аду. Кто-то поднимался. Причем быстро и не один. Ада вопрошающе посмотрела на него. Сомнений нет. Они пришли за ними. Капитан прикрыл пальцем рот, дав знак Аде молчать, достал свой маскплащ. Та сделала то же самое. Установили шумоподавители на максимум.
Спускаться нельзя. Наверняка здание уже оцеплено и их там не пропустят, даже если бы они стали эфемерными. Рядом прожужжал шаровидный дрон, вертикально поднялся и исчез на следующем этаже. За ним второй, третий, заселяя каждый этаж. Черт, выругался про себя капитан. Эти железные твари хоть и не увидят их, но они гораздо чувствительнее людей и могут их услышать. Надо двигаться спокойно, но быстро. Капитан указал наверх, на крышу. Медленно продвигаясь, шаг за шагом, капитан резко остановился. Один из дронов устремился в их сторону и застыл перед ними, как только исчезло то, что привлекло его внимание. Капитан потянулся за лазерной пушкой. Можно было бы этот дрон просто спалить, но это заметят другие, поэтому рука легла на рукоятку, замерев в ожидании. Словно шмель в металлической броне, он висел в воздухе, сканируя пространство, ждал ошибки. Но, не дождавшись, улетел обратно на свое место. Можно было двигаться дальше, к выходу на крышу, однако, как и ожидалось, тот был закрыт. Самое время пустить в ход оружие направленной энергии. Капитан направил дуло на замок, поставил на низкий уровень мощности, нажал на спусковой механизм. Несколько секунд металл расширялся. Капитан оглядывался, ожидая в любой момент появления дронов, которые могли засечь эту странность в инфракрасном спектре. Полминуты. Замок покраснел, но не поддавался. Капитан решил, что время дороже, и прибавил мощности. Металл расплавился, капая на пол и прожигая его. Дверь охнула. Капитан схватил Аду за руку и ринулся вперед, не дожидаясь дронов, которые одновременно зажужжали в их направлении. Капитан же остановился у края крыши. Леса были слишком далеко, но и времени по ним спускаться не было. Он посмотрел на фиолетовую фигуру рядом. Та неуверенно попятилась назад. Некогда думать. Капитан схватил ее покрепче и шагнул за край. Та вскрикнула.
Серое небо перед глазами расширилось, окна будто следили за их падением, хотя их не могли увидеть даже дроны. Через секунду в небе появились точки, свидетельствующие о том, что здесь скоро будут их хозяева. Капитан встал, повернул голову и увидел рядом застывшее тело Ады. Ею овладел ужас полета. Маскплащ поглотил всю кинетическую энергию, но с первого раза морально справиться с этим никому не удавалось. При взгляде на нее появилась кардиограмма, отображающая ее учащенное сердцебиение. Капитан поднял ее за руки, встряхнул, после чего, кажется, та стала приходить в себя.
Дроны ринулись к ним. Беглецы побежали наутек. Их не видели, но слышали, слышат и идут по следу. Кто еще знает, что еще за сюрпризы внутри этих шаров.
Они бегут мимо арки, понимая, что там на оживленной улице небезопасно. Надо двигаться дворами. Только вот дроны за их спиной рыщут в поисках источника подозрительных звуков. Беглецы встали. Нельзя стоять на месте, но излишний шум грозит обнаружением. Капитан решил, что тихо уйти теперь точно не получится. Он коснулся своих часов. Пара движений – дроны закружились, ожидая, жужжа, будто рой пчел. Но через секунду их ровные перемещения в пространстве сменились хаотичным блужданием во тьме. Одни как слепые стали ударяться о стены, другие подскакивали верх-вниз, чуть не ударяясь об землю. Слишком чувствительные.
Из арки выбежал человек, который с растерянностью уставился на спятивший рой своих подопечных пчел. Капитан не хотел ожидать, что дальше выкинет этот человек, который может статься оператор дронов и может исправить ситуацию, схватил Аду за руку и побежал.
Бегишев не останавливался и своей спутнице не позволял этого. Двигались закоулками, наугад. Надо оторваться от преследователей настолько, насколько это возможно. Иногда пробегали мимо людей, с испугом озирающихся по сторонам в поисках источника звука. Спустя некоторое время, которое капитан по интуиции принял за полчаса, они остановились. Капитан огляделся вокруг, слыша, как Ада пытается отдышаться. Вон, переулок, который, кажется, пуст. Кругом не было камер, но рисковать нельзя, надо дойти до штаба, пешком, тихо и спокойно, чтобы затеряться в толпе.
Ада шла рядом, не говоря ни слова. Капитан был только рад тишине, сам же пытался прикинуть дальнейшие действия. Что делать дальше? Они направляются в свою штаб-квартиру, но Бегишев не уверен, что там безопасно. Андрей мог сбежать и направился бы туда тоже. Там сигнализация, которая еще не сработала, а значит, преследователи либо еще не нагрянули туда, либо ничего про нее не знают. Черт, там же устройство. Они не смогут им пользоваться без Андрея, но без этой штуки им не вернуться домой. Время не на их стороне. Наверно. Надо играть на опережение, надо прийти туда первыми. Нужна машина. Плевать на историю. Слишком многое сейчас на кону.
Капитан дал знак идти за ним и направился искать ближайшую парковку, для чего надо было рискнуть выйти на оживленную улицу. Миновали пару серых зданий, выглядящих как два обтесанных обломка скалы, словно в них вырезали комнаты, а не обкладывали безымянное пространство глухими стенами. За ними красовалась более широкая улица, но тем же более унылая. Дальше не решились идти, где-то здесь должна быть подходящая, плохо охраняемая парковка электромобилей. Капитан приготовил свою отмычку, которая являла бы собой чудесную находку для современных воров. Вот совсем рядом высвечивается обозначение, указывающее на ведущую под одно из зданий дорогу.
Спустились, очутились перед стальными дверьми, рядом панель управления для техперсонала, жильцы же имеют для этого свои пароли, который необходимо ввести в самой машине. Капитан коснулся панели отмычкой, та моментально засветилась. Ада ухватила его за плечо, но тот отмахнулся и выставил перед ней ладонь внутренней стороной. Ничего, она потерпит со своей историей, в которую нельзя вмешиваться. Он нажал на кнопку на отмычке, на которой загорелась зеленая точка, медленно превращающаяся в линию, а когда она дошла до определенной отметки, стальные двери закряхтели, поднимаясь перед незваными гостями. Перед тем как войти, капитан снял камуфляж, ожидая, что впереди их обязательно заметят камеры. Алгоритм, следящий за активностью на парковке, может дать тревогу, если заметит, как двери открываются сами по себе, а машины взламывает пустота. Может у них здесь и хорошо развито самоуправление, но наверняка алгоритм об этом должен знать. Ада после задержки тоже сняла камуфляж, оставшись в капюшоне. Капитан вошел, за ним неуверенно проследовала Ада. Он не обращал на нее внимание, так как выискивал подходящую машину, которых здесь было не много. Вот, серенькая, невзрачная, которых в городе полным-полно. Капитан взломал ее быстрее, чем саму парковку. Внутри было непривычно тесно, но комфорт сейчас излишняя трата времени. Управление у нее обычное, капитан знает это.
Ада уселась рядом и, когда двери закрылись, сердито посмотрела на капитана. Ее буквально распирало о негодования. Совсем недавно она была обычным человеком, который был в ужасе от идеи прыгнуть с крыши, хотя и прошла ускоренное обучение по использованию маскплаща, с помощью которого можно мягко приземляться не больше, чем с высоты в шесть этажей. Сейчас она снова историк, стремящийся к соблюдению правил.
– Нельзя красть машины, – строго сказала она, – это чревато негативными последствиями для истории.
– Однако, ты уже сидишь в угнанной машине, а значит, все, что ты говоришь – слова, не более, – ухмыльнувшись, ответил капитан. – Смею заметить, ты довольно хорошо дышишь после такой пробежки.
– Специальная дыхательная тренировка, она важна при прыжках, – Ада горделиво улыбнулась, – и, пожалуй, хорошо, что мы перешли на ты.
– Сейчас не время для социальных формальностей.
– Да, это точно, С… Александр, – она нарочно надавила на имя капитана.
– Можно и так, – спокойно сказал тот.
Машина завелась. Отрада.
– Что вообще произошло? – спросила Ада и, не дожидаясь ответа, включила орлы, чтобы просмотреть историю этого времени.
– Посмотри, кто сейчас руководит обороной, – сказал Александр.
– Генерал Симпсон, но здесь говорится, что он не вмешивался в городские дела. Это было целиком и полностью на плечах начальника полиции, генерал-майора Вишневского. Но это все равно не объясняет того, что произошло.
Александр задал маршрут, и машина тронулась. Также он затемнил окна, чтобы их не распознали камеры. Дальнейшее сделает автопилот.
– Нас ждали, – утвердительно сказал Александр. – Андрей успел сказать, что Урусов оставил для нас сообщение. Вполне возможно, что он предупредил этого генерала. Но как много тот рассказал – это вопрос. Знают ли наши преследователи, кто мы на самом деле? Они думают, что мы обычные диверсанты? Откуда нас вели? С барьера? Тогда напрашивается, не задавались ли они тем, как мы смогли так просто его преодолеть. Андрея могли схватить как раз потому, что он все понял, а эти движения были слишком хаотичны. Они ожидали, но не думали, что мы сбежим, и, возможно, ничего о нас и не знают. Урусов мог пустить их по нашему следу, а сам в это время будет изменять прошлое. Как он смог ими манипулировать? Насколько хорошо он все это продумал?
– Хочешь сказать, что Тимур все-таки в своем уме? – прибавила Ада. – То есть он не сколько шпион Окраин, сколько целенаправленный оператор с сугубо личными интересами?
– Да, Тимур все продумал, но почему он здесь, не понимаю. Он оставил сообщение, будто играет в кошки-мышки с нами. Неспроста же мы ничего не нашли в архиве? Он манипулирует местными властями, чтобы нас задержать, – это умно, но ради чего? Ради своей истории или ради исполнения какого-нибудь приказа Окраин? Что известно о Хартове?