Дмитрий Сенчаков
Горькие кабачки
Усмехнулись собеседники, опахнули вспотевшего мужа крылами.
– Чай ты словечек обесцвеченных понабрался.
– Как это? – не понял Касьян Демидыч.
– Так нет же разницы для души. Коли праведная – так и переносится праведной, коли грешная – грешной. Что ты сам о себе, да о мироздании думаешь, то и ощутишь. Каждому по вере его.
– Как это? – лишь повторил Касьян Демидыч. Не врубался он в суть того, о чём архангел толкует.
– Так! – отрезал второй архангел. – В аду адаптируются. В раю – районируются. Всё. Свободен. Гуляй с миром, Касьян Демидов сын.
– И как мне быть? Что ж мне теперь делать-то?
– Как что делать? – ответил первый архангел. – Не падать духом. Жить и работать. Ты ещё не всю свою любовь излюбил.
Попробовал Касьян Демидыч распахнуть глаза и вроде бы даже рукою пошевелил, да только не понял поначалу, изменилось ли чего?
На самом деле изменилось многое. Возлежал гражданин Гурчик на топчанчике. Столпились вокруг него дорогие Кларочка Карловна и Тиша Лукич. Оплёл задранные на подоконник ноги Касьяна Демидыча незлопамятный кот Апперкот. А уважаемая врач скорой помощи из уездного города Руза, накануне ловко поразившая иглою стариковскую вену, прилаживала к ходикам на стене капельницу с физраствором. Медленно прояснялось путешествующее сознание, наводился привычный фокус на домашнюю среду-суету. Под языком отставного подполковника обнаружилась сладковатая острота от чуть не добившей его шайбочки нитроглицерина.
– Что ж это ты, уважаемый, себе позволяешь? Погода хорошая, а ты над собой контроль теряешь на ровном месте, – совестит врач скорой помощи, дама доминирующая, жёсткая и руководящая, такая, что и Клара Карловна на её фоне – обыкновенная добрячка.
– Горе у него, – растолковал Тихон Лукич. – Чан икры кабачковой на выброс.
– Как такое может быть?
– Горький кабачок попался, – кивнула Кларочка.
– Да в жизни не бывает такого! – отрицает скорая помощь.
– Всякое в жизни бывает, – бормочет Касьян Демидыч.
– Не верю ни единому слову. Где икра?
Махнул Тихон Лукич на алюминиевую кастрюлю, смиренно остывающую на газовой плите. Заглянула в неё Фома неверующая. В вареве лишь томатной пасты не хватает для цвета. Но пахнет вкусно. Зачерпнула ложкой и лизнула от души.
Нет, нитроглицерин не понадобился. Совладала доктор со своими ощущениями, обуздала эмоции. Выплюнула варево, прополоскала рот спиртом из дезинфекционного флакончика. Проснулась в даме личность исследовательская.
– Да, уж, чистейший денатоний! – заявила она, блестяще сохраняя лицо.
– Как-как вы сказали? – уточнил любопытный Тихон Лукич.
– Бензоат денатония, он же «Битрекс» – самое горькое вещество, известное науке. От одной до десяти частиц на миллион сделают вашу еду полностью непригодной. Как бы вы ни старались и не настраивались преодолеть горечь, спазм не позволит вам её проглотить.
– А мы, было, подумали, что это кара Божья, – признался свежеющий на глазах Касьян Демидыч.
– Кара божья? – удивилась скорая помощь.
– За безбожие наше повальное.
– Нет, это всего лишь химическое соединение, – с улыбкой развела руками докторша, чьи интересы помимо реанимационной медицины охватывали фармацевтику в частности и органическую химию в общем, но никак не богословие. – Ты, вот что, уважаемый, вертайся на живот. Осмотр пер ректум. На предмет следов внутреннего кровотечения.
А сама белую латексную перчатку натянула и пальчиками теперь поигрывает. Делать нечего, оголил Касьян Демидыч стыдливый незагорелый зад. Благочестивые соседи-пенсионеры поспешно отвернулись.
– Собирайся, дорогуша, поедем в больничку.
– Как в больничку? – напрягся Касьян Демидыч. – Я себя уже хорошо чувствую. Мне огород поливать пора.
– Обязана госпитализировать тебя. С обмороком не шутят.
– Нет-нет, зачем Касьяну в больницу? – заступилась Кларочка Карловна. – Мы его всем миром выходим. Я лично заботой окружу.
– И здоровым питанием! – погрозила врач. – Небось, не ел давно, а, гражданин Гурчик? Лечебным голоданием увлекаешься?
– Да, ужин мы вчера пропустили, – признал Тихон Лукич Бесполезняк, – в связи с чрезвычайным происшествием. Этот ваш денатоний уже тогда нас атаковал.
– Зато на завтрак я стакан цикория с молоком употребил, – вспомнил Касьян Демидыч.
– Вот я и говорю: покой и здоровое питание. Пиши отказ от госпитализации. Завтра дежурный врач из поликлиники заедет проведать тебя, папаша ты наш икроносный.
Выкапалась капельница, соскочила скукоженная с ходиков. Изъяла доктор из вены иголку, а из-под правой руки документ за личной подписью пенсионера. Перечитала. Кивнула.
– Если пациент хочет жить, медицина бессильна.
На сём откланялась.
– Ну что, Касьян Демидыч, напугал ты нас, – положил руку на плечо соседа Тихон Лукич Бесполезняк. – Давление тебе намерили восемьдесят на пятьдесят. Мы тут уже прикидывали, что на похороны твои оденем. У меня, к примеру, единственный костюм, и тот светло-серый.
– Типун тебе, Тихон, – поморщилась Кларочка.
– Как же вы догадались врача вызвать? – посмотрел благодарными глазами бравый подполковник на вздорного соседа и впервые осознал до глубины души, как сильно он его любит, прохвоста этакого.
– Дык, пожарный щит на нашей улице освежить пора, а то проверка какая нахлобучит. Дай, думаю, спрошу у Касьяна, не осталось ли у него с прошлого раза красной краски? А тут ты такой, разлёгся в обмороке, как на курорте. Кларочке крикнул, прибежала, как на пожар…
– Ой, я так перепугалась! – свела сухонькие ладошки Клара Карловна. – Сунула тебе со страха нитроглицерин под язык, думала сердце… Ну и мобилку схватила, принялась пальчиком тыкать, а у самой слёзы…
– Я как кастрюлю на плите приметил – сразу обо всём догадался. И отчего ты в отключке. И почему гречка с котлетками горькие были. Жаль вчера не сообразил.
Переглянулись пенсионеры с особым теплом. Опахнуло их в тот момент крылом с белыми пёрышками. Наполнились закалённые сердца ощущением братства и сопричастности.
Вечером собрались друзья на уютной веранде Клары Карловны откушать чайку с самодеятельным пирогом, богато приправленным черносмородиновым вареньем. Похвалила хозяйка золотые руки Тихона Лукича за то, что тот намедни справно духовку отладил. И не коптит больше, и пироги не подгорают. Вот только газовый баллон уже заменить надобно. На последнем издыхании.
– Заменим, делов-то… – согласился покладистый Тихон Лукич Бесполезняк, облизывая сладкие усы.
