Тела Насти и Славика отнесли в комнату, обустроенную для первой брачной ночи. Гости разбрелись по домам. Кирилл задержался дольше остальных: помогал женщинам убрать столовую после бурных возлияний, провожал на второй этаж Игната Владимировича, который к концу мертвой свадьбы все-таки успел основательно набраться.
Ночь была призвана разогнать духоту и принести приятную прохладу, но этого не случилось. Небо плотно затянуло тучами: не разглядеть ни звезд, ни луны. Цветочный аромат приусадебного участка портили едва уловимые гнилостные дуновения удобрений.
Денек выдался не из легких, будто пару смен на дежурстве отпахал. Хотелось упасть в кровать, забыться в снах. Настя мертва, местный поселковый обряд, сколь бы он ни был странным, завершен. Какое-то время придется заставлять себя жить дальше, с головой зарываться в работу, потом боль угаснет. А кольцо пусть себе лежит. Кирилл так и не решился от него избавиться.
Преодолев половину сада, он замер. Туманную задумчивость как ветром разогнало. Сквозь щели забора виднелась сгорбленная фигура, ползущая по дороге. В тусклом свете фонаря показалась собачья морда. Передние лапы дрожали, судорожно цепляясь за землю. Задние волочились, точно чужеродные отростки.
Паралич означал, что животные в поселке все же болеют, несмотря на хваленую защиту мертвой свадьбы. Или же собаку жестоко избил какой-то садист. С такого расстояния не поймешь.
Дворняга раскрыла пасть, затряслась, выдавливая из себя потоки темной жижи. Жалобный скулеж резал по ушам. Хвост стегал воздух, тщетно пытаясь отогнать агонию и боль. Извергнув теплый водянистый пузырь, собака дернулась в последний раз и обмякла, точно выжатая тряпка. Приблизившись, Кирилл ощутил зловоние желудочного сока. Сам желудок валялся перед бездыханным телом дворняги.
Назойливый позыв добраться до машины и покинуть сумасшедший поселок удалось подавить лишь благодаря опыту работы в фельдшерско-акушерском пункте. Неожиданно для себя Кирилл ударился в размышления о возможном диагнозе. Отравление, инфекция, паразиты… Ничто из этого не объясняло эверсию желудка. Если только объяснение не выходило за рамки общепринятой догмы.
«Ты сам-то себе веришь?» – задался он вопросом, направляясь в глубину сада.
Не верил, пока не наткнулся на яблоню. Из земли торчала иссохшая коряга с оторванными листьями. Вершина саженца расщепилась, превратившись в трехпалую лапу, которая покачивалась от дуновения ветра, как живая. Рыхлые комья вокруг яблони будто бы шевелились, стоило отвести взгляд.
– Мутантка с двумя сердцами. – Кирилл не узнал собственного голоса, высокого и ломкого. – Кто бы мог подумать.
Он метнулся в дом, вбежал на второй этаж. Игнат Владимирович на толчки не реагировал. Мертвенно-бледное, холодное тело, казалось, растеклось по кровати.
– Да вставай ты! – хлестнул его по щекам Кирилл. – Разбирайся со своим обрядом!
Он не сразу догадался проверить пульс. Сильный, похоже на тахикардию. Но это характерно после спиртного. Игнат Владимирович пробормотал что-то невнятное и вновь потерялся в хмельном забвении.
Исправить обряд – если его можно исправить – наверняка сумел бы батюшка Афанасий, только он покинул дом еще полчаса назад. Ему, как остальным, и в голову не приходило, что любовная энергия Насти могла быть направлена не только на Славика.
Кирилл спустился на первый этаж и очутился в столовой среди тщательно убранных столов и обрывков свадебных украшений. Дверь, ведущая в соседнюю комнату, была приоткрыта, хотя он хорошо запомнил, что батюшка запер ее на ключ и велел не беспокоить новобрачных до первых лучей солнца. Черная, как бездна, щель манила и отталкивала одновременно.
«Просто уходи! Не вляпайся еще глубже! – взывал рассудок. – Оно тебя не затронет».
Может затронуть. И родителей, и друзей. В прошлый раз погибли двенадцать человек, а теперь невидимая рука смерти вновь готовилась выбрать случайных жертв.
Мертвая свадьба звала. Кирилл пересек порог комнаты, и в тот же миг за спиной захлопнулась дверь.
Убранство комнаты расплывалось в темноте. Свет не включался – Кирилл трижды щелкнул кнопкой. Зато фонарь смартфона работал безотказно. Заряда аккумулятора, правда, осталось меньше десяти процентов, но этого хватило, чтобы осмотреться.
В центре комнаты стояла широкая двуспальная кровать. Он разглядел смутные очертания тел, накрытых одеялом. Тишина, как ни странно, успокаивала. Трупы не имеют обыкновения двигаться, уж в этом Кирилл убедился за пару лет работы фельдшером. И все-таки если бы он услышал малейший шорох, то выбежал бы прочь, наплевав на неудачно проведенную мертвую свадьбу.
Кирилл нехотя подошел к кровати. Интересно, что от него требуется? Вряд ли брачную ночь в этом обряде понимают в сексуальном плане. Ночь прежде всего для сна, так? Так. Значит, надо лечь в кровать. Продержаться до утра. Патологоанатомы порой дремлют в морге, пусть не с трупами в обнимку. И ничего, живы-здоровы.
Зрачки новобрачных коротко блеснули, сдвинулись и вернулись на прежние места. Настя безучастно глядела в потолок. В изуродованном лице Славика читалась ненависть. А ведь во время празднования он выглядел иначе. Спокойным, умиротворенным.
– С тобой, приятель, в одну кровать не лягу, – пробормотал Кирилл. – Извини.
Он потянул за холодную руку. Тело Славки сползло с кровати и упало с глухим стуком. Голова нелепо провернулась назад, почти как у филина. Похоже, шейные позвонки тоже пострадали при столкновении. Кирилл перетащил тело в дальний угол, заботливо прикрыв устаревшим сотню лет назад ковром с цветочным орнаментом. Кто бы мог подумать, что дойдет до такого?
Стянув ботинки, Кирилл улегся на белоснежную простыню. Теперь он ощущал себя похороненным заживо. Тело Насти покоилось рядом, рука то и дело натыкалась на некогда желанные изгибы тела. Глаза привыкали к темноте. Текстура деревянного потолка медленно плыла, смешивалась в причудливые сочетания: изогнутый крест, хирургические крючки, широко открытый рот.
Снаружи ухнула сова. В углу отчетливо зашуршало. Кирилл подскочил на кровати, из-за чего матрас пошел волнами. Голова Насти съехала набок, как будто шуршание вызвало у нее интерес.
– Так, – произнес Кирилл только для того, чтобы услышать собственный голос. – Так.
Шорох из угла послышался вновь. Ковер с цветочным орнаментом соскользнул, как театральная ширма. Славик немыслимым образом перевернулся на четвереньки и, оскалившись, впился зрачками в Кирилла. Вместо коленей он упирался в пол обломками бедренных костей. Стежки на лице разошлись, кожаные лоскуты повисли. Мышцы на руках и ногах напряглись, готовые привести в движение мертвое тело.
Кирилл сам не смог бы ответить, как оказался у двери. Он безуспешно крутил ручку и молотил по твердой поверхности. Он рвал глотку в остервенелом крике. Дверь кто-то запер, и снаружи не было никого, способного ее открыть.
Нет, нет, нет, он здесь не останется! Есть еще окно. Если выбить стекло, то можно будет выбраться наружу.
Кирилл развернулся – и лишь крепче вжался в дверь. Окно исчезло. Было оно вон там, в середине толстой стены, завитки и трещинки которой сплелись в злые ухмылки. Было – и исчезло.
В нос ударил знакомый гнилостный смрад.
Кирилл неуклюже перекрестился. Затем еще и еще. На четвертый раз вновь послышался знакомый шорох. Но не из угла – откуда-то сверху. Задрав голову, Кирилл столкнулся взглядом со Славиком. Тот сидел на потолке с раззявленным ртом, высунутым языком и вытянутой рукой. Грязные щербатые ногти застыли в жалких сантиметрах от лица Кирилла.
И все же Славик не двигался. То ли забавлялся, то ли подчинялся правилам, специально предусмотренным для оживших мертвецов.
Кирилл попятился к кровати, не сводя глаз с зависшей под потолком фигуры. Бледная рука и раззявленный рот по-прежнему были обращены к двери, где остались только потные отпечатки ладоней. Уперевшись в спинку кровати, Кирилл остановился. В голове ярко пульсировала одна и та же мысль: «Не моргать! Не моргать!»
Он держался, пока позади не скрипнули пружины матраса. Не обернуться не мог, хотя знал, что́ увидит. Настя восседала на кровати, нагая, в вычурной позе. Почти как древнегреческая статуя – почти, ведь на статуях не изображают темно-фиолетовых трупных пятен и раздробленных грудных клеток. Лицо ее было преисполнено грусти, но так и не потеряло красоты.
– Господи! – всхлипнул Кирилл. – Несправедливо, что ты умерла.
Настины губы дрогнули в бессловесном ответе. Сломанные пальцы покоились на груди в призывном жесте. Взгляд Кирилла невольно скользнул по светлым ареолам и остановился на обломках ребер, выпирающих из-под кожи. Гример не стал замазывать раны, лишь вытер кровоподтеки. Скорее всего, рассчитывал, что под одежду никто больше заглядывать не станет.
Кирилл не сразу понял, что упустил нечто важное. Настя указывала на три одинаковых отверстия, острые с одной стороны и закругленные – с другой. Все прижизненные, судя по характерным отекам. Кирилл видел такие не единожды: в основном у местных алкашей после скандальных попоек. Что бы там ни говорили, Настя не погибла от столкновения с машиной.
Ее трижды ударили ножом прямо в сердце.
– Вот что ты хотела показать… – прошептал Кирилл.
Стеклянная ваза пролетела над ухом и врезалась в стену, разбившись на сотни маленьких осколков. В следующую секунду с потолка свалилось тяжелое тело, припечатав Кирилла к полу. Он чудом вырвался из скребущих кожу пальцев, саданул ногой по оскаленному рту Славика и перекатился к стене. Кровать, шкафы и потолок кувырком пронеслись перед глазами. Кирилл поднялся, затравленно озираясь. Славик вновь исчез из виду.
– Гр-ра-а! – раздалось за спиной.
Холодные руки сомкнулись на шее. Кирилл тщетно пытался глотнуть воздуха, в глазах темнело. Острые обломки костей вспарывали спину. Он закружился, пытаясь сбросить непрерывно горланящего Славика, однако хватка становилась сильнее. Чувствуя, что теряет сознание, Кирилл рванулся вперед и упал на что-то холодное и мягкое. Славик неожиданно умолк, отпустив нестерпимо ноющую шею. Кто-то другой – чуткий и нежный – робко прикоснулся кончиками пальцев.
Кирилл обнаружил, что лежит на кровати. Настя расположилась на нем, словно большая кошка. В полумраке комнаты ее кожа выглядела неестественно белой. Глубокая тоска во взгляде читалась без слов.
Светлая слеза пробежала по щеке и капнула Кириллу на грудь. Подчиняясь инстинкту, он прикоснулся губами к губам Насти. Целовать ее было все равно что мраморную статую, и все же это казалось правильным, естественным.
Вокруг все неуловимо изменилось. Свет фонаря пробивался сквозь окно. Стены обрели привычные очертания. Славик замер на соседней части кровати. Краем глаза он виделся бледным манекеном, уставившимся в потолок.
Кирилл вытащил кольцо, неловко надел его на безымянный палец Насти. Чуть выше первого, гравированного, подобранного то ли Славкой, то ли кем-то другим после его смерти. Настя обмякла, опустила голову Кириллу на грудь.
Он обнимал ее, ощущая только собственное сердцебиение и слыша только собственное дыхание. Время текло, веки опускались под тяжестью ночи.
Из сна Кирилла вырвал ключ, оглушительно громко заворочавшийся в замке.
В дверном проеме застыл батюшка Афанасий. Его борода торчала кручеными сосульками, ряса была покрыта застывшими каплями свечного воска. Опухшее лицо сморщилось в полном недоумении.
– Ты что устроил, ирод?! – всплеснул руками он.
Любое объяснение из уст Кирилла, лежащего в обнимку с двумя трупами, прозвучало бы неправдоподобно. Особенно при дневном свете. Кирилл выпрямился, освободившись из сплетения холодных рук. Тело Славика соскользнуло и гулко брякнулось костями, словно живого в нем не было ничего и никогда.
– Ты из труположцев, что ли?.. – опешил батюшка.
– Нет! Вы же сами говорили, что брачная ночь – часть мертвой свадьбы. Только устроили ее неправильно. Настя меня любила. И я ее тоже.
– Любовный треугольник, значит? Грешники, ох, грешники! – Батюшка Афанасий задумчиво почесал бороду. – Хотя, пожалуй, тебя нужно похвалить. Все-таки обряд не дал испортить. А я ведь почти всю ночь в молитвах отстоял. Поначалу тихо было, спокойно. Как вторая свечка отгорела – окна задребезжали, шепотки по углам понеслись, а икона Николая Чудотворца пополам треснула. Понятно стало, что с обрядом напортачили. Засобирался я к Игнату, а оно взяло и успокоилось. Теперь-то вижу, без тебя не обошлось.
Батюшка так и стоял в дверях, нервно перебирая под рясой. Легкий металлический стук напомнил Кириллу о четках с крестами и маленькими иконками. Колючая боль в спине, расцарапанной костями Славика, заставила его вернуться к мыслям о мертвой свадьбе.
– Все закончилось? Никаких больше… – Он не решился произнести: «Оживших мертвецов». – Необъяснимых явлений?
– Закончилось, да не совсем.
На Кирилла смотрело дуло обреза двухстволки. Отработанным движением батюшка Афанасий взвел курки.
Кирилл инстинктивно отшатнулся, подняв руки. За долю секунды в голове пронеслась масса объяснений от «Я стал лишним свидетелем» до «Мне все это просто снится». Ни одно из них не оказалось верным.
– Осталась последняя часть – похороны. Живьем в землю класть не стану. Придется решить вопрос вот таким вот образом, – с сожалением покачал головой батюшка. – Ох, еще один грех на душу брать… Сначала девка, теперь – ты. Что же оно наперекосяк вечно идет?..
Три странных разреза в груди.
Призывно горящие глаза Насти.
– Это ты ее зарезал?!
Кирилл сжал кулаки и угрожающе шагнул вперед.
– А что же мучить девку? – Батюшка качнул обрезом. – Хрипела она все, хрипела… Мученицам дорога в рай, а эта все за грешную землю цеплялась! И так нелегко было их со Славой в одном месте собрать да под несчастный случай подвести.
– Зачем?
Вопрос казался неуместным, но Кирилл должен был знать. Даже если через секунду умрет.
– Внуки у меня подрастают, вот зачем. У обоих синдром ломкой Х-хромосомы, слышал о таком? Считай, всю жизнь страдают. И ведь лекарство-то есть! Надежное, годами проверенное, но ни за какие деньги ни купишь. Кто бы не решился?
– Я. Я бы не решился.
– Значит, ты лучше меня. – Батюшка горестно выдохнул и вскинул обрез. – Не переживай. Отпою и отмолю.
Прежде чем Кирилл успел среагировать, за спиной батюшки возник гигантский силуэт. Рука великана играючи выхватила обрез, вторая – схватила за седые патлы и рванула так, что голова батюшки с треском впечаталась в косяк. Игнат Владимирович переломил стволы, вытащил патроны.
– Всех погубишь, Игнатушка! – простонал батюшка Афанасий.
Он жалко шевелил руками, как перевернутая черепаха – лапами. Из рассеченного лба струилась кровь. Игнат Владимирович взглянул на Кирилла:
– Бегом отсюда!
– А вы как же?
– Буду с этой тварью разбираться. Он мне за Настюшку ответит. Если сдохну вместе с ним… так тому и быть.
Гнилостный смрад заполонил комнату. В глубине заворочались тела Славика и Насти.
Кирилл вылетел в столовую, пронесся мимо дребезжащих стульев и выскочил во двор. Отовсюду доносились крики: дикие, испуганные, болезненные. С неба падали мертвые птицы. Поселок накрывала невидимая волна проклятия влюбленных.
Рванув дверь машины, Кирилл завалился внутрь. Трясущимися пальцами включил зажигание, утопил педаль газа в пол. Мотор ревел. Ревел поселок. На заднем сиденье злобно ухмылялся Славик.
– Я вас откуда-то знаю…
Брюнетка в бежевом костюме – гостевой редактор – прищурилась. На породистом лице отразился напряженный мыслительный процесс.
– Меня? – Борис Шульга поднял руку, чтобы поправить прическу, но вспомнил о лаке, которым гример обрызгал остатки его шевелюры, и не стал касаться волос. В помещении с зеркалами вовсю работал кондиционер, что не мешало Шульге отчаянно потеть. Подаренный Лизой свитер покусывал загривок. – Вряд ли, – сказал он извиняющимся тоном.
Никогда прежде Шульга не посещал телестудии, и сложно было представить ситуацию, в которой они с брюнеткой пересеклись бы.
– Странно. – Редактор – или теперь правильно говорить «редакторка»? – не сводила с Шульги внимательных глаз. Он заерзал смущенно. До игры оставались считаные секунды, а он еще собирался позвонить домой. Голос жены успокоил бы расшатанные нервы. – О’кей, – мотнула головой брюнетка и включила деловой тон. – Вы идете за кинологом. Не волнуйтесь, это не казнь и не прямой эфир. Режиссеры монтажа все подчистят.
– Есть – не волноваться! – Шульга подхватил картонный стаканчик и облил штанину водой.
– Откуда же я вас знаю? – спросила брюнетка.
– Выложили! – крикнула Лиза, вбегая в гостиную, размахивая планшетом. Наташа отклеилась от телефона, Шульга – от книги, набоковского «Соглядатая». – Папуль, тебя выложили.
– Кто? – не понял Шульга.
– Боже! – всплеснула руками Наташа. – Передача?
– Нет, блин, кафелем папу выложили. Ну конечно, передача.
– Так давайте смотреть! – Наташа встала с кресла.
– Можно без меня?! – простонал Шульга. В Москву, на съемки – то-то изумились его друзья и коллеги! – он ездил в январе. Прошло два месяца. Сослуживцы подтрунивали: соврал про телик, эрудит? «Ждите», – говорил Шульга. А сам и не ждал почти. Хватало забот: учеба дочери, день рождения супруги, наметившийся карьерный рост. Босса повышали, и он прочил на свое место исполнительного и опытного Шульгу. – Нет, я правда смотреть не буду.
– Папа в своем стиле, – прокомментировала пятнадцатилетняя Лиза. – Ну, мам, тащи ноутбук.
– Тащу! И арахис.
– А мне конфет, мам.
– Еще бы шампанское откупорили, – проворчал Шульга.
– Идея! – поддержала Наташа.
Спустя десять минут семейство заняло диван. Жена и дочь – с хлещущим через край энтузиазмом, Шульга – с показным скепсисом.
– За папу!
– Ага, – буркнул тот. – За победу, за миллион!
Словно семья была не в курсе, что он вылетел на двенадцатом вопросе, забрав несгораемую сумму в двести тысяч – замечательный результат по мнению близких, да и самого Шульги тоже. С вычетом налогов хватило на немецкий холодильник и подарки для девочек.
Два бокала с шампанским и стакан с пепси звонко столкнулись.
– Мой интеллектуал, – сказала переполняемая гордостью Наташа.
– Ну, брось.
– Пап, я тоже уже беспокоилась, что игру ты придумал ради прикрытия. А в Москву ездил… к любовнице.
– Что болтаешь! – насупился Шульга.
Наташа захихикала.
– Или папа – грабитель с большой дороги, – развивала Лиза мысль. – Двести «ка» украл, а говорит – выиграл.
– Так, включайте уже.
– Включаем!
Телевизора в доме Шульги давно не было, но счастливые обладатели зомбоящиков – тесть с тещей, Славик – посмотрели передачу еще вчера и звонили, чтобы выразить восторг. Знакомые засыпали сообщениями, Шульгу распирала гордость. Одиннадцать правильных ответов, а вы так можете?
Шульга представил, как придет в понедельник в офис, что скажут ему коллеги. Даже вообразил, как его подбрасывают к потолку.
Заиграла вступительная мелодия. Появился ведущий – зубы белее, чем холодильник Шульги.
– В реальности он весьма пузатенький. Чего? – Шульга заметил хронометраж ролика. – Двадцать шесть минут?
– Тебе мало?
– Съемки полтора часа длились. Мы Славику дозванивались минут десять!
– Волшебство телевидения!
– Тебя порезали, пап. Ой, восемьсот просмотров уже.
– Милый, ты – знаменитость.
– На старости лет…
– Ой, наш папочка!
– Ослепите меня, – попросил Шульга.
– Мой свитер! – пискнула Лиза.
Лысеющий незнакомец с лишним весом и капельками пота на лбу моргал Шульге с экрана.
«Ну и рожа», – скривился Шульга настоящий.
– Красивый. – Наташа положила голову ему на плечо. В который раз за шестнадцать лет брака он озадачился: и что такая женщина нашла в столь неприглядном персонаже?
– Борис Шульга, город Обнинск! Добрый вечер, Борис.
– Добрый вечер.
Шульга телевизионный близоруко щурился в свете софитов. За его спиной восседала сборищем манекенов массовка. У них были одинаковые, как на подбор, лица и какие-то чудные руки, словно бы со сросшимися пальцами, – руки, предназначенные исключительно для аплодисментов.
– Кто вы, Борис, помимо того, что вы – ходячий университет?
– Кто вы, Борис? – продублировала Наташа, стискивая запястье мужа.
– Наша компания предоставляет услуги по вывозу мусора.
– Погодите, – вскинул брови ведущий, – вы – дворник?
– Нет, я… начальник управления коммерции. Отдел по работе с физическими и юридическими лицами.
– Мусор, значит. Как интересно. – Ведущий подавил зевок. – Кто болеет за вас по ту сторону экрана?
– Мы! – крикнули Лиза и Наташа хором.
– Жена, дочь…
– Тогда вы просто обязаны победить! И первый вопрос. Титулярного советника из повести Достоевского «Двойник» звали… А) Аркадий Свидригайлов; б) Родион Раскольников; в) Яков Голядкин; г) Петр Лужин.
– Легкотня, – сказала Лиза.
– Лужин, да? – Наташа потерлась щекой о плечо мужа.
Шульга опустил взгляд и обнаружил внизу экрана загадочный комментарий, набравший восемь лайков.
– Ответ – в) Яков Петрович Голядкин.
Пользователь под ником @prozorlivy6667 написал: «Мужик – вылитый Тихон Желторотов».
– Абсолютно верно! – сказал ведущий.
– Пап!
– Милый.
– Пап…
– Милый, тебя дочь зовет.
Шульга вынул руку из-под халата супруги и, улыбаясь, повернулся к межкомнатным дверям. Через миг Лиза вошла в родительскую спальню, где витал аромат пачули, горела оставшаяся с Нового года гирлянда и украшали книжные полки семейные фотографии. Подбоченясь и выгнув бровь, Лиза строго посмотрела на отца.
– Да, родная? Чего не спишь?
– Ты ничего мне не хочешь рассказать?
Наташа села на постели, поправляя халат.
– Хочу ли я что-то рассказать? – призадумался Шульга. – Разве что о том, как я сильно вас люблю.
– Не уходи от темы.
– А что у нас за тема? – поинтересовалась Наташа.
– Пап, – Лиза не одарила мать вниманием, – ты – серийный убийца?
– Серийный убийца пельменей, – сказала Наташа, возвращаясь в горизонтальное положение.
– И кто же меня расколол? – озаботился Шульга.
– Интернет! – Лиза помахала мобильником. – Мам, наш папа – маньяк. Подмосковный дьявол.
– А я ведь подозревала.
– Так, – посерьезнел Шульга. – О чем вообще речь?
– Тебя узнали! – произнесла Лиза торжественно и вручила отцу телефон.
Наташа приподнялась на локте. Это был все тот же ролик с игрой, принесшей семье холодильник. Две тысячи просмотров. Две тысячи пар глаз, наблюдавших, как Шульга нервничает и потеет, – и это не считая телезрителей. А сколько их будет завтра? А в понедельник?
– Внизу, – подсказала дочь.
Шульга провел пальцем по дисплею. Prozorlivy6667 оставил новый комментарий: «Сезон игр со звездами стартовал! Борис Шульга, который фигурирует в данном видео, – никто иной, как Подмосковный дьявол, знаменитый серийный убийца! В следующем выпуске – Спесивцев и Пичушкин».
– Что за бред? – сморщила нос Наташа.
– Это не бред, мам, это – интернет. И, поздравляю, пап, твой первый хейтер. Он там еще десяток комментов настрочил.
– Боже, неужели людям настолько нечего делать? – Шульга вернул дочери телефон. Он не собирался читать эту галиматью.
– Школота, – развела руками Лиза. – Привыкай к славе. Ладно, я – спать. С утра запилю рилс: дочь маньяка, плюсы и минусы.
Дверь за Лизой закрылась.
– Маньяк, значит? – проворковала Наташа.
– Ну ты хоть перестань, – буркнул Шульга и почувствовал, как рука супруги скользит в его пижамные штаны.
– На чем нас прервали?
Покрывая поцелуями шею и грудь Наташи, он думал об идиотах, заполонивших Сеть. Вместо того чтобы черпать бесценную информацию, умнеть, совершенствоваться – нападки, склоки, травля, грязные обвинения. Нет, этот мир не спасти, и каждый порядочный человек должен создать индивидуальный мир в пределах квартиры.
Пока Шульга мысленно философствовал, жена оказалась под ним. Он привычно облизал пальцы.
– Там и так очень мокро, – шепнула она.
Там было мокро. Наташа застонала негромко и царапнула ногтями ягодицы мужа.
– Сколько их у тебя было?
– Что?
– Скольких ты убил? Говори! – Ногти вдавились в кожу.
– Не знаю… Сто.
– Хорош заливать. Сто ты не осилил бы.
– Трех, – назвал он количество женщин, с которыми имел близость до Наташи. Он не пользовался популярностью у слабого пола. Одной из троицы пришлось платить.
– И чем ты их?..
– Перестань…
– Чем? – настаивала Наташа, распаляясь.
– Бензопилой.
– Не верю.
– Молотком…
– Да!
– Молотком…
– Да, милый…
Он выгнулся в пояснице.
Молоток. Тихон Желторотов использовал молоток. Странно, что Шульга ничего об этом не слышал. Не то чтобы он интересовался маньяками, но, судя по статье в Википедии, Желторотов орудовал на территории Химок – сорок минут езды от Мытищ, где в то время обитал Шульга.
Наташа посапывала под боком, обняв подушку и благоухая лосьонами и кремами. Пленочный фотоаппарат запечатлел для потомков упыренка шестнадцати лет. Худой, жилистый. Парикмахерша, обрив шкета налысо, забыла убрать челку: несколько черных прядок прилипло ко лбу. Взгляд из-под бровей сигнализировал: лучше не пересекаться со мной в подворотне.
«Боже милостивый, – ужаснулся Шульга, – мы с ним ровесники, и какая разная жизнь!»
Шульга из Мытищ прилежно учился, читал запоем и бывал побиваем гопниками: девяностые не гладили по голове ни его, ни его маму, едва сводившую концы с концами.
Желторотов из Химок тем временем крался по пустынным паркам, таился за наземным теплопроводом, ласкал рукоять молотка. Подростковый возраст выпускает из Джекиллов мистеров Хайдов. Шульга покуривал и тайком смотрел порно. Желторотов (интеллект выше среднего; как и Шульга, единственный ребенок в неполной семье) насиловал на дне оврага истекающую кровью девушку. Жестокость нападений возрастала из раза в раз.
Весна девяносто пятого стала роковой для трех женщин. Студентка в апреле. Ночная бабочка и опоздавшая на электричку домохозяйка в мае. Он убил бы больше. Черные глаза на снимке уверяли, что убил бы. Но тогда же, в мае, его арестовали. Подмастерье токаря оставлял на трупах металлическую пыльцу. Словно железный жук.
Его опознала маникюрщица, едва не ставшая четвертой жертвой.
Упыренок во всем сознался. Несовершеннолетнего убийцу приговорили к десяти годам тюрьмы и сопутствующему принудительному лечению. Громкую кличку падкие до сенсаций журналисты дали ему постфактум.
«Зачем я это читаю?»
Шульга положил телефон на тумбочку и зарылся лицом в подушку. Спустя пять минут вновь схватил мобильник. Ютуб, канал интеллектуального шоу… Количество просмотров успело увеличиться в два раза. Комментарий пользователя с ником prozorlivy6667 набрал полсотни лайков. Откуда столько? За что?
«…никто иной, как Подмосковный дьявол».
«„Не кто“, – мысленно поправил Шульга. – Это так пишется, ты, безграмотный осел».
Шульга решил, что другие комментарии, комментарии адекватных людей, вернут ему веру в человечество. Он чиркнул пальцем по дисплею и обалдел.
У пользователя prozorlivy6667 было много свободного времени. Он не просто засыпал ролик лживыми обвинениями. Он еще и ответил каждому комментатору.
«Какой отвратительный ведущий», – написало user-zb4qt7hc3v.
«Борис Шульга – это маньяк Желторотов», – известил «юзера» prozorlivy.
«Борису повезло с вопросами», – написал sherlockholmes1100.
«Кому не повезло, так это жертвам Желторотова/Шульги», – отреагировал prozorlivy.
«Шикарный выпуск! Оба игрока интересные!» – похвалил Marik1451. Prozorlivy отправил ему ссылку на криминальную передачу о Подмосковном дьяволе.
Шульга заскрипел зубами. Он перечитывал параноидальную ересь тролля-анонима. За завтраком, по дороге в гараж, в супермаркете, толкая тележку.
«Что плохого я тебе сделал? Почему не кинолог, игравший первым, а я?»
Шульга понимал: Наташа права. Плевать, подумаешь – комментарии! Чего не напишут в интернете, вон даже теория есть, что джазмен Гленн Миллер и генсек Андропов – один и тот же человек.
Но нелепые наветы оскорбляли до глубины души. Хотелось найти доморощенного конспиролога и оттягать за уши. Всыпать ремня. Забить до смерти молотком.
– Глаза разуй! – рявкнул мордоворот в хлебном отделе. – Уставится в телефон и чешет!
– Простите… – Шульга повел тележку вправо, поискал взглядом жену. В черепной коробке продолжали крутиться комментарии.
«Ямочка на подбородке, – настаивал prozorlivy. – Родинка над переносицей. Форма ушей».
Шульга глянул на свое отражение в витрине. Провел пальцем по лбу, коснулся ямочки. Он клял себя за то, что позволил Лизе заполнить анкету и послать заявку в Москву.
– Борь, я здесь!
– Иду…
Шульга покатил тележку по проходу. Разбудил телефон и клацнул на подсвеченный ник prozorlivy6667. Аккаунт тролля напоминал стерильное больничное помещение. Пятьдесят подписчиков, два добавленных видео. Первое – с новорожденными щенками, второе – с резвящимися пингвинами.
– Школота, – процедил Шульга. Он вернулся к ролику с игрой и обнаружил, что у prozorlivy6667 появились единомышленники.
Lollemon0041 написал две минуты назад:
«Бесспорно, игрок, называвшийся Борисом Шульгой из Обнинска, – Тихон Желторотов».
– А, наш Друзь!
Коллеги вставали с кресел, приветствуя смутившегося Шульгу.
– Смотрели, смотрели. Голова!
– Нет, ты скажи: как ты все это запоминаешь?
– Книжки читать – не мешки ворочать, – отшучивался Шульга, пробиваясь к своему кабинету.
Влада, молодая, нахальная и грудастая, перегородила дорогу. Придя в компанию в прошлом году, она уже метила на место босса, да шансов у выскочки не было никаких.
– Борис Сергеевич, а вы какого года рождения?
– Семьдесят девятого. А что?
– Вы в Обнинске родились?
– Нет, в Мытищах.
– Подмосковье! – расцвела Влада. – Как любопытно.
– Еще вопросы? – завелся Шульга.
– Пока что все. Мы так мало знаем друг о друге, не находите?
Он обогнул Владу и вошел в кабинет. В десять начинался прием граждан, которым не помог решить проблемы абонентский отдел.
– Я не буду платить эту сумму! Я не миллионер!
– Но у вас козы, хозяйство…
– От коз какой мусор? Я вообще отходы сжигаю в печи! К конкурентам вашим уйду!
В перерыве к Шульге заглянул Рысаков:
– Трудишься?
– Тружусь, шеф.
– Это хорошо. – Рысаков, словно впервые очутился в кабинете Шульги, оглядел рабочий стол, фотографии и сувениры. – Как ты?
– Нормально… Что-то случилось?
– Нет, ничего… – Шеф подобрал книгу, которую Шульге подарил на корпоративе Тайный Санта, – «Бойцовский клуб» Чака Паланика. По мнению Шульги, одиозная чепуха. – Борь, мы к юбилею организации готовим статью для сайта. Развлекательную, знаешь, дурашливую. Нужна твоя фотка…
– Я скину.
– …где тебе лет девятнадцать… ну двадцать, двадцать два. – Рысаков посмотрел на подчиненного оценивающе.
– У меня настолько старых фоток нет.
– Как – нет?
– Я говорил… В две тысячи третьем моя квартира в Мытищах выгорела дотла. Проводка…
– Страшное дело, – задумчиво произнес Рысаков.