Дмитрий Вадимович Пахомов
Лист из сгоревшей библиотеки
Обмен крови на платье
Эшафот был сух. Простолюдины хорошо старались, оттирая кровь заключённых, смерть которых стала настоящим представлением для жителей захудалого городка Лоркуан. Всю кровь, что накапливалась на тряпках, отжимали в дубовые тазы с ручками, словно обычную грязь. Солдаты забирали наполненные бадьи и относили к подножью западной стены дворца. что стоял вплотную к западной стене.
Анаис шла по главной дороге города и заглядывала, как бы невзначай, в ящики, из которых выглядывали мёртвенно бледные лица. Молодые юноши лишались голов, если у них не отрастали бороды и усы в возрасте семнадцати лет.
Тела хоронили на кладбище между дворцом и храмом четырёхрукого. Головы продавали родителям за кругленькие суммы. Если денег не хватало, тело предавали земле вместе с неприкаянными душами. А если родственники не объявлялись, тела отправляли в замок, чтобы обескровить.
Проходя мимо высокой башни с шаровидными валунами на месте шпилей и с тремя кругами над воротами, – что и являлось центром местной религии, – Анаис резко развернулась и оглядела всю улицу. Странного цвета свет лился из лавки травника, то вспыхивая, то угасая. Желая собрать хоть какие-то деньги для похорон мужа, миловидная вдова выносила из хлебной лавки пироги на продажу, слегка надрезанные, чтобы запах начинки был почти таким же сильным и сладостным, как и запах теста. В прошлый визит Анаис видела детей, гурьбой залетающих в помещение, смеясь и играя, с разрешения хозяйки, даже внутри. Видимо, женщина хоть и смирилась с гибелью избранника, но от замораживающей силы потери не было спасения ни одному сердцу.
Но воительнице было всё равно. Её взгляд был устремлён в сторону таверны. «Бокалейный бар», перешедший третьему поколению семьи Хали Навов, был трёхэтажным строением, выдержавшим нападения ниндзя-ренигатов с помощью огромного количества потайных ходов.
Внутри Анаис увидела уже знакомый интерьер приличного чистого заведения, в котором богатые чистюли были вынуждены делить большой стол с бедными отбросами За прилавком стоял мужчина двадцати пяти лет, борода и усы которого не давали проходящим мимо прекрасным девам разглядеть волевого подбородка и красивого, как узоры на стёклах в зиму, шрама от копья на изгибе шеи. Глаза он себе закрывать никогда не позволял. Один – цвета коры самого крепкого дуба, что видел этот мир. Другой – листика сосны рядом с этим дубом, склоняющейся над водой, дабы понежиться в летней влаге под лучами ясного солнца.
Этот человек купил верность лучших поваров и поставщиков с ближайших земель, убив конкуренцию вместе с барьером между слоями общества. Кроме самых высоких и нижайших. Но главное: он заполучил то, что нужно было Анаис, раньше, чем это попало ей в руки, и сумел воспользоваться этим обстоятельством.
– Приветствую, Анаис, – произнёс он, блеснув глазами, в которых виднелась скрытая истинная улыбка. – Рад видеть тебя в добром здравии и со всеми конечностями.
– Не нужно притворства, умоляю, – сказала она, закатывая глаза и отводя взгляд, стараясь отсрочить зрительный контакт.
– Ну что ты? Какое притворство? Я правда рад тому, что вижу тебя такой. Ведь я знаю тебя и знаю, что ты не просто снежная королева, а честная снежная королева. И если ты здесь и цела, значит… – Мужчина постучал ладонями по прилавку, слегка наклоняясь, чтобы поймать взгляд собеседницы.
Анаис без слов засунула руку в карман и достала прядь седых жёстких волос.
– Вот. Достала. А теперь показывай мою вещицу, Румт. Д.
– Скажи мне, – не отставал трактирщик, – тебе понравилось танцевать? Видеть простую женскую жизнь. Согласись, даже ты находишь в платьях жителей той страны нечто близкое тебе, как деве, нежели доспехи.
Он и руки к тому, чего так хотел не протянул. А всё будоражил воспоминания Анаис месячной давности.
– Как мне рассказывали, обладательницы этих волос вечно поют о полях, прекрасных юношах, их подвигах и собственном счастье. Хотя сами уже давно призраки, которым ничего не осталось, кроме как похищать жизни. Не пойму, в этом больше грусти или иронии?
– Я пришла, дождалась, потанцевала и, как только ощутила их телесность, срубила клок волос и принесла его тебе. – Анаис была уверена, что говорит, не показывая на лице никаких эмоций, но по ухмылке Рума поняла, что снова допустила промах.
– Я схожу за ним. И за тем, что тебе нужно. Если ты не передумала.
– За ним? Ты не дашь нам нормально воссоединиться у тебя?
– Чтобы случайный постоялец увидел его, и у меня началась бы открытая война с Мирасилией? Да ещё и тогда, когда к ней приехала её подруга? – последние слова Рум произнёс, приближаясь к лестнице.
– Оль Гинье здесь? – удивилась Анаис, глядя на затылок Рума, уже сама желая наладить контакт с трактирщиком.
– Уже с неделю как. Кстати, у тебя же в той стране отрастали волосы. Понравилось, как заплетают косу? Небось, делая это, новые подружки говорили о любви и радостях материнства?
– Зачем она здесь?
–Ждёт не дождётся момента, когда сможет поздравить близкого человека.
– С чем? С обретением его крови?
– Возможно. Но, если тебе это действительно интересно, поспрашивай кого-нибудь ещё в городе. Могу подкинуть мыслишку, к кому стоит обратиться. Но ведь тебе это не интересно?
– Говори.
– Сначала ты говори, милашка.
– Что тебе нужно?
– Всего лишь уважение. Выраженное в ответах на все мои вопросы.
– Повтори, отвечу.
– Не-е-е, милашка. За большее неуважение я беру цену повыше. Уважая тебя, притворюсь, что сказал это просто так. Без твоего «повтори».
– Да. Понравилось. Да. Именно об этом говорили. И что тебе с того?
– Поспрашивай тех, кто может доставить что-нибудь, связанное с едой. Мы всё же говорим о поздравлении.
– Ты не ответил на второй вопрос.
– Молодец, – похвала из его уст звучала как нечто вымученное и заготовленное ещё со школьных времён. – Просто хотел убедиться, что ты слушаешь и можешь вспомнить всё, что тебе говорят. Полезный навык.
Договорив, мужчина поднялся по ступенькам старой лестницы. Его шагов на втором этаже было практически не слышно.
Анаис огляделась вокруг, думая, не стоит ли ей начать опрос, чтобы скоротать время, прямо здесь.
Но нашла за столиками только ворчливых ревнивых трудяг.
Когда она прошлась мимо стола, за которым сидели вернувшиеся из патруля солдаты, один из них, довольно старый, резко встал и повернулся к Анаис. Она было собралась поблагодарить его, думая, что он решил уступить место, но сильная рука вояки, упёршаяся ей в грудь, быстро позволила девушке всё понять.
– Я видел, как ты смотрела на тела наших молодых ребят. Радуешься, что они умирают, чтобы у вас, баб, появлялись места в армии? Чтоб вас принимали, наделяли мужскими регалиями, а вы при этом ничего не делали?! Мой сын мог быть в том, во что ты сейчас одета, – только он мёртв. Здоровый лоб, но с бородой не повезло. Как вам, дурам, не повезло в битве под Лизь Иоа. Ну не бойся! – Впервые за долгое время кто-то буквально брызгал слюной при разговоре с Анаис. – Ну ничего, с тумаками от меня вам всегда повезёт.
Девушка даже не обратила внимания на замах незнакомца. Холодно, словно объясняя что-то ребёнку или новобранцу, она сказала:
– Да уж, позорное было сражение, согласна, – солдафон замер. – Было очевидно, что противник с меньшими силами, но более лёгкой конницей с копьями решит обойти наши войска и зайти с боку, во время чего наши девочки и мальчики стали лёгкой добычей для лучников, так как не понимали, кому на кого нападать. Я попробовала бы сыграть на их уверенности в успехе объективно неплохой тактики. Послать конницу на конницу, чтобы они столкнулись до захлопывания капкана. Тяжёлых лошадей послать тараном на лучников, что дало бы пехоте больше возможностей для подхода к вражеской пехоте. Числом пехота мнёт пехоту и помогает в уничтожении тех, кто должен был уничтожить их.
Удивлённый молодой солдат, сидевший рядом , протянул Анаис кружку мёда, увидев, что у девушки сбилось дыхание.
– Благодарю, – сказала она, принимая напиток. Сделав глоток и возвращая кружку, она возобновила зрительный контакт со старым солдатом. – Мне жаль твоего сына, но я безумно рада, что не увидела в ящиках головы тех, кто мне небезразличен. Если ещё хочешь, бей, сопротивляться не буду.
Но старик похлопал её по кожаному наплечнику:
– Сестёр не бью. Даже сестёр по оружию. Прости мене, и я рад за тебя.
Анаис улыбнулась.
И улыбка её стала только шире, когда она повернулась лицом к лестнице и увидела, как со второго этажа спускался трактирщик, на руках у которого покоилось бледное холодное тело мальчика, примерно двенадцати лет, с рыжими, как огонь, волосами и алыми губами. Он был одет, или же завёрнут, в зелёную тёплую тунику с золотым поясом. Под снежную ладонь, лежащую у него на животе, Рум уже положил маленький флакон с фиолетовой жидкостью, внутри которой вспыхивали искры цвета лепестков сакуры.
Воительнице понадобилось почти всё мужество, чтобы, сохранив образ профессионала, не обронить на щёки, а там и на кожаный поношенный нагрудник, слёз радости.
Анаис аккуратно взяла ребёнка из рук Рума, чуть было не уронив зелья.
– Спасибо.
– Он всё такой же холодный. Как ты и говорила, я и не пытался его согреть. И не дышит.
– Всё правильно. Кто знает, как бы ещё на него могла бы повлиять твоя забота после пробуждения.
– Открой ей дверь! – прикрикнул на старика-солдата Рум.
– Я здесь вообще-то гость, – возмущенно пробубнил себе под нос вояка.
– А она, – трактирщик указал длинным, чуть желтоватым, пальцем на Анаис, – почти мой друг и действующий солдат, которому все мы должны оказывать посильную помощь.
Старик сглотнул комок слюны, который предназначался толи для девушки, толи для трактирщика, а может и просто для пола, и прошёл к двери и распахнул ее. Выходя, Анаис с осторожностью посмотрела на кончики пальцев на ногах мальчика, чтобы не задеть одеяний солдата.
– Спасибо, – сказала она, даже немного улыбнувшись.
– Не за что. Удачи вам в вашей миссии. Какой бы она ни была.
Картина воительницы, уносящей ребёнка к городским воротам, не приковала к себе внимание горожан. Привычное дело.
Городская стража лишь бросила взгляд на маленькое тело, а Анаис уже начала поворачивать за угол очередного дома, на тропинку, ведущую к казармам. Одному стражнику, казарма стоял у входа в бараки, воительница заявила:
– У одной из голов есть порез под ухом, идущий ровно к кончику подбородка. Если не хотите, чтобы о природе этого пореза догадывалась не только я, уберите на три часа стражников от ближайших ворот. По обе стороны.
Ворчливый страж без слов прошёл мимо девушки, которая остановилась на несколько секунд. Пятеро стражников отправились, шутя и переговариваясь между собой, в бараки, стараясь не обращать на воительницу никакого внимания.
За воротами её ждало широкое поле и дорога, уходящая далеко вперёд, крадущаяся по полосе холмов. На противоположной стороне от здешней конюшни была роща, S-образно уходящая к двум озёрам. Деревья там временами срастались, помогая добраться до солнца. Кустарники создавали причудливые фигуры, похожие на остров с ядовитыми острыми наростами, охраняющими нечто ценное. Где-то этой ценностью была берлога медведя, где-то – чудодейственный цветок, а где-то – и охотничья палатка, в которой и скрывалась (жила) последние три дня Анаис.
Девушка аккуратно положила мальчика на землю, поодаль от сваленных в кучку сухих палок, и села за его головой. Она смотрела на закрытые веки и улыбалась, сбрасывая ногтем своеобразную крышку с горлышка склянки. Словно выдохнув весь воздух, который только вдыхала в этой роще, Анаис поднесла зелье к сухим губам мальчика. Жидкость, всё так же искрясь, словно зная свой путь, потекла через щель между губами, пролетая над языком и пропадая в глотке.
Когда флакон опустел, Анаис прижала его к груди и, всё ещё с тенью улыбки на лице, начала делать то, к чему привыкла в далёкой Руси: ждать. Уши отказывались воспринимать какие-либо посторонние звуки, вроде ломающейся ветки под копытом какого-то зверя, а глаза —смотреть по сторонам,. Только когда этот зверь издал протяжное ржание, она немного наклонила голову, оставляя зрачок неподвижным.
Перед её взором стояла весьма знакомая фигура лошади, разродившейся недавно жеребятами. Чёрная, как ночь, у которой лишь пузо было белее цвета луны.
– Орука? – изумлённо спросила у лошади девушка.
Внезапно, прямо у неё под ухом, раздался сильный кашель, переходящий в крик, подобный первому визгу новорождённого.
– Ораку… – с добротой и надеждой в голосе сказал мальчик, медленно протягивая животному белоснежную руку.
Чёрные копыта методично рыли землю, приближаясь к обессиленному, но живому телу. Пока она шла, воительница не произносила ни звука, словно готовясь бежать от рождённого солнцем миража. Ораку опустилась, словно человек, на одно колено, как перед правителем и другом, и дотронулась носом до маленькой ладони. Почувствовав живую юную плоть, лошадь медленно выдохнула, обдавая через рукав туники всё тело мальчика теплом, оседающим на коже и уничтожающим могильный холод.
Через пару секунд улыбающийся посветлевшими губами и ясными глазами, мальчик почувствовал, как что-то мелкое прозрачное и мокрое упало ему на ресницу. Он повернул голову и увидел лицо, залитое слезами, своей давней знакомой, которая почти не изменилась с момента их последней встречи.
Анаис глядела в беспросветные ясные зелёные глаза. Её тело словно не знало, что делать. Обнимать, замереть, плакать или смеяться. И пришлось довериться тонким ручкам, поймавшим её за плечи.
– Я так скучал, – сказал мальчик тем странным тоном, сочетающим в себе радость и готовность заплакать. – Анаис…
– Я тоже, чудик, – воительница немного нерешительно обняла его в ответ. – Да не бойся ты. Помню, помню я твоё имя. Димтрикс.
Они отстранились друг от друга, целых две минуты наслаждаясь объятьями.
– Значит… – начал воодушевлённо Димтрикс, – план сработал?
– Как сам чувствуешь. Хотя я была готова тебя ещё днями выхаживать, чтобы спасти от холода и придать сил.
– Я думал, такой сон спадает только от поцелуя. Слышал в детстве сказку про принца с принцессой…
– Да для своего удовольствия целовался твой принц. Губы вымазал зельем и полез. Мне был важнее результат. И как же всё-таки странно слышать от тебя слова: «в детстве».
– Ничего, скоро снова привыкнешь. Что, кстати, с теми, кто бы мне удивился не меньше твоего, но в несколько другом смысле?
– Всё ещё недооценивает реальную силу омоложения крови дракона. Так что плечикам маленьких детишек приходится терпеть на себе ношу глупых головок.
– Но юноши всё ещё умирают… – Димтрикс отвёл взгляд от живых созданий и стал всматриваться в скопление палок.
В следующую секунду маленькая искорка заплясала в центре будущего костра, давая пламени языки для рождения и треска.
– Почему кто-то должен умирать из-за того, что кто-то другой отличается от всех? Это даже не кара за защиту! Это ненависть…
– А это тридцатилетнее создание поражается, что мир не наполнен хорошими людьми. Хотя знаком со мной.
– Порой, хорошо понимать людей означает совсем не понимать причины, почему они такие. Ты – хорошая, но… Такая. И у тебя что-то с ногой.
Димтрикс встал и потёр ладони.
– С последним могу помочь…
– Не смей! – Воительница резко дёрнулась назад и чуть было не ударила сапогом по колену мальчика.
Она встала и уселась с противоположной от Димтрикса стороны костра. Она стала смотреть на танцующие языки пламени, снимая при этом обувь. Кожа скрывала розоватую плоть с запёкшимися пятнами крови. Она вновь стала протирать живительной травой. Это действие отнимало у Анаис больше времени и сил, что было, впрочем, не столь необходимо для лечения. Но всякий раз, думая о том, как раны сами собой затягиваются, воительница вспоминала череду неприятных событий.
И воспоминания превращали жёлто-красное пламя в передачу уснувшего Димтрикса в таверну и сдачу Оль Гинь. Как она сказала, что лично избавилась от сыворотки правды и костров, ведь ножом и одно рукой лекаря можно добиться куда большего. Она проводила ножом по нервам и артериям, заставляя одновременно корчиться от боли и терять силу. А потом одним движением руки всё восстанавливала и, даже без каких—либо издёвок. С пугающим потусторонним профессионализмом, не допускающим и тени хоть каких—то эмоций, он резала каждую часть тела Анаис, надеясь найти то. Повреждение, которое заставит её сказать правду.
– Прости, – сказала она, не поднимая взгляда на мальчика.
Он, в этот момент, удивлённый и расстроенный, смотрел на свои руки, светившиеся изнутри.
– Ничего… Прости, если моя попытка помочь обидела тебя.
– Ничего. Хэй! – Сказала Анаис, улыбнувшись, когда увидела грусть на лице мальчишки. – Ты мне ещё очень поможешь.
– А когда!? – моментально наполнившись энтузиазмом, воскликнул Димтрикс. —Я готов.
Анаис негромко засмеялась.
– Уже совсем скоро. Когда будем перебираться на новое место на новой земле. Одна я дом не сделаю и не найду. Да и деловая хватка и болтание языком у тебя лучше получаются, чем у меня.
– Ты хочешь уехать из страны?
– Нет. Уедем, – и нас найдут. Рано или поздно о твоём присутствии на материке станет известно при дворе нашей общей знакомой. Мы уплывём. Я недавно плавала и знаю одну страну на том берегу. – Анаис махнула рукой в сторону, где пока маячил не океан, а зеленая роща. – Она так велика и разнообразна, что никто не будет знать, где мы бы хотели и где мы могли бы спрятаться. Бескрайние луга, леса, дышащие чистым волшебством, люди, которые не знают ни о тебе, ни о тайне твоего прошлого и крови.
– А что будет происходить здесь? – Димтрикс удивлённо посмотрел сначала на собеседницу, а потом, как ему казалось, в сторону города.
– Здесь? – Анаис взглянула примерно туда же, куда и мальчик, но немного правее. – Здесь… Всё будет как всегда. Жизнь будет течь своим чередом…
– А молодые парни – умирать. Из-за того, что они не такие, как я. Постоянно!?
– Хэй! Люди не выбирают, кем и где родиться. Ты мог родиться обычным. У тебя могла, как и у всех, вырасти борода, и ты спился бы от безысходности, умер как солдат, защитник прекрасной дамы в подворотне, мог родиться у правителя богатого города и видеть собственных лошадей, кареты и женщин через цветные стёклышки саке и тростникового порошка. И, главное, о чём следует тебе думать: как объединить то, кто ты есть, с тем, что поможет тебе выжить. По возможности вместе с дорогим человеком. – Анаис покрутила в руке кожаную флягу и кинула её Димтриксу, когда тот обратил на неё внимание. – Вот. Надо было тебе сразу дать спросонок.
– Я говорю… – мальчик сделал глоток из фляги и затих. – Ты… Ты помнишь?
Анаис ухмыльнулась.
– Ты про три ягоды шиповника и ложку мёда, которые оказались не столь сладкими? Да-а-а. Наверное, случайно именно такую настойку решила сделать. А вот уже это… – девушка достала из своего подсумка сверток с завёрнутым в него куском рыбы, во рту которой виднелся рис вперемешку с частичками имбиря. – …Оказалось у меня при себе не просто так.
Пролетев над огнём, рыба упала в руки Димтрикса, подходившего всё ближе к девушке.
Оба обменялись улыбками.
– Ты что-то хотел сказать? – рука Анаис легла на плечо мальчика.
Подход почти подействовал. Димтрикс чувствовал и демонстрировал на своём лице сильнейшую неловкость, смущение и нерешительность. Но он всё же продолжил:
– А что если я родился здесь не только для того, чтобы найти тебя и способ сбежать? Что если я могу сделать для всех юношей, всех людей, нечто большее, нежели просто обречь злую, властолюбивую женщину на вечные поиски средства для сохранения своего поста и жизни.
– Хочешь её убить? – Анаис изучающе посмотрела на собеседника.
– Не знаю. Просто это, – Димтрикс пару раз хлопнул себя ладонью по груди, – удручает. Невероятное чувство беспомощности и страшного желания сделать хоть что-то.
– И ты сделаешь. Всё, что хочешь и как хочешь. Но не здесь. Улучшение жизни хорошо до тех пор, пока не поймёшь, сколь мало ты делаешь, и что эта часть мира уже не может быть спасена. Поверь моему опыту. Я всё детство готовилась к тому, что буду проводить вечера напролёт с семьёй, после песен и танцев в домах богатеев в роскошных одеждах и гриме. Я даже себе образ придумала. Когда-нибудь расскажу о нём. Но тут мне сказали, что я и многие мои подруги станем солдатами. Ничего. Обучилась, чему нужно. Решила: раз всё это совпало с моим взрослением, значит, нужно выложиться по полной. Лучшая в фехтовании. Лучшая в тактике. И, как мне потом сказали, в человечности. Спасла, выведя с линии обстрела, отряд. Прикрыла грудью командиршу, когда рядом били из балист. Держала жика на одной руке над пропастью под мостом, пока его не удосужились поднять. Но, стоило лишь раз увлечься боем и не заметить, что кого-то опять надо спасти, как они всё забыли: стали обижаться и оскорблять. И да, так я предпочла службе судьбу наёмника, которая свела меня с тобой и благодаря которой я тебя спасла. Если ты ещё веришь в какие-нибудь знаки, подумай: не знак ли, что я выучила свой урок, и после этого мы встретились?
Анаис сделала глоток из своей второй фляжки, которая была умело спрятана в сапог и по форме повторяла одну сторону голени. А затем поморщилась.
– Не думай я, что детям не дают пить не из-за души, а из-за тела, поделилась бы. А так, прости.
Димтрикс неловко ухмыльнулся:
– А как же твоё рождение? Я почти старше тебя и тоже могу кое-что сказать, основываясь на опыте. – Мальчишка выхватил у Анаис флягу, которую она демонстративно держала только двумя пальцами.
– Ну так… Сделаем из дня пробуждения день воспоминаний? Могу, как единственная прошедшая, рассказать о первой любовной близости в конце!
Они обменялись дружескими тычками в плечо, из-за чего девушка даже повалилась на спину.
– Значит так! Ну я тебе…– не успела Анаис договорить, как тонкие пальцы рыжего мальчика коснулись её шеи и затанцевали на ней, вызывая приступы смеха и заставляя вертеть головой во все стороны, словно змея, уклоняющаяся от ударов. – Хитрюга блохастая.
Они хором продолжили:
– А коротко – лис.
– До встречи с тобой я встретил простых крестьян и медика в небольшой деревне. Я был просто бегающим туда-сюда мальчишкой, который не мог ни у кого узнать, как правильно выжить. Мне тогда стукнуло двадцать пять, если быть точным. Они пригрели меня, ни о чём не спрашивая и не требуя платы, научили кое-чему.
– Чему же?
– Например, уходу за лошадьми. Как показать животному, что в тебе есть силы, которых на самом деле может и не быть. Медик научил меня исправлять простейшие травмы. И так далее. Это всё были хорошие, работящие люди, которые жили и воспитывали детей, в том числе и мальчиков. Да так, что даже я подумал бы, что в ком-то из них течёт кровь дракона. Разве то, что такие люди живут в этой стране, не означает, что у неё есть надежда на светлое будущее? Если бы не уроки, которые мне там преподали, я бы не сдружился так хорошо со своим… Вторым лучшим другом. Да и тебя бы после той стычки с бандой не смог бы подлечить нормально. Представляешь, в некоторых других деревнях, в голодный год, лошадей обезглавливали после того, как они давали потомство, и ели. А у них придумали учредить возле дороги скачки, на которых многие могли обменяться лошадьми, сделать ставки и так далее. Деревня получила новых посетителей, лекаря, таверну и источник дохода, став почти городом.
Анаис тяжело вздохнула.
– Ладно. Возможно, ты в чём-то прав. Хотя мои планы и твой внешний вид
всё ещё не дают мне в это всецело поверить. – Воительница встала и отряхнулась от прилипшей упавшей листвы. – Не хочешь сходить в хлебную лавку? Мне надо поговорить с владелицей, а ты наешься за всё это время. Раз ты так боишься сказок, можешь попросить убрать яблочные пироги подальше.
Оба посмеялись и пошли в город, доведя лошадь до конюшен, чтобы её держали готовой.
Булочница стала куда более позитивно настроенной, когда Анаис зашла в таверну. Она улыбалась, глядя на Димтрикса, и даже сама подобрала с помощью двух вопросов идеальный десерт для мальчика. Слоёный мягкий пирог из чистого теста, под слоями которого покоились слоислои масла из земляники.
Пока Димтрикс стоял, жевал и глядел в окно, Анаис расспрашивала булочницу о причине приезда ведьмы ко двору.
– Насколько мне известно, и как я могу понять по последним заказам её сиятельства, – отвечала та, – у неё намечается свадьба с кем-то из других высокородных. Если делать ставки… Хм. Я бы сказала, что смешивать муку с рыбой, требовать, чтобы на две кружки мёда приходилось по четыре рома и чтобы снегостоя было не меньше чем снега в этой части материка по зиме, решились бы только люди с берега. А из тех, кто мог бы пойти в мужья к нашей правительнице, не унижаясь и не забирая у неё деньги, чтобы свести концы с концами, у нас есть только….
– Гун Инчи. – закончила за собеседницу Анаис.
– Именно, – поддакнула женщина.
Гун Инчи. Правитель морского города на западе материка, который, во время войны двух почв, потерял состояние, платя солдатам за то, чтобы те не топили вражеские суда, а приплывали и продавали их ему. Другие прибрежные правители жалели его или издевались над ним, думая, что у молодого осетра началась мания, пока они старательно богатели с помощью пиратства, игр с стоимостью и качеством оружия и того подобного. Но, когда туман войны сменился пеленой перемирия, избыток оружия, пленников, нажитого и награбленного нужно было куда-то девать, чтобы при этом получить что-то взамен. Война, выпавшая на годы, полные штормов, унесла флотилии других правителей, которым нужно было ждать, пока вырастет новая крепкая древесина. Но у Гуна был флот. Первый всецело торговый флот на материке. Торговля шла в полную силу, и даже уничтожение дорог из других, менее удачных, прибрежных городков не смогло обрушить десятки кредитов доверия к Гуну Инчи как к человеку дела.
Только его кораблям Анаис могла доверить жизнь Димитрикса на пути к далёкой стране.
– Значит, нам надо поторопиться, – заметилавоительница, глядя на солнечно рыжий затылок спутника. – После заключения этого союза враги Миры станут врагами Гуна.
– Ну, раз вы собираетесь, как я понимаю по вашему личику, в дальнюю дорогу, вот. – Одним махом женщина сгребла с полки на шкафу пятёрку пушных булок и уложила их на прилавке. – Уплатите как за две и можете забирать.
– Благодарю вас, – улыбаясь, сказала Анаис, убирая угощения в небольшой мешочек. – Можно у вас спросить, почему вы нынче так счастливы? Я понимаю, слово не совсем подходящее, с учётом недавних событий, но вы заметно радостнее, чем были до этого.
Булочница покраснела, чуть ли не так же как при готовке.
– Верю, что никому не расскажете, потому что это никому и не нужно, – сказала она. – Я нашла деньги, чтобы выкупить голову сына. Рум дал. Если бы не он, я бы вас, особенно с ребёнком, и на порог бы не пустила. Добреет, видимо, старый лис.
– Да, видимо, – пытаясь осознать услышанное, промямлила Анаис. – Ну… Мы пошли. До свидания.
– Удачи вам на дорогах, – попрощалась владелица лавочки.
Стрелой вылетев из заведения, Анаис поспешила к городским воротам, не останавливаясь и на ходу на слух определяя, вышел ли за ней Димтрикс.
Без лишних слов, подкинув монету конюшему, девушка запрыгнула на лошадь, предварительно закинув Димтрикса животом на спину животного, подвязав его, чтобы тот не упал. Они тронулись в путь.
– А это ещё зачем!?
– За тем, что ты можешь сбежать и сбежал бы. Тем самым, заставив меня гоняться за тобой и наломать дров.
Казалось, лошадь словно понимала, кого уложили на неё и куда именно, из-за чего пыталась не сильно спешить и не задирать задние лапы.
– Реальных детей куда проще раскусить, чем тех, кто вынужденно остаётся ребёнком. – рассуждала Анаис. – Хотя, будь ты обычного для своего возраста вида или реальным ребёнком, я бы в жизни тебя не уложила так близко к своим бёдрам. По разным причинам.
– Думаешь, не будь во мне крови дракона, тебе было бы трудно устоять перед красавцем, которым я мог бы стать?
– Конечно, малыш, конечно. Вот вырастешь, большим, сильным, красивым. А пока…
– Кстати, думала уже, как объяснишь страже, что у тебя связанный ребёнок в явно неудобной позе? Я на инвалида или на пойманного преступника не тяну.
Лошадь, повинуясь движению и желанию всадника, остановилась. Спрыгнув, Анаис обошла её сзади, обрезав сдерживающие Димтрикса путы. До того, как воительница снова заняла свое место, малец ловко перевернулся, упираясь грудью в лошадь, и перешёл в сидячее положение. Лошадь снова пошла вперед, Тонкие детские руки обняли девушку на уровне пупа, не решаясь даже немного коснуться груди.
– Я скучал по этим дорогам, – мечтательно протянул Димтрикс. – По нам на них.
– Я тоже… – Анаис замялась, пытаясь хотя бы в этот раз найти слово, способное передать её отношение к маленькому и одновременно большому спутнику. – Брат. Я тоже.
Так они ехали долго. Настолько долго, что солнце, светившее им изначально в спины, успело пролететь над ними и направляло лучи обоим в глаза. За очередным крутым поворотом, их ожидала тройка всадников в голубых цветах, явно из города, который нужен путникам. Они были облачены в доспехи, и у каждого на поясе висел меч, а из-за спины выглядывало копьё. Поравнявшись с путешественниками, всадник, ехавший посередине, жестом велел остановиться.
Это оказались стражи границы, которые то и дело бросали взгляды на волосы Димтрикса.
Общение началось с простых вопросов о цели поездки, роде занятий и упоминания списка многочисленных врагов местного правителя. Когда подловить девушку на вопросах не удалось, незнакомцы перешли к прямым угрозам убить обоих.
Когда один из них подошёл верхом на коне к хвосту лошади, по мнению Анаис, слишком близко, девушка произнесла:
– Стойте! Я согласна.
Ближайший к мальчику солдат остановился, когда второй подошёл с другой стороны поближе к Анаис. Девушка делала вид, что собирается соскочить с лошади, медленно сжимая ладонью рукоять меча, перекидывая ножны на спину лошади между ней и Димтриксом. Но ей нужен был не он. Воительница наклонилась в сторону подъезжающего солдата, приподняла руку и уже в следующий миг стояла на земле. А к ней под ноги упало тело всадника, в горле которого торчала рукоять длинного ножа. Третий всадник достал из-за спины копье и, чуть двинув вперёд коня, метнул в девушку. Она ушла в сторону, пропуская остриё и часть древка мимо себя, извлекла меч из ножен и, до того, как совершить замах, ударом снизу разрубила копьё надвое. Удар сверху почти отрубил стражу руку, но тот, выбросил из рук копьё и погнал животное к своему напарнику.
