Дмитрий Владимирович Потехин
Клад
На полу заворочался дядя Володя.
"Очухался!"
Глеб небрежно скосил глаза, пытаясь пробудить в душе заглохшее сочувствие: как-никак, живой человек.
– Я… где? – слабо вымолвил милиционер. – Че тут…
Он попробовал подняться и сморщился от боли в груди. Закряхтел, вынул изо рта выбитый зуб, потрогал расквашенный нос и ссадину на лбу. Застонал от жалости к себе.
– Вас побили, товарищ лейтенант. Сильно.
– Кто-о?
Дядя Володя страдальчески прикрыл глаза и вдруг изменился в лице.
– Погоди! Лейтенант…
– Ну вы!
– Да… Я л-лейтенант, да… А что это за место?
Глеб, опешив, рассказал офицеру о последних событиях. Дядя Володя недоуменно хлопал глазами, насупив неразбитую правую бровь.
– А то, что война идет, вы хоть помните?
– П-помню. А сколько месяцев идет?
С дядей Володей все было понятно.
– Вы пока здесь лежите. Вам идти-то никуда нельзя, – сказал Глеб, дав милиционеру охапку соломы. – Мы, как закончим, помощь вам приведем.
– Водочки нету?
Глеб и Афанасий помотали головами.
Они оставили пострадавшего в избушке, накидав в печь побольше дров и нагрев ему воды из снега.
В пути Глеб рассказывал деду о заговорщиках, об опасности, грозящей поселку. Афанасий сосредоточенно кивал и все дивился, что Глеб в свои годы "буквы разбирает".
– А ахтомобиль видел? – допытывался Афанасий. – Я видел в лагере. Ой, чудно-о!
– Нам, Афанасий, рассусоливать некогда! – пыхтел Глеб, в четвертый раз преодолевая проклятый путь. – В поселок надо! Они там такого натворят…
– Леворьвер, гришь, у них есть?
– Есть и не один. У них динамит есть! Что угодно могут взорвать, хоть склад, хоть школу, хоть…
Из леса донесся ни то вой, ни то рев. Как будто резали взрослого теленка, завязав ему морду.
– Человек кричит, – не сомневаясь, сказал Афанасий.
Они поспешили на звуки.
Привязанный к раздвоенному стволу дерева тонкой, но прочной веревкой, в паре метров над землей висел, корчась и извиваясь, один из Кощеев. Очки, шапка и рукавица валялись в снегу. Вторая рукавица торчала изо рта. На лбу крупными буквами химическим карандашом было выведено: "трус".
"Ни хрена себе!" – мысленно поразился Глеб. – "Своих не жалеют!"
Впрочем, если б не жалели, кричать было бы некому.
Он достал нож и, взобравшись на дерево, срезал учителя, так что тот с воплем рухнул в руки Афанасию.
– Я не тот… н-не старший! Гулус – мое прозвище, Гулус! Самый добрый! Это я всегда такой веселый был! Никого не обижал, отдувался за всех!
– Ты в меня…
– Не хотел, не хотел стрелять! Отказывался, помнишь? Я ж от природы жалостливый! Я бы тебя вообще отпустил, если б вес в семье имел!
– Пошел ты! – огрызнулся Глеб. – Все вы, сволочи! А ты трус, к тому же!
– Ну уж извини! Сын за отца не отвечает, а брат за братьев – тем более!
– Да вы кто, вообще, такие?! – заорал Глеб, замахнувшись ножом. – Откуда вы, черти, вылезли?!
– Мы э-э… М-мы… В целом мы Константин Алексеевич.
Гулус явно не мог выдать более точного определения.
– Имена у вас есть?
– Нету! И никогда не было. Только одно на всех.
– А в документах как же? – нашелся Глеб.
– Нет у нас документов. Один паспорт на семерых. Одно имя, один паспорт, один человек. И все! Мы всемером родились. Мать умерла. А отец, трехнутый дурак, захотел нас в одну личность смешать! Скрыл от общественности. Вот, у него один сын и точка!
– А как же вы живете?
Глеб чувствовал, что его голова сейчас отвалится от таких открытий.
– По очереди. Один живет, шестеро в подполе сидят. В шахматы режутся, носки штопают, книги читают… Потом на следующий день другой. Потом третий, и так далее. Зато, как жизнь простую человеческую ценишь, когда только один день в неделю солнце видишь! – он с лукавой ухмылкой поднял палец. – А сколько всего можно успеть, пока свободен, у-у… И вором первоклассным можно стать, так что никогда голодать не будешь. И науки освоить, и языки изучить. Семью жизнями живешь, в семь раз больше свободного времени! Отец нам даже клички друг-другу запрещал давать. Старый бес! Хотел, чтоб мысли читать научились! Чтоб как головы у змея… И научились же, хе-хе! Правда только вблизи.
Он ненадолго замолчал, переводя дух. В его глазах пылал азарт долгожданного предательства.
– Да-а… Вот так мы и выросли. Семеро. Семь осколков одной личности. Старший… хотя какой он, к ляду, старший! Иратус раньше родился! Создал себе культ, Наполеон хренов! В общем, Супербий гордый, как черт знает кто! Кесари отдыхают! Другой злобный. Третий жадный. Четвертый завистливый. Пятый унылый. Шестой бабник, каких поискать. Вот ведь шутка! У самого даже имени нет, а баб находит! За десять верст к ним бегает!
– Я чего-то вообще не пойму ничего! – прогудел Афанасий.
– Погодь! – прервал Глеб. – То есть, вы как будто один человек?
– Да, да!
Глеб тихо присвистнул.
"Это что ж за личность такая выходит: гордый, злой, жадный?.. Тьфу! Это он на своих злобу срывает!"
– Ну а ты-то сам, ангел что ли?
– Покушать люблю, – жалко признался Гулус. – Поесть… Ни разу в жизни нормально не ел. Голод проклятый! Я ведь от этого нашу власть так славословлю! Как поорешь за партию и за товарища Сталина, так вроде и желудок полон. Деда мороза тоже я играю. Тоже праздник, радость – пища как бы для духа. Других-то силком туда не затащишь!
Взгляд его вдруг сделался диким и молящим, как у бездомного кота.
– Что ж за наказание, а! У всех остальных страсти духовные, а я один физически мучусь! Я ж только об этом мечтаю! Чтоб внутри не жгло! Так бы я их послал к черту на рога с ихним планом!
– План! – воскликнул Глеб. – Что за план, рассказывай!
– Ну, ну, ну, щас! Это ж только присказка, сказка впереди! Вообщем, когда наш папаша дубу дал, решили мы, что, наконец, свобода. Там как раз царский режим рухнул, неразбериха, гражданская война… Разошлись мы в разные стороны, пожили немного сами, да и поняли, что ни черта у нас не получается в одиночку жить. Нету опыта! Сошлись обратно вместе, пошли работать в школу, завели жену, такую, чтоб дура дурой, для отвода глаз. Ну вот… А отец у нас был немножко ну… гений или колдун, черт его знает. Придумал способ, как из грунтовой воды золота нацелить. Ты знаешь же, что в воде золото содержится? Только очень мало. А он придумал способ вырастить из него золотую гору! Что-то там через кристаллизацию… не суть. Сконструировал аппарат, хотел воплотить, да не дожил. Ну а мы, значит, сами по его чертежам. Чтоб золото вырастить нужно лет… Господи, сколько ж уже прошло-то? Лет десять-двенадцать нам потребовалось. Накопили бочку золота, а кому его сбывать? Мы ж… они ж надеялись (я-то сам в этом не участвовал) что большевики вот-вот того. И снова капитализм, собственность, набивай карманы! А советская власть стоит, как вкопанная. Значит, надо искать внешние рынки.
– Какие? – не понял Глеб.
– Внешние. Кто у нас за океаном золото больше всех любит?
Глеб недоуменно заморгал.
– Вот-вот! Они самые!
– Да к-как же вы туда доберетесь?
– А мы связались кое-с-кем. Да-с! Пароходик контрабандистский нас… то есть их, братьев моих, поджидает. Уже обговорен маршрут, транспорт, место встречи. Страна-то большая! Ее хоть всю колючкой обмотай, а лазейки-то останутся!
Гулус самодовольно фыркнул, словно до сих пор был полноправным членом шайки.
– А бомбы вам зачем?
– А с бомбами отдельная песня. Мы золото растили под землей, целый тоннель к источнику выкопали. Хотели, когда закончим, бочку по тоннелю в дом переправить. Вымостили пол, сделали каток и вдруг – бац! Обвалился тоннель. Да так, что не раскопаешь. Ну… расковыряли мы себе проход к золоту, а само золото назад уже не протащить. Узко! Значит, надо что? Взрывать потолок и поднимать груз на поверхность. А как это сделать, если грот в аккурат под главной улицей? Хоть днем, хоть ночью народ за секунду сбежится. Тут-то наш старший и придумал… иллюзион. Ты в цирке был когда-нибудь? Фокусников видел?
Глеб помотал головой.
– Когда чародей тебе трюки показывает, а это на самом деле оптический обман и ловкость рук. Вот и он придумал создать видимость, как будто враг напал. Чтоб население переполошить, чтоб все разбежались и по подвалам попрятались. Особенно менты. Пустить в поселке дезинформацию – раз. Заложить заряды по окраинам: ну вроде как артобстрел (благо зима, огнепроводник под снегом не виден) – это два. Надежная машина и подъемный механизм – три. Все рассчитано по минутам. Мы ж военный склад ограбили! Чуть с жизнями не расстались. Добыли себе тротила, пороху, боеприпасов. Только оружия – раз, два и обчелся: незадача! Бикфордов шнур кольцом проведен от одного заряда к другому. Самый длинный в мире!
– Черти! – спохватился Глеб, вскакивая на ноги. – Когда ж твои начнут?
– Вот щас стемнеет и начнут, – ехидно улыбнулся Кощей. – Точнехонько перед Новым годом!
– Пошли! – крикнул Афанасию Глеб. – Веди этого!
– Раньше был Константин Алексеевич, а теперь "этот"! – смиренно усмехнулся Гулус. – А знаешь еще что?
– Что?
– Я те еще один секрет открою. Только не упади. Там далеко в чаще овраг, мы туда целую стаю волков загнали.
– Видел. И для чего? – нахмурился Глеб.
– Ацедий, химик наш, придумал порошок, от которого собаки звереют. Ну и волки соответственно. Помнишь, Михал-Свиридыча его пес чуть не сожрал? Это эксперимент был! Ну так вот: огнестрела у нас мало, а впереди на дороге блокпост. И станция, понятно, под охраной. Так что волков мы… тьфу, они для этой цели голодом выдрессировали. Чтоб служакам на станции, когда приедем, было не до нас. Вот такой вот туз в рукаве!
– Дурацкий какой-то план… – проворчал Глеб.
– Да, хе-хе! Совершенно идиотский! И гениальный! Только такой и сработает!
– Тебе-то какое дело, сработает или нет? – небрежно бросил Глеб.
– Никакого. Я уже со своей судьбой смирился. Мне бежать некуда. Все равно, в этой жизни ничего, кроме мучений…
Глеб по голосу понял, что он врет.
Метель в поле уже заметно поутихла. Резвилась поземка. Ветер беззлобно трепал по спине.
Афанасий вел учителя, сурово держа его за шиворот, как нашкодившего юнца. Глеб шагал позади, злясь на вязнущие в снегу валенки. Шапка Кощея была у него в руке.
“Побежит – шмальну из рогатки в затылок!”
Вернувшись в поселок, Глеб быстро убедился, что первая часть злодейского плана уже приведена в действие. На перекрестке у дверей милиции толпились встревоженные люди с белыми листовками в руках.
– Товарищ, откройте! – басила женщина-фельдшер, барабаня в дверь тяжелым мужским кулаком: – Мы хотим знать, что происходит! Где ваше начальство?
Из двери высунулся инвалид дядя Коля, которого милиционеры посадили дежурить.
– Нетуть! На операцию уехали! Идите в поссовет! – прохрипел он и снова запер дверь.
– Вы это бросьте! Мы имеем право! Что ж это, снова-здорово, начальство бежит, а нас на растерзание бросают?!
– Тише, Клава! – прошамкала старуха в колючем платке. – Разгутарилась! Шея не дорога?
– Где товарищ лейтенант? – не унималась фельдшерица, тараща сердитые глаза.
Глеб увидел школьного истопника седоусого Клима Климыча.
– Здрасьте!
– А-а! А ты чего не в школе? Ой! – вздрогнул Климыч при виде Кощея. – Константин Алексеич! А я думал вы это… там…
– Что там написано? – спросил Глеб, указав на листовку.
– Жуть какая-то. Ты ее не бери.
Глеб вырвал листок из его пальцев.
– Не читай, сказал! Вражеское! Константин Алексеич, вы, что ль, ему скажите!
“Граждане города!” – гласил напечатанный текст. — “Командование Германской армии сообщает вам, что близ вашего города высадился десант наших специальных войск. Штурм начнется вечером в 19:00. Во избежание жертв среди населения предлагаем вам немедленно покинуть свои дома и укрыться в лесу.”
– Белиберда какая-то! – проворчал Климыч. – Откуда им здесь взяться? По воздуху на еропланах, что ль, прилетели?
– Может, провокация? – пожал плечами Кощей, украдкой выдернув у Глеба свою шапку.
Глеба как током шибануло. Он понял вдруг, что без милиции никто во всем поселке не докажет, что Кощей – враг. Все население будет на его стороне. На стороне учителя!
Константин Алексеевич насмешливо скосил глаза на Глеба и стряхнул с себя руку Афанасия.
– Чего тебе? – рявкнул он. – Нету у меня папирос, нету! Иди, куда шел!
– Ох ты… – опешил Афанасий.
– Пошли, я тебя к матери отведу! Ух, задаст она те жару! – он взял Глеба за шиворот и поволок по улице.
– Да ты… это! Вор! – без сил закричал Афанасий. – Я т-тебя! Ишь!
– Пить надо меньше! – огрызнулся Кощей и тихо захихикал от радости.
– Он же враг! – воскликнул Глеб. – Афанасий! Ну скажи ты им, ты же все видел!
Дед растерянно шлепал губами, словно лишился дара речи.
Глеб хотел крикнуть людям, но Кощей взял его за ухо и крутанул так, что искры заплясали в глазах.
Не отпуская ухо, затащил в безлюдную улочку.
Глеб тщетно пытался высвободиться. Учитель прижал его к забору и, злобно озираясь, нашарил в кармане что-то похожее на колотый сахар светло-серого цвета. Затолкал Глебу в рот.
– Глотай! Ну!
Глеб проглотил кисло-горький кубик, чувствуя, что задыхается – ладонь Кощея, зажала ему рот и нос.
– Во-от! Не боись, не помрешь. Ацедию привет! Щас ты от этой штучки на луну улетишь!
В глазах у Глеба, и правда, тут же поплыло. Ноги стали подкашиваться. Дома и деревья вертелись и менялись в размерах.
Как сквозь залитое дождем стекло видел он свой дом, мать, открывшую дверь.
– Здра-асьте! – донеслось мерзкое эхо Кощеева голоса. – В поле его нашли! Чуть насмерть не замерз! Жар сильный, бредит!
– Сыночек мой! – защебетала мама. – О-ой, спасибо вам! Господи, спасибо!
– Да не за что. Слава богу, что жив!
Глеб не знал, сколько прошло времени с тех пор, как он оказался дома: полчаса, час, три часа… По потолку сновали тени, в голове шумело море. Кажется, он пел какую-то песню и чувствовал, как мать заливает ему в рот теплую воду.
Потом он забылся, а когда открыл глаза, увидел темное окно и сразу вспомнил про время.
– Мам!
– Лежи, лежи! – выдохнула мать. – Ох дурак ты, дурак… Куда пошел в мороз, один… Я из-за тебя на работу не вышла, людей переполошила.
В дверь начали стучать.
– Чего надо, собакам! – рыкнула мать. – Щас!
Глеб приподнялся на печи, посмотрел на игравших на полу сестер.
– Как дела?
– Мы думали, тебя волки съели, – хмуро промолвила Рая.
Галя одарила его красноречивым взглядом, не сказав ни слова.
– Не пойду никуда! У меня сын болен! – долетел из сеней раздраженный мамин голос.
– Ты послушай, Катерина! – тревожно бухтела соседка. – Милиционеры вернулись, говорят лейтенант пропал: то ли убили, то ли чего – не ясно. И телефонный провод кто-то перерезал. Не к добру это! Не зря ночью листовки-то развесили.
– Да что ж за напасть такая! Не могу я щас никуда!
– Председатель всех зовет! Может, еще обороняться придется!
