Дмитрий Половинкин Хранители и разрушители

За несколько дней Павлу I донесли о готовящемся покушении, он вызвал Палена, но тот сумел хитроумно вывернуться. Признался, что заговор существует и он сам в нём участвует, но только лишь для того, чтобы изобличить злодеев.

Павел плохо разбирался в людях – за несколько месяцев до переворота он отправил в отставку «без лести преданного» ему А.А. Аракчеева. 8 марта 1801 года, за три дня до покушения, император отправил опальному графу Аракчееву письмо: «С получением сего Вы должны явиться немедленно, Павел». Это послание и ускорило его гибель. Пален, которому стало известно о вызове Аракчеева, понял, что оттягивать задуманное более невозможно.

Аракчеев явился по зову императора. Он прибыл в Петербург вечером 11 марта, когда Павел был ещё жив, но его, по распоряжению военного губернатора фон Палена, не пропустили через заставу.

Убийство Павла I произошло в ночь с понедельника 11 марта на вторник 12 марта 1801 года в здании Михайловского замка. В половине первого ночи группа из 12 нетрезвых офицеров ворвалась в спальню императора и пыталась принудить его к подписанию отречения. После категорического отказа его избили, он получил удар в висок тяжелой золотой табакеркой и был задушен офицерским шарфом. Группу непосредственных исполнителей («пьяных гвардейцев») возглавляли Николай Зубов и английский подданный Леонтий Беннигсен.

Когда Пален сообщил Александру о смерти отца, тот упал в обморок.

«Всё будет как при бабушке» – с этих слов начал своё правление российский император Александр I. В Манифесте о вступлении на престол он обязался управлять «по законам и по сердцу в Бозе почивающей Августейшей Бабки Нашей Государыни Императрицы Екатерины Великия, коея память Нам и всему отечеству вечно пребудет любезна, да по ея премудрым намерениям» обещал править.

Официальной версией в Российской империи более ста лет была кончина Павла I от болезни по естественным причинам, «от апоплексического удара» (инсульта). Хотя истина была секретом Полишенеля, «правление в России есть самовластие, ограниченное офицерскою удавкою», – писал А.С. Пушкин.

Цареубийцы, чтобы хоть как-то оправдаться за совершённое злодеяние, начали кампанию по очернению императора. Дворянская историография прилагала все усилия к тому, чтобы изобразить фигуру Павла I как жесточайшего деспота, ужасного монстра или вообще умалишенного. Тем самым навязывалась мысль о том, что такого царя и надобно было убить, или даже о том, что его невозможно было далее оставлять в живых. Советские историки, в свою очередь, охотно присоединились к хору обвинителей «сумасшедшего» императора.

Если объективно оценить Павла I, то можно увидеть, что он хотел быть не дворянским, а общенародным императором. Гнёт его царствования отразился главным образом на придворных, вельможах и дворянах; прочие же сословия нисколько не страдали, а крестьяне и военные нижние чины даже получили облегчение.

Нельзя не отметить искреннюю религиозность императора Павла, он искренне, сердечно молился у святых икон (паркет перед ними был заметно вытерт его коленями), нередко умиляясь и обливаясь слезами.

При нём были учреждены духовные академии в Петербурге и Казани и несколько новых семинарий. Князь Н.Д. Жевахов писал в своих воспоминаниях: «Отношение Императора Павла I к Церкви было таково, что только революция 1917 года прервала работы по Его канонизации, однако сознанием русского народа Император Павел давно уже причислен к лику святых. Дивные знамения благоволения Божия к Праведнику, творимые Промыслом Господним у Его гробницы, в последние годы пред революцией не только привлекали толпы верующих в Петропавловский собор, но и побудили издать целую книгу знамений и чудес Божиих, изливаемых на верующих молитвами Благоверного Императора Павла I». П.Н. Шабельский-Борк свидетельствует: «В Триестенской библиотеке как зеница ока хранится ставшая теперь редчайшей уникальная брошюра, изданная в своё время причтом Петропавловского собора, о случаях чудес на гробнице императора Павла Первого, каковых удостоверено не менее трехсот».

Для прощания к телу покойного Государя допускались лица всех сословий, причём они только проходили мимо тела и делали ему низкий поклон. Точно подсчитано, что со времени кончины и до погребения императора Павла I на поклонении его телу перебывало 109 321 человек. Согласно сведениям, опубликованным в Юбилейном статистическом сборнике «Санкт-Петербург. 1703−2003» общая численность населения города в 1800 году составляла 220,2 тысячи человек. Таким образом, проститься с умученным императором пришла половина жителей столицы, а если не считать детей, то – почти всё взрослое население.

Погребение Павла I было совершено 23 марта, в Страстную субботу, в Петропавловском соборе, отпевание совершил митрополит Санкт-Петербургский Амвросий. Во время отпевания во всех столичных церквах производился колокольный звон, какой бывает при погребении священников.

Николай Михайлович

КАРАМЗИН

1766–1826

Николай Михайлович Карамзин родился в Симбирской губернии, вырос в усадьбе отца, отставного капитана Михаила Егоровича Карамзина, среднепоместного симбирского дворянина, происходящего от крымско-татарского рода Кара-Мурзы (известного с XVI века), и матери – Екатерины Петровны Пазухиной.

Первоначальное образование получил в частном пансионе в Симбирске. В 1778 году был отправлен в Москву в пансион профессора Московского университета И.М. Шадена. Одновременно посещал в 1781–1782 годах лекции в Московском университете.

С апреля 1781 года служил в лейб-гвардии Преображенском полку, из которого вышел в отставку в январе 1784 года и уехал в Симбирск, где вступил в масонскую ложу «Золотого венца». Масонство привлекало Карамзина своей просветительской и благотворительной деятельностью, но при этом отталкивало своей мистической стороной и обрядами.

К 1788 году Карамзин охладевает к масонству. В 1789–1790 годах совершает 18-месячное заграничное путешествие, одним из побудительных мотивов которого был разрыв с масонами. Карамзин посетил Иммануила Канта в Кёнигсберге, побывал в Германии, Швейцарии, охваченной революцией Франции. Будучи свидетелем событий во Франции, неоднократно посещал Национальное собрание, слушал речи Робеспьера, завёл знакомства со многими политическими знаменитостями. Этот опыт оказал огромное воздействие на дальнейшую эволюцию Карамзина, положив начало его критическому отношению к «передовым» идеям.

Неприятие и шок вызвала у Карамзина реализация на практике идей Просвещения в ходе так называемой Великой Французской революции: «Век просвещения! Я не узнаю тебя – в крови и пламени не узнаю тебя – среди убийств и разрушения не узнаю тебя!»

По впечатлениям от этой поездки были написаны «Письма русского путешественника», публикация которых сразу же сделала Николая Михайловича известным литератором. Некоторые филологи считают, что именно с этой книги ведёт свой отсчёт современная русская литература. Среди заслуг Карамзина можно отметить тот факт, что он обогатил язык такими словами, как «занимательный», «трогательный», «влияние», ввёл в письменное употребление букву ё.

Писатель был дважды женат. В апреле 1801 года он сыграл свадьбу с Елизаветой Ивановной Протасовой (1767–1802), которую горячо любил уже много лет. К несчастью, через год она умерла в родах, оставив дочь Софью. В январе 1804 года Карамзин женился на Екатерине Андреевне Колывановой (1780–1851), признанной красавице, ставшей верной спутницей своего прославленного мужа. В этом браке родились 9 детей, трое из которых скончались в раннем детстве.

Еще в 90-х годах XVIII века обозначился интерес Карамзина к русской истории. Он создает несколько небольших исторических работ. В 1803 году Карамзин обращается в Министерство народного просвещения с просьбой об официальном назначении его историографом, которая вскоре была удовлетворена именным императорским указом. С этого времени Н.М. Карамзин был занят исключительно историографическими разработками, по словам П.А. Вяземского «постригся в историки» и до конца своей жизни занимался работой над «Историей государства Российского», практически прекратив деятельность журналиста и писателя.

В предисловии к первому изданию историограф напишет: «С охотою и ревностию посвятив двенадцать лет, и лучшее время моей жизни, на сочинение сих осьми или девяти Томов, могу по слабости желать хвалы и бояться осуждения; но смею сказать, что это для меня не главное. Одно славолюбие не могло бы дать мне твердости постоянной, долговременной, необходимой в таком деле, если бы не находил я истинного удовольствия в самом труде и не имел надежды быть полезным, то есть, сделать Российскую Историю известнее для многих, даже и для строгих моих судей».

Для завершения многолетней работы и организации издания «Истории» Карамзин с семейством в 1816 году переезжает из Москвы в Петербург. Ему был предоставлен домик в Царском Селе, поблизости от Лицея. Николай Михайлович был доволен домиком: «сад прелестный… уютно и всё изрядно», парк идеально приспособлен для располагающих к размышлениям уединённым прогулкам.

Ко времени переезда в Царское Село Карамзин уже был знаком с юным Пушкиным и высоко ценил его поэтический дар, так по его рекомендации начинающему поэту было предложено написать стихи на праздник в Павловске в честь бракосочетания принца Оранского и великой княжны Анны Павловны.

Хотя Карамзин не любил никого принимать в то время, когда он работал над «Историей», но для своего юного друга он делал исключение, Пушкину часто доводилось наблюдать историографа за письменным столом, погруженным в размышления. Карамзина делился с ним своими мыслями, читал ему вслух написанное. «Библия для христиан то же, что история для народа. Этой фразой (наоборот) начиналось прежде предисловие Ист.<ории> Карамзина. При мне он её и переменил», – писал впоследствии Пушкин младшему брату Льву.

По наблюдению однокашника по Лицею и будущего канцлера Российской империи А.М. Горчакова, Пушкин «свободное время своё во всё лето проводил у Карамзина». В мирный домик историографа юного поэта влёк не только огромный интерес к работе мастера, но и атмосфера тепла, любви и семейного уюта. П.А. Вяземский, характеризуя Пушкина-лицеиста, пишет: «…порох и ветер, забавен и ветрен до крайности». Эта пылкость и ветреность подтолкнули юношу к опрометчивому поступку, он написал любовную записку супруге историографа, Екатерине Андреевне, вдвое старшей его по возрасту, матери семейства. Она, разумеется, показала её мужу, оба расхохотались и, призвавши Пушкина, стали делать ему серьёзные наставления. Необходимо отметить, что историографу надо было обладать большим тактом и знанием юношеской души, чтобы не обидеть импульсивного Пушкина строгим внушением, но при этом и призвать к порядку. А к Екатерине Андреевне от возраста подростковой влюблённости и в дальнейшем во взрослой сознательной жизни поэт испытывал особые чувства. Перед смертью, раненный на дуэли с Дантесом, он попросил, чтобы она приехала и перекрестила его.

В 1818 году вышли восемь томов «Истории» тиражом в 3 тыс. экземпляров, которые стремительно разошлись в 25 дней. Творение Карамзина открыло историю России для широкой образованной публики. По словам А.С. Пушкина, «все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка – Колумбом».

В своей работе Карамзин подчёркивал: «История подтверждает истину… что вера есть особенная сила государственная». Самодержавная система политической власти, по Карамзину, основывалась на общепризнанных народом традициях, обычаях и привычках, на том, что он обозначал как «древние навыки» и, шире, «дух народный», «привязанность к нашему особенному». Карамзин категорически отказывался отождествлять «истинное самодержавие» с деспотизмом, тиранией и произволом. Он считал, что подобные отклонения от норм самодержавия были обусловлены делом случая и быстро ликвидировались инерцией традиции «мудрого» и «добродетельного» монархического правления. Эта традиция была столь мощной и эффективной, что даже в случаях резкого ослабления или даже полного отсутствия верховной государственной и церковной власти (например, во времена Смуты), приводила в течение короткого исторического срока к восстановлению самодержавия. В силу всего вышеперечисленного самодержавие явилось «палладиумом России», главной причиной её могущества и процветания. С точки зрения Карамзина, основные принципы монархического правления должны были сохраняться и впредь, лишь дополняясь должной политикой в области просвещения и законодательства, которые вели бы не к подрыву самодержавия, а к его максимальному усилению. При таком понимании самодержавия всякая попытка его ограничения являлась бы преступлением перед русской историей и русским народом.

Карамзин одним из первых в русской мысли поставил вопрос о негативных последствиях правления Петра I, поскольку стремление этого императора преобразовать Россию в подобие Европы подрывало «дух народный», то есть самые основы самодержавия, «нравственное могущество государства». Стремление Петра I «к новым для нас обычаям переступило в нём границы благоразумия». Карамзин фактически обвинил Петра I в насильственном искоренении древних обычаев; роковом социокультурном расколе народа на высший, «онемеченный», слой и низший, «простонародье»; уничтожении Патриаршества, что привело к ослаблению веры; переносе столицы на окраину государства ценой огромных усилий и жертв. В итоге, утверждал Карамзин, русские «стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России».

Значение грандиозного труда по созданию «Истории государства Российского» точно выразил П.А. Вяземский: «Творение Карамзина есть единственная у нас книга, истинно государственная, народная и монархическая». 5 декабря 1818 года Карамзина избрали членом Российской академии наук.

Сам Николай Михайлович, оценивая свою деятельность, пишет: «Приближаясь концу… я благодарю Бога за свою судьбу. Может быть, я заблуждаюсь, но совесть моя покойна. Любезное Отечество ни в чём не может меня упрекнуть. Я всегда был готов служить ему, не унижая своей личности, за которую я в ответе перед той же Россией. Да, пусть я только и делал, что описывал историю варварских веков, пусть меня не видели ни на поле боя, ни в совете мужей государственных. Но поскольку я не трус и не ленивец, я говорю: «Значит, так было угодно Небесам» и, без смешной гордости моим ремеслом писателя, я без стыда вижу себя среди наших генералов и министров».

Живя в Царском Селе рядом с царской семьёй, он ближе познакомился, а в дальнейшем и подружился с Александром I и императрицей Марией Фёдоровной. Смерть государя в 1825 году стала для Карамзина большим ударом, и он не намного пережил своего царственного друга.

Болезнь, ставшая для него смертельной, стала следствием восстания 14 декабря 1825 года. Карамзин находился в Зимнем дворце, когда узнал о выступлении гвардейских полков против восшествия на престол Николая Павловича. Легко одетый, Карамзин последовал на Сенатскую площадь и стал свидетелем разыгравшихся кровавых событий. В письме старинному другу Дмитриеву от 19 декабря Карамзин сокрушался о «нелепой трагедии наших безумных либералистов». Домой он вернулся в лихорадке, но ещё несколько дней провёл на ногах. Простуда перешла в чахотку, приведшую к смерти 22 мая 1826 года. Его похоронили на Тихвинском кладбище Александро-Невской Лавры.

Николай Михайлович Карамзин заслужил память о себе не только как деятель культуры и русской историографии, но и как консервативный мыслитель, оказавший в своё время определяющее влияние на русскую патриотическую мысль.

Алексей Андреевич

АРАКЧЕЕВ

1769–1834

Трудно найти в российской истории личность, сильнее измаранную чёрной краской, чем всесильный временщик двух императоров граф Алексей Андреевич Аракчеев. Тяжёлым человеком, неприятным в общении и личной жизни, был крупнейший государственный и военный деятель конца XVIII – первой четверти XIX века.

Алексей Аракчеев родился 5 октября 1769 года под Новгородом, в семье мелкопоместных дворян. У Андрея Ивановича Аракчеева было 20 душ, беднота. Грамоте маленького Алёшу обучал приходской священник Павел Соколов. У него был сын Иван, получивший в семинарии фамилию Менделеев, ставший позднее отцом другого Менделеева – Дмитрия Ивановича.

Однажды к соседу Аракчеевых приехали два его сына, кадеты Артиллерийского и инженерного шляхетского корпуса. Андрей Иванович поехал к ним в гости и взял сына с собой. Знакомство с кадетами поразило Алёшу, особенно понравились ему их красные мундиры. В них они показались ему какими-то высшими существами – он не отходил от них ни на шаг. Вернувшись домой, мальчик просто бредил кадетами и умолял отца отдать его в кадетский корпус.

В результате уговорил родителя и, когда Алёше исполнилось 14 лет, они вдвоём поехали в Петербург. Подали заявление о поступлении и целых полгода ждали его рассмотрения. За это время они прожили все деньги, положение их стало отчаянным, что придало мальчику смелости. Подкараулив директора корпуса генерала П.И. Мелиссино, он упал перед ним на колени: «Ваше превосходительство, примите меня… Нам придётся умереть с голоду… мы ждать более не можем… вечно буду вам благодарен и буду за вас Богу молиться». Рыдания мальчика и слёзы на глазах отца растрогали генерала, и на другой день Алексей Аракчеев был зачислен в Артиллерийский и инженерный кадетский шляхетский корпус.

В корпусе Аракчеев быстро выдвинулся в число лучших учеников. Особенно легко давались ему математика и артиллерийское дело. Благодаря успехам в учёбе он был последовательно за несколько лет произведён в капралы, фурьеры и сержанты. В 1787 году Аракчеев получил первый офицерский чин поручика и остался при корпусе в качестве репетитора и преподавателя математики и артиллерии. В это время он активно занимался теоретическими вопросами применения артиллерии в боевых действиях, составил учебное пособие «Краткие артиллерийские записки в вопросах и ответах».

Летом 1791 года Алексей Андреевич получил воинское звание капитана и стал старшим адъютантом в штабе генерала от артиллерии Мелиссино. Год спустя, по ходатайству последнего, молодой грамотный офицер был прикомандирован к создававшимся в Гатчине войскам наследника престола Павла Петровича – будущего императора Павла I. Усердие, знание своего дела и исполнительность Аракчеева вскоре позволили ему стать начальником всей гатчинской артиллерии, которую он привёл в образцовый порядок. Павел Петрович благоволил молодому офицеру, и Аракчеев быстро продвигался по служебной лестнице: в 1793 году ему было присвоено звание майора, год спустя он стал начальником хозяйственной части всех гатчинских войск, а в 1796 году в чине подполковника стал инспектором Павловской артиллерии и пехоты, одновременно состоя в должности начальника гатчинского гарнизона.

Когда в 1796 году Павел Петрович взошел на престол, Аракчеев сделал блестящую карьеру: комендант Петербурга, генерал-майор, кавалер орденов Св. Анны и Св. Александра Невского. В 27 лет он стал бароном, через год и графом, на гербе Аракчеевых Павел I лично утвердил знаменитый девиз «Без лести предан».

Аракчеев являлся главным проводником военных преобразований, со свойственной ему энергией распространяя порядки гатчинского гарнизона на всю армию. Беспощадная борьба с мздоимством, введение строгой дисциплины, приведение в порядок материальной и учебной части, внедрение единообразия службы во всех соединениях и подразделениях, повальные увольнения не принявших новую реформу офицеров – всё это вызывало сильнейшее недовольство и ропот, особенно в привыкших к вольной жизни и лёгкой службе гвардейских частях. При Аракчееве были введены новые уставы, выработанные на основе гатчинской практики, установилась строгая дисциплина, качественно улучшилось содержание и условия службы нижних чинов, в чём Алексей Андреевич видел залог существования сильных вооружённых сил.

Но в 1799 году граф попал в опалу, получил отставку и уехал в своё имение Грузино.

Наступил март 1801 года, заговор против Павла I. Видимо, предчувствуя нечто, 8 марта, за три дня до покушения, император отправил Аракчееву письмо: «С получением сего Вы должны явиться немедленно, Павел». Загнав лошадей, опальный генерал-майор прибыл в Петербург вечером 11 марта, когда Павел был ещё жив, но, по распоряжению организатора заговора военного губернатора фон Палена, его остановили на заставе на въезде в столицу и продержали всю ночь под караулом. Убийство Павла I произошло в ночь с понедельника 11 марта на вторник 12 марта 1801 года. Если бы рядом с ним был «без лести преданный» А.А. Аракчеев, возможен был бы и иной исход событий.

Вступивший на престол Александр окружил себя новыми людьми, но не забыл и об Аракчееве, который ещё в Гатчине учил его военному делу, и там, а также и при правлении Павла I показал себя выдающимся организатором. Александр вернул его из отставки и назначил инспектором всей артиллерии. В 1808 году генерал от артиллерии Аракчеев был назначен военным министром и генерал-инспектором пехоты и артиллерии. Неутомимая энергия Аракчеева в деле реорганизации всей военной структуры страны, внедрения новых прогрессивных порядков в боевую и повседневную деятельность войск вскоре принесла результаты и не замедлила сказаться в ходе боевых действий Отечественной войны 1812 года и Заграничных походов, завершившихся триумфом русской армии. После победоносного окончания войны доверие императора к Аракчееву было непоколебимо, и всё чаще Алексею Андреевичу предписывалось претворять в жизнь начинания не только по военным вопросам, но и по общегражданским.

Начальник Императорской канцелярии стал личным докладчиком императора, с 1814 года все дела, связанные с государственным управлением и устройством, рассматривались только им. Он не только докладывал, но и оказывал влияние на важнейшие решения. По сути, в последние годы правления Александра I теневым правителем в государстве был Аракчеев. Он брал на себя ответственность за все непопулярные решения, при этом считалось, что популярные шли от императора.

Наиболее ярким непопулярным проектом было создание военных поселений. Причём это не было инициативой Аракчеева, это была идея самого императора Александра I. Аракчеев умолял его отказаться от этой мысли, но Александр был непреклонен. И Алексей Андреевич, как выдающийся организатор и распорядительный администратор, воплощал в жизнь это начинание.

А заключалось оно в том, что определённое воинское подразделение, батальон или роту размещали в той или иной волости. Жившие тут крестьяне призывного возраста – от 21 до 45 лет – приводились к присяге, получали мундиры, обучались воинскому делу. При этом они продолжали жить с семьями (причём члены семьи одевались и обувались за казённый счёт), занимались сельскохозяйственными работами. Некоторые местности военные поселения даже значительно окультурили – появились медицинские учреждения, школы, хорошие дороги, конезаводы, офицерские городки с хорошими домами; пьяниц, бродяг и бездельников отселяли; соблюдающих все регламенты людей поощряли подарками, а их дети имели возможность поступить в военные училища.

Казалось бы, явное улучшение жизни. Но солдаты свои военные поселения просто ненавидели. Вся жизнь солдат и их семей была строго регламентирована. Они жили под постоянным жёстким контролем, нарушил регламент – наказание, плохо работаешь – могут отнять хозяйство. Жениться можно было только с разрешения начальства, и не на той, кто тебе нравится, а на той, которую тебе подобрали. До обеда поселенцы занимались военными делами, затем до вечера – хозяйственными делами, с вечера до ночи опять несли службу. Обязательная для армии муштра сохранялась и распространялась и на личную, и на хозяйственную жизнь. Офицеры не только, как и прежде, измеряли угол подъёма ноги во время строевой подготовки, но и следили за чистотой рубахи поселенца и его избы, правильностью установки изгородей и вырытой канавы. Всякая бытовая вещь была пронумерована и должна была лежать в определённом для неё месте. Чрезмерными были не только физическая, но и психологическая нагрузка, а привычные способы для снятия стресса в виде разных увеселений и выпивки были запрещены. Люди не выдерживали, в поселениях периодически возникали бунты, которые жёстоко подавлялись.

Что же за человек был всесильный граф Аракчеев? С детства угрюмый и необщительный, оставался таким и в продолжение всей жизни. При недюжинном уме и бескорыстии он умел помнить добро, когда-либо ему сделанное. Главным для него было угождение воле монаршей и исполнение требований службы. О себе самом говорил: «В жизни моей я руководствовался всегда одними правилами – никогда не рассуждал по службе и исполнял приказания буквально, посвящая всё время и все силы мои службе царской. Знаю, что меня многие не любят, потому что я крут, да что делать? Таким меня Бог создал!»