Генерал-капитан Верес увидел, что основная линия обороны врага потеряла свою устойчивость. Он, оставив на время в покое Кали и Козицына, снова собрал свои корабли и сходу атаковал вторую «линию» построения союзного флота. Наступил критический момент сражения, разбитые княжеские эскадры в беспорядке отступали, а регулярные легионы Птолемея были связаны тяжелым боем с Атиллой.
Диктатор Бадур поняв, что настало удобное время, сам пошел в бой и повел за собой весь оставшийся пока незадействованным флот. Некоторое время у Бадура даже было преимущество в количестве вымпелов, не говоря уже о высокой морали его экипажей. Под таким бешеным напором кораблей диктатора вторая «линия» обороны Птолемея Янга стала трещать по швам. Практически все регулярные имперские легионы стали «пятиться» назад или хаотично перестраиваться в автономные «каре» для круговой обороны.
Пожалуй, единственным легионом, который в этот момент не дрогнул и остался на своих прежних позициях, оказался мой 4-ый «желтый». Еще более удивительным для всех остальных было то, что данное подразделение спокойно держало оборону, несмотря на то, что по штату было неполным, а также, несмотря на все попытки превосходящих сил врага опрокинуть его.
Главной опорой легиона стали три корабля его старших командиров. «Одинокий», «Бешеный бык» и «Вишенка» носились по рядам передовой «линии» построения, оказываясь в нужный момент на самом опасном участке и заделывая собственным корпусом образующиеся было бреши. Противник в страхе шарахался от этих трех ужасных вымпелов, зная, что будет мгновенно уничтожен, если не уберется с траектории их движения. По итогу вышло так, что 4-ый «желтый» легион примером своей стойкости поднял боевой дух соседних подразделений, командирам которых было теперь просто совестно отступать, наблюдая, как отчаянно сражаются их боевые товарищи…
Между тем у Птолемея Янга свободным оставался только резерв.
– Случилось то, о чем я вас предупреждал, господин командующий, – печально подытожил Павел Петрович Дессе, указывая на тактическую карту боя. – Наши легионерские экипажи, видя беспорядочное бегство своей первой «линии», потеряли боевой запал и уже не могут драться на равных с наседающим врагом.
– Что же нам делать, генерал?! – в ужасе от происходящего, спросил Птолемей, ища в глазах Дессе поддержки. – В том хаосе, что творится сейчас в секторе боя, вторая «линия» долго не выдержит и уже рассыпается на отдельные фрагменты!
– Остается только одно – нам с вами лично идти в бой, и собственным примером храбрости показать нашим людям, как нужно драться, – ответил старый генерал, параллельно отдавая приказы своему экипажу. – Готовьте свой «Агамемнон», командующий, мы атакуем врага во главе последних четырех легионов, а там будь, что будет…
Четыре «синих» легиона сорвались с мест и предводимые Птолемеем и «Лисом» Дессе, ринулись в самую гущу кипящего сражения. Один из сбежавших из сектора боя князей – а именно, Бартоломей Сура, видя, как главнокомандующий лично возглавил атаку, развернул свой флот и тоже последовал за флагманом Птолемея…
Свежие силы, вошедшие в сражение, сделали свое дело, сумев-таки перевесить чашу весов на сторону союзного флота. Экипажи Усема Бадура хоть и дрались отчаянно и самоотверженно, но все же численно сильно уступали своему противнику. У диктатора просто физически не было кораблей, чтобы остановить сейчас резерв Янга.
«Синие» легионы северян и флот Суры, состоявший из почти десяти тысяч вымпелов, прорвали строй врага и стали угрожать его «тылу». Остальные легионы Птолемея, видя этот неожиданный успех, с новой силой вступили в сражение. Первый министр отдал приказ о переходе из обороны к общему наступлению. Теперь все те, кто раньше только защищался, перестроили свои боевые порядки в атакующие «клинья» и смело пошли на врага.
Оставшиеся князья, отойдя на достаточное расстояние и «отдышавшись», сумели собрать свои поредевшие эскадры и тоже присоединились к наступлению. Корабли диктатора, не выдержав такого напора, начали отходить, а затем, и в беспорядке разбегаться по ближнему пространству космоса.
Сам диктатор Бадур с несколькими своими личными «туранскими» легионами, окончательно осознав, что сражение проиграно, не дожидаясь финала, одним из первых покинул опасный сектор, а затем, и звездную систему. Атилла Верес, оставшись единственным из старших генералов, во главе гвардейцев еще какое-то время пытался сдерживать натиск противника, но и он в итоге вынужден был бежать. Присоединившись к Бадуру после гиперпрыжка, они, объединив флоты, стали быстро уходить в направлении столицы.
Остальной же некогда стотысячный флот диктатора частично был уничтожен, частично его экипажи сдались в плен, рассчитывая на милость Птолемея. Потери проигравшей стороны были огромными. В этом сражении погибло тридцать тысяч кораблей диктатора, еще почти столько же капитулировало, не желая быть уничтоженными плазмой палубных пушек союзников. У Птолемея потери также оказались существенными – восемнадцать тысяч уничтоженных крейсеров и линкоров, большая часть из которых принадлежала княжеским флотам.
Хитрому первому министру, как и предсказывал Виктор Висконти, удалось таким образом сильно обескровить отряды непокорных князей. И, похоже, Птолемей Янг сделал это специально, чтобы у тех в будущем не возникло соблазна стать новыми Бадурами. Министр прекрасно знал, о чем грезят все эти вельможи, ибо сам был таким же, как они…
– Что нам делать с невероятно большим количеством военнопленных? – спросил генерал Дессе, когда посмотрел на окончательные цифры потерь и трофеев. – У нас нет технических возможностей и столько людей, чтобы охранять тридцать тысяч захваченных экипажей. Их корабли без дополнительного переформатирования не представляют для союзного флота никакой ценности. Данную операцию можно провести только на Столичной императорской верфи или с помощью Технопечати, ни то, ни другое сейчас недоступно…
– Перед нами предатели и отступники, – сурово сказал на это Птолемей Янг. – Если мы их отпустим, то многие из сегодняшних пленных снова присоединяться к Бадуру. Что вы сами думаете по этому поводу, генерал?
– Лично у меня не повернется язык, приказать умертвить всех этих несчастных, – честно ответил Павел Петрович Дессе. – Большинство из них – бывшие легионеры Империи и со многими я знаком лично. Они хорошие и честные солдаты, хоть в данный момент и обманутые диктатором Бадуром.
– Посмотрите, что наделали эти «хорошие» солдаты?! – гневно воскликнул Птолемей. – Сколько верных нам экипажей и кораблей они уничтожили?!
– Это война, господин, здесь невозможно по-другому, – вздохнул старый генерал.
– Вот именно – это война, – холодно заметил Птолемей Янг, – и поэтому я поступлю с ними, как с врагами. Приказываю умертвить все команды противника, сдавшиеся сегодня нам в плен!
Глаза присутствующих при этих словах первого министра флотоводцев расширились от ужаса и непонимания происходящего.
– Можно я скажу несколько слов, господин командующий, – после недолгого молчания, произнес Сэд Кали. – Как вы знаете, в сражении сегодня я потерял почти всех своих людей…
– Да, я сожалею о ваших потерях, – нехотя бросил Птолемей, – мы видели, как вы практически один остались в строю первой «линии» и храбро сражались все это время в полном окружении. В отличие от многих из тех, кто самовольно покинул строй… Мы ценим вашу храбрость, генерал-министр. К сожалению, таких отважных командующих, как вы – Кали, немного в союзном флоте.
Птолемей с укоризной посмотрел на сидящих рядом князей, которые оставили свои позиции в самом начале сражения. Те молча снесли упрек в свою сторону, лишь наградив Птолемея, а также Кали, презрительными взглядами. Все понимали причину нарастающего конфликта, но никто пока не хотел начинать его.
– Так вот, в связи с тем, что у меня не осталось флота, – продолжал Сэд, не обращая внимания на бросаемые в его сторону взгляды остальных, – я хотел бы попросить у вас, господин командующий, разрешения набрать мне новый флот как раз из этих самых военнопленных…
– Набрать флот из экипажей своих врагов?! – удивился Птолемей. – Это очень смелая, но, по-моему, неразумная идея.
– Позволю с вами не согласиться, – ответил на это Кали. – Как уже сказал генерал Павел Петрович Дессе, пленные – это лишь обычные солдаты, обманутые диктатором Бадуром. Да и служили они, если говорить честно, не Бадуру, а императору Ван Мину, как и положено им по уставу. По сути, данные легионы не нарушали никакой клятвы, а только исполняли приказания своего высшего начальства. Когда мы схватим диктатора и казним его, все эти люди и альтарианцы готовы будут снова честно служить Империи.
– Никогда они больше не будут служить Империи Мин! – отрицательно покачал головой Птолемей Янг. – Позже, я наберу во флот нашей Империи по-настоящему верные экипажи…
– И все же, я прошу позволения набрать из самых лояльных к нам пленных, себе флот, – еще раз попросил Сэд Кали, низко поклонившись первому министру. – Даю вам слово, господин, что не допущу ни одной попытки мятежа в своем будущем подразделении. А что касаемо верности Империи, то эти набранные мной легионеры смогут вам сполна ее доказать в первом же бою с диктатором Бадуром. Милостиво сохраните им жизни, господин, и вы увидите, что более преданных вам слуг не существует во всей Галактике.
– Ладно, – немного смягчившись и подумав, ответил Птолемей, – если вам хочется возиться с этими ренегатами, дело ваше. Набирайте флот, но помните, я буду зорко следить за этими новобранцами, и тут же покараю их за любое неповиновение…
Таким нехитрым способом наш хитрец – Сэд Кали получил возможность пополнить свои поредевшие легионы. Более того, теперь его флот состоял из целых пятнадцати тысяч крейсеров и линкоров, так много оказалось желающих среди военнопленных сохранить свои жизни. Все пленные знали, что хотел с ними сделать Птолемей Янг, и поэтому сейчас боготворили своего нового командира Кали за спасение. Бывшие солдаты экипажей Бадура поклялись служить генералу-министру Кали, как единственному своему господину. Ни Птолемей, ни генерал Дессе ничего не знали о данной клятве. И Сэд Кали как-то незаметно для остальных в одночасье стал одним из самых влиятельных флотоводцев Империи Мин…
Усем Бадур отступал к столице Империи – Астрополису. После последней битвы с Птолемеем у него под рукой оставалось чуть больше тридцати тысяч боевых кораблей, включая три тысячи гвардейских «золотых» крейсеров, которыми по-прежнему командовал Атилла Верес. Диктатор был шокирован своим поражением, и долгое время не мог прийти в себя. Он все это время пил, в результате чего, то погружался в черную меланхолию, то в бешенстве метался по своей каюте.
Подчиненные и слуги прятались по всем углам «Джучи», когда видели Бадура. Даже самые бесстрашие боялись подойти к диктатору в эти моменты, все, кроме генерала-капитана Вереса. Атилла в принципе никого и ничего не боялся в этой жизни, а Бадур хоть и был в бешенстве, но подсознательно понимал, что не должен обращать свой гнев на этого генерала-полукровку. То было какое-то животное чутье, которое уже не раз спасало жизнь Усему Бадуру.
Атилла прибывал на флагманский корабль и долго сидел в каюте Бадура, пока тот разбивал в порыве ярости о пол только что установленную новую мебель или дорогую альтарианскую вазу эпохи Республики.
– Как такое могло произойти?! – брызжа слюной, кричал диктатор. – Ведь мы уже почти победили? Буквально какое-то мгновение оставалось до того, как корабли Птолемея не выдержат и побегут! Чем я прогневил богов Вселенной, что они в последний момент отняли у меня такую важную победу?!
– Даже боги не могут изменить численность кораблей в сражении, – сказал Атилла, которому надоело слушать причитания старика. – Мы сделали все, для того, чтобы сократить наше отставание, но нам просто не хватило сил. Это законы военной науки – при примерном равенстве в классе кораблей противоборствующих сторон, побеждает тот, у кого численность кораблей больше.
– Да, может быть, но ты забыл упомянуть про моральный дух, – не успокаивался Бадур, пьяным взором прожигая своего собеседника. – Мои экипажи были в данной характеристике наголову выше экипажей Птолемея Янга. Ты сам видел, Атилла, как эти чванливые князья бежали, поджав хвосты. Разве можно их вообще считать равными нам? Нет, конечно!
– Помимо разношерстных княжеских эскадр в секторе боя в стане противника находились регулярные легионы, они то и решили исход битвы. Этих ребят приучают драться в любых условиях, в их головы с самого начала службы вдалбливают, что если вы развернете крейсеры и побежите, то непременно умрете. Поэтому и нет подразделения в Галактике более стойкого, чем регулярный имперский легион. Вы же сами видели, как упорно сражались «яшмовые» легионеры их второй «линии»…
– Эти хваленые «желтые» уже сыпались под напором моего флота, – махнул рукой Усем Бадур. – Против них бились такие же легионеры, только сектора «Туран»…
– Не согласен с тем, что «яшмовые» посыпались, – отрицательно покачал головой Атилла. – Некоторые из легионов врага показали себя с наилучшей стороны, например – 4-ый «желтый». Уже в который раз он становится у нас на пути, попадает в самое пекло, но снова выходит сухим из воды.
– Да, я видел, как сражается этот легион, – нехотя буркнул диктатор, – просто пока ему везет, ничего более…
– Я же связываю данное везение с тремя старшими командорами, которые сейчас его возглавляют, – хмуро сказал Атилла, сжав в бессилии кулаки. – И с тремя их флагманами… О, как же я хочу снова встретиться с ними и продолжить наш прерванный поединок.
– Как я слышал, ты первым прервал его, так что нечего…– засмеялся Бадур, желая уколоть своего подчиненного.
Однако диктатор тут же осекся на полуслове и перестал смеяться, когда увидел на себе взгляд голубых глаз Вереса. Как ни храбр и безрассуден был Усем Бадур, и как не пьян в данный момент, но даже диктатор понял, что испытывает сейчас неимоверный ужас перед стоящим напротив него генералом. Атилла грозно смотрел на своего нынешнего господина, и в его взгляде сосредоточилась вся ненависть, которую только можно было себе представить. Бадур понял, что его жизнь висит на волоске, и ничто и никто не сможет его спасти. Поэтому диктатор сразу попытался разрядить обстановку:
– Прости, мой друг, – заискивающе вежливо сказал он, Атилле, – я неуместно пошутил над тобой и разбередил твою болезненную рану. Но сказал я так, лишь потому, что не считаю тебя проигравшим в той дуэли. Если бы линкор «Рейтар Галактики» сражался со всеми тремя их кораблями по очереди, без сомнения, ты уничтожил бы всех своих врагов. Но эти трусы напали одновременно, чем покрыли себя несмываемым позором. Боги видят такую подлость и не простят им, поверь. Ты же навсегда будешь оставаться в моих глазах и в глазах всех жителей Империи Мин – самым великим поединщиком!
Бадур сколь угодно долго мог лить мед в уши Атиллы Вереса, только бы тот побыстрей успокоился. Молодой человек, услышав слова диктатора, действительно сделал над собой усилие и взял себя в руки. Его взгляд стал прежним, а на устах появилась горькая усмешка.
– Да, я первым вышел из боя, но только потому, что один из моих соперников предложил прекратить наше затянувшееся сражение, – после некоторого молчания, сказал Атилла. – Мои враги сами понимали, что поединок нечестный и старались закончить его, не потеряв лица. Однако я не могу назвать этих командоров – трусами. Нет, они безусловные храбрецы, которые, зная, кто находится перед ними, не побоялись вступить в бой. И кстати, каждый из них сражался со мной, как не сражался ни один из великих поединщиков до этого. Я подтверждаю высочайший класс их кораблей и высочайшее боевое мастерство их командоров, ну, по крайней мере, двух из них, с которыми я успел схлестнуться.
– А, третий, что же?
– Третий, который и предложил закончить драку, неизвестен мне, – задумчиво ответил Атилла. – Но он поразил меня своим благородством и мудростью. Если быть до конца честным, то я бы мечтал иметь рядом с собой таких друзей и верных боевых соратников. Их лица стоят у меня перед глазами, и не могу понять, я больше ненавижу этих воинов или восхищаюсь ими.
– Оставь эти сантименты, – бросил Бадур, видя, что его генерал окончательно успокоился и диктатору нечего бояться за собственную жизнь, – ты сейчас похож на сопливую девчонку, а не на первого поединщика Империи! Конечно же, это твои враги, причем самые опасные и заклятые. Пусть ненависть к ним, зародившаяся внутри твоего сердца, победит все остальные чувства. Ибо именно она будет давать тебе силы продолжать борьбу, быть еще сильней и беспощадней и, в итоге, отомстить всем своим обидчикам!
Атилла опустил голову и кивнул, соглашаясь со словами Бадура.
– Возможно, вы правы, господин. Простите меня за эту минутную слабость. Конечно же, эти воины – мои враги и навсегда останутся таковыми.
– Ладно, ты скоро с ними встретишься в честном бою, убьешь их по одному или всех вместе, как тебе будет угодно, а после успокоишься, – закончил неинтересную ему тему, Усем Бадур. – Давай лучше обсудим планы на ближайшее будущее.
Атилла был доволен, что диктатор, наконец, начал приходить в себя и становился прежним Бадуром – хладнокровным и расчетливым лидером…
– Меня больше всего волнует положение нашего флота, – продолжал Усем Бадур, бросая хмурый взгляд на горящую над столом карту. – Птолемей – абсолютный профан в военном деле, но даже он понимает, что не должен сейчас оставлять нас в покое. Первый министр с подсказки Поля Дессе обязательно пошлет свои корабли, чтобы те постоянно преследовали нас и не давали возможности пополнить численность и провести перегруппировку.
– Да, я бы поступил также, – согласился Атилла, кивая.
– В данный момент мы немного оторвались, буквально на пару-тройку звездных систем, но «Лис» Дессе постоянно будет висеть у нас на хвосте, и отсекать наши корабли от баз снабжения. Когда мы подойдем к столичной системе, у меня будет два основных варианта действий. Первый – объявить набор добровольцев для защиты Астрополиса от бандитских легионов Птолемея Янга. Причем для этого нам надо на каждом углу кричать, что если люди бывшего первого министра возьмут столицу, они из мести убьют всех ее жителей, включая женщин и маленьких детей. А второй вариант – это покинуть Астрополис, не защищая его, и направиться в мой родной сектор «Туран», где можно провести мобилизацию новых рекрутов и создать на принтерах новые боевые крейсеры и линкоры…
– Я не уверен, что мы можем набрать достаточное количество добровольцев для защиты столицы, господин, – сказал Верес, подумав. – Это мирная планета, жители которой давно разучились воевать. К тому же многие из них втайне поддерживают Птолемея Янга.
– Как можно поддерживать мятежника и предателя?! – воскликнул Бадур. – Ведь он пошел против нашего императора, хотя первым поддержал именно Ван Мина!
– Скорей он пошел против вас, – заметил Атилла, – о чем сразу и объявил, там, на церемонии в тронном зале Большого Дворца. Что касается императора, то, как вы правильно заметили, Птолемей изначально поддерживал именно наследника Вана, и сейчас, когда его флот займет столицу, в умах жителей ее мегаполисов особо ничего не изменится.
– За исключением того, что Птолемей, а не я, будет издавать указы! – в бешенстве закричал Бадур. – Я знаю этого хитрого лиса, он приберет к рукам все ниточки власти при малолетнем императоре и всюду рассадит своих людей. Однако для полновластного правителя-регента Янг слишком слаб и нерешителен. Империю ждет хаос и анархия без сильной центральной власти. Только я смогу удержать сотни тысяч звездных систем в едином государстве!
– Не сомневаюсь в этом, – поклонился Атилла, – но все же Птолемея нельзя подпускать к столице и, конечно же, император не должен попасть ему в руки.
– Безусловно, – согласился Бадур, – пока маленький император Ван Мин у меня – я сохраняю власть. Если императора выкрадут или отобьют – я проиграл! Решено, мы будем защищать планету до последнего, а орбита Астрополиса станет братской могилой для кораблей Птолемея Янга…
Диктатор Бадур оказался не столь категоричен в своих прежних высказываниях, когда его флот, преодолев тридцать звездных систем, наконец, прибыл к столице. Первый министр Вильгельм Тарвиц, пожаловавший к нему на корабль сообщил о волнениях, происходящих в настоящее время в мегаполисах Астрополиса. Население планеты, через «фотонные» трансляторы узнав о поражении диктатора, радостно приветствовало эту новость и теперь с надеждой ждало появления на орбите союзного флота Птолемея.
– Эти неблагодарные свиньи не достойны чтобы я их защищал! – воскликнул Усем Бадур, неприятно пораженный такими настроениями среди колонистов. – Когда Птолемей Янг и его ручные князья прибудут сюда, они утопят Астрополис в крови! Так, на время оставим эмоции… Вообще, сколько кораблей и верных нам экипажей мы сможем здесь собрать?
– Не больше двух тысяч вымпелов, господин, – сообщил генерал-капитан Атилла Верес, просмотрев списки местного гарнизона.
– Всего две тысячи?! – Бадур был шокирован.
– Все верные экипажи на своих кораблях ушли до этого с вами в поход, – терпеливо пояснил министр Тарвиц, – на месте остались только гарнизонные полуцентурии для охраны столичной планеты и патрулирования системы.
– Ладно, я их забираю с собой, – сказал Бадур, делая непринужденное лицо.
– Разве наш флот куда-то уходит? – удивленно спросил Атилла.
– План меняется, – как ни в чем не бывало, сообщил диктатор, – мы покидаем столичную звездную систему. Сейчас я вижу, что ни поддержки, ни, соответственно, добровольцев, мне здесь не найти. А с имеющимися силами мы не сможем отстоять планету Астрополис, как бы того не желали…
– Если вы уйдете от столицы, – в ужасе промолвил Вильгельм Тарвиц, – то уже никогда не сможете сюда вернуться. После того, как маленький император Ван Мин окажется в руках Птолемея и остальных, вы потеряете легитимность и все шансы на хоть какую-то поддержку в Империи.
– А кто сказал, что император окажется в руках Птолемея? – искренне засмеялся Усем Бадур. – Вы думаете, что я так легко отдам власть, к которой шел всю свою жизнь. Война не проиграна, господа, все только начинается…
– Что вы хотите этим сказать?!
– Я не просто ухожу, но и забираю с собой императора Ван Мина!
– Не может быть! – Атилла и Тарвиц были поражены до глубины души. – Это попросту невозможно, господин? По установленным правилам император не может покидать столицы Империи. Это великий грех, неуважение к традициям и к тому же прямое нарушение закона…
– Здесь я – закон! – воскликнул Бадур, багровея от гнева. – И с богами я как-нибудь тоже договорюсь. К тому же мои действия не будут считаться нарушением, ни закона Империи, ни наших традиций…
– Как такое возможно? – пожал плечами Тарвиц.
– Император может жить только в столице?
– Да, так гласит Закон Двенадцати Таблиц, – уверенно ответил первый министр.
– Так он и будет оставаться в столице, – сказал Усем Бадур, загадочно ухмыляясь, – но, только не в этой, а совершенной в другой…
– Помилуйте, в Империи Мин нет другой столицы, кроме планеты Астрополис, – удивился Вильгельм Тарвиц.
– Есть, только вы все почему-то о ней стареетесь не вспоминать, – ответил диктатор, подходя к столу, над которым продолжала светиться голограмма карты, и указывая на точку в пространстве. – Это Сартакерта – бывшая столица Альтарии, во времена ее «Царского» периода, что было задолго до Сената и первых императоров. Сартакерта гораздо более древняя столичная планета, чем сегодняшний – Астрополис, и она имеет все права, чтобы снова стать домом для нашего императора.
– Это очень неожиданно, – растерялся первый министр, пытаясь сообразить, что говорить. – А как же мы будем управлять десятками тысяч звездных систем, если все институты и министерства остаются на прежнем месте?
– Ничего здесь не останется, – уверенно заявил Бадур. – Весь двор императора, все канцелярии и ведомства без промедления покидают Астрополис вместе с нами и императором Ван Мином. Я перевезу на Сартакерту все что смогу, а все что не смогу – уничтожу! Так как авангард Птолемея сидит практически у нас на хвосте, поэтому на сборы у вас, первый министр, двое стандартных суток, поэтому немедленно начинайте готовиться к переезду…
То же самое диктатор Бадур заявил, когда прибыл в дворцовый комплекс. Он собрал в Тронном зале всех высших сановников двора и торжественно произнес:
– Эта планета потеряла святость, оскверненная предательством ее жителей, и поэтому должна быть навсегда покинута всеми честными людьми и альтарианцами. Император объявил своим новым домом – планету-крепость Сартакерта. Все те, кто верно служит ему, обязаны немедленно последовать за своим господином.
– А как же Главный Дворец, в котором мы в настоящий момент находимся? Это такой же неотъемлемый атрибут власти, как и сама фигура императора, – язвительно спросил министр Дорнье, который оказался среди приглашенных. – Его стены и залы вы тоже заберете с собой, господин?
– Если бы у меня было на это время, то перевез бы и Дворец, – зло ответил на это Бадур, – Разобрал бы по кирпичику, но враг близко, и поэтому данный комплекс придется попросту сжечь плазмой орудий!
– Что?! Такое святотатство вызовет народные волнения! – министр Дорнье был до крайности возмущен. – Ваша власть и так мягко сказать, не очень-то популярна, а после того, как будет уничтожено жилище императора, местное население вас вообще проклянет!
– Мне абсолютно плевать, вызовет это беспорядки или нет, – зло усмехнулся диктатор. – Мне вообще не интересно, что станет с этой проклятой планетой после того, как ее неблагодарные жители так со мной обошлись…
Усем Бадур распорядился реквизировать в секторе все космические транспорты, которые только можно было отыскать. На них диктатор приказал грузить ценности, какие находились в столице и в звездной системе. То, что невозможно было увезти с собой, беспощадно уничтожалось. Через двое стандартных суток от уже бывшей столичной планеты отошел огромный караван из пятидесяти тысяч гражданских судов и боевых кораблей, доверху набитых всем, чем только можно было.
Бадур принявший на свой флагманский корабль маленького императора Ван Мина и его мать – вдовствующую императрицу Таисию Константиновну, повел «Джучи» и остальные корабли в сектор «Туран», туда, где располагалась древняя Сартакерта, оставляя за собой дымящиеся руины Большого Императорского Дворца и правительственных кварталов…
Те из союзников диктатора, кто не успел уйти с караваном, сейчас пытались ускорить погрузку на собственные транспорты и поскорей догнать Бадура. Вильгельм Тарвиц числился среди таковых опоздавших. У первого министра оказалось так много новоприобретенного имущества, что тот попросту не успел забить им трюмы своих кораблей в отведенный для этого срок. Тарвицу невероятно жалко было оставлять врагу свои сокровища, поэтому погрузка все еще продолжалась, когда основной караван уже покинул систему.
Бедолаге первому министру отчаянно не везло. Сразу после того, как перегруженные транспортные суда Тарвица, наконец-то, вышли в открытый космос, и приготовились было совершить прыжок в подпространство, их сумела догнать и перехватить одна из передовых эскадр Птолемея. Этой эскадрой оказался личный флот Бартоломея Суры.
После непродолжительного и чисто формального боя, крейсеры князя Бартоломея рассеяли военное охранение шедших транспортов, в результате чего наш неудачливый первый министр оказался в плену.
– Прошу сжальтесь надо мной, светлейший князь! – взмолился Тарвиц, падая на колени перед Бартоломеем. – Вы ведь знаете, что я лишь простой гражданский сановник, который служит Империи и непричастен к преступным деяниям генерала Бадура.
– Как же, непричастен! – громогласно засмеялся князь. – Подобные небылицы ты будешь рассказывать Военному Трибуналу, который скоро соберется на Астрополисе и объявит преступниками всех тех, кто помогал диктатору. Могу поспорить, что твоя голова одной из первых будет отделена от тела и украсит собой Склеп Отступников.
– Умоляю вас, князь, защитите меня! – не наигранно зарыдал Тарвиц, испугавшись возмездия Птолемея. – Я сделаю для вас, что угодно, только отпустите. Все богатства, какие есть на моих кораблях, я отдам вам за свою свободу.
– Ты что, сумасшедший?! – удивленно воскликнул Бартоломей Сура. – Или, что еще хуже, меня считаешь дураком?! Твое имущество и так уже мое по праву сильного… К сожалению, у тебя ничего не осталось из того, чтобы меня заинтересовало…
– Кое-что все же осталось, – быстро сообразив, пролепетал Вильгельм Тарвиц.
С этими словами он достал из потаенного кармана маленькую нефритовую печать.
– Императорская Технопечать! – воскликнул Сура, как завороженный, взирая на древний альтарианский артефакт. – Я до этого момента никогда не видел ее вживую… Она прекрасна!
– На моей ладони сейчас находится концентрация всей свободной энергии Галактики, – таинственным голосом произнес Тарвиц. – Владелец этого предмета может считать себя равным императору! Князь, печать будет ваша, если вы отпустите меня и транспорты моего каравана.
– Цена уместная, – кивнул Бартоломей, задумавшись, – однако, что я буду делать с этой штукой. Ведь она абсолютно бесполезна в моих руках, как и в руках любого, кто ей владеет, если тот не является ее официальным хранителем.
– Но я, как министр-хранитель печати могу переформатировать генетический код артефакта на ваш личный, – уверенно сказал Тарвиц. – У меня есть такая возможность и технологии…
– Что мне помешает силой заставить тебя передать мне ключ для доступа? – спросил Бартоломей, зловеще посмотрев на Тарвица.
– Вы могли не знать этого, господин, но силой и пытками вырвать код у меня не получится, – ответил Тарвиц, улыбаясь и вставая с колен. – Печать распознает любое насилие и заблокирует операцию по перекодировке…
Вот теперь Бартоломей Сура сильно призадумался. Если он сейчас заключит договор с нелегитимным министром Тарвицем и отпустит его на свободу, то станет предателем в глазах Птолемея и остальных князей Империи. Если он сохранит у себя печать, скроет это и не вернет ее во Дворец, то станет предателем и может потерять все, что у него до этого было – титул, родовые планеты, а возможно, даже и жизнь. Однако обладание таким мощным артефактом сулило князю невероятные возможности в будущем. С ее помощью Сура в одночасье мог стать первым вельможей Империи и даже… Бартоломей вздрогнул от таких сладостных и запретных мыслей в своей голове.