Город Мариуполь выглядел сегодня апокалиптически, как задник театральной сцены, размалеванный рукой умелого художника. В другой ситуации я бы не поверил, что такое можно увидеть в реальности: фотошоп, нарисовали! Но я наблюдал происходящее своими глазами.
Над городом вставали столбами дымы, подсвеченные вечерним солнцем через прорехи в тучах. Билось оранжевое пламя над компрессорной станцией газопровода, и я слышал его рев. Ветра не было, и дым, столбами уходящий в небо, остыв, затянул приморскую часть Мариуполя, как утренний туман.
– Два «грача» днем вылетели из облаков и так красиво разошлись. Один полетел куда-то вправо, а второй клюнул туда, где горит, развернулся и над нами прошел, я думал, верхушки деревьев задел…
Ополченец с позывным «Шершавый», наш провожатый, вернул мне зажигалку и пачку сигарет. Мы сидели в какой-то канаве, заплетенной кустами, покуривали и беседовали, а на краю поля, в желтой траве, копошились авиаразведчики из нашего батальона. Мы долго добирались до этой точки, какими-то буераками, и вот итог: между нами и Мариуполем было только большое поле, на краю которого ясно читались многоэтажки. Несколько часов назад в новостных интернет-каналах сообщили, что наши вошли в промзоны города, закрепились и ведут там бой. Стоят подобные новости этой войны недорого – я не слышал трескотни так называемой «стрелковки», а значит, никакого боя там не было. Мариуполь молчал и чадил. Лишь за нашими спинами методично била батарея, и снаряды с шелестом проходили над головами. Но рвались эти снаряд где-то совсем далеко, на пределе слышимости.
Шершавый показал куда-то вбок:
– Что там за село?
Я машинально повторил виденное на дорожном указателе: «Талакiвка». Шершавый скривился и плюнул под ноги:
– Знаешь такое село Еленовка? А знаешь, как назвали эту Еленовку? Оленiвка! Там что, олени, б…, живут?
Я знал Еленовку и хорошо ее запомнил, навсегда. В 2016 году «воины света» накрыли минометами очередь из гражданских машин, ждавших открытия перехода через линию фронта. Среди погибших была беременная женщина. Я бродил среди покореженных автомобилей и кусков человечины и, чтобы хоть чем-то загрузить свой стремительно выгорающий мозг, думал: в сегодняшние сводки запишут 15 убитых или все-таки 16, посчитав неродившегося ребенка? И внятного ответа у меня не было.
К нам подошел еще один боец, присел рядом и вытянул шею, пытаясь рассмотреть, что там на экранчике у пилота квадрокоптера. Подойти и заглянуть он не решился, к авиаразведке тут относятся с уважением, это глаза окопников. Боец лишь мечтательно заметил:
– Вот бы до улицы Шевченко долететь! Посмотреть, как там моя квартира! Восемь лет не видел!
– Родня там осталась?
– Только двоюродные, мать давно в Донецк перевез. Веришь, пятьдесят лет в этом городе прожил! Пока только эсэмэску получил из Мариуполя. Телефон почему-то заработал.
Мой собеседник показал мне надпись на экранчике: «Уваг! Бiйцi ЗСУ! (ВСУ) Термiново () виходьми з Марiуполя!»
Я уже привык, что в радиусе 20 километров никакой связи здесь нет давным-давно. Эсэмэска пришла из города, но по иронии судьбы ее отправили наши же военные пропагандисты. Благо республиканский оператор «Феникс» создавали на базе перепрошитых украинских сотовых станций. Вот и пригодилось.
Наконец авиаразведчик Тоха ловко поймал квадрокоптер рукой и бросил мне: «Уходим». Тоха – бывший авиадиспетчер Донецкого аэропорта, нашел себя в «микроавиации» и мечтает, что после конфликта будет так же ловко сажать настоящие самолеты в России. Например, на Севере, за полярным кругом. То, что его страна внезапно может расшириться, Тоха, кажется, понял совсем недавно и полностью эту мысль еще не осознал, не переварил. Уже в машине он заметил мне:
– Хорошо полетали. У нас же знаешь сколько в армии героев! Все хотят заслужить медаль «За чистое небо Донбасса».
Конечно, такой медали нет в реальности, это фронтовой юморок, а вот бдительных бойцов, готовых сбить садящийся квадрокоптер, – сколько угодно. Несколько дней назад такой «зенитчик-любитель» подстрелил очередной аппарат авиаразведчиков…
Обратно, в располагу, ехали уже привычным путем, через цепь только что освобожденных деревень. С грузовика раздавали гуманитарку. Толпа эмчээсников опрашивала местных жителей, что-то записывая в блокноты, – начиналась мирная жизнь. Командиры ждали наши аэросъемку. Тоха лишь показал мне на экране ноутбука один из результатов сегодняшней работы. На поле, примыкающем к городу, уже зазеленели озимые. И прямо по этой зелени, из одной точки, расходились три черные автомобильные колеи. Они шли к вражеским позициям, причем сами блиндажи или опорные пункты были не видны, как мы ни увеличивали картинку.
Еще одна важная деталь: было много разговоров о том, что тербатовцы ставят на крышах крайних многоэтажек минометы. Но аэросъемка показала, что крыши пусты…
Ровно в 21.30 черное небо над нашей располагой вдруг осветилось до самых звезд. Вспышки шли сериями по пять, а звуки разрывов доходили до нас только через 15–20 секунд. Несмотря на чудовищное расстояние, земля под ногами чуть вздрагивала. Кажется, оборону Мариуполя начали ломать по-взрослому…
Эта война, идущая уже год, дала нам несколько открытий. Самое главное – роль беспилотной авиации на фронте. Сейчас уже невозможно себе представить артиллеристов, корректирующих огонь с помощью бумажной карты-«генштабовки» и полевого бинокля. А тогда, весной, квадрокоптеры на фронте были редкостью. Малая авиация имелась у многих подразделений Народной милиции ЛДНР – как-никак люди воевали уже 9 лет. А для армии квадрокоптеры стали сюрпризом полезным, если коптер свой, и очень опасным, если вражеский. Любопытная деталь: авиаразведка, как отдельное подразделение с технической базой, помещениями, транспортом, появилось в «Востоке» много-много лет назад. «Восток» угадал развитие военной мысли и технологий, в армии – нет. Но мы быстро учимся.
Я вот под Мариуполем уже почти неделю. Могу сказать, что из Мариуполя вышел вчера буквально десяток человек, кто смог вырваться: украинские националисты их в спину обстреливали. А пресс-служба нацбата «Азов»[2], засевшего в Мариуполе, заявила, что российская авиация разбомбила офис Красного Креста в центре города, причем чуть ли не два раза там бомбили… И вот теперь посмотрите, как это работает. Достаточно быстро бомбежку опровергли. Но это сообщение уже разошлось, его подхватили все ведущие западные СМИ. И больше никому в принципе ничего знать не надо – Россия разбомбила Красный Крест. Прекрасно!
Я даже пофантазировал, как там русскому летчику нарезали задание: а вот разбомби-ка ты Красный Крест в центре города…
То, что сейчас происходит под Мариуполем, – это не наступление в полной мере еще, ни в коем случае. Наши взяли промзону, как мне рассказывали ребята, которые оттуда вернулись, все очень тяжело идет. Их обкладывают с минометов, которые «азовцы» расставили в городе за первой линией домов, прямо во дворах.
Но взяли эту линию.
Наши госпиталь развернули. Я сам помогал медикаменты грузить.
И еще мне не понравилось вот что. Аналогия со штурмом Грозного. Я ради интереса посмотрел, сколько в Грозном жило по данным переписи 1990 года и сколько в Мариуполе. Цифра сопоставимая. Что там 400 тысяч, что в Мариуполе 400 тысяч. Другое дело, что Грозный защищало значительно больше людей, чем сейчас Мариуполь. Вот у меня есть две информации от разведки: одни называют цифру в 5000 военных, но это, по-видимому, с гражданским корпусом «Азова» – это обормоты, получившие автоматы. Вторая цифра – 3000 человек боеспособных. На самом деле это и немало. Особенно если город накачивали оружием, готовили позиции…
Ну, ополченцы пытаются количество жертв минимизировать. Среди людей, которые там уже с 2014 года, все перераненные по десять раз, с кем ни поговоришь, и доразведывают, доразведывают… Ну, не знаю, что там еще доразведывать. Но что-то такое страшное надвигается.
Насчет вице-премьера Украины Верещук, которая объявила о согласовании с Россией гуманитарного коридора из Мариуполя. Поймите, «Азов», который сидит в городе, он эту Верещук с удовольствием бы повесил на первом фонаре. Потому что зрадники (предатели), они во владе (власти) сидят – это как бы аксиома еще с 2014 года.
В «Азове» прекрасно понимают, что жители Мариуполя – это их последний резерв, которым они могут прикрыться.
Власть в Киеве может издавать законы, их озвучивать, но не более того. А управлять войсками, особенно которые на передовой, власти Украины уже не могут.
Только что с передка вернулись разведчики, мои соседи по располаге.
Потери в батальоне минимальны для городских боев. Привезли одного не сильно контуженного парня, который, шатаясь и теряя сознание, докладывал командиру: «Утес» в порядке! «Утес» в порядке!». А командир бил его по щекам, чтобы парень не потерял сознание, и приговаривал «Да хрен с ним, с «утесом»!»
Разведчики разделись, умылись, отогрелись, навалились на мешок с печеньем и с набитыми ртами начали рассказывать:
– Зацепились за окраину города, где девятиэтажки, и чуть прошли дальше. В подвалах местные сидят, живые. Ополченцы злые, все навоевавшиеся, как цепляются за НИХ «стрелковкой», они не выдерживают и отходят. Нас «градами» накрыло, я думал по нам, по нашей группе, а это они отход свой прикрывали. В общем, их надо просто е…шить, и они отступают. Пуганые уже. Вчера весь день такое светопреставление было – «сушки» работают, батареи долбят без остановки.
– На что они надеются?
– А хрен знает. То есть кольцо вокруг города ни фига пока не замкнуто. Есть новости какие?
– Днем сообщили, что наши колонны прошли через Мангуш под Мариуполем.
– Прошли, это не замкнули.
– Как дальше будут развиваться события в Мариуполе?
– Город, застройка, стрелковый бой – будет тяжелее, технику уже нельзя так активно применять. Оборона у них неоднородна – где-то наши уперлись, а мы вот продавили. Так что она посыплется, их единый план обороны города развалится. Все зависит от нас.
А наши, судя по всему, закусились с Мариуполем. Командир батальона «Восток» Александр Ходаковский сегодня заметил удивленно: мол, никогда не видел такой концентрации стволов разных калибров в одном месте.
Как водится, сначала мне наобещали золотые горы, потом привезли, ну, если не на передок, то в радиус действия вражеской артиллерии и там благополучно забыли в теплой избе. Я подождал час, и дальше, к передовой, мне пришлось двигаться на «армейском такси».
Я занял выгодную позицию у выезда из деревни Талаковки и стал терпеливо ждать попутную машину. В мирное время выезд из села был с другой стороны, но, уходя, вооруженные силы Украины (ВСУ) подорвали единственный мост через реку Кальмиус, и дорожная сеть несколько сместилась.
У закрытого продуктового очень быстро накапливались жители освобожденной Талаковки. Многие были с тачками.
– Будут пайки давать, сразу на месяц!
– А во сколько?
Люди замялись:
– В 10 или в 11 утра по украинскому времени. Вот у вас какое время на часах?
Ответ был очевиден – московское. Ко мне подошла женщина в пуховике, с самоходной сумкой на колесиках, увлекла меня в сторону и жарко зашептала:
– Мужчина, мне очень нужно с вами посоветоваться. У меня зять работает в МЧС, полковник, связи с ним нет. Я очень боюсь, что будет… ну, когда наши возьмут Мариуполь.
Женщина перехватила мой взгляд:
– Вы не подумайте, мы вас очень ждали, вот смотрите! – и показала мне наклейку ДНР под обложкой паспорта.
Поговорили немного о житухе под Украиной. Больше всего мою собеседницу выморозил новый государственный праздник – «битва под Крутами», первое сражение незалежной Украины времен Гражданской. С недавних пор его принято справлять 29 января в каждой школе. В Талаковке, правда, больше справлять не будут. Я успокоил собеседницу, сославшись на Крым, где те же эмчээсники как тушили пожары, так и продолжили этим заниматься после смены государственной принадлежности.
Через минуту я остановил армейский грузовик. Меня не просто взяли на борт, командир с позывным «Шахтер» тормозил возле каждого скопления техники и выяснял, где могут быть мои минометчики (к которым меня в этот день «прикрепили»). Найти их так и не удалось, и я остановился у «шахтерских» – мне был обещан кофе из трофейных стаканчиков с трезубом в неограниченных количествах и жаркая печь.
За неказистой избой, где базировались бойцы Шахтера, прямо в огороде, шла битва XXI века.
По двору болталась несчастная собака – она или оборвалась с цепи, либо сердобольные хозяева выпустили ее на свободу. Овчарке было страшно от всего происходящего вокруг – она утыкалась мне в колени мордой и замирала на минуты, бока ее дрожали. Я гладил собаку и думал, что, если бы пару недель назад я проник в этот двор без спроса, меня просто порвали бы на клочки. Но все изменилось вокруг, и на фоне непрекращающегося грома в небе чужие люди вдруг стали для бывшего сторожевого пса первыми друзьями и защитниками.
Рация рычала и шипела:
– Девятиэтажка дымится, веди ребят, пока дымится, веди. Прием?
Оператор дрона с позывным «Хазар» пока помалкивал, канал радиосвязи был сквозной, наконец рация взревела уже персонально для авиаразведки:
– Что с нашей проблемой? Парни, ищите проблему!
Как мне объяснили, по частному сектору ползал танк ВСУ и периодически наваливал по взятым объектам: дымящемуся цеху маслобойни (там горели несколько тонн подсолнечных семечек) и котельной. Танк и назвали «проблемой».
Я через плечо заглядывал в монитор «птички». Квадрокоптер буквально утюжил частный сектор, высматривая цели. Второй аэроразведчик Тоха в это время сидел в жарко натопленной избе и обрабатывал снятое видео, пытаясь найти то, что проглядел оператор.
В небе творилось какое-то светопреставление: с ревом заходили на позиции «сушки», отстреливая тепловые ловушки – такие бледные гроздья огней в ярком полуденном небе. Артиллерия била без остановки, но разрывов я не видел – деревня Калиновка находилась в такой длинной балке, надежно укрытая от глаз наблюдателей в городе. Зато хорошо слышал ожесточенный стрелковый бой в девятиэтажках. Наконец оператор нашел искомое – бронеавтомобиль «Кугуар» с безоткатным орудием на крыше (по другой версии, это был ПТУР – противотанковая управляемая ракета). Появился авианаводчик с планшетом и двумя рациями в руках, начал выдавать в эфир координаты, а «мои» минометчики, которых я так и не нашел, вдруг проявились и начали набрасывать мины сериями по пять штук. Последняя мина легла метрах в десяти от броневика, и тот задымил, запылил и быстро ушел на юг. Нашим ребятам в этих проклятых девятиэтажках стало чуть легче. Но в качестве компенсации к нам на огород прилетела одиночная минометная мина.
– Кончаются у них боеприпасы, раньше бы десяток накинули, – утешил меня артнаводчик.
Я собрался пройтись по Калиновке, поговорить с людьми. «На дорожку» у моих товарищей проверили количество магазинов к автоматам – «шастают диверсионные группы» – и посоветовали не лазать по камышам на берегу Кальмиуса – там стоят мины.
У одного из домов – надо заметить, справных кирпичных домов, – стоял лоснящийся от довольства мужик, принципиально называвший людей, которые освободили Калиновку, «вашими». Раз пять повторил. Причем мужик этот слабо ориентировался в реальности. По его словам, деньги на дом он заработал не во Львове, а в совершенно российской Колыме, намывая золотишко. В этом году тоже собирался туда поехать, но пришли «ваши» и поломали привычный порядок вещей. Такая вот незадача. Мой спутник, уроженец Полтавы, воюющий с 2014 года, заметил, что максимум через неделю «ваши» станут «нашими» и не будет у новой власти более верного сторонника, чем этот куркуль.
– Особенности менталитета, – пояснил мне Влад. – У других народов предавать и перекидываться на другую сторону западло, а в наших краях – доблесть, признак житейской мудрости.
В одном из домов, на летней кухне, ополченцы отпаивали чаем немолодого мужчину по имени Савва. Пять часов назад он пришел из Мариуполя за лекарством для жены. Причем сам не заметил, как пересек линию фронта.
– Ну, стреляли, конечно, по мне! Я полежал и дальше пошел! – рассказал этот железный мужик.
По словам Саввы, в городе разграблены все магазины и аптеки, еды нет, воды нет, а народа «тьма». Ни о каких эвакуациях и «зеленых коридорах» он не слышал.
– За две недели, что я там сидел, ноль информации от властей. Единственное, воду раздавали у горисполкома.
– Кто оборону держит?
– Думаю, что «азовцы». Жрать нечего, они шастают по улицам. На броневиках ездят, «градами» из дворов шуруют. Но страх у них есть, стопудово.
На прощание Савва заметил, что люди в Мариуполе уже доведены до отчаяния – деревья во дворах рубят, чтобы костры жечь, греться.
Мы уже привыкли к постоянной канонаде в Калиновке, но тут я услышал нечто, выбивающееся из привычного звукового ряда, и прокомментировал: «Прилет, пацаны!» Но пацаны меня не поддержали: мол, прилетевший снаряд рвется звонче, резче.
В одном из домов приоткрылась калитка:
– Гуляем, товарищи корреспонденты? А у нас обстрел! Люди норы роют. Быстро в подвал! – и показал в какой.
Там уже сидел на кейсе с медикаментами военврач Макс. Он горько заметил:
– В детстве любил очень фантастику, ждал XXI век, когда все полетим в космос. А в реальности получился какой-то постапокалипсис, темные века!
Совсем рядом рвануло, и между балок перекрытий погреба посыпалась нам на головы ржавая труха.
– Пока блицкриг не получается, – заметил Макс.
Да мы и сами это видели. Хотелось верить в быструю операцию, но это было бы нелогично после 8 лет ожиданий, земные мытарства обычно отмеривают полной мерой.
В 2016 году в Донецке, не особо напрягаясь, взяли и перезапустили все три городских «Макдоналдса». Они успешно работают уже шестой год: народная тропа не зарастает. Но никаких выводов из случившегося в топ-менеджменте компании не было сделано, народные кормильцы решили поиграть в большую политику. На днях руководство «Макдоналдса» заявило о закрытии своей сети ресторанов в России. Это, на минутку, 760 ресторанов, на которые завязаны 160 российских производителей. Для справки: 98 % компонентов «Биг Мака» изготовлены в России. Сколько сограждан и фермеров потеряют работу и бизнес? Представить страшно. На первый взгляд. Но есть нюансы.
Я уверенный пользователь сепаратистского «Макдоналдса» уже шесть лет. Особенно меня радует, что у донбасской бутербродной есть своя фирменная доставка, которая работает как часы. Единственное отличие – в названии. Как рассказал мне много лет назад бывший министр экономики ДНР с позывным «Ташкент», перезапускали рестораны быстрого питания при поддержке республиканских властей. Сначала хотели назвать их «МакДон», но это показалось неблагозвучным из-за возможной рифмы с просторечным словом. Тогда переставили слоги, и работа в «ДонМаке» закипела. По словам Ташкента, компания, конечно, сделала красивый жест в поддержку киевского режима, но компоненты к бутербродам по-прежнему завозятся с предприятий в Ростовской области. Единственное, вся полиграфия и упаковка своя, донецкая. Остались рестораны, осталось оборудование, удалось разыскать и пригласить старые кадры.
Я был в «ДонМаке» в день открытия шесть лет назад и до глубины души был потрясен тем, что мне в чизбургер забыли положить сыр. Но я простил это «ДонМаку» – война! Больше таких оплошностей не было. Меню в ресторане абсолютно идентичное московскому, тбилисскому и бейрутскому «Макдоналдсу». Единственное, наггетсы свои, республиканские, чуть грубее оригинальных, но пережить это можно. Стандартный набор, который я беру в Москве, в Донецке мне обходится рублей на 300 дешевле.
Необъяснимо, конечно, но в это субботнее утро я простоял в «ДонМаке» в очереди минут десять. Публика обыкновенная, за исключением двух бойцов с оружием. Дети с шариками, люди, явно приехавшие из далеких поселков, парочка иностранцев, опасающихся местной восхитительной кухни. Я томился в очереди и щелкал фотоаппаратом. В конце концов моя съемка разъярила менеджерицу. Она, как и положено низовому менеджменту, была строгая и властная – иначе коллектив не удержать в узде. Девушка натянула маску по брови и закричала спецкору КП через прилавок:
– Что вы здесь все снимаете! Мы что, звери в зоопарке?
Я мягко, но увещевательно заметил:
– Для людей снимаю. У нас, в России, «Макдоналдсы» закрывают, вот, будем к вам теперь ездить. Из Москвы.
Слово «Москва» явно было лишним. Я не растопил сердце девушки своими речами, поэтому подхватил пакет со своим заказом и откланялся, в душе жалея эту смену «ДонМака», попавшую под такое строгое начальство. С другой стороны, сыр в мой донбасский чизбургер положили, не забыли. А больше мне от этого фастфуда ничего и не надо.