Дмитрий Сенчаков
Горькие кабачки
Ощупал, осмотрел нехитрое устройство дачной водораздачи с ёмкостью под колодезную воду, где был предусмотрен электронагреватель. Исследовал краник и незатейливый слив в помойное ведро. Опустил голову в раковину и аккуратненько коснулся эмалированного металла самым кончиком языка. Тотчас отпрянул. Сплюнул через распахнутое окно.
– Есть! Оно!
– Горечь? – растерялся Касьян Демидович Гурчик.
– Ещё кака́я!
– Как же так, Кася? – повернулась с укоризной Кларочка, и почва поплыла из-под ног бравого отставного подполковника.
Покраснел товарищ Гурчик, да только не ведал он за собой вины, и не знал, как оправдываться. Впрочем, дотошный товарищ Бесполезняк вовсе и не пытался размазать соседа созданием коалиции против него. Он продолжил свои детективные изыскания до тех пор, пока не догадался изучить замызганную этикетку на флакончике «Фэйри». Ткнул пальцем в дату выпуска моющего средства для посуды.
– Кася, твой «Фэйри» уже четыре года, как просрочен! – озвучила Тишин вердикт прямолинейная Кларочка.
– Да понял я уже… Ясно же видно.
– Ясновидящий, что ли? – подмигнул Тихон Лукич.
– Дык, кто ж их поймёт, все эти «Фэйри-тэйли» буржуиновые? Как по мне, убрал бы с глаз долой, как с телевизора, так и с полок магазинных. Что, у нас своих жидких мыл нет? Дожили! Посуду моем – людей травим.
– И котов! – добавил Тихон Лукич, потирая усы.
– И котов, – согласился Касьян Демидыч, – кстати, где он?
Побросали коллеги-дачники взгляды в противоположные стороны. Нет кота! Убёг.
– Дай мне волю, я бы всех этих химиков саксонских разогнал с позором. Дай мне власть, наполнил бы прилавки исключительно отечественными товарами.
Разошёлся уязвлённый офицер полевых родо́в войск. Ух, как обидно человеку, что вляпался в нелепость феерическую.
– «Пятёрочка» эта, будь она неладна. Купи флакон, возьми второй бесплатно. Мне второй на фиг не сдался, мне и первого на три года хватило. Лучше бы один за полцены продали, если реально о людях заботятся. Так нет же! Сами кровососы буржуйские, ещё и нас крохоборами делают. Заманивают маркетологи ценниками пожелтевшими. Манипулируют нами, чтобы жмотились в ущерб себе.
– Верно! – поддержала Кларочка, восстанавливая порушенную было тонкую душевную связь. – Тебе, Касьян, публиковаться надо. Обличения писать! И обществу польза, и сам, гляди – разбогатеешь.
– Ну-ну, – усмехнулся себе в усы Тихон Лукич. – Старый во́рчун попал в Fortune.
Потонула здравая ирония друга во фрондёрском порыве отставного офицера с активной житейской оппозицией. Накипело, наболело, да и попросту набежало событий у пенсионера. Мятежный дух требовал покорения трибуны, сведённый горечью рот рвался отплеваться к микрофону.
Разобрались граждане с проблемой. Выговорились, заодно перемыли вместе с мойдодыром всю Касьянову посуду обыкновенным хозяйственным мылом. Выдохнули, расслабились. Разбрелись по избушкам потчевать. Не довелось в тот день Касьяну Демидовичу по причине чрезвычайного происшествия довершить своё предприятие. Так и простояла алюминиевая царевна-кастрюля с размолотыми кабачками всю прохладную августовскую ночь, накрытая газетой с кроссвордом.
Наутро отставной подполковник улыбнулся юному солнышку, растёрся мокрым холодным полотенцем, выцедил кружку цикория с молоком и бодреньким приступил ко второй фазе производства. Водрузил Касьян Демидыч тяжёлый чан на газовую конфорку, отобрал лучок и морковь, принялся свистеть себе под нос детскую песенку про чебурашку и чистить овощи.
И вот закипела кастрюлька, хозяин прибрал огонёк. Выследил по часам момент закладки в будущую икру протёртого лучка с морковкой. А там за чередой помешиваний подкралась пора добавить по вкусу соль. Сыпанул Касьян Демидыч столовую ложку с гаком. Помялся, сыпанул ещё половинку. Но сомнения лишь пуще прежнего одолели старика. Осознал отставной офицер, что единственный способ удостовериться в норме солёности варева – это его попробовать.
Так отчего ж нет-то? Снял пробу большой деревянной ложкой Касьян Демидыч. Пригубил и поковрёжился. Мигом слетело с него лицо молодецкое, замерла на полно́те песенка насвистываемая. В голову ударила такая премиальная горечь, с которой Касьян Демидыч отродясь не сталкивался – даже вчерашняя Тишина греча, и та имела лишь жалкие отголоски.
Вот так буднично и прозаично обрушился на гражданина Гурчика невыносимый удар судьбы: пропал урожай кабачков, зря потрачен труд пары летних дней из девяноста двух, принесены в жертву ни в чём не повинные лучок с морковкой. Повезло лишь томатной пасте – до неё очередь не дошла. Сердце Касьяна Демидыча готово было остановиться от оскорбления и обиды. Разум категорически отказывался свыкаться со свершившимся, а это, как известно, путь в шизофрению. Морально низложенный и физически опустошённый пенсионер дотянулся до плиты, успел заглушить газ под алюминиевой кастрюлей и, возносимый настойчивым головокружением, рухнул подкошенным мимо единственного на летней кухне мягкого кресла. Погрузился словно в ложемент космического корабля «Союз» на марше: мгновенно ощутил те самые перегрузки. Покорно закрыл глаза.
На внутренних стенках век транслировался кинофильм о житие-бытие славного воина Касьяна, но отчего-то в обратную сторону. Подполковнику хотелось закричать, что кинопроектор неисправен, но свело голосовые связки у человека, даже хрипа собственного не слышит. Неподвластно и пошевелиться. Мельтешили воспоминания на стереосцене: похороны супруги, погибшей от оторвавшегося тромба; военный городок Таманской дивизии; командировка в Афган; малипусечная Людочка, доченька родненькая; суворовское училище. Затем похороны матери, умершей от воспаления лёгких; деревянный барак и казённая школа; похороны бабушки, скончавшейся от грудной жабы; крутая улочка наднепрянского уездного городка и бабушкин борщ. Мелькнуло и то самое лицо, которого совсем не помнил Касьян Демидыч, но папку своего признал сразу. Узрел и себя, молокососа, в руках полных сил и любви счастливых родителей.
Услыхал голос неторопливый, будто озадачен кто судьбой его героической, но непутёвой:
– Касьянушка Демидов сын, уж не ты ли? Не рановато ли к нам?
– Ещё б не рановато, – подумал кто-то за отставного офицера.
– У нас свободных номеров для тебя нету.
– Ни в раю, ни в аду? – на всякий случай поинтересовался Касьян Демидыч.
