Илаев сидел в кресле, распластав руки на широких подлокотниках и положив ногу на ногу. В дополнение к виски и лестным словам, сейчас ему не помешала бы хорошая сигара.
Всеволод Александрович сделал движение рукой в воздухе, будто отмахиваясь от слов журналиста.
– Совершенно естественным путём – путём проб и ошибок – вы пришли к своему выбору. И это замечательно! Умудрённые жизненным опытом люди в какой-то момент осознают, что максимализм суждений – путь в никуда. Именно это осознание дарит возможность беспристрастно оценивать действительность и творить подлинные шедевры. Человек начинает созидать не для определённой группы, мыслящей предвзятыми категориями, а для всего человечества. Вы меня понимаете? У вас впереди совершенно иная жизнь – свободная от предрассудков и не зависимая от социальных стереотипов.
Если бы Илаев был котом, то замурлыкал бы от удовольствия.
Последнее время журналист считал, что больше ни на что не способен, но Реболарову за несколько минут почти удалось убедить его в обратном. Неожиданно для себя Илья согласился с мнением шефа: действительно, он стал мудрее, некоторые вещи утратили для него прежнюю ценность, что и породило ощущение неудовлетворённости. Илаев просто перерос уровень закостенелого издательства, и теперь ему требовались новые горизонты.
Эти мысли перенесли Илью в мир очарования и перспектив. Стоило ему прикрыть веки, как он тотчас же увидел себя в образе респектабельного господина, выступающего за кафедрой на крупной конференции. Слушатели – все до единого – мечтали заполучить его автограф или удостоиться минутки внимания мастера жанра. И потом… потом…
Илаев открыл глаза. Реболаров снова стоял у окна в своём кабинете, заложив руки за спину. Виски на столе не было.
– Всё хорошо, Илья Дмитриевич? – он повернулся лицом к Илье. – Мне показалось, что вы, прошу прощения за прямоту, задремали. Я не стал беспокоить. Как вы себя чувствуете?
Илья чувствовал себя великолепно. Голова была ясной и трезвой. Он даже не испытывал неловкости за минутную отключку. От похмелья не осталось и следа, впрочем, как и от угрюмого настроения, мучавшего его в последнее время.
«Мистика!» – подумал про себя журналист, а вслух произнёс:
– Простите, я немного ушёл в себя.
– Не страшно. Вы наконец-то расслабились, а то были так напряжены. Надеюсь, теперь мы можем перейти к делу?
– Да, конечно, – поспешно ответил Илаев.
– Видите ли, Илья Дмитриевич, как я уже сказал, меня интересуют предметы старины. Я инвестирую крупные средства на организацию различные археологических экспедиций. Недавно я получил любопытную информацию с острова Крит: там обнаружили древний артефакт – книгу, которую написал Абу Али Хусейн ибн Абдаллах ибн Си́на, более известный под именем Авиценна. Его труды изучаются давно, но этот до сего дня считался утраченным. А многие учёные полагали, что «Книга жизни», в отличие от «Книги исцеления», «Книги указаний и наставлений», или «Книги знаний» – вымысел, и её вовсе не существует. Признаюсь, я до недавнего времени разделял их мнение, однако пять дней назад мне сообщили, что найдена именно эта рукопись. Я распорядился доставить её в Москву, но, увы… книга пропала.
То, что находка не покинула остров, сомнений не вызывает, но поиски исторической реликвии могут осложниться противоборством со стороны греческих властей, которые крайне ревностно относятся к ценностям, обнаруженным на их территории. Я, конечно, могу нанять детективов – профессионалов в своём деле, – но уверен, их немедленно выдворят из страны, как только узнают о предмете их интереса. А вы – журналист, довольно известный в России; вы когда-то освещали криминальную хронику, и имеете некоторое представление о методах работы следственных органов. Но главное, присутствие прессы не вызовет никаких кривотолков. А если и вызовет, то выставить из страны представителя СМИ крайне хлопотно. Европа, понимаете ли! Свобода слову!
Мозг Ильи работал как хороший компьютер, переваривая информацию и настраиваясь на выполнение задачи.
– Так вы готовы мне помочь? – поинтересовался Всеволод Александрович.
– М-м-м… – Илья намеревался уточнить сроки поездки, но Реболаров прервал его:
– Пятьдесят тысяч.
– Простите? – не совсем понял журналист.
– Размер моей благодарности составит пятьдесят тысяч евро вне зависимости от того, предоставите вы мне точную информацию о местонахождении книги, или же её поиски не увенчаются успехом. И, повторюсь, я полностью возьму на себя оплату проживания, перелёта и всех текущих расходов. Если же вам удастся доставить книгу в Москву, сумма значительно возрастёт.
– Немного странные условия, – Илаев потёр двумя пальцами переносицу. – Вы заплатите мне деньги в любом случае – не зависимо от результата?
Реболаров улыбнулся:
– Я же сказал, это личная просьба. А гонорар – всего лишь благодарность за потраченное вами время отпуска. К тому же, мне думается, издательству уже давно пора отблагодарить столь ценного сотрудника за верную службу на протяжении долгих лет. Так что, можете считать, я компенсирую свои расходы.
Торжественно произнесённая последняя фраза совершенно обезоружила Илью. «Да, умеет шеф делать предложения», – подумал он про себя и кивнул в знак согласия.
Всеволод Александрович выглядел удовлетворенным.
– Отлично! И ещё… я бы попросил вас никому не распространяться об истинной цели поездки. Не хочется, чтобы завтра все сотрудники обсуждали мою слабость к предметам старины…
4
В приёмной преданный бизнесмену секретарь с лицом ангела и выправкой штабного служащего, чётко, без лишних слов, снабдила Илью информацией о предстоящем авиарейсе и контактами, которые могли пригодиться в поездке. Также Елена посвятила журналиста в некоторые подробности исчезновения книги и подкрепила его дух вручённой кредитной карточкой.
История пропажи документа не впечатляла информативностью. Обнаружили книгу в пятнадцати километрах от Ираклиона – в старой церкви, рядом с которой велись раскопки древнего поселения. Двое российских и один греческий эксперт с большой вероятностью идентифицировали её как «Книгу жизни», принадлежащую перу Ибн Сины. Рукопись хранили в небольшом сейфе на месте археологических работ, откуда спустя несколько дней она благополучно и исчезла. Никаких видимых следов взлома не осталось, конкретных подозреваемых тоже не было. Единственное, что Елена с уверенностью утверждала – то, что книга до сих пор на находится на Крите. Откуда у неё взялась такая уверенность – секретарь предпочла умолчать.
В общем, негусто для начала расследования.
***
Сергей шмелём крутился вокруг Илаева, норовя разузнать, о чём велась беседа с шефом. Так и не получив вразумительного ответа, он разочарованно протянул:
– Ладно, я понимаю. Больше не стану мучить – знаю твою порядочность. Отдыхай, расслабляйся, – редактор поправил очки и добавил: – если время останется.
Ровно за три часа до вылета такси подкатило к аэропорту Домодедово. Раскалённое солнце ещё немилосердно шпарило, и только лёгкий ветерок приятно обдувал вымученное июльским зноем тело. Илья, с большой дорожной сумкой наперевес, остановился перед входом в здание и закурил сигарету, прокручивая в голове события сегодняшнего дня. Впервые за долгое время он чувствовал себя окрылённым и готовым к свершениям. Реболаров за полчаса сделал то, чего Илаеву не удавалось на протяжении последних нескольких лет. Он вновь пробудил в журналисте веру в себя, подвигнул к активным действиям и растормошил его заснувшее чувство собственной нужности.
Илья настолько проникся словами шефа, что был готов взяться за любой материал, за любую работу. И лишь где-то в глубине его души затаилось неприятное подозрение, что эмоциональный всплеск может вскоре иссякнуть, уступив привычное место ощущению тоски и полной бессмысленности.
В аэропорту, как обычно, было многолюдно. Народ суетливо перемещался по залу, катя за собой чемоданы и сумки. Время от времени монотонный голос объявлял начало регистрации на тот или иной рейс. Илья сдал багаж, получил посадочный талон, прошёл паспортный контроль, и, наконец, добрался до зоны ожидания вылета.
Как любой нормальный турист, он первом же делом посетил магазин беспошлинной торговли, где и поинтересовался у консультанта:
– У вас есть в продаже виски The Macallan Fine & Rare Vintage 1926 года?
Приятная девушка-консультант сперва удивлённо, а затем кокетливо посмотрела на Илью.
– Извините, но такого виски у нас нет, – ответила она, чуть смутившись.
– А жаль, – рассеянно произнёс Илья, продолжая изучать ассортимент спиртного.
– Может быть, я могу предложить вам что-нибудь ещё?
– Благодарю, не нужно.
– Тогда… желаю вам приятного полёта.
Илья как-то странно кивнул головой, словно ему пожелали чего-то непристойного, не отрывая при этом взгляда от полок с алкогольными напитками.
– Такой виски вы сегодня нигде не купите.
Журналист вздрогнул – ему показалось, что голос за спиной принадлежит Реболарову. Он резко оглянулся. На месте консультанта стоял немолодой мужчина в белой майке с надписью «Я люблю летать», белых парусиновых брюках и с дорожной сумкой на плече.
– Но я сегодня это уже пил, – не без гордости в голосе поведал Илья своему собеседнику.
– О! – незнакомец выказал восхищение и удивление одновременно. – Мало кому посчастливилось отведать этот напиток в наше время. В 1986 году была разлита бочка шестидесятилетней выдержки – из неё получилось всего сорок бутылок. Вы, наверное, большой любитель редкостей, если можете себе позволить приобрести такую роскошь.
Теперь настала очередь Илаева удивиться услышанному.
– Дело в том, что меня угостили… – он задумался, как правильнее представить Реболарова, – мой… мой работодатель.
– О-о-о! – Незнакомец всплеснул руками. – По всей вероятности, вы очень ценный сотрудник! Разрешите представиться – Михаил Бештеров, – и он почтительно склонил голову.
– Илаев – Илья Илаев, – журналист протянул ладонь для рукопожатия.
– Может быть, по чашечке кофе? Или виски? – непринуждённо предложил Михаил.
– С удовольствием.
Они расположились в одном из ресторанчиков зоны ожидания на третьем этаже здания.
– Простите за любопытство, но мне кажется, вы летите один. Командировка, отпуск?
– Пытаюсь совместить, – отшутился Илья. – Я пишу статьи, готовлю репортажи, поэтому постоянно нахожусь на боевом посту.
– Илаев… Илаев… – Михаил внимательно посмотрел на Илью. – Ну конечно – журнал «Страна»! Простите старику забывчивость; хорошо знаком с вашими работами. Весьма впечатляют! Насколько мне известно, господин Реболаров проявлял интерес к вашему издательству?
Илья застенчиво улыбнулся: слишком много лестных слов на сегодня.
– Всеволод Александрович теперь владелец компании. Собственно, он и угостил меня сегодня этим редкостным виски. – Илья откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
– О! Господин Реболаров знает толк в дорогих вещах. Много лет назад я имел общие интересы с Всеволодом Александровичем, но он так быстро взлетел…
Михаил c сожалением вздохнул и извлёк из сумки металлическую фляжку – небольшую, граммов на двести, обтянутую коричневой кожей с тиснёным кругом на обеих сторонах.
– Разрешите и мне вас угостить… не будете разочарованы, – он поставил на стол две металлические рюмочки, украшенные аналогичным символом, и разлил содержимое фляги. – За удачный отпуск!
Илья поднял рюмку, поднёс к губам. Этот запах ни с чем нельзя было спутать! Он недоумённо посмотрел на Михаила.
– Да-да, Илья, именно двадцать шестого года! Вам сегодня благоволят звезды.
Сделав глоток, Илаев вновь ощутил необыкновенный прилив бодрости.
– Удивительный виски!
– Несомненно! А вы – удивительный человек, если за один день умудрились отведать его дважды, причём в совершенно разных точках города, – Михаил с нескрываемым любопытством наблюдал за Ильёй. – Возможно, это знак! Вы верите в судьбу?
Илья задумался…
– И да и нет… Наверное, у каждого есть предназначение, но какое? В любом случае, мы самостоятельно выбираем путь.
– Интересное мнение, – Михаил наполнил рюмки. – Значит, цель есть, а путь к цели неизвестен? А если в процессе пути цель изменится? Ну, скажем, мечтает человек о славе, деньгах, успехе, а в один прекрасный момент что-то происходит, и он понимает: есть и другие ценности – любовь, семья, спокойствие. Разве в жизни мало подобных случаев?
Илья снова задумался. Его не покидало ощущение дежавю, начинающее немного напрягать.
– Значит, по-вашему, первоначальное устремление – всего лишь средство достижения основной цели, пока ещё неосознанной? – потирая лоб в попытке снять напряжение, спросил Илья.
– Очень хорошо! В точку! – удовлетворенно ответил Бештеров.
«Господи! – подумал про себя Илаев. – Да он говорит, как Реболаров: те же интонации в голосе, тот же стиль речи, те же философские рассуждения… Да ещё и тот же раритетный винтажный виски!»
Илье на мгновенье показалось, что он сидит в кабинете олигарха, и всё, что происходит вокруг – просто сон. Журналист даже потряс головой, чтобы избавиться от наваждения.
– Простите, кажется, я занимаю вас темой, не достойной человека, отправляющегося на курорт.
– Всё хорошо, – пробубнил журналист, вставая с места, – я сейчас вернусь.
Илья быстрым шагом направился в сторону туалета. Зайдя внутрь, он подошёл к раковине, открыл холодную воду, подставил под неё вспотевшие от волнения ладони, а затем несколько раз омыл лицо.
«Ничего, ничего… Скоро я буду на острове. Буду купаться, загорать, знакомиться с хорошенькими девушками. Я просто перебрал вчера», – успокаивал он своё отражение в зеркале.
Вернувшись за стол, Илья не обнаружил ни фляги, ни рюмок. Вместо них стояли две чашечки ароматного кофе.
– Я взял на себя смелость сделать заказ. Надеюсь, вы не против? – поинтересовался Михаил, продолжая сверлить журналиста пытливым взглядом.
– Нет, не против! Кофе – то, что сейчас нужно.
Состояние взволнованности исчезало также быстро, как и появилось.
– Так куда же вы направляетесь, если не секрет? – Бештеров тактично сменил тему разговора.
– На Крит.
– На Крит? Надо же – я тоже туда лечу.
Илья улыбнулся. Новость о том, что Михаил будет его попутчиком в полете, не сильно обрадовала, но и не сильно расстроила. Что-то в нём было приятное, внушающее доверие и располагающее к общению. Мысль же о его схожести с Реболаровым была списана на вчерашнее веселье и творческую мнительность.
5
Илья всегда боялся летать. Он перепробовал массу способов, пытаясь избавиться от тревожных ощущений, но ни один из них не увенчался успехом. И даже если предполётное волнение на короткое время отступало, то непременно накатывало новой, ещё более мощной волной, стоило журналисту оказаться на борту самолёта.
Предубеждения человека сломить довольно сложно. Замкнутое пространство огромного летательного устройства, которое вот-вот оторвётся от земли – и это при отсутствии стоп-крана и средств экстренной эвакуации – вселяет ощущение беспомощности и безысходности. Илаев чувствовал себя загнанным в ловушку, из которой, что случись, не было шансов выбраться. Даже статистика, утверждающая, что утонуть в собственной ванне куда более вероятно, чем стать жертвой авиакатастрофы, успокаивала слабо. И все же Илья летал, и делал это довольно часто. Экономия времени всегда оказывалась важнее потрепанных нервов.
Устроившись в кресле лайнера, журналист припомнил недавнюю беседу с шефом и в полной мере проникся смыслом его слов: принцип «сколько» сегодня стал гораздо важнее, чем «как». «Действительно, – подумал он, – почему я не выбрал поезд или корабль, например? Куда я тороплюсь, пользуясь при этом не самым приятным способом перемещения? Зачем?»
Ответа не было, зато существовало оправдание: сегодня все так поступают. Но этот аргумент оказался малоубедительным, и Илья, в присущей ему манере критически оценив ситуацию, окончательно согласился с Реболаровым: сегодняшняя жизнь мчится на бешеных скоростях. Большинство людей перестаёт обращать внимание на промежуточные станции. Сконцентрировавшись лишь на цели, мы полностью игнорируем сам процесс её достижения, упуская из виду всё прекрасное, что может повстречаться на пути.
Даже гипотетический риск опоздать, не успеть, приводит человека в состояние растерянности и тревоги. Интернет и телевидение молниеносно разносят информацию о том, что сейчас актуально и престижно, и, уже не задумываясь, кем продиктованы наши желания, мы торопимся поступить по примеру большинства. Личностные особенности и предпочтения уходят на второй план, уступая место общественным нормам и правилам.
Мало кто готов пожертвовать временем и провести несколько дней в поезде, если расстояние в тысячи километров можно преодолеть за считанные часы, пусть и тягостного полёта. А упущенные детали – леса и поля, озёра и реки, страны и города, и даже случайные попутчики – не являются конечной целью и не представляют никакого интереса. Нам кажется, что чем больше достигнуто целей – тем больше впечатлений будет получено. Вот почему мы отдаём предпочтение коротким, но частым путешествиям, автомобилям эконом-класса на пару-тройку лет, несметному количество дешёвых вещей, чуть ли ни ежедневно скупаемым в супермаркетах – маленьким радостям, возможно, вытесняющим одну большую. Восприятие жизни становится сегментарным и теряет свою целостность.
Илаев снова загнал себя в уныние, и все приятное, произошедшее за день, растворилось, как туман в летний день. Тем временем, Бештеров проявил инициативу и поменялся местами с соседом журналиста. Теперь они сидели рядом.
Самолёт начал маневрировать на взлётной полосе, и Илья, вжавшись в спинку кресла и закрыв глаза, стал читать про себя «Отче наш» в очередной попытке обмануть страх.
– Вы боитесь летать?! – удивился Михаил, когда лайнер приготовился к взлёту.
– А вы? – вопросом на вопрос нервно ответил журналист.
Вместо ответа Михаил гордо указал на надпись на своей майке – «Я люблю летать!»
– Вам тоже не будет страшно, – заверил он, дружески похлопав Илью по плечу. – Уверен, сегодня ваш день. Не стоит портить впечатление пустыми переживаниями.
– Скорее всего, так оно и есть, – Илья вымученно улыбнулся. – Всего лишь мои глупые наваждения.
По опыту предыдущих перелётов, он приготовился к десяти-пятнадцати минутам неприятных ощущений, которые придётся перетерпеть, пока самолёт набирает высоту и ложится на курс. После этого можно будет немного расслабиться – волнение хоть и не отступит полностью, но станет относительно терпимым.
Так было всегда, но не в этот раз! Когда огромная машина оторвалась от земли, Илаева охватило неудержимое желание посмотреть в иллюминатор. Ему вдруг стало до крайности интересно увидеть удаляющуюся поверхность земли, уменьшающиеся в размерах здания и деревья, и вообще, всё происходящее за бортом. Илья не испытывал страха – даже лёгкой тревожности. Вид из иллюминатора чудесным образом завораживал.
Журналист восхищенно наблюдал, как пространство с каждой секундой расширяет границы, превращаясь в грандиозное живописное творение великого мастера. Неровности и шероховатости исчезали, и всё вокруг по мере уменьшения обретало правильные и отчётливые формы, открывая взгляду глазу безграничную неведомую реальность.
– Вот видите, – Михаил довольно сощурился, – как многого мы не замечаем из-за глупых фобий.
– Вы… гипнотизёр? – Не в силах скрыть своей радости, Илья походил на ребенка, впервые оказавшегося в огромном магазине игрушек. – Нет… Вы волшебник?
– Почему бы и нет?– улыбнулся Бештеров.
Илья в шутку погрозил ему пальцем, давая понять, что давно не верит в сказки.
– Может быть, коньячку? – заговорщически и предложил Михаил.
– А что, виски больше нет? – в тон собеседнику поинтересовался Илья.
– Я не люблю виски, – Бештеров поморщился, демонстрируя неприязнь, и достал из сумки ту же фляжку с изображением круга на коричневой коже.
Илья снова шутя погрозил пальцем, однако сделав глоток, он убедился – действительно коньяк. Хороший коньяк, длительной выдержки.
– Я понял! – расхохотался Илаев. – Вы фокусник, иллюзионист!
Бештеров покачал головой.
– Скорее, я врач – специалист по душевным расстройствам, – ответил он.
Илья понимающе кивнул, будто специальность собеседника объясняла происходящие чудеса. Он снова перевёл взгляд на безбрежные просторы. Теперь перед журналистом открылись заоблачные горизонты. Он не мог оторвать глаз от белой пелены, укрывающей собой привычный мир; очевидно, она была мягкой и приятной на ощупь. Низкий, раскалённый докрасна солнечный диск окроплял белую пустыню оранжевыми бликами.
Красиво!
Илаеву подумалось, что если в рукописи, за которой он послан, есть иллюстрации, то они непременно должны быть похожими на картину, которую он сейчас созерцал через иллюминатор.
– Михаил, а вы знакомы с трудами Авиценны?
Бештеров неопределенно пожал плечами:
– Отчасти. Что вас конкретно интересует?
– «Книга жизни», – Илья не сводил глаз с оранжевого отлива бескрайней пелены за бортом самолёта.
– Я слышал эту легенду. – Бештеров свёл брови, отчего на его лбу образовались глубокие бороздки морщин. – Ибн Сина написал более пятисот трудов, но нас дошли только двести сорок. Три из них считаются основополагающими: «Книга исцеления», «Книга указаний и наставлений» и «Книга знаний». Эти рукописи включают в себя исследования в области логики, математики, медицины, философии, естествознания, и даже метафизики. Надо заметить, что познания Авиценны не ограничивались перечисленными мною науками. Он также изучал геологию, химию, литературу, увлекался поэзией, и, бытует мнение, проявлял интерес к мистике. «Книга жизни», написанная на исходе земного пути, якобы представляет собой венец всех его творений. В ней Ибн Сина подводит итоги накопленных знаний и, по легенде, открывает миру рецепты исцеления абсолютно ото всех болезней – в том числе и душевных, – а некоторые утверждают, что труд затрагивает вопрос бессмертия. Но общепризнанного научного подтверждения существования «Книги жизни» нет, хотя её периодически находят то в средней Азии, то на Тибете, то в Северной Африке, то в Индии. Насколько я знаю, недавно обнаружили в Греции, но, увы, все эти находки не имели ничего общего с трудом Ибн Сины. Надеюсь, ваша поездка не связана с этим событием?
Удивительная осведомлённость случайного попутчика, равно как и его неожиданный вопрос, застали Илью врасплох.
На секунду замешкавшись, он всё же решил сказать правду:
– Именно так.
– Господин журналист, на протяжении последней тысячи лет многие поколения, как давно почившие, так и ныне здравствующие, искали эту рукопись – точно так же, как ищут останки Платоновской Атлантиды, – Бештеров сидел в кресле, задумчиво глядя перед собой. – Но за всё это время не было обнаружено ни единого веского подтверждения существования «Книги жизни».
– Выходит, моё путешествие бессмысленно?
– Отнюдь, – Михаил покачал головой. – Если существует легенда – есть и прецедент, её породивший. Дыма без огня не бывает, хотя современная наука порой доказывает обратное. Если бы не настойчивость сэра Эванса, Кносский дворец по сей день оставался бы в числе непознанного, порождая новые мифы.
– Вы увлекаетесь историей? – спросил Илья.
– Я уверен, что она есть, – философски ответил Михаил.
Предостережение
Последнее время Мелиор любил уединение. Он взбирался на вершину самой высокой горы и подолгу сидел, погружённый в глубокие раздумья. Плотная завеса облаков отделяла его от ненавистного мира, населённого слабыми лицемерными созданиями, способными в одночасье изменить собственные взгляды на сущее. Именно такими представлялись они Мелиору.
– Ты снова грустишь, брат мой?
Создатель стоял за его спиной и смотрел вниз на белые лёгкие облака. Его появление всегда радовало Мелиора. Спокойный певучий голос Создателя ласкал слух.
– Ты вновь и вновь пытаешься запутать себя, – Творец коснулся его мускулистого холодного плеча, отчего Мелиор вздрогнул.
– Ты ошибаешься на их счёт, и я докажу тебе это, – прохрипел демон, сверкая глазами так, словно собрался испепелить мир у подножья горы.
– С радостью признал бы свои промахи. Но… будь осторожен: ты можешь нарушить и без того хрупкое равновесие в своём мире.
– Так запрети мне!
– Я не творю запреты – могу лишь предостеречь тебя от новых мытарств.
– Твоё благородство сводит меня с ума. Неужели сложно просто вразумить? – воскликнул Мелиор.
– Я и так дал тебе полную свободу и абсолютную возможность разобраться в себе, но ты упрямо пытаешься уйти от порядка вещей. Твой мир может рухнуть. А вразумить себя в состоянии только ты – сам.
– Если мой мир погрязнет в хаосе, ты спасёшь их? – этот вопрос демон задал почти шёпотом, брезгливо разглядывая обитателей своей империи, суетящихся внизу в поисках истины.
– За целую вечность ты так и не смог уяснить главного: моего участия для спасения не требуется ни тебе, ни тем, кто с тобой. Вам нужно лишь захотеть, и это исполниться немедленно.
– Опять твое вселенское непостижимое великодушие, – Мелиор, как обезумевший, затряс головой.
Создатель глубоко и печально вздохнул.
– Ты задумал великое лукавство, Мелиор, но ты не обретёшь покой, исполнив свой замысел. Посмотри, как прекрасен твой мир – сколько в нём любви и сострадания, сколько добра и красоты! Вы все при желании могли бы вернуться и занять прежние места в созданной мной вселенной. Эх, если бы не твоё упрямое заблуждение…
– А ещё в этом мире полно ненависти, жадности, злобы и зависти, – Мелиор цинично осклабился.
– Это всего лишь отражение твоих чувств, – с сожалением изрёк Создатель. – Неужели ты не хочешь избавления для себя и для них?
– Я хочу! Хочу! Хочу!
Мелиор метнулся ввысь, разносясь грозой по небосводу, поднимая безудержный ветер, черня белоснежные облака и превращая их в темные тяжёлые тучи, готовые извергнуть на землю всё его негодование, чтобы смыть презренный мир.
– Бедный мой брат. Заблуждение не дает тебе покоя, – Создатель провёл рукой вдоль линии горизонта, и чёрные тучи стали рассеиваться.
– Мне не нужна забота! – Мелиор опустился на гору. – Я сам знаю, что заставляет меня страдать! Видеть тебя – это мука, чувствовать твою любовь – мука, идти против твоего замысла – мука, но для меня она сладка. Ты не желаешь карать тех, кто не достоин тебя – тех, кто презирает твои правила. Они – лицемерные твари, позабывшие о тебе. Твоя безмерная безусловная любовь мне непонятна. Ты даже наказываешь свободой… хотя прости, тебе неизвестно слово «наказание». Мне не нужна твоя истина – я лучше сгину в хаосе, нежели приму твой порядок.
– И все же я буду ждать твоего возвращения…
– Я не вернусь! А если этому и суждено будет случиться, то тебе придется признать своё поражение, а значит, и мою победу!
В тот момент Мелиор был особенно горд собой. Он ждал ответ на дерзкий вызов, но… Создатель, как обычно, лишь улыбнулся и покинул гору. Мелиор долго смотрел ему вслед. Творец всегда исчезал неожиданно, оставляя недосказанным самое главное.
– Жалеет меня, – скривившись, простонал Мелиор. – Пришёл предостеречь. Неужели он действительно безупречен? Тогда почему же я не могу принять истину? Почему он не хочет объяснить, почему? А коль так… – Мелиор вобрал в грудь воздух и прогремел вослед Творцу: – Пусть всё остается, как есть!
Расправив широкие черные крылья, он кинулся вниз со скалы, разрезая плотную завесу облаков, устремляясь в самый центр столь ненавистного и одновременно неудержимо манящего мира.
6
Когда самолёт заходит на посадку в аэропорту города Ираклион, до последнего момента сохраняется впечатление, что он опускается на воду. Взлётно-посадочная полоса упирается в омываемый Критским морем скалистый берег, и из иллюминатора маневрирующего в воздухе лайнера с разных ракурсов открывается переливчатая водная гладь. Но вот резкий свист шасси, лёгкая встряска от соприкосновения с землёй, дребезжание колёс, тяжёлый гул реверса и аплодисменты пилоту.
– Наш самолёт совершил посадку в аэропорту Никос Казантзакис города Ираклион, – монотонно провозгласил пилот. Сообщив также местное время и температуру воздуха за бортом, он пожелал пассажирам приятного отдыха.
Илья с Михаилом покинули лайнер. Получив багаж и соблюдя все необходимые формальности, они вышли из здания аэровокзала.
– Пора прощаться? – с сожалением в голосе произнёс Михаил. – Желаю вам найти вожделенные ценности.
Илья с улыбкой протянул руку:
– До свидания, Михаил. Я действительно рад нашей встрече и уверен, она не последняя.
Они обменялись рукопожатиями.
– Что ж, успешных поисков и хорошего отдыха, – пожелал Бештеров. – Хотя совместить одно с другим… Но, уверен, у вас непременно получится!
– Я постараюсь, – Илья широко улыбнулся.
– До встречи, господин журналист.
***
Противоречивые желания разрывали Илаева надвое. Как любому нормальному человеку, оказавшемуся на курорте, хотелось, конечно, поскорее кинуть вещи в гостиничный номер, и несмотря на поздний час, рвануть к морю и окунуться в его солоноватые воды… Заглянуть в уютный ресторанчик, заказать хорошего вина и вкусной еды… Побродить по городу, который, призывно зажигая ночные огни, не собирался погружаться в сон до самого утра. Впитать его атмосферу беспечности, смешанную с духом истории, полюбоваться местными красотами и красотками, а если повезёт, то и завести курортный роман… Но профессионализм одержал верх в этой внутренней борьбе, и журналист, скрепя сердце, направился по указанному Еленой первому адресу.
Такси остановилось на узенькой улочке, типичной для старых прибрежных городков. Тротуаров на ней не было, а вымощенная камнем мостовая едва ли позволяла разъехаться двум легковушкам. Домики белого и светло-кремового цвета своим довольно неказистым видом выдавали окраину города. Илья подошёл к двери одного из них и постучал. Когда изнутри раздался вопрошающий голос, журналист объяснил, что пришёл к господину Синееву. Человек за дверью что-то прокричал, и уже через минуту на пороге предстал недовольный пожилой мужчина.
– Господин Синеев? – вежливо поинтересовался Илья.
Старик кивнул.
– Здравствуйте. Моя фамилия Илаев. Я представляю интересы господина Реболарова. Мы могли бы с вами поговорить?
– Проходите, – буркнул хозяин.
Переступая порог, Илья краем глаза заметил двух молодых людей славянской внешности, которые стояли метрах в ста ниже по улице и на удивление эмоционально восторгались пейзажами городской окраины.
«Тоже мне, нашли время и место для экскурсий», – хмыкнул про себя Илья и зашёл внутрь.
Убранство дома оказалось гораздо богаче его неприметного внешнего вида. Судя по всему, владелец был человеком зажиточным и всерьёз увлечённым историей. Об этом говорили многочисленные фотографии с мест проведения раскопок, впечатляющее количество древних ваз, скульптур и предметов быта, коллекция старинного оружия, развешенного на стенах.