Дмитрий Правдин
Байки бывалого хирурга
Мышцы спины изнутри обильно пропитаны кровью. Все органы вокруг окрашены одним темно-вишневым цветом, сливающимся в зыбкое бордовое болото. Трудно понять, где что находится. Деликатно раздвинув разбухшие от крови ткани зажимом, Денисов, ориентируясь по костям позвоночника, вышел на аорту. Она слева от него. Да, вот и она. Пульсирующими толчками из зияющей в ней дырки в живот поступает горячая алая кровь, растекается вокруг, образуя кровавую лужу. Обычно в таких случаях бьет фонтаном, но сейчас напор ослаб из-за тяжелой кровопотери.
– Галя, у нас есть зажим на аорту? – хладнокровно обращается к сестре Денисов, стремительно затыкая отверстие в аорте указательным пальцем правой руки, чувствуя при этом, как бьет кровь по перчатке.
– Да откуда, Федор Иванович? Мы же на все подобные ранения сосудистых хирургов всегда вызываем. А они уже со своими инструментами приезжают. У нас ничего нет: ни инструментов, ни ниток сосудистых.
– Плохо, а хоть какой мало-мальский сосудистый зажим у нас, может, где и завалялся? Или ты мне предлагаешь сосудистого хирурга вызвать?
– Не успеет, Иваныч, – подал голос опешивший Виталик. Он явно не ожидал такого коварного сюрприза. – Пока дозвонимся, пока объясним все, пока…
– Не продолжай, ясно, что самим нужно оперировать, – нетерпеливо перебил его Денисов. – И так время потеряли, пока кровь собирали. Галя, так что с зажимом?
– Вот только такие? – показала она ему зажимы на кишку.
– Нет, не пойдет. Виталик, тогда держи руками.
– А обычными нельзя?
– Нельзя. Интиму внутри отслоишь, и затем в этом месте тромбы начнут налипать. Забьется аорта. Специальные нужны, для аорты. Раз их нет, держи тогда ее руками. Ничего, дырка небольшая, ушьем. Нина Григорьевна, там у меня в халате, что на вешалке в предоперационной висит, специальные сосудистые нитки лежат в боковом кармане. Принесите, мне их, пожалуйста.
– А откуда они у вас?
– Привычка, я без них ни на одно дежурство не хожу. Приходится ведь иногда и сосуды шить.
– Без зажима?
– Без. Существуют кое-какие приемы, но они вряд ли сейчас тут сработают. Слишком большой диаметр.
– Покажите потом.
– Покажу. Давай, я убираю свой палец, а ты пережимай аорту руками выше и ниже места повреждения. Я выделю ее на протяжении, чтоб удобней было ушивать.
Все, кто был в операционной, столпились за спиной Денисова и, вытянув шеи, принялись с интересом смотреть, как он там колдует. Хирург осторожно выделил аорту из окружающих, пропитанных кровью тканей и неприметную дырку в ней. Парень худой – аорта узкая, чуть больше сантиметра в диаметре, не больше. И дырка на ее передней поверхности почти таких же размеров. Идет, как назло, вдоль оси органа. При ушивании получается некоторое сужение ее просвета. Да еще жутко неудобно ушивать: глубоко, все в крови, пальцы Виталика, пережавшие аорту совсем рядом. Того и гляди кольнешь его иглой. Ничего, собравшись с духом, Денисов начинает скрупулезно и аккуратно ушивать рану аорты.
– Сколько у нас времени? – почему-то шепотом спросил Виталик.
– Самое оптимальное время для полного пережатия аорты – полчаса, – так же шепотом ответил Денисов, накладывая последний виток шва на рану. – Мы уложились, – он скосил глаза на часы, – меньше чем за пять минут. Теперь медленно расслабляй пальцы. Резко нельзя. Там пузырек воздуха. Выпустим его и завяжем узел. Готово.
– Ура! – разом закричали стоявшие за его спиной воодушевленные анестезиологи. – Здорово! У вас все получилось!
– Иваныч, что это? – в ужасе закричал Виталик, указывая пальцем на аорту.
– Дело дрянь, – уныло ответил Денисов, видя как из-под ушитой вроде бы аорты, вновь зажурчала ярко-алая кровь. Да, сочится не сквозь швы, а откуда-то снизу. – Похоже, сквозное ранение органа. Зажимай пальцами вот здесь и здесь. Будем заднюю стенку аорты осматривать, – сказал, а сам почувствовал, как между лопаток заструился липкий холодный пот, и кончики пальцев чуть дрогнули. Ситуация оказалась куда сложней, чем он предполагал еще минуту назад. Без специальных инструментов, имея под руками всего лишь сосудистые нитки, он едва ушил переднюю стенку. А тут… Хирург живо взял себя в руки, постарался унять не проходящую дрожь, и, стараясь не выдать своего волнения, твердо произнес:
– А чем плохо? Спокойно, работаем дальше!
– Иваныч, вон вторая дырка, – обрадовался Виталик, когда Денисов вывернул аорту так, что стала доступна обзору и задняя стенка пробитого насквозь сосуда.
– Вижу, ты так не елозь руками, а то швы на передней стенке прорежутся. Плохо, что рана идет вдоль.
– Просвет можем запросто сузить, – пробурчал Денисов, ушивая заднюю стенку аорты.
Отточенными, выверенными до миллиметра движениями, хирург умело ушил и эту дырку. При этом просвет аорты резко сузился, и сосуд стал похожим на песочные часы. Виталик разжал руки, пустив кровоток. Но чуда не произошло. Кровь, толкаемая сердцем, не желала протискиваться через ушитое место. Ниже швов аорта оставалась спавшей и не пульсировала. Зато, и через наложенные швы не просачивалась. Хороший герметизм налицо.
– И что будем делать? – Виталик без слов оценил создавшееся положение и с надеждой посмотрел на Денисова.
– Придется резецировать, – задумчиво произнес Денисов. – Другого выхода не вижу.
– Это что, вы хотите полностью пересечь аорту? – с изумлением переспросила хирурга Нина Григорьевна. – У вас же нет специальных зажимов?
– Зато у нас есть Виталик, – улыбнулся Денисов и взялся за скальпель, – давай, коллега, зажимай аорту.
Как ни старался Денисов, как ни пытался задействовать все свое мастерство и опыт, а план его с треском провалился. Отрезав суженое место, он намеревался сшить зияющие части аорты конец в конец. Теперь нужно было лишь сблизить и соединить разобщенный орган, ушивая его по всему периметру. Он никогда раньше не шил сосуды такого большого диаметра. Приходилось, конечно, за долгие годы работы в экстренной хирургии, и не раз, ушивать поврежденные артерии и вены. Но все они были куда меньше самого крупного сосуда в организме человека. Ушивал, и довольно успешно, и раны сердца. Однако, все это было не то. Аортой занимаются исключительно сосудистые хирурги и со специальными инструментами. Сейчас же нужно было сшить между собой два разобщенных конца аорты, которые вместо спецзажимов держал в своих напряженных руках боящийся пошевелиться Виталик. И должен это был сделать обычный общий хирург, то есть он, Денисов.
Не выказывая окружающим своего непростого состояния, Денисов сделал первый стежок и понял, что между частями аорты образовалось натяжение. Небольшое, но все же натяжение. А это означает, что все швы прорежутся, и даже уже сшитая аорта просто развалится от давления циркулирующей в ней крови. Все – это провал!
Он выпрямился и посмотрел на часы. Прошло всего две минуты с того момента, как он резецировал и начал сшивать между собой концы обрезанной аорты. Теоретически еще есть двадцать восемь минут. Но натяжение! Как его ликвидировать? Липкий пот продолжал застилать глаза и, струясь по спине, стекать на негнущиеся уже ноги. Надетый под халат клеенчатый фартук не способствовал улучшению вентиляции его тела. Денисов ничего этого не замечал. В его голове лихорадочно мелькали все известные ему варианты операций на аорте. Никто в целом мире не сможет в данную минуту, кроме него, спасти этого паренька. Никто! Все сейчас зависит от него, от Денисова. От того, найдет он выход или… Денисов даже не хотел думать про «или».
– Доктор, вы чего? – улыбнулась Нина Григорьевна, утирая марлевой салфеткой у него с лица крупные капли пота, невольно прервав его рассуждения.
– Галя, у нас сосудистые протезы есть? – Вместо ответа анестезиологу он внимательно посмотрел на операционную сестру, стоявшую со своим столиком в ногах пациента. – Может, хоть нашего производства, типа «Север», отыщешь?
– Откуда, Федор Иванович?! Сроду никаких таких протезов не держали! Ни севера, ни юга!
– Иваныч, может еще аорту мобилизнуть? – Виталик с надеждой посмотрел на потускневшего Денисова. – Может, еще подтянем и так уберем натяжение?
– Бесполезно, пациент после операции не будет шевелиться? Хоть один шов прорежется, все – труба! Это же аорта. Там кровь под таким давлением течет.
– И что же делать?
– Ребята, ой, а у него пальцы стоп совсем холодные! – перебила их диалог Антонина Петровна, отогнувшая на ногах у пациента простыню и проведя по конечностям рукой.
– Разумеется, – бросил на циферблат часов уничтожающий взгляд Денисов, – у него же все, что ниже поясницы, грубо говоря, отключено от кровоснабжения. Хорошо, еще ниже почечных артерий рана. А так бы еще и почки встали.
– Федор Иванович, чем мы вам можем помочь? – Девушки-анестезиологи разом посмотрели на смурного хирурга.
– Освободите правую ногу! Отогните простыню и живо заголите правое бедро!
– Зачем вам бедро?
– Вы хотите помочь? Помогайте! Я возьму у него большую подкожную вену и вошью в аорту вместо протеза. Раз нет искусственного протеза – вошьем его собственный венозный шунт.
– Иваныч, так вена, наверное, по диаметру гораздо тоньше аорты? Как вы ее сошьете? – широко раскрыл глаза Виталик, чувствуя, как немеют его пальцы, зажимающие концы аорты.
– Он худой. Аорта узкая. Вену возьмем крупную. Обрежем ее концы под углом сорок пять градусов, тем самым увеличим диаметр, – короткими фразами объяснил Денисов, рассекая скальпелем кожу на правом бедре и выискивая глазами нужную вену, – надеюсь, что подойдет.
Не подошла. Большая подкожная вена, на которую Денисов возлагал столько надежд, оказалась настолько узкой, что первичный его план моментально потерпел оглушительное фиаско. Чуть поколебавшись, хирург решил забрать более крупную вену – бедренную.
– А как он без бедренной вены будет дальше жить? – изумилась операционная сестра.
– Венозная сеть на ноге довольно густая. Тем более мы оставим глубокую вену бедра. Если и будет в дальнейшем незначительный отек конечности, то это не так уж страшно. Поверь, без аорты ему уже никакие вены не нужны будут. Главное, чтоб теперь и бедренная вена не подкачала: оказалась приемлемого диаметра.
Отыскав нужную вену, Денисов с радостью отметил, что она крупная и не намного меньше диаметра аорты. Вспомнив виденные им на сосудистых операциях специфические приемы, он как мог, выделил сантиметров десять намеченной для пересадки вены. Перевязал ее ниже и выше мест разрезов и отсек от основного ствола. Все. Теперь ровно срезать под углом сорок пять градусов края, перевернуть шунт вверх тормашками, чтоб венные клапаны не мешали кровотоку, и вперед! К аорте!
Денисов уложился в отведенные им же самим минуты. Несмотря на то что проделывал он подобную операцию первый раз в жизни, получилось вшить кусок вены между концами аорты за двадцать минут. Тщательно осмотрев наложенные швы, он с явным волнением в голосе тихо скомандовал Виталику: отпускай аорту! Ну?!
– Иваныч, не могу, – ассистент, виновато улыбаясь, посмотрел на оперирующего хирурга, – пальцы не разгибаются. Затекли. Стали как не мои.
– Не торопись. Спокойно. Давай помогу. – Он не спеша развел сжатые пальцы Виталика, лежащие на аорте, и облегченно вздохнул, когда увидел, что кровь свободно пронеслась мимо ушитых мест, не просочившись между стежками. – Нина Григорьевна, будьте добры, гляньте, что там с ногами происходит?
– Они теплые! Даже пульсация на стопах появилась! – просияла анестезиолог. – У вас там не кровит?
– Сухо, – не скрывая радости, улыбнулся Денисов. – Последний штрих остался. Введите ему гепарин в вену. Надо было перед завязыванием последнего шва в аорту ввести, да что-то тормознул я. Ничего, можно и в вену.
– А гепарин тут причем? – покосился на него Виталик.
– Притом, что на периферии уже мелкие тромбы могли начать организовываться. Мы же полностью кровоток выключили. А свертывающая система у пациента работает. А там, в мелких сосудах, кровь как-никак еще оставалась. Мы же ее не сливали. Да и к швам могут тромбы изнутри налипнуть.
– Сколько ввести? – спросила Нина Григорьевна.
– Двадцать пять тысяч единиц введите.
– А не многовато ли будет? Он все же худой, да и кровопотеря чудовищная, как бы чего не вышло?
– Хуже не будет, – устало махнул рукой Денисов, втайне любуясь своим детищем: вшитый в аорту венозный шунт чуть подрагивал от бежавшей по его просвету крови. А наложенные им швы не пропускали наружу ни одной капли. Хорошая герметичность! Его переполняли радость и восторг – он все же сделал ЭТО! Сделал!
– Так я ввожу, Федор Иванович? – вновь оторвала Денисова от уже позитивных мыслей Нина Григорьевна.
– Конечно, вот только пять минут еще посмотрю, как шунт работает. Ставим дренаж и уходим. Все, а там зашиваем рану.
– Отлично, меньше чем за час справились, – похвалила хирургов Галина. – Можно лишние инструменты в таз сбрасывать?
– Погоди. Начнем зашивать – сбросишь. Не торопись.
– Вы же сказали, что все: уже зашиваетесь.
– Зашиваемся, но… – тут Денисов пристальней вгляделся в операционную рану, – что-то тут возле позвоночника сопливит. Виталик – промокни.
– Ого, Иваныч, да тут не сопливит, тут ручьем течет. Глядите, как кровь-то хлещет.
Хирург проворно схватил со столика операционной медсестры марлевую салфетку и зажал ею подозрительное место левее позвоночника, откуда начала интенсивно поступать темная кровь. Просушив, он с ужасом догадался, что помимо аорты не ведающий жалости нож преступников повредил и мелкое венозное сплетение, оплетающее со всех сторон позвонки. Сама кость не пострадала, а вот эти мельчайшие сосудики, большинство которых без лупы и толком не разглядишь, оказались пересеченными. После введения гепарина произошло растворение мелких сгустков крови, образовавшихся в их просвете. И теперь через них, переставшая на время сворачиваться кровь, вытекает наружу.
– Плохи наши дела, – обреченно вздохнул Денисов и поведал коллегам о своих умозаключениях.
– Переборщили с дозой, – покачала головой Нина Григорьевна.
– Дело не в дозе, – ответил Денисов, зажимая очередной салфеткой кровоточащее место. – При инфаркте больше вводят. Просто не заметили сразу ранение мелких вен. Возможно, и не стал бы вводить гепарин. Да где ж в таком месиве чего разглядишь!
– Иваныч, смотрите как сильно кровит! – заволновался Виталик, пытаясь помочь Денисову остановить кровотечение. – Может, попробовать прижечь?
– Вряд ли, но другого выбора у нас нет.
Прижигание электрокаутером, прошивание и тампонада не принесли желаемых результатов. Кровотечение из мелких вен позвоночника продолжалось и приняло угрожающий характер. Кровь поступала так быстро, что они не успевали менять салфетки. Только заткнешь то место, откуда кровит, как вся салфетка моментально пропитывалась кровью, сочившейся наружу через марлевую ткань.
– Мы поставили свежезамороженную плазму и консервированные эритроциты. Правда, их мало. Всего две дозы. Антонина Петровна побежала заказывать еще на станцию переливания крови, – обнадежила хирургов Нина Григорьевна.
– Это все хорошо, – заиграл желваками Денисов, меняя уже десятый по счету тампон. – Только вот изливающаяся у нас тут кровь не образует сгустков. Ни единого! Получается, что гепарин работает на «отлично». И пока его действие не закончится, а это порядка четырех – шести часов, мы кровотечение не остановим.
– Вы хотите сказать, что нам еще шесть часов здесь стоять? – изумилась Галина. – И ничего нельзя предпринять?
– Можно, доставайте банки. Начнем реинфузию. Опыт уже есть, – вяло улыбнулся Денисов, но из-за маски на лице никто этого не заметил.
– Во, влипли! – не сдержал нахлынувших эмоций Виталик.
– Ничего, зато есть и хорошие новости, – уже бодрым голосом сообщил Денисов. – Во-первых, до конца нашей смены осталось всего девять часов, сейчас полночь. А во-вторых, вдруг именно этот гепарин будет действовать меньше шести часов.
– Ох, утешили! – кисло улыбнулась Галина. Однако повисшее в операционной напряжение как-то само собой улетучилось. И все активно включились в работу.
Уже по отработанной схеме Денисов с Виталиком заполняли стерильную банку, льющейся в живот кровью. Передавали Галине, та фильтровала и переливала во флакон анестезиологов. А те, в свою очередь, запечатывали и подключали к капельнице.
– Нина Григорьевна, только ничего в кровь не добавляйте, – весело напутствовал ее Денисов. – Тут в крови столько гепарина, что она точно не свернется.
– Да, я уж поняла, – улыбалась в ответ доктор.
Несмотря на весь трагизм ситуации, в операционной царила спокойная и благодушная атмосфера. Даже включили магнитофон, и под песни звезд эстрады продолжили свой сизифов труд. Получалось примерно так: хирурги собирали кровь в животе. Анестезиологи ее переливали в вены. Кровь тут же выливалась из поврежденных сосудов в живот, где ее уже поджидали хирурги с банкой в руках. Замкнутый круг.
Несколько раз в операционную вбегала взъерошенная Лидия Потаповна – дежурный терапевт по приемному покою, и срывающимся голосом интересовалась, когда же завершится затянувшаяся операция.
– Там, в приемном покое, уже три острых живота сидят и два перелома! Ругаются, между прочим, почему хирург не идет их смотреть, – жаловалась она.
– Ничего, сейчас закончим, и Виталий Анатольевич незамедлительно спустится к вам вниз и переведет острые животы в тупые, – подмигнул напарнику Денисов. – А вы пока анализы возьмите. Капельницу поставьте! Укольчик организуйте.
– Ох, так, а что же я им поставлю? – охала терапевт. – Какой диагноз выставлю?
– Разберитесь, вы ж врач, в конце концов. Сориентируетесь на месте. Вы с больными-то поговорите, пощупайте животики, язык гляньте.
– Может, гинеколога себе в ассистенты возьмете? – не сдавалась Лидия Потаповна, а Виталия Анатольевича уже отпустите?
– Ну, что вы, Лидия Потаповна, – наморщил лоб Виталик, – как я могу уйти в такой ответственный момент? Это равносильно тому, что я бы сбежал с поля боя. Поставьте, в самом деле, капельницу. Уколите спазмолитик. Есть же у нас там несколько коек дневного пребывания. Они сейчас пустуют. Пускай больные на них полежат. А мы как только закончим, я сразу же к вам спущусь.
– И когда же это произойдет? – обреченно вздыхала терапевт, и несолоно хлебавши, шла назад в приемный покой.
К четырем часам утра собиравший кровь, уже буквально на автопилоте, Денисов заметил, что возле кровоточащего места стали образовываться маленькие, но самые настоящие кровяные сгустки. Еще через десять минут их стало больше и они стали крупнее. А еще через полчаса кровотечение и вовсе прекратилось. Он макнул тампоном в заколдованное место и, когда нашел марлю сухой, тяжело вздохнул и осиплым голосом произнес:
– Кажется, все!
– Что все? – встрепенулась Нина Григорьевна.
– Гепарин перестал работать. Кровь стала нормально сворачиваться.
– Иваныч, а разве нельзя было антагонист гепарина ввести? – неожиданно ошарашил Денисова осунувшийся Виталик.
– А ты знаешь, как он называется? – хитро прищурился хирург.
– Не помню. Но точно знаю, что он есть.
– Есть. Имя ему – протамина сульфат. Только его днем с огнем не сыщешь. Я за четверть века работы хирургом так ни разу его живьем и не видел. Все только по данным литературы.
– Странно, а почему так?
– Виталик, я смотрю, ты совсем не устал. Раз начал какие-то странные вопросы задавать. Иди, мой юный друг, в приемный покой. Я тут один дальше.
– Иваныч, – начал канючить Виталик, давайте я вам помогу.
– Да чего тут уже помогать. Иди, вон опять Лидия Потаповна к тебе подкрадывается. – Денисов кивнул в сторону возникшей позади Виталика терапевта.
– Ну, ребята, – взмолилась она, сложа руки лодочкой под самым подбородком, – ну сколько можно? Там полный приемник ваших больных! К этим еще троих привезли.
– Иду, Лидия Потаповна! Иду! – сквозь зубы процедил Виталик, снимая перчатки и развязывая завязки на рукавах халата.
Денисов проводил его сочувствующим взглядом и, установив дренажную трубку в полость живота, последний раз осмотрел сшитую им аорту. Пульсация отменная. Кровотечения нет. Можно зашивать операционные раны живота и правого бедра, откуда позаимствовал венозный шунт. Только сейчас он осознал, как затекли его ноги, спина и шея, как намокла от соленого, едкого пота одежда, как он хочет, прямо дико и нестерпимо хочет пить, как смертельно устал и вообще уже пять часов утра, а он за весь день так ни разу и не поел.
– Всего около восьми литров крови перелили, – негромко известила Антонина Петровна, заряжая в капельницу последний флакон собранной крови.
– Два его объема циркулирующей крови, – удивленно вскинул брови Денисов. – Кошмар! Два раза у одного и того же человека вытекла вся кровь, а мы ее обратно залили. Да, иногда медицина творит чудеса.
– Не два, а три! – поправила его анестезиолог. – Вы забыли, что еще в самом начале операции вы первый раз реинфузию произвели.
– Забыл, – честно признался Денисов, накладывая последний шов на кожу. – Пять часов утра, как-никак! Голова толком уже не работает. Всем спасибо! Операция завершена!
Хирург, с трудом передвигая ставшие чужими, словно налитые свинцом ноги, медленно отошел от операционного стола и, размяв руками затекшую шею, немигающим взглядом посмотрел в окно. За ним, за его толстым стеклом, безразмерной бездной чернело зимнее небо. Тускло поблескивали холодные далекие звезды, где-то справа лился приглушенный лунный свет. На подоконнике высоким пушистым холмиком лежал свежевыпавший белый снег. Он и не заметил, как всю ночь с неба падала холодная хрустящая пыль, покрыв мягким молочным ковром подоконник и обнаженные деревья за окном. Как уплыли вдаль опустошенные серые тучи, как прояснилось мрачное небо. Все пропустил. Ничего, кроме крови и крови за последние шесть часов он не видел. Только красное и бордовое.
– Мы его к себе в реанимацию забираем, – оторвала от созерцания зимнего ночного неба Денисова Антонина Петровна. – Нина Григорьевна пошла место ему в палате готовить. Ноги у него теплые. Пульсация определяется.
– Я вижу, – широко улыбнулся Денисов и, отвернувшись от окна, своими усталыми пальцами нащупал артерии на стопах только что спасенного им человека. – Пульсация не просто определяется, она шикарная. Парень должен обязательно поправиться. Теперь многое зависит от вас. Главное, чтоб теперь вшитый шунт не затромбировался. Нужно подобрать менее агрессивный аналог гепарина.
– Подберем. Второго такого аврала я точно не переживу, – устало вздохнула Антонина Петровна. – Надеюсь, до конца смены ничего экстраординарного не случится?
– Ничего не могу обещать, – с сожалением пожал плечами Денисов. – В хирургии, особенно в экстренной, возможно все. Но я, по крайней мере, пока точно не планирую никаких операций.
– А что значит «пока»? – насторожилась операционная сестра, оторвавшись от своей работы.
– Это значит, что я не видел еще поступивших на отделение больных. Вот когда гляну их, тогда и поговорим.
– Доктор, вы нам сразу отзвонитесь, как только посмотрите! – крикнула Галина в спину плетущемуся по коридору на выход Денисову.
– Хорошо, – кивнул он в ответ. – Если что-то наметится, я вам сразу же дам знать.
Не наметилось. Обойдя еще погруженное в сон отделение и осмотрев недавно поступивших пациентов, Денисов новых кандидатов на операционный стол не выявил. Места в палатах закончились еще вчера поздним вечером. Поэтому всех вновь прибывших больных стали укладывать на дополнительные кровати и обычные, покрытые коричневой клеенкой топчаны прямо в открытом всем ветрам и взглядам коридоре. Там они и лежали, несчастные, на ржавых кроватях и низеньких скрипучих топчанах, расставленных вдоль обшарпанных, холодных стен в тусклом и узком коридоре, друг за другом цепочкой. Правда, застелили им, хоть и заштопанное, но чистое, вкусно пахнущее белье. Был и своеобразный плюс для врача. Осматривать больных в коридоре довольно удобно: просто переходишь от одного к другому.
Из приоткрытых дверей душных палат доносился мощный храп тех счастливчиков, кому повезло госпитализироваться на настоящую койку. А вокруг густо пахло едкой мочой, давно немытым человеческим телом и еще чем-то неинтересным и затхлым. Денисов обогнал неспешно бредущего на тощих волосатых ножонках в конец коридора к расположенному там туалету пациента Гусарова. Он был облачен в одни лишь заскорузлые, «стоячие» темно-синие семейные трусы и разноцветные тапочки: на правой ноге красовался синий, типа шлепки, а на левой ярко-оранжевый, со стоптанным задником. Хирург открыл было рот, чтоб приструнить чересчур вольного пациента, но он так устал, что только махнул рукой и молча прошел мимо. Из первой палаты, что располагалась рядом с ординаторской, через открытую дверь доносился тихий монотонный бубнеж больного Овсянникова. Ему недавно ампутировали пораженную гангреной ногу, и после этого он стал немного, как бы сказать, не в себе и постоянно жаловался кому-то невидимому на жестоких врачей.
Добравшись до ординаторской, Денисов залпом, прямо с горла выпил половину чайника, наполненного кипяченой водой, сел на расшатанный стул перед стареньким компьютером и попытался собраться с мыслями, чтоб грамотно написать протокол операции. Как назло, все умные фразы куда-то запропастились. Сказывалась бессонная ночь и тяжелое напряжение у операционного стола.
Набрав на экране монитора заглавие и обозначив дату и время операции, Денисов почувствовал, как в кармане халата требовательно и настойчиво завибрировал мобильный телефон. Опять он забыл включить звук. Поднеся аппарат к уху, услышал, как из него трагичный сиплый голос Виталика сообщил об экстренном поступлении:
– Иваныч, тут, похоже, прободную язву «скорики» привезли.
– Слышу, – устало ответил Денисов.
– В смысле?
– Он у тебя, где-то совсем рядом так кричит, аж здесь штукатурка сыплется, – в телефоне параллельно голосу Виталика прорывались дичайшие вопли доставленного пациента. – Сделай ему обзорный рентген-снимок брюшной полости, а я пока спущусь в рентген-кабинет. Там его и осмотрю, и примем решение.
Осмотр показал, что у больного действительно имеет место прободная язва желудка. Рентген только подтвердил диагноз. Надо срочно оперировать. Время – семь часов утра. До долгожданной пересменки осталось каких-то два часа. Ладно, всю писанину в сторону. Нужно подавать больного в операционную. Срочно!
В 7-30 Денисов начал операцию. Виталика с собой на сей раз не взял, пошел с гинекологом. В приемный покой снова привезли очередных пациентов, которые требовали внимания хирурга. Доковыляв до операционного стола, Денисов на глазах преобразился: тотчас куда-то улетучилась слабость, пропала сонливость, голова прояснилась, появилась твердость в руках. Бережно ушив дырку в язве, Денисов отпустил торопящегося на сдачу дежурства гинеколога. А сам, вдвоем с операционной сестрой, зашил живот и наложил наклейку на рану.
– Еще сорок минут нам вместе с вами дежурить, может, еще чего найдете? – пошутила Галина, развязывая завязки халата на спине Денисова.
– Не исключено, – многозначительно хмыкнул хирург, чувствуя, как непроходящие сонливость и слабость во всех членах от него окончательно улетучились, а вместо них появился повышенный энтузиазм, и хотелось ему в тот момент свернуть целые горы или на худой конец спасти еще чью-нибудь находящуюся в опасности жизнь.
Денисов знал, что сей эффект весьма кратковременный. Как он сам называл его: «Патологическая эйфория». Длительное физическое напряжение вкупе с бессонной ночью и продолжительным голоданием оборачивались для него вот таким резким скачком отчаянной работоспособности. Но спустя какое-то непродолжительное время, она таяла и подменялась крепчайшим сном. Мог проспать хоть сутки кряду. Вот пока эта эйфория функционирует, и надо ею воспользоваться и успеть написать кучу разной медицинской документации. Виталик наверняка догадается вместо него сходить на отчет по сдаче дежурства к начмеду в кабинет.
Пискнул мобильный телефон. Денисов покосился и прочел довольно тревожную эсэмэску, пришедшую от напарника: «Срочно придите в кабинет к начмеду! Засада при сдаче дежурства!!!» Что там стряслось?
Начмед Эдуард Аристархович Толь, из военных врачей, сухой и мрачный, деловито пожал Денисову руку и, поморщив высокий лоб, металлическим голосом произнес:
– Жалоба на вас. Я все понимаю, что вы много оперировали, что вы устали. Я в курсе ваших ночных операций. Преклоняюсь перед вашим хирургическим подвигом, но вам все равно надлежит написать объяснительную.
– По поводу? – Денисов удивленно расширил глаза и сел на свободный стул у заваленного бумагами стола начмеда, рядом с притихшим Виталиком, понуро сидевшим на соседнем стуле.
– Да, то чудило с порезанным пальцем жалобу накатал, – быстро затараторил осунувшийся Виталик. – Помните, требовал перевязку на свою страшную рану, ушитую тремя швами?
– Жалобу? – не поверил своим ушам Денисов. – За что?!
– Да, жалобу, – кивнул Толь. – И не просто накатал, как выразился тут ваш коллега. А выложил ее в открытом доступе в интернете на сайте нашей больницы. Вот полюбуйтесь. – Он широчайшим жестом пригласил Денисова к экрану монитора компьютера, что стоял прямо перед ним.
– «Слышал поговорку: хочешь умереть – ложись в эту больницу. Приехал на простейшую процедуру – перевязку пальца после резаной раны, – начал вслух читать с экрана Денисов, тут он остановился, и, пробежав глазами добрую страницу убористого текста, финишировал на последних предложениях. – В итоге плюнул и уехал из этой богадельни. Самое смешное, нужна была всего лишь ПЕРЕВЯЗКА! Что же там происходит с людьми, у которых более серьезные проблемы?!»
– Прочитал, понятно, – коротко резюмировал Денисов, закончив чтение и кивнув в сторону текста жалобы.
– Нет, вы весь текст прочтите! – раздул ноздри начмед. – Что-то вы уж слишком скоренько так пробежались.
– Эдуард Аристархович, мне и так все ясно, – спокойно парировал Денисов. – Зачем я буду себе голову забивать всякой ерундой?
– Ерундой? Вы считаете жалобу пациента необоснованной? Вы можете объясниться? – надулся Толь.
– Я вобще считаю, что не стоит на такую, с позволения сказать, жалобу тратить свое драгоценное время и рассыпаться в объяснениях. Вы вот лучше объясните, почему хирург в приемном покое должен делать перевязки амбулаторным пациентам? Ладно, если б там на самом деле что-то горело, а то так, с улицы приперся чудило: перевяжите меня.
– Вы обязаны оказать ему помощь, – скривился Толь.
– Помощь ему уже была оказана в свое время за несколько дней до того. Он пришел на плановую перевязку. Причем ему популярно объяснили, что перевязки, после оказания помощи осуществляют дальше в травмпункте или поликлинике. Мы же в выходные дни оказываем исключительно экстренную помощь. Если, простите, начнем еще и перевязки всем желающим осуществлять, то у нас просто совсем времени не останется. Документацию некогда будет заполнить.
