Дмитрий Сергеевич Долгов
Прощение
Но Маша не останавливалась.
– Извинения не исправят ситуацию, Дима! – кричала она, и ее слова отдавались эхом по пустынной улице. – Ты должен был быть там, ты должен был поддержать меня, а ты просто подвел! Что ты будешь делать, когда настоящие трудности наступят? Продолжишь извиняться?
Ее слова были как удары, каждое из которых заставляло Диму сжиматься.
– Я не хочу быть с человеком, который не может взять на себя ответственность, – продолжала она, и ее голос слегка дрожал от злости. – Я нуждаюсь в партнере, на которого можно положиться, а не в том, кто забывает о самых элементарных обещаниях!
Дима попытался что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Он знал, что она права, и его неуклюжесть причинила боль не только Маше, но и ее семье.
– Маша, я обещаю, что это больше не повторится, – произнес он тихо, но уверенно. – Я сделаю все, чтобы исправиться.
Маша взглянула на него, и ее гнев постепенно улегся, оставив после себя лишь разочарование.
– Я надеюсь на это, Дима, – сказала она, и в ее глазах мелькнула тень сомнения. – Но это последний шанс. Понимаешь?
Они стояли в тишине, пока тусклый свет фонаря продолжал освещать их обоих, выделяя контуры их фигур на фоне темного подъезда.
Едва ступив на почву острова, он почувствовал легкое прикосновение ветра к своему лицу, словно невидимые пальцы нежно касались его щек. Этот ветер нес с собой тихий шепот, едва различимый среди шороха листвы и вздохов прибоя, но в нем звучала неведомая мудрость, адресованная именно ему. Он продвигался вперед, ступая по мягкой, влажной земле, которая поглощала звуки его шагов. Вокруг него расстилалась лесная чаща, густая и непроходимая, окутанная мраком, который даже днем делал ее похожей на сумеречный мир. Ветви деревьев склонялись над его головой, создавая что-то вроде темного свода, сквозь который едва пробивались лучи света. Джон продолжал свой путь, пробираясь сквозь заросли, которые казались непроходимыми. Он ощущал, как каждый мускул его тела напрягается в попытке преодолеть сопротивление природы. В глубине леса, где туман плетет свои бесконечные узоры меж древних стволов, Джон шагал, ощущая вес тишины на своих плечах. Каждый шорох под ногами казался громким, каждая сломанная ветка – эхом в его напряженном сознании. Он чувствовал, как сердце бьется в унисон с приглушенным ритмом этого места – стучащим и тревожным. Туман окутывал все вокруг, превращая лес в лабиринт из теней и полутонов. Джон пытался прогнать страх, который подкрадывался к нему, подобно холоду, проникающему сквозь одежду. Он знал, что должен идти дальше, несмотря на неясность пути и неуверенность в сердце. С каждым шагом он вглядывался в туман, ища знаки, которые помогли бы ему найти отца. Временами его охватывала паника, и внутри Джона боролись страх и надежда, и каждый раз, когда страх казался почти ощутимым, надежда подталкивала его вперед, напоминая о том, что где-то здесь, за этой белесой завесой, его ждет отец. Он продолжал идти, прислушиваясь к каждому звуку, к каждому шелесту. Время от времени он останавливался, пытаясь разглядеть сквозь туман какие-то знакомые ориентиры, ему казалось, что ноги сами ведут его к цели. Чем дальше он продвигался, тем сильнее становился шепот ветра, будто он старался направить Джона по правильному пути. И вот, после нескольких часов изнурительного пути сквозь чащу, Джон вышел на небольшую поляну, где его взгляду предстало здание, о существовании которого он даже не подозревал.
Это было старое, заброшенное строение, покрытое плющом и мхом, словно природа пыталась полностью поглотить его, стереть следы человеческого присутствия. Здание выглядело мрачно и загадочно, но в то же время оно словно манило Джона.
Джон остановился перед старым домом, который возвышался перед ним, как монумент забвения. Снаружи строение выглядело заброшенным: облупившаяся краска, искривленные ставни и дверь, которая, казалось, вот-вот выйдет из петель. В воздухе витал запах старости и плесени, а туман делал его еще более мрачным. С трудом отодвинув дверь, Джон вошел внутрь. Внутри царила тьма, разбавленная лишь слабыми лучами света, пробивающимися сквозь грязные окна. Воздух был холодным и влажным, наполненным запахом гнили. Старый пол скрипел под ногами, а ветер завывал в щелях, создавая иллюзию шепота или стонов, исходящих из глубины дома. Джон медленно поднялся на второй этаж, где каждая ступенька вздыхала под его весом. Коридор на втором этаже казался еще более мрачным, а тени, отбрасываемые мебелью, напоминали призраков, затаившихся в ожидании своей жертвы.
Когда Джон поднялся, на другом конце коридора дверь комнаты начала медленно открываться с неприятным скрипом, пронзающим тишину. Внутри комнаты царила непроглядная темнота, и лишь слабый свет, проникающий сквозь разбитое окно, вырисовывал силуэты старой мебели. В углу комнаты что-то шевельнулось, и Джон почувствовал, как его сердце замерло от страха.
– Отец, это ты?
Дима и Маша приехали к отцу Димы на выходные. Он жил в просторном доме на окраине города, окруженном зеленым садом, где каждое дерево и куст были высажены его собственными руками. Дом, хоть и казался величественным снаружи, внутри был наполнен теплом и уютом. Стены украшали семейные фотографии, а на полках стояли книги и различные сувениры, собранные за годы жизни.
При встрече они заметили, что отец Димы выглядел утомленным. Его лицо было бледнее обычного, и он кашлял, пытаясь скрыть свою слабость.
– Папа, ты в порядке? – обеспокоенно спросил Дима, помогая отцу сесть на удобный диван в гостиной.
– Да, да, не стоит беспокоиться. Просто немного простудился, – ответил отец, пытаясь улыбнуться.
– Ну, пап, ты же знаешь, что в наше время быть больным – это почти как не уметь управлять смартфоном. Надо стараться быть в форме!
Маша взглянула на него с недоверием. «Дима! Как ты можешь так говорить? Ты не видишь, что твой отец и так старается?»
В комнате накалялась обстановка, словно воздух сгущался, становясь тяжелым и непроницаемым. Маша, чьи щеки заливал красный цвет, стояла напротив Димы, и ее глаза сверкали гневом. Все началось с невинного замечания, но слова Димы, сравнивавшие болезнь с неумением пользоваться технологиями, словно подожгли фитиль.
– Как ты мог так сказать? – голос Маши дрожал от эмоций.
– Маша, да что тут такого в самом деле… Я просто… – Дима пытался найти оправдание, но его слова терялись в воздухе.
«Ты „просто“?! Ты всегда такой нечувствительный? Неужели ты не можешь подумать, прежде чем говорить?» – Маша перебивала его, не давая закончить фразу.
Дима делал шаг вперед, пытаясь взять Машу за руки, но она отшатнулась, как будто его прикосновения были ей чужды.
– Маша, пожалуйста, давай не будем так. Я не хотел обидеть папу или тебя.
Но Маша была не в состоянии его слушать. Ее слова становились все громче и резче, каждое из них словно удар кнутом. «Ты не понимаешь! Ты никогда не понимаешь! Как ты можешь быть таким слепым к чужим чувствам?»
В этот момент в комнате было так тихо, что можно было услышать, как лопается пузырек мыльного раствора на кухне. Дима стоял перед Машей, опустив голову. Он чувствовал себя виноватым, но в то же время и растерянным. Он не мог понять, как обычный визит к отцу превратился в такую бурю, они только зашли – и тут же начались проблемы. Вдруг отец Димы побледнел еще больше.
– Мне… мне плохо, мальчик мой, – еле выдавил он.
Дима, забыв обиды и крики Маши, мгновенно переключился на действия. «Маша, вызови скорую, быстро!» – прокомандовал он голосом, в котором не было и следа сомнения. Маша, взявшись за телефон, начала набирать номер, ее пальцы дрожали, но она старалась сохранять спокойствие. В то время как она говорила с диспетчером скорой помощи, Дима поддерживал своего отца, который с трудом дышал, стараясь успокоить его.
– Папа, держись, скоро будешь в больнице, – ласково говорил Дима, стараясь улыбнуться, чтобы успокоить отца. Внезапно Дима осознал, что скорая помощь может не успеть. Он схватил ключи от машины отца и помог ему выйти наружу. Маша последовала за ними, кинув телефон на диван. Она помогла усадить отца на заднее сиденье, заботливо пристегивая его ремнем безопасности. Дима сел за руль, его руки были холодны, а лоб покрылся каплями пота. Он никогда раньше не водил машину в такой стрессовой ситуации. Пытаясь сосредоточиться, он выехал на дорогу, и машина покатила в направлении ближайшей больницы. Маша сидела рядом с отцом, держа его за руку. «Все будет хорошо, мы скоро будем там», – утешала она его, хотя сама была на грани паники. Дождь начал бить по лобовому стеклу, ограничивая видимость. Дима старался держать машину на дороге, но его нервы были на пределе. Он хотел спасти своего отца, он хотел доказать Маше, что он на что-то способен, и вот, когда машину занесло, она съехала с дороги, промчавшись по обочине, прежде чем с ударом остановилась, ударившись о дерево. «Отец, это ты?»
Джон стоял в коридоре второго этажа, его тень колебалась на стенах под мерцанием старинного светильника. Воздух был насыщен запахом старых книг и мебельного воска. Он слегка приоткрыл рот, чтобы позвать отца, но слова застряли у него в горле. Вместо этого он вздохнул и начал медленно подходить к комнате. Джон был уже всего в нескольких шагах от двери в комнату отца, когда внезапно ощутил тяжелый удар по затылку. Это было похоже на оглушительный звон, который раздался в его голове, отбросив его мысли прочь, как листья под порывом осеннего ветра. Он ощутил, как его ноги подкосились, и мир вокруг начал кружиться, словно он находился внутри замедленной сцены из кинофильма. Все его чувства обострились: он почувствовал прохладу стены, к которой прикоснулся, пытаясь удержаться на ногах. Звук его сердцебиения громко отдавался в ушах, словно барабанная дробь, предвещающая нечто неминуемое. Запах мускуса и пыли стал более интенсивным, когда он попытался вдохнуть, но воздух казался слишком тяжелым, чтобы наполнить его легкие. В последнем усилии удержать сознание Джон обернулся, пытаясь разглядеть своего нападавшего, но его зрение было мутным, и он мог только уловить смутные очертания фигуры, скрывающейся в тени. Головокружение усилилось, и он почувствовал, как пол ускользает из-под него, а его тело падает, словно перо, плавно касаясь холодного пола коридора. Тишина вокруг стала глухой, и Джон понял, что он находится на грани между сознанием и бездной, где время теряет свой смысл. В этот момент последнее, что он увидел, был светильник, который продолжал мерцать высоко над ним, несознательно отсчитывая последние секунды его мимолетной жизни.
На рассвете, когда первые лучи солнца едва пробивались сквозь плотные занавеси старинного особняка, пронзительный крик разорвал тишину, когда одна из сестер-невесток, первой вошедшая в столовую, увидела зрелище, от которого кровь стынет в жилах. На обеденном столе, словно мрачный трофей, лежало тело Джона, пятого брата, чьи глаза были широко раскрыты в немом ужасе, а лицо застыло в выражении вечного изумления. Он был весь в синяках и ссадинах, голова его была пробита, и еще недавно его свежая кровь запекалась на обеденном столе. В комнате воцарилась мертвенная тишина, нарушаемая лишь тихими всхлипываниями и шепотом, когда семьи братьев медленно собирались вокруг стола, не в силах поверить в увиденное. Солнечный свет, пробивавшийся в комнату, играл на поверхности стола, создавая иллюзию тепла, настолько контрастную с холодом смерти, что окутал комнату.
Пока ошеломленные братья пытались осмыслить произошедшее, в спальне на втором этаже было обнаружено еще одно тело. Мэри, жена Джона, была найдена мертвой в их совместной спальне, лежащей на кровати в позе, словно она спала, только глаза отсутствовали в глазницах, как будто были выдавлены, и посмертная улыбка застыла на ее лице.
Следы насилия отсутствовали как в спальне, так и в столовой, и только пронзительный крик чайки разрезал воздух, когда старинная моторная лодка, изрядно потрепанная временем, начала свой трудный путь через бушующие волны к причалу Острова Секретов. Соленый штормовой ветер, насыщенный эхом далеких морей и их неисповедимых тайн, беспощадно обрушивался на пассажиров, заставляя их тела сгибаться под напором невидимой силы. Волосы пассажиров, пять семей, каждая со своей историей и своими страхами, развевались на ветру, словно знамена, несущие в себе ожидание и неуловимое предчувствие. Они собрались на этом заброшенном осколке земли по вызову своего отца – загадочного и влиятельного патриарха, чье приглашение звучало как неотвратимое распоряжение судьбы.
Взгляды, устремленные к таинственным берегам, сквозь пелену брызг и водяной пыли, искали ответы. Какие тайны скрывает этот остров, окутанный штормовым ветром даже в самый ясный день? Какие истории замерли в его заброшенных тропах и дикорастущих садах? Но самый насущный вопрос касался самого патриарха. Какая неведомая цель побудила его после долгих лет молчания созвать их всех именно здесь, на Острове Секретов, в разгар шторма?
Море вокруг острова казалось еще более зловещим и беспокойным, чем когда-либо. Волны, обрушивающиеся на берег, носили в себе эхо давних времен, забытые истории и обещания. И когда лодка наконец с трудом приблизилась к причалу, сквозь свирепство стихии казалось, что сам остров приветствовал их молчаливым стоном – предвестником того, что предстоящая встреча в сердце бури раскроет давно скрытые тайны и навсегда изменит их жизни.
Глава 2: Раскрытие правды
Пронзительные раскаты грома сопровождали их, когда они приближались к причалу, а сильный дождь продолжал заливать лица и одежду всех, кто был в лодке. Ветер стал свирепым, заставляя качаться высокие деревья и поднимая волны, словно океан выражал свое недовольство их приближением.
Элизабет, изящная и нервозная женщина средних лет, крепко держалась за руку своего мужа, Генри. Она была стройной, с изящной фигурой. Ее темные волосы были аккуратно уложены, монотонно, каждая прядь на своем месте. Лицо Элизабет было утонченным, с высокими скулами и тонкими чертами, но на нем отражалась легкая тревога. Глаза, большие и выразительные, постоянно двигались, как будто она искала что-то в окружающем пространстве. В их глубине читалось беспокойство, даже когда она старалась улыбнуться. Ее одежда была элегантной и продуманной, подчеркивая хороший вкус и чувство стиля. На ней было надето легкое платье пастельных тонов, которое идеально сидело на ее фигуре и делало ее образ еще более утонченным. В руках она держала маленький клатч, украшенный блестками.
Генри, высокий и крепкий мужчина, был опорой для своей жены. Его уверенное поведение и спокойный взгляд контрастировали с нервозностью Элизабет. Он был старше ее, с седеющими висками и добрыми, мудрыми глазами, которые излучали спокойствие и уверенность. Генри одет в классический костюм, который, хоть и был прост, но подчеркивал его статность и солидность. Рядом с ним Элизабет выглядела хрупкой, как изящная фарфоровая статуэтка. Но, несмотря на ее видимую нервозность, в ее глазах иногда мелькал проблеск внутренней силы, которая, возможно, и позволяла ей справляться с жизненными трудностями.
– Генри, я не уверена, что это хорошая идея, – сказала Элизабет, ее голос дрожал от беспокойства и холода. Элизабет осторожно вставала на ноги, когда моторная лодка медленно стукнулась о причал. Волны слегка покачивали лодку, заставляя Элизабет судорожно схватиться за руку Генри. Он крепко держал ее, когда она сделала первый неуверенный шаг. Ее ноги дрожали, но она решительно старалась сохранять равновесие. Она аккуратно поставила одну ногу на причал, крепко держа Генри за руку. Пальцы ее другой руки вцепились в бортик лодки. Генри наклонился к ней, его крепкая рука помогала ей перенести вес на причал. С каждым шагом она чувствовала, как его поддержка придает ей уверенности. Когда обе ноги оказались на твердой поверхности причала, Элизабет глубоко вздохнула, ее дыхание немного выровнялось. Элизабет посмотрела на Генри с благодарностью, ее лицо все еще отражало тревогу, но в глазах был виден проблеск облегчения. Она продолжала крепко держаться за руку мужа, словно его присутствие было ее якорем в этом неспокойном мире.
– У нас нет другого выбора, Лиз, – ответил Генри, стараясь выглядеть уверенно, но его глаза выдавали внутреннюю тревогу.
– У нас нет другого выбора, – сказала Лиза, пристально смотря на Диму.
Она стояла напротив него в полутемной гостиной, где лишь слабый свет настольной лампы пробивался сквозь сумрак. Лиза была явно взволнована, ее голос дрожал, но она старалась держать себя в руках. Она привыкла доверять ему, но теперь их мир казался на грани краха, и она не могла понять, почему он не хотел поделиться с ней правдой.
Дима сидел на краю дивана, избегая ее взгляда. Его лицо было мрачным, глаза потухшими. Он нервно теребил край своего свитера, будто пытаясь найти слова, которые объяснили бы его поступки.
– Дима, – Лиза попыталась говорить мягче, но ее голос все еще звучал настойчиво. – Ты должен сказать мне, что случилось. Мы же муж и жена, мы всегда все обсуждали. Почему ты молчишь?
Он поднял голову, но его глаза все еще смотрели в сторону. Лиза чувствовала, как ее терпение истощается. Она знала, что они оказались в глубокой финансовой яме, но не понимала, как именно это произошло. Дима потратил большую сумму денег, и не объяснил ей, куда они ушли. Каждый раз, когда она пыталась поговорить об этом, он либо уходил от ответа, либо говорил, что разберется сам.
– Мы можем попросить о помощи, но нужно действовать аккуратно. Никто не должен знать, что у нас проблемы.
Дима наконец взглянул на нее, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на отчаяние. Он вздохнул, пытаясь собраться с мыслями.
– Лиза, это не так просто. Если мы обратимся за помощью, это может все усложнить. Я… я сам все улажу.
– Сам уладишь? – она не смогла сдержать сарказма в голосе. – Как ты уладил это до сих пор? Посмотри, где мы сейчас. Я не понимаю, что происходит, и это сводит меня с ума. Пожалуйста, расскажи мне правду.
Он опустил голову, как будто под тяжестью ее слов. В комнате повисла тишина, которую нарушал лишь звук их дыхания. Лиза почувствовала, как в груди нарастает боль. Она подошла к нему и села рядом, положив руку на его плечо.
– Дима, я люблю тебя. Мы справимся, но только если будем вместе. Пожалуйста, не отталкивай меня.
Он закрыл глаза, и Лиза увидела, как по его щеке скатилась слеза. Она обняла его, стараясь передать всю свою любовь и поддержку.
– Мы найдем выход, – шепнула она. – Вместе.
Элизабет посмотрела на детей, которые шли за ними, пытаясь не отставать. Роберт и Анна, несмотря на свои юные годы, уже понимали серьезность ситуации. Также они обратили внимание, что, не дожидаясь никого, юная пара, взявшись за руки, прямиком направлюсь к особняку. Какое невежество!
– Я просто не могу поверить, что все это происходит с нами, – продолжила Элизабет, сжимая руку Генри сильнее. – Еще год назад у нас было все.
– Отец всегда был сложным человеком, но он наш единственный шанс. – Генри остановился на мгновение и посмотрел на жену. – Нам нужно верить, что он сделает правильное решение.
– А если он не поможет? Что тогда? – В ее голосе послышались слезы.
Генри посмотрел на Элизабет с такой же болью и беспомощностью в глазах, но попытался скрыть это.
– Мы должны надеяться на лучшее, Лиз. Мы должны бороться ради детей, ради нас самих. Отец не может просто так отвернуться от нас.
Они снова пошли к особняку, когда Генри продолжил:
– Лиз, я знаю, что ты беспокоишься. Я тоже. Но сейчас нам нужно сосредоточиться на том, чтобы встретиться с отцом и объяснить ему все. Мы должны быть сильными.
Элизабет кивнула, пытаясь взять себя в руки. Она знала, что Генри прав, но страх перед неизвестностью и воспоминания о долгах, которые их преследовали, не отпускали ее. Шум шторма усиливался, и с каждой минутой они все больше ощущали себя маленькими и беззащитными перед стихией и судьбой.
– Дети, идите быстрее! – позвал Генри, оглядываясь на Роберта и Анну, которые старались не отставать. – Мы должны успеть до дома, пока шторм не разыгрался еще сильнее, – сказал Генри, перекрикивая шум ветра.
Элизабет кивнула, стараясь не показывать свой страх детям. Она чувствовала, как холодный дождь проникал сквозь одежду, пробираясь до самых костей. В голове крутились мысли о долгах, которые стали их ежедневным кошмаром. Она надеялась, что отец сможет помочь им, но также боялась, что его помощь будет сопровождаться своими условиями.
Сильный ветер дул с такой яростью, что им приходилось идти наклонившись вперед, чтобы противостоять его напору. На острове разыгрался настоящий шторм, и холодные капли дождя безжалостно били их по лицам. Дорога была скользкой и покрыта мелкими лужами, которые с каждым шагом становились все больше. Деревья вокруг гнулись под натиском ветра, их ветви угрожающе скрипели, словно могли сломаться в любую минуту. Генри шел впереди с решительным шагом. Элизабет крепче сжала руку мужа, ее тонкие пальцы с трудом удерживались за его ладонь. Роберт, высокий подросток с озорными глазами, шел за отцом. Он старался не отставать. В его взгляде все еще читалось детское беспокойство. Анна, младшая дочь, цеплялась за руку Элизабет. Ее маленькое тело дрожало от холода и страха. Глаза были широко раскрыты, и она время от времени бросала тревожные взгляды на окружающий ее бушующий мир. Они торопились к особняку, который возвышался впереди, как маяк надежды в этой буре. Дом ее отца был их последним прибежищем в этом суровом мире. Когда они наконец-то достигли крыльца, Генри помог Элизабет и детям подняться по ступеням. Ветер здесь был еще сильнее, и им пришлось изо всех сил стараться удержаться на ногах. Генри постучал в тяжелую дубовую дверь, и вскоре им открыл дворецкий, который пригласил их внутрь.
Как только они вошли в особняк, реальность неожиданно изменилась. Вместо ожидаемого мрачного и заброшенного места перед ними открылся просторный, внушительный дом. Светлые солнечные лучи проникали сквозь безупречно чистые оконные стекла, создавая на блестящих полах радужные отблески. Полы были покрыты дорогими паркетными досками, отполированными до зеркального блеска, и все в этом доме излучало тепло и уют. Воздух был напоен тонким ароматом свежевыжатого апельсинового сока. По стенам висели многочисленные семейные портреты, на которых были изображены все пять братьев в разных возрастах и жизненных моментах. На одном портрете они все были детьми, играющими на лужайке, на другом – взрослыми мужчинами, гордо стоящими вместе на фоне старинного дома.
«Откуда тут эти картины?»
Мягкие ковры с изысканными узорами покрывали полы, приглушая шаги и добавляя уюта этому месту. Вдоль стен стояли элегантные комоды и буфеты, украшенные антикварными вазами и статуэтками. Изящные светильники, выполненные в викторианском стиле, мягко освещали коридоры и комнаты, создавая теплый и приветливый свет. На столике у входа стояла ваза с цветами, которые выглядели так, будто их только что сорвали. Старинные часы с маятником тихо тикали в углу, отмеряя время с безмятежным спокойствием.
Переходя из комнаты в комнату, они замечали, что каждая из них была обставлена со вкусом и вниманием к деталям. В гостиной стояли мягкие диваны и кресла, обитые бархатной тканью, а на стенах висели картины с пейзажами и сценами из сельской жизни. В камине потрескивали дрова, создавая дополнительное тепло и уют. Завывающий ветер и шум бури, казавшиеся столь неумолимыми всего мгновение назад, внезапно исчезли. Казалось, что стены дома поглощали все звуки внешнего мира, создавая почти нереальное ощущение спокойствия.
Элизабет, Генри и дети остановились в просторном холле, оглядываясь вокруг. Все казалось слишком тихим, слишком спокойным. Лиза заметила, что остальные семьи, которых они ожидали увидеть, не появились на пути к особняку. Единственными, кого они встретили, были юный Джон и Мэри, которых они видели убегающими к дому в самом начале.
Лиза нахмурилась, ощущая беспокойство. Почему они не видели никого из остальных? Где все? Она взглянула на Генри, пытаясь найти ответы в его глазах, но он лишь пожал плечами, также озадаченный этой тишиной.
Со скрипом чуть позже в дом зашли остальные три семьи, их лица выражали удивление и восхищение. Они оглядывались по сторонам, пораженные увиденным. Войдя внутрь, они чувствовали себя словно в другом мире. Тут из-за угла, рассматривая картины вышел младший брат Джон, остановившись перед одной из картин, вглядываясь в мазки краски и контуры, которые художник наложил на холст. Его взгляд был полон задумчивости, и вдруг его лицо вытянулось в выражении испуга. Казалось, что что-то в изображении на картине напомнило ему о недавнем странном событии или о чем-то, что он предпочел бы забыть.
В это время Мэри, не замечая беспокойства своего мужа, спокойно вышла в холл из кухни. В ее руках был поднос с чашками и заварочным чайником, аромат свежего чая распространялся по комнате. Она, казалось, была поглощена приготовлениями к утреннему чаю и не подозревала о внутреннем волнении Джона.
– Вы не представляете, что было по пути сюда! Туман, шепот ветра… Это было похоже на путешествие в другой мир, было, конечно, немного страшно – расставляя чашки с чаем на столе, проговорила Мэри.
Генри непонимающе посмотрел на Мэри.
– Какой туман? Нас чуть не снес этот проклятый шторм.
Мэри удивленно подняла брови.
– Да? Но перед штормом был туман. И шепот ветра… не находишь ли ты это несколько мистическим?
– Мистика – это хорошо, когда ты в безопасности, дома, с книгой в руках, а не когда ты в этом… в этом кошмаре, – фыркнул Генри, едва успокоившись после их прибытия.
– Может быть, но все равно это было нечто особенное. Не каждый день тебе удается пройти сквозь такой туман, – упрямо продолжала Мэри, наливая чай.
– Особенное, да… особенно волнующее. – Генри вздохнул, принимая чашку. – Но теперь мы здесь, и, надеюсь, больше никаких сюрпризов не будет.
– Больше никаких сюрпризов не будет?! – Лиза опять кричала, она опять отчитывала, она опять запрещала и продолжала, ругала. Боже, сколько мне лет? Что я тут делаю, зачем мне вообще все это нужно! Сюрпризы, если бы ты знала, что у меня еще есть в моем внутреннем мире, ТО, О ЧЕМ ТЫ ДАЖЕ НЕ ДОГАДЫВАЕШЬСЯ И НЕ ЗНАЕШЬ, то, о чем хочется кричать безмолвно, но получается только шептать. Да, я оступился, да, я виноват, но и что же с этим делать? Уничтожить и сжечь предателя на костре за то, что он всего один раз ошибся хотя и по-крупному. Она не знает, что уже много лет я играю на ставках, играю везде, где можно, играю круглосуточно, когда хватает денег. Ставки на спорт, казино, биржа, карточные игры вперемешку с алкоголем. Это непрекращающийся цикл и буйство, подогревающее мое сердце и дарующее мне желание жить и двигаться. Да, я знаю, что это болезнь, да, я могу это контролировать. НО Я НЕ ХОЧУ ЭТОГО ДЕЛАТЬ. Весь мой жизненный путь состоит только из обмана и лжи, вперемешку с уверенными взглядами и умными размышлениями. И, о да, это работает, все мои приятели, идиоты, слушают меня за моими умными речами, за которыми ничего нет, просто открыв рты. Как же мне это нравится. Я это обожаю, когда мной восхищаются, на работе и дома. И теперь все это разрушилось ровно в тот момент, когда меня застукали с поличным. Не осознавая страха и угрызений совести в один из дней, я пошел искупаться, был и правда хороший день: недавно на ставках я поднял несколько сотен тысяч и был доволен собой при общем долге в пятнадцать миллионов рублей. Моя жена, Лиза, обворожительная блондинка с несколько нервным характером, из-за которого, кстати, у нас обычно и бывают ссоры, решила активировать очередную мусорную подписку или промокод через мой телефон. Хочу отметить, что мы никогда не смотрели до этого телефоны друг друга, да и зачем брать в руки что-то настолько личное. В итоге она зашла в телефон и сразу попала на страницу с моей задолженностью. Многие мне говорили, что бывали случаи, когда ты заходишь в ванну женатым, а выходишь разведенным, – это именно этот случай. Был отменный скандал, я что-то пытался бубнить и врать, но все бесполезно. Я БЫЛ ПОЙМАН.
– Нет, не будет, я тебе рассказал все.
Дима с Лизой сидели на кухне, окруженные тишиной, которая казалась оглушающей. Напряжение висело в воздухе, как плотное облако, через которое было трудно дышать. За дверью слышался смех и шаги детей, но каждый раз, когда они пытались заглянуть внутрь, Дима и Лиза быстро закрывали дверь, приказывая не беспокоить их.
Лиза молча сидела за столом, ее глаза были прикованы к чашке с остывающим чаем. Она чувствовала, как слова застряли у нее в горле, но она знала, что этот разговор не может больше откладываться. Дима сидел напротив, нервно постукивая пальцами по краю стола, не зная, как начать разговор.
Наконец, Лиза глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Она подняла голову и посмотрела прямо в глаза Диме. Ее взгляд был полон решимости и боли.
– Мы сможем выбраться из этого вместе, – начала она, ее голос дрожал, но становился все тверже с каждым словом. – Даже после того, как ты обманул меня.
Дима замер, его лицо отражало смесь удивления и облегчения. Он ожидал гнева, обиды, но никак не такого поворота.
– Ты понимаешь, когда я увидела, это мне стало страшно, и больше всего была разочарована, что ты все это время скрывал от меня. Утаивал этот секрет.
Дима кивнул, чувствуя, как тяжесть слов Лизы ложится на его плечи.
– Я готов, Лиза. Я готов сделать все, что нужно, чтобы исправить это. Я знаю, что причинил тебе боль, и я сожалею об этом. Я хочу, чтобы ты знала, что я буду бороться за нас, за нашу семью.
Лиза внимательно смотрела на него, пытаясь понять, насколько искренними были его слова. Она видела в его глазах искреннее раскаяние и решимость.
– Это будет нелегко, – сказала она после долгой паузы. – Но я верю, что мы справимся. Главное – не отступать и поддерживать друг друга. На самом деле это же всего лишь деньги. Ты готов к этому?
Дима кивнул снова, его глаза наполнились слезами.
– Да, Лиза. Я готов. Я хочу, чтобы мы снова были счастливы вместе.
Лиза протянула руку, и Дима взял ее в свою, чувствуя, как их пальцы переплетаются. Он отвернулся от нее, его глаза блестели странным светом. Он сделал еще один глоток пива. Зловещая улыбка начала появляться на его лице.
ТЕПЕРЬ ПОПАЛАСЬ ТЫ!
Элизабет и Генри находились в комнате большого особняка, располагавшейся на втором этаже. Комната была просторной и элегантной, с высокими потолками и большими окнами, из которых открывался вид на ухоженный сад и бескрайний океан за ним. Массивная кровать с резными столбами и балдахином занимала центральное место, ее тяжелые бархатные занавеси бордового цвета создавали ощущение уюта и защищенности. Стены комнаты украшали старинные портреты предков и изысканные гобелены, изображающие сцены охоты и семейные гербы. У одной из стен располагался величественный камин, выложенный мрамором, над которым висело огромное зеркало в золоченой раме. В камине потрескивал огонь, его мягкий свет отражался в зеркале, заливая комнату теплом и уютом. Пол был покрыт толстым персидским ковром с затейливым узором, его мягкость приятно ощущалась под ногами. Возле одного из окон стоял элегантный письменный стол, на котором лежали книги, письменные принадлежности и стопки писем.
