Дмитрий Пальчиков
Дорога бури. Книга 1. Узы ветра
© Пальчиков Дмитрий
© ИДДК
Пролог
Выкручивая руль в сторону заноса, я корил себя за, с одной стороны, полезную, а с другой – совершенно дурацкую привычку никогда не опаздывать. Как же легко живётся людям, у которых на душе не скребутся кошки от понимания того, что они не успевают прийти к нужному времени. Так и сейчас. Головой понимаю, что никакой трагедии от опоздания на двадцать минут не случится, да и коллеги поймут – всё-таки новоявленный отец, всякое бывает, а всё равно не получается отстраниться и просто «забить».
День не задался прямо с утра. Дочка проплакала большую часть ночи, а я, пытаясь разгрузить и без того уставшую жену, раз за разом вставал и либо ограничивался успокаивающими словами и соской, либо брал драгоценный свёрток на руки и укачивал, пока бедняжка не успокоится и не засопит. И так раз за разом, по кругу.
В итоге, открыв утром глаза, понял, что категорически не успеваю вовремя на работу.
Бегом одеваться. Завтрак отменяется, если что, перекушу в офисе. Закинув собранный с вечера контейнер с едой в рюкзак, поспешил в ванную. Чистить зубы, одновременно натягивая носки – то ещё удовольствие. Наскоро умывшись, оделся и на цыпочках пошёл в комнату, к жене и дочке.
– Любовь моя, я побежал на работу, – я поцеловал ничего не понимающую спросонья супругу, – люблю тебя.
– И я тебя люблю, будь аккуратнее, – не открывая глаз, ответила Олеся.
– Конечно. – Понимаю, что сегодня так вряд ли выйдет, и сейчас слегка лукавлю. И уже дочке: – Пока, звёздочка.
Дочь лишь заворочалась беспокойно в кроватке. Так до конца и не успокоилась, будто что-то зная или как минимум чувствуя.
Именно сегодня всё решило пойти не по плану. Дверной замок отказывался закрываться. Лифт то ли сломался, то ли застрял где-то. Плюнув, помчался с двенадцатого этажа бегом. Выйдя на улицу, обнаружил, что какой-то, мягко говоря, непорядочный гражданин припарковал свою машину так, что напрочь перекрыл выезд.
Хотя бы машина не подвела. Несмотря на мороз, завелась уверенно, и через несколько минут мытарств и перебора всех родственников непорядочного гражданина я уже выворачивал на дорогу с заносом по обледенелому асфальту.
Достав телефон, начал набирать сообщение начальству, что опаздываю…
Свет фар слева, секундный звук клаксона. Резкий удар и тишина.
* * *
– И что? Совсем ничего нельзя сделать? Вы же лучший лекарь владычества, а то и всего континента!
Двое мужчин находились в тёмной комнате с занавешенными шторами. Свет давали только несколько свечей, расставленных на комоде рядом с небольшой кроватью, в которой неподвижным кулём лежал ребёнок – мальчик, в котором лишь угадывались черты подростка. Он был больше похож на фарфоровое изделие, чем на живого парня. Белая с синевой кожа туго обтягивала тщедушное тельце, будто лишённое мышц вовсе. Рот был слегка приоткрыт, и из него тонкой струйкой стекала слюна. Во взгляде ребёнка читалось абсолютное отсутствие мозговой активности.
Один из мужчин, задававший вопросы, нервно метался туда-сюда, меряя шагами небольшую комнату. Он был высок, статен. Далеко не стар, но тёмные волосы, почти что чёрные с лёгким каштановым отливом, припорошил снег седины. Одет в черный фрак с золотыми пуговицами и белоснежную сорочку. Безупречно опрятен, даже несмотря на свою нервозность. Всё в нём кричало о принадлежности к дворянскому сословию.
– Нет, мастер Ши’фьен. Здесь бессильны мои способности, – ответил второй, сидящий у кровати сухой старик в белоснежной хламиде. Он на мгновенье опустил глаза, выражая крайнюю степень сочувствия.
После этих слов во взгляде первого, на вид волевого мужчины, угасло пламя, а из тела словно вытащили стержень. Мастер упал в кресло, стоявшее в углу комнаты, но лишь на пару мгновений, чтобы тут же вскочить и, чуть не срываясь на крик, заговорить:
– А кто тогда? Кто сможет помочь? Кому из демонов я должен продать душу, чтоб спасти своего сына? – Громкость голоса по мере произнесения слов увеличивалась. В сердцах мастер Ши’фьен начал даже жестикулировать, что никогда не было характерно для этого человека. Несмотря на принадлежность к практикам огненной стихии, славившимся своим взрывным характером, он всегда оставался холоден, скуп на эмоции. Скала, а не человек.
Но сейчас на кисти правой руки, витавшей в воздухе, непроизвольно начал разгораться и освещать комнату язычок пламени, что свидетельствовало о неконтролируемом обращении к своей родной стихии. Огоньки свечей на комоде причудливым образом начали менять форму. В пламени угадывались смутные образы, которые сменяли друг друга. Сначала это было лицо лежащего на кровати парня, потом красивой женщины. Далее лица сменились смерчем.
Как только комната осветилась магическим огнём, ребёнок на кровати издал звук, похожий на мычание.
Тотчас же Эрин Ши’фьен затряс рукой, будто обжёгшись, чего в принципе не могло произойти. Силой мысли он погасил лепесток огня. Форма пламени свечей также пришла в норму. А старик в очередной раз потянулся к шее мальчика, чтобы пощупать еле-еле бившуюся жилку, но на мгновение застыл, а потом, встрепенувшись, отдёрнул руку и еле слышно произнёс:
– Эрин… кхм… Мастер Ши’фьен. Я думаю, есть ещё один способ.
– Какой? Говори, старик! – вскрикнул Эрин.
– Он вам и, определённо, вашей супруге не понравится, – скорее прошептал, чем проговорил лекарь.
– Плевать. Мы с Литой столько прошли и испытали ради появления наследника, что уже не отступимся ни перед чем.
Старик сложил руки на коленях и постарался придать своему голосу уверенности:
– В таком случае стоит написать письмо вашему бывшему соученику…
Глава 1
Своды помещения, которое иначе как пещерой назвать было нельзя, тускло освещались несколькими еле чадящими факелами. Они давали больше удушливого дыма, нежели света. Игра огня, завораживающая и одновременно пугающая, создавала причудливые переливы, складывающиеся в невообразимые фигуры. И это были игры не только огня, но ещё и разума одного из присутствующих тут людей.
В центре комнаты, вырубленной прямо в скале за чертой облаков, находился угольно-чёрный круглый постамент. Чернота камня была настолько глубокой, что, казалось, поглощала тусклый свет факелов. Блики огня боялись потревожить галактическую темноту сооружения. Постамент напоминал хоккейную шайбу, если бы её увеличить раз этак в тридцать.
На каменном постаменте белой краской была начерчена замысловатая фигура, отдалённо походившая на пентаграмму. Боковые грани камня украшала цепочка рун. Она причудливо изгибалась, прыгая то вверх, то вниз. Местами цепочка обрывалась, местами залезала на верхнюю плоскость, ветвилась и расползалась в стороны. В целом весь узор вызывал ассоциации с деревом или даже побегами многолетнего винограда, плотно окутывавшими поверхность камня. В местах соприкосновения рунного узора с пентаграммой находились драгоценные камни различных цветов, зафиксированные расплавленным воском. В отличие от основания, драгоценности весело сверкали, ловя своими гранями редкие отсветы огня и создавая еле видимый калейдоскоп разноцветных лучей.
У постамента высились две фигуры в серых плащах. Один – уже знакомый нам мастер Эрин Ши’фьен, чью аристократичную осанку невозможно было скрыть за бесформенным тряпьём. Второй, с накинутым на голову капюшоном, чуть наклонившись над постаментом, водил рукой над тем, что находилось на алтаре.
На лице Эрина, наблюдавшего за происходящим, играли желваки. Челюсти мужчины были сжаты настолько, что слышался скрежет зубов – настолько ему не нравилось происходящее. Но от высказываний он воздерживался, ограничиваясь недовольной гримасой.
В какой-то момент незнакомец в капюшоне прервал свои пассы и обернулся к Эрину:
– Мастер Ши’фьен, при всём моём уважении к тебе лично и твоему роду в целом, не мог бы ты перестать отвлекать меня? От скрипа твоих зубов скоро своды пещеры обрушатся. Я пытался отговорить тебя от присутствия во время данного… скажем так, мероприятия. Если из-за твоего неуёмного пыла мы просто не добьёмся результата – это полбеды. Но на то, чтобы в результате ошибки обрушить скалу себе на голову, я не подписывался. Не говоря уж об остатках жизни в теле Джеймса. Я до сих пор категорически против таких экспериментов, хоть и являюсь сторонником новых открытий. Так что либо выйди отсюда и скрипи на облака, либо стой тихо и не мешай, чёрт бы тебя побрал. – К концу своей речи незнакомец почти сорвался на крик, но вовремя взял себя в руки, сделал глубокий вдох и продолжил: – Прошу прощенья. Просто постой тихо.
Эрин смог в ответ лишь кивнуть и постарался расслабить сведённые мышцы лица. Незнакомцу этого оказалось достаточно, и он вновь принялся выводить воздушные фигуры над поверхностью черного камня, на котором сломанной куклой лежал наследник рода Ши’фьенов. Худой, иссохший, с отсутствующим взглядом – жалкое подобие того Джеймса, которым он был совсем недавно.
Отцу невольно вспомнился тот роковой день. Эрин вернулся со службы раньше обычного. Выбрался из кузова, загнанного во внутренний двор своего поместья. Молча кивнул слуге. Опытный механик и водитель не нуждался в распоряжениях, прекрасно зная свой фронт работ по обслуживанию техники. Эрин услышал, как распахнулись двери дома, и, обернувшись на звук, увидел, как ему навстречу бежит Джеймс. Такой бодрый, пышущий здоровьем, весёлый мальчуган спешил к отцу, крича во всё горло:
– Это случилось! Я наконец получил…
Ребёнок запнулся. Поначалу усмехнувшийся над нелепым падением сына, Эрин забеспокоился, когда мальчик после непродолжительного полёта уткнулся лицом в песок и не попытался подняться. Ши’фьен старший торопливым шагом приблизился к сыну и перевернул бесчувственное тело. Создавалось впечатление, что ребёнок не просто повалился на мягкий песок внутреннего двора, а получил жёсткий магический удар, отправивший его в глубокий нокаут. Подхватив ребёнка на руки, Эрин отнёс его в дом и положил в гостиной на диван. Позвав слугу, велел принести воды и, получив её, выплеснул в лицо сына. Никакого эффекта не последовало.
С тех пор прошло два месяца. Два страшных, наполненных ужасом переживаний и непонимания месяца. Джеймс так и не пришёл в себя. С каждым днём ему становилось всё хуже. Никто из приглашённых врачей – как обычных, так и с магическим даром – не давал никакого ответа. Все лишь недоумённо разводили руками.
Ответ пришёл неожиданно. Через месяц слух о непонятной болезни дошёл до баронессы Витории Ка’эстрет, урождённой Ши’фьен, которая приходилась Эрину двоюродной бабкой. Старуха примчалась в поместье. Не слушая никого, она схватила главу семейства за руку и велела отвести её к ребёнку. Хват у старушки оказался неожиданно крепким.
Ничего не понимающий Эрин повиновался. Несмотря на свой статус, в данный момент он был настолько выбит из колеи, что уверенность, которая исходила от старой Витории, невольно заставила слушаться эту странную женщину.
Мягко освободившись от захвата сухих пальцев, Эрин указал рукой на лестницу и повёл спутницу на второй этаж. Там, в детской, лежал его сын. В полнейшей темноте и тишине, нарушаемой лишь слабым дыханием Джеймса.
Старуха велела раздвинуть шторы, а сама нависла над кроватью. Беглый осмотр – и баронесса неожиданно падает на колени, сложив руки, будто собираясь молиться. Эрин в недоумении подскочил к Витории, чтобы помочь ей подняться, но, услышав её тихий нервный шёпот, остановился.
– Случилось, это случилось. Всё-таки произошло, о небеса, это правда…
– О чём ты говоришь?! – позабыв обо всех правилах приличия и сам того не ожидая, выкрикнул мастер Ши’фьен.
Видимо, тон, которым это было произнесено, вывел баронессу из ступора, и она, обернувшись, странно глянула на Эрина, подала ему руку и сказала:
– Я всё расскажу. Помоги мне подняться.
Эрин, уже осознавший, что его крик далёк от поведения благородного, стушевался. Помог подняться неожиданно ослабевшей женщине. Кряхтя и прихрамывая, она дошла до кресла, что стояло неподалёку, села в него и, нервно теребя многочисленные одежды под взглядом хозяина дома, наконец сказала:
– Это проклятье. Родовое проклятье. Мой дед рассказывал о нём. А ему – его бабка. Род Ши’фьенов, как тебе известно, ведёт свою линию от двоюродного брата Основателя. Валериан Ши’фьен был личностью неординарной. Один из сильнейших магов своего времени, да и в целом в истории не более десятка подобных одарённых. Но у столь великих личностей есть и недостатки, хотя о них мало кто знает, а уж в официальных документах о таком вообще запрещено упоминать. Недостатком лорда было необузданное желание поиска новых знаний, какими бы запретными они ни являлись.
Множество организованных Валерианом экспедиций принесли великие знания как для него лично, так и для страны в целом. Но были и такие путешествия, из которых его привозили чуть ли не по частям. И если бы не покровительство и помощь Основателя – неизвестно, успел бы вообще Валериан жениться и нарожать детей. Из какой конкретно экспедиции он вернулся изменившимся, никто не знает, но точно известно, что это были орочьи острова. Уничтожив местное племя орков, наш предок осквернил древний храм и вывез оттуда всё, что представляло хотя бы малую ценность. Правда, на обратном пути его флот попал в жуткий шторм, и большая часть кораблей пошла ко дну. В том числе и флагман, «Глас Основателя», на котором плыл Валериан. Его, полуживого, выловили и доставили в столицу. Он провалялся без сознания две недели, в горячечном бреду упоминая некоего Хароса. После пробуждения его спросили, что видел он в своих снах, и Валериан поведал, что к нему явилось древнее божество из разграбленного накануне храма. Бог Харос в наказание за поступок Ши’фьена решил покарать не Валериана, а его потомков. Те, кто, как и сам Валериан, получат особенность, будут прокляты. Подобные ему не смогут больше вершить зло.
Все посчитали это просто сказкой, бредом больной фантазии и успешно забыли. Но спустя пять лет первенец Валериана Ромул в неполные тринадцать лет уснул и так больше и не проснулся, снедаемый неизвестной болезнью. По официальным документам – подавился и задохнулся. Валериан, вспомнив свой неудачный поход на острова орков, опять собрался в плаванье, ведь у него оставались ещё дочь, всего на год младше Ромула, и младший сын. Отец не желал такой же участи для Марии и Злата.
Что уж он там сделал во время поездки, доподлинно неизвестно, но Мария успешно получила особенность, прошла инициацию и стала впоследствии сильным магом.
Злат не получил дара, зато с лихвой компенсировал это, став папашей двенадцати детей. Именно его наследником в каком-то там поколении являешься ты. Ни один из потомков Валериана в дальнейшем не страдал от проклятья, и все позабыли о несчастном Ромуле. Ведь никто так и не смог сказать, от чего именно умер ребёнок.
Что заставило проклятье проявиться вновь, мне неизвестно, но другого объяснения нет.
Эрин слушал внимательно, не перебивая, лишь расхаживал по комнате, глядя себе под ноги. В какие-то моменты он лишь усмехался. А иногда кивал своим размышлениям. Наконец Витория замолчала. Ши’фьен поднял взгляд и пристально посмотрел на женщину.
– На что ты надеялась, рассказывая мне эту сказку? – окончательно что-то решив для себя, холодно спросил Эрин. – Ты решила поиздеваться над горем моей семьи, поведав небылицы? – Он с шумом выпустил воздух из носа, стиснув челюсти. – Из уважения к нашему роду и к вашему почтенному возрасту я позволю вам удалиться, а не спущу с лестницы и не объявлю кровными врагами дом Ка’эстрет. Вы знаете, где выход, госпожа Витория – прошу, покиньте мой дом.
Старуха на некоторое время задумалась, а потом произнесла:
– Твой отец был жесток, слишком жесток. Мне даже в какой-то степени жаль, что вы с сестрой прошли через такое. Но это закалило тебя и сделало тем, кем ты стал, а Феникс… Мы уже не можем его судить.
Старуха поднялась, подхватила юбки и двинулась к выходу. В дверях она обернулась, но ничего не сказала, а лишь посмотрела в глаза Эрина. Этот взгляд он запомнил и сейчас, находясь в пещере, ощутил такие же чувства, что и в тот момент. Его обдало волной холода. Мурашки побежали по коже, сконцентрировавшись где-то между лопаток и заставив повести плечами. Тогда он не поверил этой странной женщине. Более того, её нежданный приезд и сумбурный уход только подкрепили уверенность Эрина в том, что рассказанная история – не более чем страшная сказка.
Кузен Основателя – Валериан Ши’фьен, по совместительству первый из рода, – действительно был фанатичным искателем нового и первооткрывателем третьей части земель, ныне принадлежащих людям. И порой из своих путешествий он возвращался весьма побитым, а два раза даже искалеченным. Все события, происходящие с высокородными, фиксируются в родовой летописи, которую ведут в Церкви. И кто бы как ни относился к монахам и паладинам, дело своё они знали. Каждый отпрыск рода обязан был ознакомиться если не со всей родословной, то хотя бы с частью Святого Писания. И никаких небылиц об орочьих островах там нет. В этом Эрин был уверен.
Встряхнувшись, чтобы отвлечься от воспоминаний, Ши’фьен вернулся к созерцанию происходящего. Колдун продолжал свою странную жестикуляцию. При каждом новом движении на полуобнажённом теле подростка проявлялись линии фиолетового цвета. Они складывались в замысловатую вязь, тянущуюся от конечностей к впалой груди, соединяясь в районе солнечного сплетения в круг с небольшими отростками. Фигура на груди напоминала тёмное солнце. И солнце это, будто живое, двигалось против часовой стрелки, то замирая на несколько мгновений, то вновь продолжая свой ход.
Так было до того момента, пока одна из точек пентаграммы не вспыхнула оранжевым светом – и тут же погасла. Колдун перестал водить руками и, указав на место вспышки, воскликнул:
– Видел это? Душа найдена. Похоже, получается. Невероятно. Я сам не верил до конца в эту затею. Твой сын почти спасён!
– Ты торопишь события. Меня всё равно не оставляют сомнения. Кто вселится в тело моего сына? Что за душу мы нашли? – Лицо Эрина было мрачнее тучи.
Колдун подошёл к Ши’фьену и положил руку ему на плечо.
– Мы уже тысячу раз это обговаривали. Твоего сына больше нет, его душа покинула тело. Её было не спасти. Осталась только оболочка. – Кивок в сторону постамента. – Это единственно правильное решение. Кто бы ни занял место – по крови это твой наследник, никто не докажет обратного. А что до души – родится внук, и постоялец станет не нужен. Род не прервётся, и это главное. – Кривая усмешка проскользнула по лицу колдуна.
– Что ты такое говоришь? Это мой сын!
– Нет! – резко сказал колдун, с силой стискивая плечо Эрина. – Ты ошибаешься. Это просто сосуд, который я наполню душой. Если ты настолько сердоболен, договорись, забери внука, дай денег и отправь на все четыре стороны.
– Посмотрим. Возможно, в твоих словах есть доля правды. – Эрин стряхнул руку колдуна с плеча. – Ещё ничего не получилось, чтоб рассуждать. Душа найдена, что дальше?
– Остаётся ждать. – Взгляд голубых глаз колдуна выражал только удовлетворение от хорошо проделанной работы. В нём не было даже намёка на переживание. Будто бы в данный момент колдун не разменивался душами людей, а выбирал на рынке свежую рыбу по цене тухлой.
– Чего ждать? – Эрину не нужно было видеть глаз колдуна. Он знал этого человека слишком давно, чтобы быть уверенным в том, что, кроме цели, того не волнует больше ничего.
– Скоро выясним.
* * *
Удивительное дело, но с момента аварии я всё прекрасно помню. Сознание не отключилось от удара, а наоборот, будто впитало энергию от столкновения, что дало организму силы смотреть на всё происходящее вокруг широко открытыми глазами.
Боли я не чувствовал. Впрочем, не было вообще никаких чувств. Только мысли и страхи. Мозг лихорадочно пытался сообразить, насколько всё плохо, опираясь только на ту информацию, которой располагал. А её имелось крайне мало. Тело сковало мешаниной металла и пластика. Мне было не повернуться, чтоб осмотреть себя на предмет кровотечения. В обозримом пространстве находилось только разбитое окно водительской двери, открывавшее вид на суету вокруг. Своё тело я почти не видел – только левую руку от плеча до локтя. Всё остальное скрыто взорвавшейся и сдувшейся подушкой безопасности. Неизвестно, когда прибудет помощь. А истечь кровью можно крайне быстро. Никто из галдящих вокруг людей не рисковал вытаскивать изломанное тело.
В покорёженной машине я пролежал около получаса. Все кричали, суетились. Из кабины грузовика вытащили водилу. Он бы справился и сам, без посторонней помощи, но от столкновения получил глубокую сечку на лбу, из которой ручьём текла кровь, заливая глаза и мешая видеть. Правда, он ещё держался за грудь и непрерывно кашлял. Наверное, бедняга ударился о руль. Его усадили и хоть как-то, пока не приехала скорая, перемотали голову бинтом, предварительно промыв рану водой и наложив на лоб скрутку бинта. Эти манипуляции довольно проворно проделала светловолосая худая девушка небольшого роста в лёгком сером пуховике. Она одна не растерялась и принялась раздавать команды окружающим. Отправила кого за аптечкой, кого за водой. После перевязки она подошла к моей машине, посмотрела на меня и только сочувственно покачала головой. Спасибо, блин. Жаль, не могу сказать пару ласковых. Мне только такого взгляда и не хватало. Вероятно, увидев в моих глазах злость, девчонка поспешно куда-то ретировалась.
Тут наконец послышались звуки сирен. Приехала бригада МЧС вместе со скорой. Врачи увели водителя фуры. Спасатели побегали вокруг и принялись резать машину, выковыривая меня, будто шпротину из жестяной банки. Пара минут – и вот уже надели воротник и положили на носилки. Кто-то начал задавать стандартные вопросы:
– Вы меня слышите? Как вас зовут? Сколько пальцев я показываю?
Я искренне пытался ответить, но мог только вращать глазами. Думаю, толку от этого было мало.
Когда грузили в карету скорой помощи, увидел в толпе ту девушку, что сочувственно смотрела на меня. Она, поймав мой взгляд, вдруг ни с того ни с сего улыбнулась и сказала:
– Удачи, парень!
Слов я не услышал. Понял смысл лишь по движениям губ.
Удача уж точно мне пригодится.
Вот ведь угораздило… Не хотелось бы повторить судьбу собственных родителей, разбившихся на машине несколько лет назад.
Сознание погасло только на хирургическом столе, да и то как-то слабо. Нехотя. При этом я всё равно будто со стороны наблюдал за тем, как команда профессионалов кромсает моё бренное тело. А потом собирает, словно конструктор «лего». Что-то сшивали, фиксировали. Пару раз даже что-то выкинули, будто лишние детали. Но в целом результат был неплохим. Я доволен.
Чувства включились резко, как будто кто-то тумблером щёлкнул. Попытка открыть глаза ни к чему не привела. Что-то мешало. Зато слух великолепно работал. То, что я услышал, мне категорически не понравилось. Это был плач жены. Рыдания перемежались стандартными в таких случаях фразами: «Что нам теперь делать? Как же так вышло?» и так далее. Также услышал про водителя грузовика и всех его предков такие выражения, которые даже меня, человека, почти половину своей карьеры проведшего на стройплощадке, вогнали в краску.
Хотелось успокоить супругу, сказать что-то ласковое, заверить, что ничего страшного не случилось, что я обязательно поправлюсь, но тело мне не подчинялось. Оставалось лишь мысленно посылать волны тепла моей маленькой девочке.
Несколько дней я провёл подобно овощу. Приходили и уходили врачи, обсуждали мои шансы на выздоровление и восстановление. Судя по этим разговорам, состояние моё было стабильным и вызывающим определённую долю оптимизма. Нужно только время.
Мои ощущения несколько разнились с мнением врачей. Было больно. Даже очень. Никогда я не испытывал подобного. Ноющая боль в груди и животе переходила в режущую в конечностях. Становилось легче только два раза в сутки. И каждый раз перед этим я слышал, что в палату кто-то входит. Чувствовал запах женских духов. Это приходила медсестра, чтобы вколоть обезболивающее, утром и вечером. И, признаюсь, я каждый день ждал этот аромат. Лёгкий цитрусовый аромат с нотками корицы. Даже если медсестра заходила не с целью укола, а по иным делам, от одного запаха становилось немного, совсем капельку, но легче. Этот запах я запомню навсегда.
Было ещё одно ощущение, которое не уходило ни на секунду. Жжение по всей поверхности тела. Будто верхний слой кожи сняли тупой бритвой и плеснули одеколоном. Оно было не таким уж нестерпимым, но каждый день будто усиливалось. Понемножку, совсем незаметно. Оно даже стало каким-то привычным, но постоянно напоминало о себе. Отчего так, я не понимал.
Объяснение нашлось через пару недель моего нахождения в больнице.
Утром ко мне пришла Олеся. Осторожно погладила по плечу. Поцеловала в замотанный бинтами лоб. Прикосновение родных рук и губ выдернуло меня из дремоты.
– Доброе утро, любимый! – Приятный голос заставил мысленно улыбнуться.
Каждое утро она проделывала одни и те же действия. Ставила на прикроватный столик сумку и термокружку со свежесваренным кофе. Открывала жалюзи на окнах и, достав из сумки электронную книгу, брала кофе. Садилась справа от меня в кресло и принималась читать. Читать вслух. Я всегда любил читать. Каждую свободную минуту старался занять чтением. В основном это была фантастика, но с возрастом появилась тяга к классической литературе, которую я так не любил в школьной программе. Если я не мог читать книгу, то старался слушать аудиовариант. И вот теперь, находясь в безвольном теле, именно этим я и занимался. Слушал, как любимая всё время, что находилась рядом, читала мне моих любимых авторов. Как же мне повезло встретить эту женщину.
Около часа спустя дверь в палату открылась. Олеся коротко поздоровалась. По ответному приветствию я понял, что это лечащий врач – Ахмед Умарович. Завязался разговор, из которого стало понятно, что никаких особых изменений пока что нет. Самое интересное, что сообщил врач, – сегодня меня ожидает «увлекательное» мероприятие по смене всех повязок и бинтов. Эта ненавистная процедура заставляла каждый раз проклинать мучителей. Хоть перед этим и вкалывали обезболивающее, ощущения были ещё те.
Дверь снова отворилась, и я почувствовал аромат цитруса с корицей.
– Олеся Николаевна, не могли бы вы выйти на время? – скорее приказал, чем спросил Ахмед Умарович. – Мы вас позовём, как только всё сделаем.
– Да, конечно, – повиновалась супруга и вышла из палаты.
Далее последовал укол обезболивающего. Стало легче, но ненадолго. Врач на пару с медсестрой принялись ворочать меня, где-то отлепляя, а где-то сдирая присохшие повязки. Несмотря на то что делали они это с максимально возможной осторожностью, было, скажем так, дискомфортно. Стараясь отвлечься, я вслушивался в бормотание врача, который по результатам осмотра решил не бинтовать больше мою многострадальную голову, ограничившись обработкой. Медработники ушли. Вернулась Олеся, и я услышал всхлипы. Картина, похоже, не самая плохая, раз это не рыдания. Супруга быстро взяла себя в руки и устроилась в кресле. Продолжилась аудиоверсия книги о несправедливо обвинённом в государственной измене помощнике капитана судна «Фараон».
К вечеру усилилась боль. Не та, что внутри. Загорелась с новой силой кожа. Будто провёл весь день голышом на палящем солнце. Ещё и жена, как назло, задремала. Не получалось отвлечься на звуки её речи и приключения выдуманных героев.
Отсутствие повязки на глазах сыграло свою роль. Наверное, это был мышечный спазм или ещё что, неважно. Главное – получилось приоткрыть веки. Буквально на миллиметр. Лишь колыхнуть ресницами. Но этого оказалось достаточно, чтобы понять: что-то не так. Сквозь заполнившие глаза слёзы я увидел свою грудную клетку и немного руки, прикрытые белой простынёй. Сквозь больничную белизну одеяла просачивалась чёрная дымка. Дым закручивался надо мной, а под простынёй были видны светящиеся блеклым золотым светом узоры, покрывавшие кожу. Так вот в чём причина этого жжения! Это какая-то шутка? Кто-то решил сделать мне татуировку? Куда смотрела в таком случае Олеся? Ничего не понимаю. И что за дым?
От дурацких мыслей отвлекло золотистое свечение, вдруг вспыхнувшее сильнее. Вместе с этой вспышкой пришла Боль. С большой буквы Б. Всё, что я испытывал раньше, показалось щекоткой. И как я мог раньше думать, что мне плохо? Вот сейчас, чувствуя, будто по мне растекается расплавленный металл, я понимаю, что такое адское пламя.
Против своей воли я закричал. Вернее, попытался. Со стороны это прозвучало как мычание. Сдавленные звуки заставили встрепенуться задремавшую супругу.
Жжение всё дальше расползалось по телу. Очагом стала грудь чуть выше солнечного сплетения. Огонь заворочался внутри, будто клубок змей.
Я снова замычал. Олеся, поняв, что именно её разбудило, бросилась ко мне.
– Милый, что с тобой? – обеспокоенно спросила жена и, естественно, не дождавшись ответа, бросилась к двери. – Врача, скорее!
Она вернулась к кровати и взяла меня за руку. Я попытался отдёрнуть, испугавшись, что она обожжётся. Неужели она не видит ни свечения, ни дымки? Что же такое творится? Попытка отдёрнуть руку не увенчалась успехом. Тело мне всё ещё неподвластно. Я мог лишь мычать. Олеся, не понимая, что со мной происходит, пыталась то обнять, то трясти за плечи. Это продолжалось до тех пор, пока её не оттеснили наконец прибежавшие на шум медработники. Делайте уже что-нибудь.
Боль достигла пика, заполнила сознание до краёв. Мне вдруг подумалось: «Неужели это всё? Это и есть смерть?»
С этой мыслью сознание начало угасать. Шум вокруг начал тонуть. Меня будто потащило под воду. Яркость красок потускнела.
Наступила тьма.
* * *
Негромкий вскрик заставил Эрина Ши’фьена и его спутника вскочить с каменного пола, на котором они медитировали, сидя в позе лотоса, и подбежать к алтарю. Своды пещеры дрогнули. И если внимание Эрина было приковано к лежащему ребёнку, то его товарищ заозирался, предчувствуя неладное. Очередной вскрик и новый толчок заставили колдуна дёрнуть магистра за рукав и скомандовать:
– Забирай сына. Убираемся отсюда!
Ши’фьен отогнал мысль о том, что колдуну с его низким происхождением невместно раздавать приказы аристократам. Не споря, он подхватил на руки сына и, на ходу кутая его в припасённый заранее плед, устремился к выходу.
Колдун начал читать заклинание, воздев руки, и попятился вслед за убегающим Эрином. Тряска усиливалась. С потолка посыпалась пыль вперемешку с мелкими камушками. Очередной толчок заставил отколоться особенно большой кусок породы, который, устремившись вниз, к несчастью, угодил в правое плечо колдуна, мгновенно заставив руку повиснуть плетью. Заклинание, которым тот, по-видимому, хотел успокоить разбушевавшуюся стихию, сорвалось с кольца на пальце и, не получив окончательной формы, разлетелось осколками в разные стороны. Осколки же, ударяясь о стены пещеры, вызвали новые толчки.
