Дмитрий Соколов
Химера

Глава 6. Ненависть и любовь

Если новый семестр начинается с пары по истории – это не к добру. Едва увидев расписание, мы с Лизкой приуныли и нехотя поползли наверх, в ненавистный кабинет с огромными настенными часами. Хотя Савелий Моисеевич больше не работал в ЛИМБе, его энергетика, видимо, всё ещё гуляла по коридорам института и витала в стенах унылой аудитории.

Перед первой лекцией мы ходили в курилку, чтобы собрать последние слухи по поводу ареста историка, но пока никакой конкретики не было. Точно известно только одно: Савелий не Светлоликий. В остальном определённости нет. Даже не понятно, по какой статье его будут судить. Если он использовал исключительно своё служебное положение для принуждения девушек к съёмке, а может и к чему-то большему, то дело направят в суд для обычных людей, и там он получит стандартный срок – лет пять. А если применялись магические способности, то его будут судить в АДу и, скорее всего, дадут лет пятнадцать. В любом случае, расследование в самом разгаре, и подробности пока не разглашаются. Что касается исчезновения девушек, то здесь он молчит как рыба. Точнее, полностью отрицает свою вину и утверждает, что ничего об этом не знает. Может он и не врёт, потому что многое в этой истории не сходится. Например, девушек всегда похищали в новолуние или близко к нему, а в тот день, когда его застукали в фотостудии, были двадцатые лунные сутки, что сильно раньше нужного срока. Во-вторых, как оказалось, пропавшая Травникова не была девственницей – это тоже не вписывалось в известную картину. Ну и в-третьих – Савелий совершенно не умеет работать с бесами, а люди Светлоликого перед кражей ослабляли своих жертв с помощью крылатых подселенцев…

Зато мой бенефактор отлично находит общий язык с бесами, но, в конце концов, может это просто совпадение? Возможно, этому его научили в следственном отделе ФСБ?..

– Чернов – мент, – выдохнула я, когда мы с Лизкой поднимались по лестнице, ведущей на верхний этаж. Грудь сдавило, воздуха не хватало – то ли потому что я слишком быстро бежала по ступеням, то ли от волнения, что мне предстоят долгие объяснения с друзьями.

Лизка расхохоталась в голос:

– А что, версии с фениксом и уроборосом больше не в моде?

– Это вообще отдельная тема…

– Я уже в предвкушении, – хихикала подруга, уводя меня дальше по коридору. – Кем он станет завтра? Хотя нет, пожалуй, мент – это высшая каста. Всё. Он достиг в твоих глазах финальной формы развития…

Понятно, с Лизкой говорить бесполезно. У неё только одно на уме, а мне сейчас вовсе не до любовных сплетен. Может быть, хоть Яшка выслушает меня нормально, без подколов?.. Вот, кстати, и он. Лёгок на помине.

– Девки, вы видели, кто у нас теперь ведёт историю?! – догнав нас, проорал запыхавшийся парень. – Фига себе! Вот это рокировочка!

– Сыр, на тебе лица нет, – фыркнула Чародеева. – Не томи, скажи, всё плохо? Или всё хорошо?

– Да чёрт знает! – озадаченно выдохнул Яшка и тут же перешёл на шёпот. – Тссс! Тише! Она за нами идёт. Сейчас сами всё увидите!

Взяв обеих под руки, чтобы не оборачивались, Сыроежкин протолкнул нас в аудиторию под колокольные раскаты звонка, оповещающего о начале пары. Мы суетливо расселись по партам. Лизка с любопытством таращилась на дверь. Я заранее готовилась к худшему.

Прежде, чем преподавательница вошла, в зал проник цветочный аромат её духов – сладковатый, как сахарная пудра, и щекочущий нос жасминовым шлейфом. Потом у порога цокнули изысканные каблуки молочных туфель-лодочек. Качнулся в воздухе расширяющийся книзу подол кружевного белого платья. Блеснула в узком треугольном декольте золотая подвеска с прозрачным камнем-конусом, похожим на маятник. Знакомая умилительно-добрая улыбка озарила зал невидимым светом.

Какая же она милая, романтичная и ранимая – так сразу и не поверишь, что от руки этого ангельского существа, если оно разозлится, могут покрываться льдом дороги и страдать в авариях невинные люди…

Пальчики с аккуратным френч-маникюром кокетливо поправили светло-медовую прядь волнистых волос. Тётя Белла шагнула в аудиторию и проворковала своим нежным девичьим голоском:

– Доброе утро, мальчики и девочки. Рада всех видеть на моём занятии. Пожалуйста, садитесь.

Жемчужно-розовая сумочка опустилась на видавший виды стул, который ещё недавно протирала задница Савелия Моисеевича. Ведьма огляделась по сторонам и вздохнула:

– Да, аудитория далека от идеала. Сейчас она вовсе не соответствует состоянию моей души, да и вас наверняка вгоняет в серую скуку. Нам предстоит много работы, чтобы привести тут всё в порядок и наполнить свежей энергией, но об этом позже. А пока – давайте познакомимся. Меня зовут Белла Евгеньевна Ионова. Лучше просто Белла. Я буду вести у вас лекции и практические занятия по истории…

Осторожно сев на краешек стула, словно боясь запачкать обшарпанным сиденьем платье, она открыла журнал. Пробежалась глазами по нашим фамилиям, заглянула в оценки за первый семестр и тогда только подняла взгляд на зал:

– Кое с кем из вас я уже знакома, – пропел мелодичный голосок. Я вжала голову в плечи, но она обратилась вовсе не ко мне, а к Яшке. – Например вы, Сыроежкин. Не могу не признаться, что я до сих пор восхищена вами, молодой человек! Вы прекрасно вальсируете! Такой искусный танцор непременно должен иметь «пятёрку» по моему предмету. Понимаете, к чему я?.. Не смущайтесь. Если вы чего-то не умеете, то я обязательно всему вас научу. Обещаю, вам понравится со мной работать так же, как мне понравилось с вами танцевать…

Яшка поёжился и скрылся за стоящим на парте учебником, медленно сползая вниз по спинке стула. Я тихо хмыкнула.

– А вы, Антипова, не переживайте, про вас я тоже не забыла, – надув трогательные пухлые губки, Белла Евгеньевна пояснила залу. – Долгое время я была бенефактором этой нежной особы, пока она, как это часто случается у юных девушек, не пошла на поводу у своих романтических фантазий. Увы, Антипова не удовлетворилась моей бесценной помощью – или, по всей видимости, попросту решила поменять меня на кого-нибудь посимпатичнее – поэтому упросила красавца Льва Станиславовича взять её под опеку и теперь вьётся за ним маленьким глупым хвостиком в надежде на что-то большее…

В зале заахали. Любопытные взгляды всего потока обратились ко мне, и я почему-то пристыдилась. Вроде бы, моя совесть чиста, и скрывать нечего, но понимая, что непроизвольно краснею, я смутилась ещё больше и даже не решилась возразить.

– Вообще-то это он вился вокруг Ники почти месяц! – выкрикнула с задней парты Лизка. – Всё упрашивал позволить ему стать её бенефактором и вот, наконец, она сдалась!..

Белла Евгеньевна осеклась. Длинные ногти растерянно цокнули по облупившемуся преподавательскому столу.

– Леди, а вы у нас кто? Назовите, пожалуйста, вашу фамилию, – в её ласковом голосе сквозила сладость наливных ядовитых яблочек.

Меня внутренне тряхнуло. Кажется, назревает что-то очень, очень нехорошее. Ладно я, но за Лизку стало совсем страшно – как бы она сейчас тоже не попалась под горячую ведьмину руку.

– Елизавета Чародеева, – встав, уверенно представилась подруга. – Маг, работаю с оранжевым оргоном. Моя мать астролог, но я планирую стать адвокатом по делам Антикриминального Департамента.

– Заметно, – Белла скривила личико в подобии улыбки. – Что ж, тренируйтесь, коллега, это не возбраняется – только, желательно, в свободное от лекций время. А пока, с вашего позволения, мы начнём занятие…

Уф, обошлось! Лизка плюхнулась обратно за парту, а я, обернувшись к ней, прижала палец к губам, намекая прекратить трепаться, пока не стало ещё хуже.

– Савелий Моисеевич был чудесным преподавателем, когда я у него училась, – между тем, снова заговорила Ионова. – Он многое нам открыл, но, к сожалению, время отнеслось к нему беспощадно. Он не смог оседлать волну. Не успел за темпом современной жизни, поэтому состарился и преждевременно лишился здравого рассудка… Кстати, девочки-маги, попрошу взять на заметку. Даже человек с двумя спиралями может повернуть вспять время и остановить старение. И если вы будете внимательно слушать меня на лекциях, то, возможно, я смогу передать вам из первых уст секрет вечной юности и красоты…

Судя по тому, как молодо выглядела мать пятерых детей, она и правда знала какой-то секрет. Первокурсницы заметно заинтересовались и притихли, готовясь записывать новую тему. Следом за ними и я, вздохнув, раскрыла тетрадь.

– Ника, скажите… – Белла вдруг снова перевела взгляд на меня, и ручка непроизвольно выпала из моей руки. – Как вы считаете, сколько мне лет?

Странный вопрос, конечно. Не иначе как с подвохом, но я не дала себе времени об этом задуматься, да и о чём тут думать. Спросили – надо отвечать.

Войти в рабочее состояние получилось легко. Задержав дыхание, я закрыла глаза и погрузилась по очереди в несколько кротовых нор, пытаясь среди многообразия красок и энергий почувствовать пульсацию первородного атома. Крохотная клеточка, с которой начинается новая жизнь, навсегда остаётся самой яркой частицей в теле человека. Если притихнуть и остановить удары своего собственного сердца, то ощутить её не составит труда. А начало её биения и вовсе похоже на оглушающий взрыв от столкновения двух нейтронных звезд…

– Вы родились в ночь на первое ноября, – проговорила я глухим голосом. Зрение ко мне уже вернулось, но сфокусировать взгляд на её лице я пока не могла. – Наутро во Владивостоке выпал первый снег, все деревья и улочки стали белые-белые – поэтому вас назвали Беллой. Это было тридцать пять лет назад.

Ведьма молчала. Её по-доброму сощуренные небесно-голубые глаза, блистая перламутровыми тенями, смотрели на меня не отрываясь, и только я одна чувствовала, как они втыкали в меня, словно в куклу вуду, мелкие острые иголочки.

– Время – лишь условность, Белла Евгеньевна. Ой, то есть, я хотел сказать, просто Белла, – отважно пришёл мне на помощь Яшка. – Вам столько лет, на сколько вы себя ощущаете – и ни днём больше.

– Вот это я понимаю, Сыроежкин, – длинные, закрученные кверху ресницы преподавательницы умилённо дрогнули. – Отличный ответ. Чётко, быстро и профессионально. Вы определённо заслуживаете наивысшего балла. Не то, что всякие там выскочки-фениксы, избалованные чрезмерным вниманием бенефактора…

Белла Евгеньевна прервалась и снова зыркнула на меня своими выразительными светлыми глазами. Столько всего плескалось в этом молчаливом ревнивом взгляде, что я сразу поняла: всё. Мне крышка. Её экзамен мне летом не сдать.

* * *

Он ложится спать около трёх часов ночи, а встаёт в семь, чтобы успеть приехать в институт к первой паре. Почти не спит – и времени на то, чтобы его просканировать, остаётся очень мало. Когда я беру в руки его запонку, мне нужно минут сорок только для настройки – влезать в ауру без разрешения, оказывается, не так-то просто. А когда я в итоге настраиваюсь, то вижу лишь неконтролируемый поток кошмарных снов и воспоминаний, вроде того побега в лесу. Похоже, годы пребывания в монастыре, среди монахов, пытавшихся изгнать из него «злого духа» с помощью запрещающих печатей – это самый глубокий его «шрам». Теперь ясно, откуда эта тяга к тьме и почему он лютой ненавистью ненавидит всё христианское. Почему после освобождения от насильного затворничества, где его брили налысо, чтобы нанести на череп обжигающие печати, отпустил длинные волосы. Почему, окончательно разрывая связь с прошлым, сменил не только имя, но и фамилию – ведь родился он под другой. Под какой именно, я прочесть так и не смогла. Детская память будто стёрта. Выжжена дотла пожарищем, как стены старого монастыря…

Я жалела и ненавидела его одновременно. Ужасное чувство. Агата Анатольевна считает, что ни в коем случае нельзя смешивать в алхимическом котле своей души жалость и любовь, эти два ингредиента соединённые вместе разрушают и субъекта, и объекта. Но почему она ничего не говорит о ненависти? Ведь жалость и ненависть – комбинация ещё более гадкая. Меня разрывало напополам.

Отодвинув в сторону цветные карандаши, я размяла спину. На плотном листе бумаги передо мной возвышались острые тёмно-серые пики куполов. После пожара монастырь отстроили заново из красного кирпича, а стёкла украсили белыми коваными витражами. На территории выкопали небольшой прудик, посадили розы и ракитник. Сзади по-прежнему вздымался сплошной стеной древний лес, а вот спереди к каменным воротам для удобства туристов и паломников подвели новую асфальтовую дорогу… Всё это я зарисовала сегодня по памяти – проклятая картинка стояла перед глазами уже несколько дней, и я надеялась «выгнать» её из головы, переселив на бумагу.

– Слушай, Ник, а что если нам залить твой рисунок в интернет и запустить поиск по фото? – склонившись над моим художеством, предложила Лизка.

– Да ты что, – отмахнулась я. – Я не так точно рисую. Это же просто схематичный набросок…

Но Чародеева уже зачесала рыжую волнистую прядку за ухо и, чавкнув жвачкой, нависла над столом с телефоном, чтобы отфотографировать лист со всех ракурсов.

– Ну вот, пожалуйста. Спасо-преображенский монастырь в Псковской области. Один в один!

– В Псковской?! Ты уверена?.. От Рязани довольно далеко…

– Зато от Питера близко. Съездим туда на выходных?

– Зачем?

– Как зачем? Нужно проверить, правду ли ты видишь в своих снах…

– Это не совсем сны. Точнее, сны, но не мои.

– Тем более. Чернов может чувствовать твоё сканирование и «подсовывать» ложную информацию.

– Для лжи слишком реально. Вряд ли можно так подробно передать все кошмары, страхи и физическую боль.

– Можно, Ника. Он маг. Он может всё.

– Ну, хорошо. Допустим, мы приехали в Псков. Что дальше? Это было давно. По моим меркам прошло не меньше полувека.

– Поговорим с монахами, у них могли сохраниться легенды о пожаре. Или даже кто-то из стариков ещё не помер, как та бабка из Боголюбовки… Короче, на месте разберёмся. Эй, ты чего?..

– Не знаю, – я завернулась в плед и сжалась, с ногами забравшись на кровать. – Странное ощущение. Как будто я боюсь возвращаться туда, где никогда раньше не была…

Глава 7. Без промаха

В раковину капает вода. Кап-кап-кап. Течёт по фаянсовой стенке, оставляя рыжую дорожку. Надо бы нажаловаться коменданту, чтобы починили старый кран – подумала я, прикрывая за собой дверь ванной комнаты. Ещё и лампочка сейчас почему-то мигает и светит тусклее обычного – не иначе как скоро выключится.

Этим утром моё лицо в отражении казалось совсем бледным, а если протереть краешком полотенца мутное зеркало, что я и сделала по привычке, то можно было даже разглядеть тёмные круги под глазами. Хоть я и бессмертная, мой ресурс не бесконечен. Сегодня вечером плюну на эти бесполезные ночные сканирования и всё-таки лягу спать пораньше…

Наклонившись над раковиной, я включила воду похолоднее и умылась. Потёрла лицо ладонями, разогревая. Снова ополоснула его ледяной водой. Подняла взгляд, надеясь увидеть в отражении порозовевшие щёки, но тут же ахнула и отшатнулась.

Синяки вокруг моих глаз из просто тёмных превратились в неестественно чёрные. И вообще, это уже были вовсе никакие не синяки, а круглые очки коллекционера.

– Прекрасно… – прошипел демон, и прозрачная гладь зеркала пошла волнами от его шёпота, будто вода. Чёрные усы дрогнули, тонкие губы растянулись в улыбке. – Как прекрасно и отвратительно ты сегодня выглядишь. Чем слабее тело, тем ярче душа!..

– Уходите… – пробормотала я, зажмурившись и снова открыв глаза.

До последнего надеялась, что это просто сон или галлюцинация, но нет, гость в кожаном пальто по-прежнему стоял по ту сторону зеркала. И, похоже, чувствовал себя как дома. Взяв с полочки флакончик Лизкиного парфюма – точнее, его отражение – он поднёс его к запястью и нажал на распылитель. Приторный фруктовый аромат отчётливо поплыл по ванной комнатке, при этом реальные духи продолжали стоять на полке – целыми и нетронутыми.

Коснувшись руки кончиком носа, коллекционер сделал медленный вдох, дёрнул усами и скривился, будто раскусил лимон:

– Столь откровенная безвкусица могла появиться только в мире людей! Насколько красив флакон, настолько же его содержание – уродливо. Всё должно быть наоборот. Резервуар – всего лишь скромное дополнение к той драгоценности, что хранится внутри. Хочешь, я покажу тебе твою новую обитель?..

С этими словами он расстегнул пальто и постучал ногтем по пустой пробирке – чуть расширяющейся книзу, с круглым красным колпачком из дутого стекла. В ней не было ничего особенного, и вместе с тем при виде неё меня охватил животный ужас – как у маленького зверька рядом с огромным клыкастым хищником, раскрывающим голодную пасть. Кто-то свыше будто поставил меня перед выбором – сдаться могущественной разрушительной силе и тихо умереть или, распушившись и выпустив коготки, сражаться. Я выбрала второе.

– Убирайтесь вон!!! – заорала я изо всех сил. Эхо больно ударило по ушам.

В ответ, криво ухмыльнувшись, он вытянул вперёд руку. Круглый алый символ, загоревшийся в центре его ладони, отразился от зеркала и лёг знакомыми контурами прямо мне на лоб. Кожа вздулась, в глазах от боли потемнело. Запрещающая печать!

Дрожащими пальцами я нащупала на полочке деревянную шкатулку для украшений, выудила с самого дна, из-под браслетов и цепочек, запонку со знаком Сатурна и воткнула себе в руку в том месте, где быстро-быстро билась венка пульса. Крылья, резко раскрывшиеся за моей спиной, прошили насквозь стены общежития и раскинулись двумя гигантскими чёрными полотнами по длинным коридорам.

– Ещё не готова. Как жаль, – коллекционер с сочувствием отряхнул со своего плеча крошки побелки. – Не сегодня, но уже скоро. Я подожду. Скоро всё случится…

Дверь ванной комнаты распахнулась, на шум прибежала Лизка, впопыхах затягивая поясом пушистый халат. Всего на секунду застыла на пороге – и вот она уже хватает с полочки тот самый флакон духов и с размаха швыряет его в зеркало.

Громкий звон заглушает её запоздалые ругательства. Стекло разбивается, разлетаются повсюду мелкие осколки. Коллекционер кривит губы, будто ему больно, отшатывается назад, и очертания его фигуры теряются в чёрных трещинах:

– Ещё увидимся, феникс!

С исчезновением незваного гостя лампочка загорелась в полную силу, и её перестало «коротить». В остатках зеркала теперь снова угадывалось моё лицо – невыспавшееся и бледное. Я с усталым стоном опустилась на краешек унитаза.

По ванной плыл, кружа голову, приторный фруктовый аромат парфюмерной воды. Всюду валялись куски штукатурки. Из соседней комнаты через узкую, но длинную дыру в стене кто-то громко возмутился, что «с этими фениксами никакой личной жизни».

– Что это за извращенец в пальто? – голос у Лизки сел, но она старалась не подавать вида, что испугалась. – Твой новый поклонник? Если твой, то тебе за ним и убирать!..

Крылья рассеялись, от них остался только едва заметный, пахнущий канифолью дымок. Спрятав запонку обратно в шкатулку, я взялась за метлу и принялась сгребать осколки в одну кучу.

– Я пока поговорю с комендантом, – вздохнула Чародеева, снимая с вешалки свою студенческую форму. – Наплету ему, что ты всех нас спасла от неизвестной страшной сущности, и попрошу, чтобы не сдавал тебя куратору…

Да, заговаривать зубы Лизка умеет прекрасно. Надеюсь, у неё и в этот раз получится, и расследовать подробности произошедшего комендант с Черновым не будут. А то ведь так и до обыска недалеко – придут осматривать место «преступления», найдут у меня волшебную запонку – и вот тогда мне точно крышка. Чернов, в отличие от коллекционера, ударит без промаха…

* * *

Во всех ведомостях и документах, где Яшке нужно было указывать фамилию своего бенефактора – Агеев – он умышленно писал её строчными символами и без буквы А. Первая буква просто убегала в неизвестном направлении – или «случайно» не пропечатывалась, если текст набирался на компьютере. Казалось бы, мелкая пакость – а змею всё же было приятно в который раз отравить репутацию нерадивого отца.

– Ты на каникулах домой ездил? – спросила Лизка, с хлопком открывая бутылку оранжевого оргона. В воздух над холлом взвилось облачко едва заметных прозрачных пузыриков. – Они всё ещё вместе?

– Да, – сморщился Сыроежкин, изминая пальцами ведомость об очередной индивидуалке, которую он как всегда прогулял, но снова получил «отлично». – Мать переехала к нему в Петербург. Звали меня с ними жить или хотя бы в гости, но я, разумеется, отказался.

– А комнат там сколько? – деловито поинтересовалась Чародеева. – Далеко от института?

– Нет, здесь рядом, на Васильевском острове. Пять комнат и терраса на крыше, – ещё сильнее скривив нос, буркнул Яшка.

– Понты! За эксперименты над людьми хорошо платят! – рыжая сделала пару глотков из бутылки. – Я бы съездила на разведку. Всё лучше, чем тухнуть в общаге.

– А ты сама-то! – огрызнулся Яшка. – Зачем папины хоромы на общагу променяла?

– У меня важная миссия – я переехала, чтобы защищать Нику! И, как сегодня выяснилось, не зря!..

– Тоже мне нашлась телохранительница… – бухтел Сыр, не желая слушать. Подписавшись под словами «с оценкой ознакомлен», он махнул ручкой, как волшебной палочкой, в сторону проходной. – Вон, пусть ваш ненаглядный некромант её защищает.

Убирая пропуск в карман куртки, в холл действительно вошёл Колдунов, да ещё и не один, а с Юлей. Блондинка на ходу тыкала пальцем с длинным ногтем в телефон, держа нового кавалера под руку. Пару раз она споткнулась и чуть не упала со своих высоченных каблучищ, но и тогда в реальность не вернулась. Паша же, напротив, шёл очень осторожно, встревожено озираясь по сторонам. Боится, что увижу их вместе?.. Скривившись, я отвела взгляд.

– На этого бабника надежды нет, – допив оргон, Лизка с грохотом бросила пустую бутылку в урну. – У него теперь свои дела. Вчера даже на занятия не явился – небось, Юлька за выходные выпила все соки. А сейчас, глядите, проспался и притащил свою задницу в институт. Ещё и не палится, смотрит так наивно. Наверняка у него уже и объяснение готово – о том, что ты «всё не так поняла». Ника, не ведись! Не вздумай говорить с ним!

Взяв под локоть, рыжая уверенно потащила меня к лестнице, ведущей наверх.

– Малышка, доброе утро! Как дела?

Едва ли сегодняшнее утро можно назвать добрым. Да и дела мои хуже некуда, но я лучше промолчу – всяким предателям знать это вовсе не обязательно. Чародеева настойчиво потянула меня за руку, мол, не задерживайся. Отвернувшись, я стала подниматься за ней по ступеням.

– Эй, девчонки, вы куда?..

Бережно, но быстро усадив Юлю на банкетку в холле, парень поправил рюкзак на плече и сорвался следом за нами.

– А действительно, куда мы? – шепнула я на ухо подруге.

– Какая разница! – тоже шёпотом ответила та. – Туда, где он не будет тебя доставать. Если ничего лучше не придумаем, то в женский туалет! Главное – не оборачивайся!

– Подождите!..

Сизо-фиолетовый оргон, потянувшийся за нами снизу, сковывал ноги, и создавалось ощущение, что мы передвигаемся в желе. Как в кошмарном сне – пытаешься убежать от монстра, но путаешься в одеяле. Лестница казалась бесконечной, и когда мы, наконец, прибежали наверх, обе вымотались так, словно поднимались на вершину небоскрёба.

На третьем этаже было людно и шумно, голоса студентов сливались в один сплошной монотонный гул, однако стоило сиреневой дымке доползти до коридора, все как по команде притихли. Время замедлилось. В гробовой тишине, протяжно и ниже, чем обычно, прозвенел звонок, и ребята, пошатываясь, словно зомби, начали медленно разбредаться по аудиториям.

Паша догнал нас прямо у уборной.

– Ника! – поймав за руку, он развернул меня к себе. Кажется, это был первый раз, когда он обратился ко мне по имени, без всех этих «малышей». – Поговори со мной!

– Не о чем ей с тобой говорить!.. – Лизка попыталась оттолкнуть его, но парень прохладно её осадил:

– Не лезь не в своё дело.

– Что?! – задохнулась та. – Как ты со мной разговариваешь! Это моя лучшая подруга вообще-то!..

Паша легонько коснулся мизинцем её плеча. А может быть даже, не коснулся, просто его рука ненадолго зависла в воздухе рядом с девушкой, и та, побледнев, резко замолчала. По её щекам, как трещины по сухой земле, побежали тёмно-лиловые изломанные полосы – это почернели и вздулись под кожей её одеревеневшие вены. Она качнулась, словно у неё подкосились колени, юркнула в уборную и выкрутила до упора холодную воду, пытаясь смыть с себя магию. Мы с Пашей остались наедине в опустевшем коридоре.

– Малыш…

– Катись к чёрту! – рявкнула я и постаралась быстро улизнуть обратно на лестницу. Но куда там – теперь Паша бежал за мной уже вниз, а впереди него тёк по ступеням, сбивая меня с пути, парализующий фиолетовый оргон. Споткнувшись, я чуть не потеряла ботинок – он наполовину слетел с ноги – и схватилась за кованые перила, чтобы не упасть.

– Осторожно! – парень в два счёта оказался рядом. Он хотел меня придержать, но я увернулась. – Что происходит? Почему ты избегаешь меня?

– А ты сам не понимаешь?! – я попыталась вдеть ногу обратно в обувь, но без ложки это было не так-то легко.

– Не понимаю. Иначе бы не носился за тобой по всему ЛИМБу, – он произнёс это спокойно, не повышая голоса, просто чуть быстрее, чем обычно. – Что стряслось? Опять проблемы с бенефактором?

– Мои проблемы тебя не касаются! – наспех ослабив шнурки, я, наконец, обулась и распрямилась, чтобы посмотреть ему в глаза. – Лучше расскажи, как ты отдохнул тут без меня на каникулах?

– Так себе.

– Не ври! Я всё знаю про вас с Юлей!

– Малыш, я думал, мы давно уже обсудили эту тему с алхимическими андрогинами и пришли к пониманию. Пожалуйста, не злись на нас. Юля недавно рассталась с парнем, ей сейчас и так нелегко, она вынуждена принимать антидепрессанты…

– Зачем антидепрессанты, если есть ты!

– Не понял.

– Ты вернулся в Питер её утешать, и до последнего дня каникул вы жили вместе! Депрессию, полагаю, сняло как рукой! Я очень рада! – в моём голосе звенели слёзы. – Только немного переживаю за вас. Видимо, вы так влюблены, что часов не наблюдаете, вот и прогуляли вчера весь учебный день! Плохая, знаешь ли, идея – прогуливать занятия на последнем курсе. Так и вылететь за миг до триумфа недолго!..

– Что?! – на его лицо на секунду сошла тёмная тень, в зрачках мелькнул злой огонёк. – Что за чушь?!..

Я непроизвольно поёжилась, по ногам начал мурашками подниматься леденящий мороз, как будто я стояла босая на снегу. Паша резко стал другим – таким бессердечным и холодным я помню его разве что в день нашего знакомства в клубе. Потом в какой-то момент он просканировал меня, подстроился, надел живую маску. Вплоть до сегодняшнего дня только пальцы, лишённые тепла, выдавали его настоящего, а сейчас маска слетела, и я увидела за ней чужого человека, всё это время прятавшегося в тени. Бесчувственного. Мёртвого. Стало страшно – как в фильме ужасов про теневую часть личности, который мы с ним когда-то вместе смотрели в кино…

Вверх над моими плечами поплыл чёрный дым. Забыв зашнуроваться, я побежала дальше по лестнице. Догнав, Паша снова схватил меня, на этот раз за предплечье, а когда я развернулась, готовясь перевоплотиться и испепелить его в прах, он вдруг молниеносно расстегнул свой рюкзак и вытряс всё содержимое мне под ноги.

Воздух взорвался фиолетовым оргоном. Я оглохла, обмякла, мысли резко смолкли. Стало спокойно и как-то чересчур тихо. Поверх учебных папок, файлов и исписанных альбомных листов бесшумно лёг, выпав с самого дна сумки, паспорт, из которого торчал розоватый железнодорожный билет.

– Я не прогуливал занятия. Кузнецов официально дал мне академ на понедельник, потому что в выходные поезда не ходили.

Подняв документ, некромант раскрыл его и подставил мне под нос. Деревня Люболяды – было выбито светло-серым шрифтом место отправления. Путь не близкий, с пересадкой в Луге. Плацкарт, верхняя боковая полка. В конечный пункт – Санкт-Петербург – поезд прибыл сегодня в шесть утра.

– До последнего дня каникул я оставался у бабушки, – глухо пояснил Паша. – Она застудила суставы, и от боли не могла встать с кровати. Нужно было привезти продукты и лекарства из города. Набрать воды из колодца. Убраться. А ещё у неё хозяйство: куры, гуси, коза, собака. Скоро ей будет восемьдесят пять, но она сама всю зиму о них заботится. Как ты уже знаешь, её сын – мой отец – умер двадцать лет назад. А после смерти дедушки в прошлом году помочь ей больше совсем некому. Поэтому я и поехал туда – не смог бросить её одну в трудный час. Когда-нибудь она тоже уйдёт за черту, и тогда мне не нужно будет никуда ехать, чтобы с ней пообщаться. Но не сейчас. Не сейчас. Пока ещё не время…

Под ворохом его мертвецки спокойных объяснений я опешила. Фиолетовый туман рассеялся, чёрный дым тоже. Перестали колоться током напряжённые лопатки. Теперь кололо только в груди. Было жутко совестно.

– Почему ты подумала, что я тебя обманул? Кто тебе такое сказал?

– Никто… – проблеяла я. – Паша, извини меня, пожалуйста. Я ошиблась. Просто… мне… это приснилось.

Карие глаза, моментально смягчившись, сощурились в улыбке:

– Ох, иди сюда, глупенькая… – прежний Паша вернулся. Притянув меня к себе, он ласково провёл холодными пальцами по моим волосам. – Малыш, да, я всё понимаю. Твой дар совершенствуется с каждым днём, и тебя всё чаще могут посещать видения, до мелочей сбывающиеся в реальности. Так бывает, это нормально. Но всё же иногда сны – это просто сны…

Придерживая за плечи, он осторожно, как несмышлёного ребёнка, повёл меня по ступеням на нижний этаж:

– Не бойся, малышка. Я тебя не обману. Я тебе предан и буду ждать столько, сколько понадобится. И давай отныне договоримся: если тебя что-то тревожит, сначала обсуди это со мной, и только потом уже – с другими. Хорошо?..

Спиной, напряжённым онемевшим затылком я почувствовала, что следом за нами на площадку у лестницы вышел, оставив своих студентов в аудитории, Чернов. Прислушался к обрывкам нашего разговора. Принюхался – то ли к фиолетовому оргону, то ли к клубам угольного дыма, которые, медленно переплетаясь, поднимались к куполу института…

Скрестив руки на груди, он ещё долго смотрел нам вслед, и взгляд его был мрачнее тучи.