Дмитрий Шимохин
Восхождение язычника – 2

Я же задумался, это был вовсе не греческий. Интересно, что это она мне сказала, и с любопытством посмотрел на Димитра.

– Это была жестокая шутка, Яромир, – и он горестно вздохнул и не стал переводить последние слова Ирины.

– Знаешь, назвать гостя тупым и грязным дикарем – это большое оскорбление, – я серьезно смотрел ему в глаза.

– Прошу простить мою сестру, за эти слова, – он переминался с ноги на ногу и чувствовал себя крайне неудобно. Я лишь кивнул на его слова.

– Ты говоришь на нашем языке? – поинтересовался Димитр.

– Скорее понимаю немного, но пока не говорю, да и когда я поднес подарок твоей сестре Римме, я говорил по-вашему.

Димитр немного смутился и отвел взгляд. А после заговорил:

– Я подумал, что ты просто выучил одно слово, чтобы сделать нам приятно, вот и все.

Из дверей дома выбежал мальчишка и прокричал, что обед готов и нас ждут.

Мы с Димитром направились в дом, внутри все было отделано мрамором.

Стояли лавки и кресла, обшитые парчой. Мда, богато живет Никита, не бедствует.

Пройдя в столовую вслед за Никитой, я увидел всю большую семью Никиты. А рядом с ними стояли мои родичи.

Женой Никиты была высокая и стройная ромейка, несмотря на возраст, она оставалась хороша собой, ее черные волосы были заплетены в тугую косу и украшены нитками жемчуга и яркими атласными лентами. Я поклонился ей немного, проявляя уважение как к хозяйке дома.

А мне представили незнакомых членов семьи Никиты.

Супругу звали Агния, а среднего сына, нескладного мальчишку лет тринадцати, Фома, а дочь, которая была чуть младше Фомы, – Антония.

Когда я протянул руку к Фоме, дабы поздороваться, он отпрянул от меня, но спустя мгновение нашел в себе силы и ответил на пожатие.

Антонии я протянул в подарок деревянную фигурку белочки и, когда она ее взяла, смог к ней прикоснуться, капля магии ушла от меня в тело девчонки, как и ко всем остальным до этого.

Все, цель достигнута, и миссия выполнена.

А дальше нас пригласили за стол. На котором были расставлены тарелки из фарфора, настоящего китайского фарфора с изображением драконов. Рядом лежали маленькие двузубые серебряные вилки.

Ирина, увидев мою реакцию, расплылась в предвкушающей улыбке.

Глава 3

В чашах плескалась теплая вода, в которой следовало омыть руки, что я и проделал, глядя, как плещутся остальные.

Использовать чаши из дорогого китайского фарфора как тазики для омовения – это просто что-то с чем-то. Хотя, может, здесь так принято в богатых домах, поразить гостей своим богатством. Мы расселись за столом, семья Никиты была с одной стороны, а мы с другой. Слуги собрали чаши для омовения и унесли, забрали и маленькую Римму, которая капризничала и не хотела идти, но старая кормилица смогла ее увести.

А после на стол начали подавать блюда.

Передо мной поставили фарфоровую чашу с бобами, хорошо сдобренной зеленью, а от обилия чеснока спирало дыхание. Также на стол выставили огромное блюдо с жареными тушками перепелок. Отдельные чаши были с нарезанными сырами и тонкими ломтиками ветчины. И огромное блюдо с хлебами.

Разные салаты с зеленью, а вот удивление вызвал обычный салат. Мелко нарезанная капуста и огурцы с луком и специями, залитые оливковым маслом, вкуснота-то какая. И, глядя на представленные блюда, я начал понимать, что местная кухня придется мне по вкусу, ведь многое так знакомо.

И когда я уже был готов приступить к еде, Никита, а вслед за ним и вся его семья, сложили руки в молитвенном жесте и, прикрыв глаза, начали бормотать.

Мы же с родичами переглядывались.

– Вкусим же даров, что послал нам Господь Бог, угощайтесь, друзья, – и Никита широким жестом обвел стол.

После хозяин дома поднялся и собственноручно наполнил нам бокалы золотистым и ароматным вином.

Трапеза началась, а я смотрел, как в руках у семейства Никиты мелькают двузубчатые вилки, и они даже умудрялись ими есть. А мои родичи пытались за ними повторять, вот только сноровки у них не было, и это смотрелось забавно. Я же разглядывал это уродство, именуемое вилкой, два прямых зуба, между которыми палец пройдет. Этим мясо есть еще можно, накалывая, но вот бобы. По одному бобу кушать, что ли? Ну вас на хрен.

Я со спокойным лицом под изумленными взглядами окружающих вытащил из сумки свою деревянную ложку, которая была завернута в чистую тряпку.

Ирина посмотрела победным взором и даже хихикнула, не скрываясь под неодобрительным взглядом Никиты.

Что вы хотели, это же дикий варвар!

– Димитр, – я начал говорить на греческом, подбирая слова и стараясь их правильно выговорить. – Как и сказала твоя сестра, я тупой дикарь, но есть вот этим, – и я покрутил вилку в воздухе, – это блюдо – полное извращение. Хотя можно ее сделать и удобней.

– Ты, – с нечитаемым взглядом Никита посмотрел на Ирину, – так назвала в моем доме гостя, которого я пригласил?

Ирина только пискнула и уставилась в тарелку, не поднимая головы.

– Прости, отец, – она виновато на него посмотрела.

– Я тебя не так воспитывал, дочь! – и Никита покачал головой.

– Прошу простить меня, Яромир, за мои слова, – Ирина смотрела на меня серьезно, но было видно, что вот совсем не чувствует себя виноватой, и приносит извинения только под давлением отца.

И что, это все? А как же пикировки словами или иные замечания по поводу того, что я дикарь. Или под взглядом отца не рискнула показывать свой нрав и свое отношение, строя из себя пай-девочку. Мда уж, я был разочарован, а я столько словесных атак и контратак подготовил. Одна шутка про верблюда чего стоит, да и другие афоризмы. Гады, не дали умом блеснуть. Обидненько.

– Я не держу на тебя обиды, – попытался улыбнуться я, а после добавил: – Но, как говорят у вас, бог простит.

За столом разговоры не особо клеились, присутствующие лишь иногда обменивались фразами.

А я наслаждался едой и с едва заметной улыбкой смотрел, как мучаются родичи, пытаясь цеплять бобы этим средством для пыток, именуемым здесь вилкой.

А спустя минуту, глядя на мою довольную рожу, Володар отложил это извращение и достал свою ложку.

Не прошло и пары мгновений, как и Горисвет к нам присоединился, лишь Колояр с мученическим выражением продолжал орудовать вилкой и есть бобы.

Закончив с бобами и взяв в руки вилку, я подцепил тушку перепелки и перетащил к себе в чашу, а после с помощью ножа нашинковал. И вот тут уже все с удивлением на меня смотрели, как я вполне свободно нарезаю тушку.

Не, ну а что, не руками же мне ее есть.

– Яромир, а что ты имел в виду, когда сказал, что ее можно сделать удобней, – и Никита повертел серебряную вилку в руках.

– Вот смотрите, два зубца, да и расстояние между ними большое, – я даже палец засунул, показывая, что имею в виду. – Еда между ними проваливается, а вот если добавить еще зубец, а может, даже два, и расстояние будет меньше, и есть будет удобнее. Да и выгнуть их не помешает, вот так, – я выгнул ладонь лодочкой, показывая Никите.

– Сам придумал или подглядел где? – с иронией проговорила Ирина.

От отца ей достался недовольный взгляд. И что ты вновь лезешь, успокоиться не можешь?

– Я слышал, есть в философии такое направление, как логика, не слышали, Ирина? А жаль, я думаю, стоит ознакомиться.

Никита засмеялся, а Димитр улыбнулся и начал переводить мой ответ, ведь я говорил на своем языке.

– Думаю, надо попробовать заказать у ювелира несколько штук, – задумчиво проговорил Никита, не преставая рассматривать вилку.

– Зачем несколько? Закажите одну, с нее сделайте форму и залейте металлом, так дешевле выйдет, да и на продажу можно будет делать. Они конечно не настолько украшена будет, но все же.

Никита изумленно на меня посмотрел, как и мои родичи.

– А ведь действительно, можно попробовать, хорошая идея, Яромир, – задумчиво произнес Никита.

– Και εμείς логику όχι ακόμα изучали, – проговорил Фома.

И Димитр мне перевел: Фома сказал, что они еще не изучали логику в школе. Он сейчас у нас в средней школе учится, два года назад закончил элементарную^[3].

– Я его потом хочу отправить учиться в аудиторию^[4], думаю, он сможет сдать в нее экзамены, а после и чиновником станет. Его хвалят учителя по риторике и словесности, – гордо проговорил Никита.

Вот только после этих слов в его глазах начала плескаться тоска и какое-то бессилие вперемешку с надеждой.

А дальше разговор за столом потек вполне спокойно, этакая дружеская и ничего не значащая беседа, только Ирина сидела как нахохлившийся воробей.

Слуги сменили блюда, на столах оказались фрукты и различные сладости типа орехов в меду, а также выпечка. Ромеи, оказывается, те еще сладкоежки.

Я наслаждался едой и прислушивался к разговору. В основном он касался налогов и податей, которые обсуждали Никита и Колояр, и, судя по возмущенному голосу Никиты, налогов он платит много. Налоги платит любой ромей со своей деятельности, в том числе нищие и проститутки, а также есть отдельные виды налогов: налог на устройство крепостной стены, подушный, он платился от количества членов семьи.

Вроде десятый век, а налоговое зло уже процветает.

Попрощавшись с семьей Никиты, мы двинулись на постоялый двор, где после столь сытного обеда меня сморил сон.

– Яромир, вставай, – меня расталкивал Володар.

– Ну чего, а? – зевал и потягивался я.

– Там Никита пришел, они с отцом тебя ждут.

– Хорошо, – я потянулся еще раз и немного размялся, а после прошел в комнату к Колояру. Где за столом сидел напряженный Никита, а рядом и мой родич. На столе горела одинокая свеча, освещая комнату, а за окном уже наступил вечер.

– Ну, тебе удалось узнать? – у Никиты тряслись руки.

– Да, – я сел напротив них.

– Не тяни, кто мои дети? – из него вырвался рык, а дядька положил ему руку на плечо.

– Средние, Фома и Антония твои дети.

– А-а-а-а, – Никита взвыл.

– Сука, какая же она сука, – выругался ромей, а после опустил голову на стол, и я услышал, как он начал всхлипывать.

Да, жалко мужика, мне даже неудобно стало. Дядя махнул мне рукой, мол, уходи.

Ага, щас! Это еще не все.

Дождавшись, когда Никита успокоится и поднимет свои красные глаза, я продолжил:

– Дмитр, Ирина и Римма, они родичи не только по матери.

– Чего? – Колояр аж подпрыгнул с лавки, а Никита уставился на меня.

– Отец у них один, – добил я мужиков.

– Тварь убью, придушу, – начал бушевать Никита, и дядьке пришлось его схватить.

– Схожу-ка я за вином, – и отправился вниз.

А внизу за столом, поедая фрукты, сидели мои братья и друзья.

– Все сказал, – развел руками.

– И чего, кто его дети-то? – с интересом спросил Гоститивит.

– Знаешь, Гостивит, кто знает, тот знает, а остальным нечего, – отрезал я. – Никите сейчас и так плохо, будем мы еще сплетни за его спиной разносить.

– Яромир прав, то не наше дело, – поддержал меня Дален, и родичи закивали, хотя по их лицам было видно, что узнать им, ой как хочется.

– Да чего, я только спросил, – насупился Гостивит.

– А я только ответил. – Красавица, принеси два кувшина крепленого вина, три кружки и фруктов каких-нибудь, – я обратился к работнице постоялого двора.

И спустя пару минут заказанное стояло на столе.

– Пойду проведаю их.

Вернувшись в комнату к Колояру, я услышал конец слов Никиты.

– А ведь я ее любил, эту суку, а видишь, как вышло. Нет веры этим бабам, они готовы в любой момент предать. Я ей как себе верил, эх!

Я молча поставил кувшины на стол и разлил по кружкам вино.

Никита подхватил кружку и опорожнил одним махом.

– А я догадываюсь, с кем она, – горестно вздохнул Никита.

– Так, может, его, – и Колояр всадил нож в столешницу.

– Можно попробовать, но непросто это будет, да и не знаю я точно, а вдруг ошибаюсь. – Никита прикрыл глаза.

– Я вот думаю, если это было не один раз, ведь отец один, то им же должен был кто-то помогать и прикрывать их делишки, а то попались бы.

– Точно, – Никита открыл глаза и подскочил со скамьи. – Это тогда точно он.

– О ком речь-то? – и дядька задумчиво почесал голову, а я приложился к бокалу.

– Сосед мой, у нас поместья рядом стоят, я по его совету и управляющего в поместье взял, вот он их и покрывал, старая гнусь, суки, твари, – и Никита вновь начал бушевать.

– Так давай их обоих убьем, да и все.

– Сосед – младший брат чиновника, который налоги собирает, просто не получится, здесь крепко думать надо.

– Так управляющего давай расспросим, заодно и понятно все станет, – задумчиво протянул Колояр.

– Это да, это можно.

– Завтра тогда едем в поместье к тебе? – спросил Колояр.

– Нет, если есть в этом его вина, я же его удавлю, и это трудно будет скрыть, а у управляющего есть своя семья, да и сосед обязательно в это дело сунет нос.

– Я его вызову к себе срочно и скажу, чтобы продуктов захватил, он на телеге и поедет, а мы его схватим по дороге, там есть рядом руины башни, там и расспросим хорошенько.

– Это понятно, с детьми что делать-то будешь? – Колояр решил спросить о больном.

– А я и не знаю, выгнать бы их с глаз долой или удавить. Так рука не поднимется, я уже думал, это же мои родные, я их растил. Я Димитру первый кубок с вином наливал, а Ирина ко мне бегала, о своей первой любви рассказывала. Да и Римма, она еще маленькая. Я не знаю, вот честно не знаю, что делать, – Никита сидел и покачивался, словно находился в каком-то трансе.

– Эх, – он тяжко вздохнул и вытащил из своей сумки пухлый кошель.

– Спасибо, что сказал и не оставил меня в неведенье, это тебе, – протянул его мне.

От денег я бы не отказался, но брать их от Никиты, в такой ситуации ну его нафиг.

– Я помогал вам как другу своего родича, не оскорбляйте меня и уберите эти монеты. – Дядя смотрел на меня одобрительно.

– Действительно, я уже и забывать стал, что вы другие, не ромеи, – и Никита мне улыбнулся, и протянул руку. – Прими тогда мою дружбу, Яромир, в моем доме ты всегда найдешь ночлег и помощь.

– Я с радостью принимаю твою дружбу, и, если тебе когда-нибудь потребуется помощь, ты знаешь, где ее искать, – и я пожал руку Никиты.

– Ладно, я вниз пойду, ребят предупрежу, чтобы много вина не пили, а то у нас завтра дело, я так понимаю, – и под внимательными взглядами Колояра и Никиты я отправился вниз.

###

С утра дядька и Никита ушли, наказав их дожидаться, а мы остались завтракать.

Закончив завтрак, я попросил собрать еды на пятерых, и за пару медных монет мне это сделали.

А к таверне уже подъехали дядя и Никита, сидя верхом на лощадях и захватив еще пятерых для нас, значит, Гостивит и Дален едут с нами.

Не став терять времени, мы забрались в седла и поехали вслед за Никитой.

Он вывел нас через какие-то небольшие ворота из города, а потом мы проехали немного вдоль стены и оказались на широкой торговой дороге, по которой тянулись торговцы. Дорога лежала между холмов, на которых рос лес. Мне казалось, что здесь нет таких лесов, как дома, но все же вот они росли и тянулись вверх. А на вершине одного из холмов возвышался византийский военный форт, контролируя подступы к городу, было видно, как на одинокой башне, сверкая доспехами, воины несут свою стражу.

Да, красиво, а вокруг гористая местность и море, тишина и покой.

– А вон там живет наш знаменитый столпник, – Никита придержал лощадь и указал на большую тропу.

– Это кто такой, столпник? – поинтересовался я.

– Это святой отшельник, который живет на небольшой площадке, словно на столпе. Он с нее не сходит, там ест, спит и молится. Он свят в своей аскезе, отринув мирское, он молится во спасение этого мира. У него не зазорно спросить совета, к нему многие приезжают, даже большие сановники. Наш столпник уже тридцать лет и три года не сходит со своего столпа.

– Есть легенда, что к нему прибыл большой сановник из Персии, чуть ли не сам шах, и просил совета, и в его подставленные ладони упал червь, что грыз тело столпника. Тот прикрыл ладони и когда вновь их открыл, вместо червя был большой драгоценный камень, изумруд, что сиял всеми гранями в лучах солнца так, что на него больно было смотреть, – Никита закончил свой рассказ.

– То есть за всё время, что там живет, он так и не сходил на землю? – поинтересовался я.

– Именно, – кивнул Никита.

– А как же он ест, или он вовсе не ест и святым духом питается? – не удержался я от вопроса.

– Еду ему в корзину складывают, и по веревке он ее поднимает к себе на столп, что положат, тем и сыт, – пожал плечами Никита.

Однако я даже и не слышал ни о чем подобном, столпник, надо же.

– Здесь поворачиваем, – и Никита указал на сворот с тракта.

Мы съехали на небольшую дорогу, которая виляла между холмов.

Спустя полчаса езды по ней возле одного из холмов Никита остановил лощадь и спрыгнул с нее.

– Лошадей в руинах спрячем, а здесь спрячемся и будем ждать моего дорогого управляющего.

Правда, до руин башни добраться было не так просто, никаких троп или дорог к ним не вело, так что приходилось идти по грудь в траве, еще и коня в поводу вести.

– Никита, – окликнул я его.

– А?

– А здесь змеи есть? – я напряженно вглядывался в траву.

– Конечно, есть, разные, и безобидные гады, и ядовитые, а что ты спрашиваешь?

– Не люблю змей, – я аккуратно обошёл подозрительные камни.

От башни действительно остались одни руины. Возможно, когда-то она была трехэтажная или больше, но сейчас остались только стены первого этажа, давая возможность укрыться от ветра, который дул на холме.

– Дален и Гостивит, остаетесь здесь и смотрите за лошадьми, – распорядился мой дядька.

– А что это мы остаемся, вон, Яромир с вами идет, – возмутился мой друг.

– Потому что я так сказал, – отрезал Колояр.

А мы начали спускаться к дороге вниз.

Глава 4

Часа два мы пролежали в траве, пока не услышали скрип колес телеги, походу, наш пациент катит.

Наконец-то, а то лежишь, потеешь на солнышке, так еще и не поговорить ни с кем. Самое отвратительное, что рядом со мной на плоский камень выползла змеюка, которая и пригрелась на солнце, вот кто больше всего меня нервировал. Так что мне пришлось отползать от своей изначальной лежки, а дядька Колояр на меня зашикал.

Определив, что это тот, кого мы ждем, Никита смело поднялся и вышел на дорогу, позвав с собою Колояра.

– Юстин, стой, – прокричал Никита, вскидывая руку.

Я же выглядывал сквозь траву, Юстин был уже в возрасте, седая и ухоженная короткая борода и большая лысина на голове, да и пузо не прибавляло его фигуре стройности.

– Никита, а ты чего здесь, сам решил наведаться в поместье? – Юстин крутил головой, пытаясь понять.

Однако пара хороших ударов от Колояра заставила его поплыть, а Никита, ударивший следом, и вовсе вырубил бедолагу.

– Эй, – обернулся и прокричал дядька, – сюда идите.

Мы мигом оказались возле него, а они уже стаскивали Юстина с телеги.

– В общем, надо телегу чуть дальше прогнать, лошадь отпустить, справа будет речка, что в море течет, туда и столкнете телегу, хорошо? – Никита нас осмотрел.

Мы лишь кивнули и втроем полезли на телегу.

– Горисвет, ты с нами, Яромир с Володаром и вдвоем управятся.

Направил кобылу вперед прямо по дороге. Она шагала мерно, никуда не спеша, и спустя час мы увидели небольшую речушку, о которой и говорил Никита.

– Яромир, – отвлек меня Володар.

– Аюшки, – я обернулся к нему, а он шуровал в телеге.

– Здесь семь кувшинов вина, ну, жалко его топить, давай заберем.

– Жалко, но давай возьмем четыре, нам обратно пешком топать.

– Ну хорошо, – было видно, что братцу жаль бросать просто так вино.

Распрячь кобылу не составило труда, вот только она никуда уходить не собиралась, а, наоборот, всячески начала ластиться.

– Хорошая, ты хорошая, – я оглаживал ее морду, – тебе идти надо, ну что ты, старушка, сходи погуляй, – вот только у кобылы было свое мнение. Так что мне пришлось ее больно ударить по крупу, она заржала с какой-то обидой и отбежала от нас. Пока я занимался лошадью, Володар выложил приглянувшиеся ему кувшины.

Столкнул с братом телегу с дороги, и, когда она скатилась вниз, мне пришлось в неё впрягаться, берясь за оглобли, а Володару вставать сзади и толкать, через пару минут мы ее спихнули в пучину вод.

По пути к руинам мы с Володаром опорожнили один из кувшинов, вино было слабенькое и совсем не кислое, а главное, хорошо утоляло жажду.

– За что, господин мой? Я же вам верно служил, где же я вас подвел, – раздавался из руин испуганный голос Юстина.

Очнулась птичка и уже поет.

Повернув и зайдя, мы увидели, как родичи спокойно сидят возле стен, а Юстина подвесили за руки на выпирающий камень.

– Ты кому это рассказываешь, а, Юстин? Неужто я твою манеру изворачиваться не выучил, – вкрадчиво говорил Никита, крутя в руках нож.

– Эх, все скажу, все скажу, господин, но зачем так-то? – и Юстин обвел нас взглядом. – Неужто нельзя по-другому.

– Сказывай давай, – Никита уперся взглядом в Юстина.

– Грешен я, господин, грешен. Продавал втихую торговцам мимо вас персики, оливы и другие фрукты, что поместье приносило, я все деньги верну, все до монеты. Неужто надо было так, а, господин Никита?

– Не о том ты речёшь, Юстин, все извернуться хочешь, – и Никита покачал головой.

– Так я не понимаю, в каких грехах вы меня вините, я же предан вам был и всей вашей семье, аки пес, – у Юстина даже на лице выступили слезы.

– О грехах мне тут толкуешь, о вере вспомнил, а что же раньше не вспоминал о том же грехе прелюбодеяния, а, Юстин? – у Никиты играли желваки на лице, а голос был угрожающий. Было такое впечатление, что он еле держит себя в руках.

Вот только на секунду на лице Юстина промелькнуло понимание.

– Не знаю ничего, господин, о чем вы говорите. Ничего не знаю, я только верно вам служил, – заскулил управляющий.

– Я же тебя на куски резать буду, тварь, пока ответ не получу, пока ты в муках не сдохнешь, – начал бушевать Никита.

– Убийство – это грех, нельзя, нельзя, так в заповедях сказано, пощадите, господин, я ничего не знаю и не ведаю, – продолжал брехать Юстин.

Походу, это надолго, попробую немного помочь.

– Никита, дозволь мне поговорить с этим червем. Только переводи, – я обратился к своему новому другу.

Никита бросил на меня бешеный взгляд и кивнул.

– Смерть – это привилегия, и будет облегчением твоим, ты сам будешь молить о ней, но тебя никто не услышит. – Я приблизился к Юсину и смотрел ему в глаза с веселей ухмылкой. – Для тебя ад будет уже здесь, на земле, а за дела твои никаких райских кущ у тебя и не будет.

Никита переводил мои слова, и, когда он закончил, я вновь начал говорить.

– Так что грех убийства на Никиту не ляжет, ты проживешь столько, сколько отмерил тебе бог, и каждый день будешь молить о смерти, но тебя никто не услышит и никто тебе ее не дарует.

Никита вновь взялся за перевод, ни он, ни Юстин, ни родичи не понимали, о чем я толкую.

– Сначала мы отрубим тебе руки по самые плечи, а после и ноги по самую задницу. Ты будешь орать и молить о пощаде, рассказывая все, что надо, а после мы отрежем тебе уши, выколем один глаз и последним вырвем твой поганый язык, – мой голос стал вкрадчивым, словно я девушке шепчу нежности на ушко. – И таким ты будешь жить всю оставшуюся жизнь, ты ни слова не сможешь сказать и не услышишь других, будешь смотреть на этот мир своим единственным глазом, а Никита будет о тебе заботиться всю оставшуюся жизнь. Ты будешь молить о смерти, но ты ее не получишь и в этих мучениях проживешь очень долго, и никакого греха убийства.

Юстин молчал, а его глаза округлялись по мере перевода Никиты, и того, как в его голове появлялась картина, которую я рисовал.

Пленник вздрогнул и я увидел, как у пленника мокнут штаны.

– Нет! Только не так, я все расскажу, убери его, убери, – Юстин начал верещать и забился в своих путах.

Я же отошел к своим родичам.

– Это жестокая казнь, – с дикими глазами посмотрел на меня Горисвет.

– Главное, он в нее поверил, и нам не придется здесь проводить весь день, – пожав плечами я ответил брату.

Юстиан начал говорить и рассказывать, как недодавал плату слугам и присваивал её себе, как разбавлял вино, подающееся на стол к Никите, как пользовал рабынь и служанок. А также как помогал соседу Никите, Аристарху. Как он провожал его в опочивальню к Агнии, а ведь поначалу она его не пускала и даже те подарки, что дарил Аристарх, выкидывала в помойную яму.

После сердце Агнии все же растаяло, и она начала пускать в свою опочивальню Аристарха, а Юстин за свою помощь получал хорошее вознаграждение, да и сына смог пристроить чиновником благодаря протекции Аристарха.

– Ах ты тварь, – и Никита в бешенстве набросился на Юстина и начал бить его ножом. – Тварь, сука, урод, – не успокаивался Никита, продолжал наносить удары уже по трупу Юстина.

И лишь спустя минут пять он успокоился и сел на камень, прикрыв голову руками, мы же предпочли выйти и оставить его наедине со своими мыслями.

Сколько прошло времени, черт его знает, может, полчаса, а может, и час, мы с родичами успели распить два кувшина вина.

– Дайте и мне выпить, – раздался надтреснутый голос Никиты. Глотнув вина, он достал нож, его окровавленное лезвие сверкнуло на солнце, он полоснул себя им по руке, и кровь закапала по камням.

– Клянусь, что Аристарх умрет, за зло, что причинил мне и моей семье. Кажется, у вас так клянутся, – и он с горькой улыбкой сжал ладонь.

– Давай ладонь, вылечу, – я предложил ему свою помощь.

– Нет, – он помотал головой, – я должен об этом помнить.

Мы схоронили тело Юстина под камнями и отправились до речки, в которой Никита смыл с себя кровь, и мы вернулись в город.

Никита выкупил по хорошей цене весь товар Колояра, и мне за мою долю янтаря досталось восемь золотых монет. Дядька занимался закупкой товара, и покупал он в основном шелк и специи, так же взял две бочки оливкового масла и бочку сушеных фруктов. Никита приходил по вечерам, и они пили вино с дядей, он изменился, стал более молчаливым и угрюмым. Он, похоже, и сам не знал, что делать дальше.

Я же с родичами и друзьями шатался по городу и расширял практику владения языком. Некоторые слова, конечно, путал, да и не все понимал полностью, но главное, меня уже понимали местные, и я мог с ними говорить.

Через несколько дней дядя будет отбывать обратно, все же здесь ненадолго, а путь домой более трех месяцев займет.

Я остаюсь, но, как это сказать дяде, не знал, да еще и с Гостивитом и Даленом тоже поговорить следует.

А путь я примерный себе наметил, из Трапезунда до Колонеи, а дальше на Севастию, а потом будет прямая дорога до Константинополя.

Почему не морем, так хотелось прогуляться по Империи и посмотреть на все собственными глазами.

Утром, уже собранный и со всеми вещами, я сидел в таверне, ожидая, когда выйдет дядька Колояр.

А вот и он, я поднялся со скамьи.

– Зрав будь, – поприветствовал я родича.

– И ты будь здрав, а ты чего это с вещами, собрался куда, успеешь? Ведь мы уже завтра отбываем обратно, – дядька озабоченно смотрел на меня.

– То мне ведомо, только я с вами не пойду обратно, – и я опустил голову, винясь перед родичем.

– Куда это ты собрался, – Колояр меня не понял.

– В Царьград пойду.

– Ополоумел, что ли? Что я отцу твоему скажу брату своему, и матери твоей, а? На меня смотри, взгляд он отводит, ишь чего удумал-то, – и дядька сел за один из столов и начал бить пальцами по столешнице.

Я же поднял взгляд и посмотрел в его глаза, он переживал за меня и беспокоился.

– Скажи, что я вернусь!

– Вернется он, ишь, мужем себя почувствовал, – и дядька тяжко вздохнул. – Понятно, сиди здесь, я сейчас, – и он направился в корчму.

– Уходишь, значит? – от дверей раздался голос Горисвета, рядом с которым стоял Володар. Я только развел руками, сами видели, да и слышали все.

– Понятно, ну удачи тебе, братец, тогда и легкого пути, – и мы обнялись с братьями.

– Только с друзьями сам будешь объяснятся, – добавил Володар.

– Конечно.

– И вы здесь уже, знаете, да? – Дядька обвел нас взглядом. – Вот всыпать бы тебе, эх. Вот держи, – и дядька протянул мне пяток золотых монет.

– Благодарю, но не надо, у меня есть.

– Бери, я сказал, нос он воротит, и слушай сюда внимательно. По паре монет спрячь в обувку и в пояс обязательно, часть сменяй на серебро и медяки. Их и носи всегда с собой, коли украдут или потеряешь, не жалко будет, понял? Остальные деньги спрячь и не показывай зря. Со стражами сильно не спорь и не ругайся, да и не задирайся первым, не дома. Вырос на нашу голову, словно братец мой Велибор, тому тоже все дома не сиделось, и где он теперь? Иди с глаз моих долой.

– Мне еще с друзьями попрощаться стоит, – я виновато пожал плечами, и направился в комнату к друзьям, они уже встали и протирали глаза.

– А ты куда это собрался, Яромир? Опять по городу гулять, и даже нам ничего не сказал, – позевывая, спросил Гостивит.

– Нет, друзья, я ухожу, – и грустно усмехнулся.

– А куда уходишь-то, к обеду вернешься? – спросил Дален.

– Нет, не успею. Я в Царьград иду и обратно домой не поплыву.

– Чего? – Госитивит вылупился на меня во все глаза.

– Ты, братец, погодь, – шикнул на него Дален. – То есть ты сейчас уходишь и, видимо, давно это задумал, а нам ни слова даже не сказал, – недовольство так и звучало в словах Далена.

– Вот сейчас говорю, попрощаться пришел.

– Попрощаться, Яромир. Я думал, мы друзья, мы испытание вместе проходили, мы с лесным народцем вместе бились, мы Тишило вместе по лесу несли, а ты попрощаться, – начал заводиться Дален. – Мы бились вместе с тобой и с твоими родичами против пруссов, и у нашего града против данов. А ты вот так? – Дален перешел на крик, стоял и сжимал кулаки.

– Дален прав, разве так друзья поступают, ты отчего раньше не сказал? – тут и Гостивит встал и волком на меня уставился.

– Вот так, – я развел руками, – не хотел вас обидеть.

Я не знал, что им сказать.

– Не хотел бы, так сразу бы все сказал и нас с собой бы позвал, тоже мне друг. – Дален, немного успокоившись, уселся на кровать и смотрел на меня, не отрывая глаз.

Может, он и прав, и не стоило мне таиться от них.

– Простите меня, други мои, за то что сразу вам не открылся. Я в Царьград иду, пойдете со мной?

– А я бы сходил, здесь красиво, – протянул Гостивит.

– И кормят вкусно, – согласился Дален. – Вот только если бы позвал нас друг, то тогда можно было бы.

Они словно разговаривали между собой, не обращая на меня внимания.

– Ага, только маменька скучать будет, да и сестренка. А батька потом опять выдерет, – и Гостивит почесал задницу. – Вот только плохо нас зовет с собой Яромир, вот если бы хорошо позвал, тогда да, тогда конечно.

– Да, отец обязательно выдерет, но я бы все равно сходил, нашим бы потом рассказывал, как в самом Царьграде побывал.

– Друзья, простите меня, не со злого умысла обидел вас. Пойдемте со мной в Царьград.

– Ну что, простим его, Гостивит, а? – и Дален хитро на него взглянул.

– Простим, – махнул головой Гостивит.

– Вроде хорошо просил, а? – продолжил Дален.

– Хорошо, можно и сходить, коли друг зовет, – ответил ему Гостивит.