Дмитрий Красько
Капуцины

– Уверены? То есть, кто-то видел, как я втыкал ножку бокала капитану в глаз?

– Я не видел, князь. Но ты сам сказал, что Хаддад ранен в глаз. Откуда ты мог это узнать?

– Интересно, – заметил Даган. – Ты что, решил устроить мне допрос?

– Я просто отмечаю несоответствие.

Спокойный голос Харраса отнюдь не способствовал душевному равновесию владетеля. Ответ князь буквально прорычал:

– А ты не думал, что мне об этом мог сказать Илуш?!

– Князь, – решил встрять советник, но его голос на общем фоне казался таким слабым и бесцветным, что был попросту проигнорирован. Даган, снова возбудившийся сверх меры, вплотную придвинул свое лицо к лицу Харраса и зашипел:

– У меня такое ощущение, что вы, скоты, окончательно утратили чувство реальности. А капитан – больше всех. И свою рану он заслужил. Разорви меня вакуум! Он что – в самом деле решил, что самый главный на «Шторме»? Да еще набрался наглости заявить мне об этом в глаза! Запомни, ты, пыль межзвездная – я, князь Даган, есть владыка княжества Угарит и всего того, что этому княжеству принадлежит, где бы оно ни находилось и что бы собой ни представляло! И мне плевать на всякие дурацкие традиции, которыми вы пытаетесь меня опутать. Отныне я отменяю все традиции! Я – верховная власть на корабле и вы все – слышали?! – должны беспрекословно мне повиноваться. А не устраивать здесь демонстрацию протеста. Иначе – клянусь! – самые строптивые получат свой осколок стекла в глаз. И лягут рядом с Хаддадом. Я ясно выразил свою мысль?

Глядя в налившиеся кровью глаза князя, Харрас молчал. Но испуганным он не выглядел, скорее, наоборот – его начало захватывать то же чувство, что и юного владетеля. Он страшно побледнел и на туго обтянутых кожей скулах заиграли желваки. Бахал, приметивший состояние снабженца и опасавшийся, что тот утратит над собой контроль, властно проговорил, обращаясь ко всем:

– Что, умники? Слышали волю владетеля? Для самых тугоухих повторяю: нечего устраивать здесь демонстрацию. Поэтому живо побросали ложки и разошлись по своим каютам.

И, чтобы придать дополнительный вес своим словам, он вытащил пистолет из-за пояса.

К немалому удивлению, и даже огорчению Бахала – а как же; ведь подвергался сомнению его авторитет – ни речь, ни грозный жест не произвели на присутствующих никакого впечатления. Во всяком случае, явного. Никто не спешил звенеть брошенной ложкой, да и глаз от пола никто не стремился отрывать. Только Харрас, та самая мелкая сошка, которая прежде была готова по первому требованию услужить сильным мира сего, был без ложки и смотрел не в пол, а в лицо князя. Но и он не выказывал готовности подчиниться. Все так же стоял, фехтуя с владетелем клинками взглядов. Невероятная ситуация, которую еще вчера невозможно было представить.

И Даган проиграл этот поединок. Отпрянув от противника, он прохрипел:

– Ладно, упрямцы! Я предупреждал вас, что нельзя отказывать мне в повиновении. В том, что будет дальше, вините только себя. Охрана! Гоните это стадо к лазарету. Я покажу им, к чему приводит сопротивление княжьей воле!

Решение, принятое им, пришло внезапно. Ни о чем подобном он даже не помышлял, направляясь к месту сбора демонстрантов. Однако упорство, с которым его подданные отказывались подчиниться, взбеленило Дагана. Непокорные должны были получить урок – и чем жестче тот окажется, тем лучше. Подав Бахалу недвусмысленный знак рукой, Даган покинул столовую.

Начальник охраны сделал не менее выразительный жест пистолетом, и его подчиненные, образовав дугу, погнали толпу протестантов вслед за князем, как гонят свою добычу охотники. То, что оказавшиеся в роли добычи люди не желали никуда идти, ничего не меняло – в воздухе замелькали дубинки, и демонстранты вынуждены были подчиниться. При этом ни один из них даже не попытался ответить насилием на насилие. По какому-то негласному соглашению, их бунт носил пассивный характер. В любом случае – из оружия у них были только ложки. А что можно сделать ложкой против электроимпульсных дубинок? Ничего. Даже подавляющее численное превосходство не помогло бы.

Между тем Даган быстрым от раздражения шагом достиг лазарета. Ассистент доктора Яммуша, возившийся с какими-то приборами в общем кабинете, удивленно вытаращился на необычного посетителя – князь был здесь нечастым гостем. Тем более сложно было предположить его визит, когда в лазарете находился лишь один пациент – которого, по слухам, сам князь и уложил на больничную койку.

Не обращая внимания на эмоции младшего медика, Даган прошел прямо в регенерационную камеру, где доктор Яммуш, в паре со своим вторым ассистентом, развернул кипучую деятельность. Они пристально, ни на секунду не ослабляя внимания, наблюдали, как проходит процесс восстановления мозговых клеток Хаддада, фиксируя каждое изменение, сводя воедино показания десятка приборов, задействованных в процедуре. Первый опыт в человеческой практике – и Яммуш, как человек, всецело преданный науке, старался изо всех сил. При этом перед его мысленным взором не маячили залы общегалактических медицинских симпозиумов, не плясали лица коллег, потрясенных результатами проведенной операции. Все это, возможно, появится, но позже, когда процесс завершится – успешно или же наоборот. Для науки был важен любой результат. А в данный момент доктор работал именно во славу науки.

Яммуш был настолько увлечен своим занятием, что не сразу заметил появление князя. Да и сам Даган не спешил обратить на себя внимание. Для воплощения плана ему необходимо было дождаться подхода смутьянов. А те, хоть и подгоняемые дубинками охранников, совсем не торопились к лазарету. В отличие от князя. Потому что догадывались, что там их ждет не раздача премиальных. Даган был не в том настроении, чтобы премиальные раздавать.

Но, как ни противились демонстранты, а под воздействием грубой силы они уже очень скоро оказались у лазарета.

Яммуш мог не заметить прихода Дагана, но появление на пороге целой орды не заметить не мог, как бы сильно ни был увлечен работой. Недовольно обернувшись и увидев, что происходит, он разнервничался:

– Вы для чего все сюда пришли? – осведомился он. – Если будут какие-то кардинальные изменения, я сам о них вам с удовольствием сообщу. Самар, не отвлекайся! Продолжаем работу. – И он снова уставился в монитор, по которому пробегали цифры и графики.

Абсолютно неосознанно доктор повторял ошибку того, за кем сейчас с таким вниманием наблюдал. Не так давно и Хаддад, считая свою власть над «Штормом» нерушимой и освященной вековыми традициями, осмелился пойти против воли юного князя – не учтя при этом, что сам князь с традициями знаком слабо, зато с юношеским максимализмом считает полученную им по наследству власть абсолютной, хотя Угарит отродясь не был абсолютной монархией. Последнее обстоятельство и породило конфликт капитана с Даганом – в котором Хаддад, хоть и выступал на стороне справедливости, даже не попытался просчитать варианты развития событий, между прочим, вполне очевидные. Имея за спиной собственную гвардию, Даган легко мог установить абсолютизм на отдельно взятом «Шторме». Чем он в данный момент и занимался. И чего, кстати говоря, никогда не смог бы добиться, действуя в пределах целого княжества.

Хаддад не был ни политиком, ни интриганом. Он был капитаном торгового судна и действовал в соответствии с общепринятыми нормами. Доктор Яммуш, как человек науки, был еще более оторван от мира, поэтому легко наступал на те же грабли, изгоняя пришедших, среди которых был и князь, из своего небольшого мирка, в котором, как он считал, не может быть иного хозяина, помимо него самого. И тело капитана, заключенное в полупрозрачную капсулу, не являлось для Яммуша предостережением.

Зато Даган аналогию уловил сразу. Не мозгом, нет – где-то на уровне эмоций. И без того взвинченный последними событиями, он рассвирепел окончательно.

– Бахал! Двух человек – быстро сюда!

При этих словах доктор снова медленно обернулся. На его лице отразилось неподдельное изумление – кто-то осмелился ослушаться его указаний в храме целительства?! И пусть это был сам князь, но для Яммуша, главного служителя культа, даже князь на указанной территории был всего лишь безликим «кем-то».

– Я прошу всех покинуть помещение лазарета, – негромко, но раздельно, а потому вполне отчетливо, проговорил доктор. – Здесь не проходной двор, не столовая и не верхняя палуба, чтобы сюда могли являться кто вздумается и когда вздумается. Здесь происходит исцеление больных и пострадавших от несчастных случаев, поэтому неукоснительно должны соблюдаться правила и предписания, утвержденные для лечебных учреждений. Так что прошу всех на выход.

Пока доктор говорил, не подозревая, что каждым словом приближает собственную смерть, Даган не сводил с него пристального сверлящего взгляда. А Бахал даже не пытался делать вид, что прислушивается к словам Яммуша. Съевший собаку в придворных интригах, телохранитель в полной мере уяснил, куда дует ветер. Его хозяин берет всю власть в свои руки – тем лучше. После такого поворота сам Бахал становился не более и не менее, как вторым лицом в экспедиции. И кто знает, какие преференции ожидают его по возвращении в Угарит за это слепое повиновение приказам владетеля? Возможно, там ему уготован маршальский жезл, а может – и министерский портфель. Или и то, и другое сразу. Быть полезным сильным мира сего – это ведь лучшая инвестиция.

И Бахал старался. После отданных вполголоса указаний шестеро его подчиненных прорезали толпу протестантов, организуя коридор, а он сам, в сопровождении еще двух гвардейцев проследовал этим коридором к Дагану.

Князь встретил его сверкающим взглядом. Кивнул, одобряя четкость действий, но тут же сухо обронил:

– Еще двоих.

– Тирар! Мерг! Ко мне! – немедленно отреагировал Бахал.

Вызванные охранники предстали перед князем. Вымуштрованы они были идеально.

– Ждем приказаний, владетель! – довольный расторопностью подчиненных, сообщил Бахал.

– Взять! – хрипло выдавил Даган.

– Кого? – начальник охраны недоуменно уставился на повелителя.

– Двое – доктора, двое – Хаддада!

Яммуш, в полном недоумении наблюдавший за происходящим, сорвался с места и поспешил закрыть своим телом капсулу с капитаном.

– Я вам не позволю! – фальцетом прокричал он. – Здесь пациент, которого нельзя трогать ни в коем случае! Если его сейчас извлечь, он умрет! Кроме того, это величайший научный эксперимент!

– Взять! – жестко повторил Даган. – Эксперимент закончился неудачей.

Охранники, которые в первый раз не вполне поверили услышанному и промешкали с выполнением приказа, бросились вперед. Двое схватили за руки доктора и, как тот не отбивался, как ни пытался ухватиться за капсулу, подтащили его к князю. Двое других, повозившись с запорами капсулы, извлекли из нее тело капитана, безжалостно сорвав с безжизненной головы многочисленные датчики и трубки. С этого мгновения, если уверения Яммуша были верны, Хаддада смело можно было считать покойником.

Убедившись, что приказ выполнен, Даган вышел из регенерационной камеры и, остановившись в дверях лазарета, обвел толпу холодным взглядом.

– Вы хотели показать мне, что на этом судне у вас больше власти, чем у меня? – спросил он. – Прекрасно. А сейчас я покажу вам, что случится с теми, кто захочет стать большим князем, чем сам князь. – И, обернувшись к охранникам, скомандовал: – Хаддада и Яммуша – к аварийному шлюзу!

– Что ты собрался с ними делать, владетель? – раздался негромкий голос Илуша, которого вместе со всеми пригнали к лазарету.

– Я их выброшу за борт, Земля – свидетель! Мне не нужны на судне бунтовщики и те, кто вообразил, что может приказывать самому князю!

При этих словах над толпой протестантов пронесся глухой ропот, на который Даган, впрочем, внимания не обратил. А доктор, до которого только сейчас дошло, чем могут закончится его пререкания с владетелем, страшно побледнел и упал бы в обморок, если бы его с двух сторон не поддерживали.

– Ты разгневан на Хаддада, владетель, – Илуш почтительно склонил голову. Похоже, из всех недовольных он один решался вести переговоры с князем. Хотя, откровенно говоря, до сих пор невозможно было определить, относился ли советник к кругу смутьянов или держал нейтралитет, стараясь примирить стороны. – Но Яммуш при чем?

– Ты слышал, как он хотел выставить меня из лазарета? Я этого не потерплю! Ни на «Шторме», ни на каком другом судне моего княжества никто не смеет указывать мне на дверь. Неужели до сих пор не доходит?

– Князь, а кто же будет лечить людей? Капитана можно заменить старпомом, тем более что Хаддад уже практически мертв. Но доктора ты ассистентом не заменишь.

При этих словах Даган злобно оскалился. Доводы советника имели смысл. Оставаться без квалифицированного специалиста, когда позади только половина пути, было неразумно. Даже неопытность князя не помешала ему понять это, хотя гнев по-прежнему смущал владетельную душу и юное честолюбие жаждало возмездия.

– Но я должен наказать его!

– Это было бы крайне нежелательно, владетель.

– В таком случае, пусть отправляется под арест! С нынешнего дня ему будет позволено покидать каюту только для того, чтобы выполнять свои обязанности в лазарете. До конца экспедиции! Бахал! Ты слышишь?

– Да, владетель.

– Князь, но капитан Хаддад все равно при смерти, стоит ли… – Илуш, видя, что его миротворческие усилия приносят плоды, попытался развить успех, но Даган взорвался:

– Все! Хватит с меня! Я пощадил одного смутьяна, но я не собираюсь прощать всех подряд! Сегодня я прекрасно увидел, к чему приводит такая политика. Вы, толпа скотов, нуждаетесь в примерном уроке, и вы его получите, клянусь галактикой! Бахал! Пусть Хаддада тащат к шлюзу!

– Великая вселенная! – простонал Яммуш, к этому времени почти пришедший в себя. – Его выбросят в скрытом потоке! Это же уникальный случай! Владетель, разреши, я поставлю на тело капитана датчики, чтобы знать, что происходит с живой материей…

В толпе, которая после слов князя снова начала было роптать, кое-где раздались смешки. Научный фанатизм доктора проявился настолько не к месту, что сумел слегка разрядить даже эту, накаленную до предела, атмосферу. Конечно, смех мог показаться кощунственным, но разве капитан уже не был почти мертв? Во всяком случае, многие протестанты теперь думали именно так.

Даган же, который, выпучив глаза, пялился на Яммуша, пока тот молил его за науку, в конце концов не выдержал и сорвался на визг:

– Нет! Ты под арестом! Бахал, пусть его немедленно запрут в каюте! А если я услышу от него еще хоть слово – он все-таки отправится вслед за Хаддадом!

Видя, что хозяин на пределе, Бахал быстро отдал знаками нужные распоряжения и охранники потащили Яммуша к его каюте. Доктор повизгивал от огорчения, но поделать ничего не мог – рисковать жизнью и возмущаться членораздельно он не желал, памятуя об угрозе князя. Наука несла огромные потери.

4

Что случилось с телом капитана после того, как оно покинуло «Шторм» посредством аварийного люка, так и осталось тайной. Датчики наружного наблюдения в скрытом потоке были бесполезны. А смотреть на происходящее в иллюминатор едва ли хотел кто-нибудь из присутствовавших на аварийной палубе в момент казни. Яммуш был единственным фанатиком на «Шторме». Поэтому по завершении экзекуции ее участники и свидетели остались на месте, храня подавленное молчание. Все, включая охрану.

Кроме владетельного князя Угарита Дагана IV, который, обведя собрание тяжелым взглядом, сказал:

– Я не злодей. И я не психопат. Но свою власть и свои права буду отстаивать всеми доступными способами. Капитан Хаддад посмел мне перечить и заплатил за это жизнью. Теперь вы знаете, что ждет рискнувшего пойти по его стопам. Кроме доктора Яммуша, других незаменимых специалистов на борту нет, так что никакой Илуш не сумеет отговорить меня от наказания бунтовщиков. Поэтому я советую всем строптивцам поумерить свой пыл и сосредоточиться на выполнении прямых обязанностей. Всю власть на судне с настоящего момента я беру в свои руки. Капитаном назначаю старпома. И если у кого-то сейчас мелькнула мысль о каком-нибудь тайном заговоре, на всякий случай предупреждаю: моя гвардия отныне начеку. Все ваше существование будет проходить под ее неусыпным контролем. И если впредь повторится что-нибудь, похожее на сегодняшнее заседание в столовой, то подышать свежим космосом отправится каждый десятый смутьян. Терпеть подобное поведение я не намерен. Мне бы вообще хотелось, чтобы вы пореже покидали свои каюты – не нужно лишний раз навлекать на себя подозрения. На этом, пожалуй, можно и закончить. Все свободны, расходитесь по каютам.

Если получасом ранее, в столовой, никто из смутьянов на это требование внимания не обратил, то после устроенного перед ними жестокого представления, напротив, никто не посмел ослушаться. Все, принимавшие участие в этой странной акции протеста, поспешили оставить аварийную палубу. Даже охранники, которые, заслушав речь владетеля, сочли, что им надлежит проследить, как будет исполнено пожелание князя. Рядом с Даганом остался только Бахал, но и тому князь, махнув рукой, приказал:

– Ты тоже иди.

– Прости, владетель, – возразил телохранитель, – но я не думаю, что это хорошая идея. После казни Хаддада наверняка кто-нибудь замыслил против тебя недоброе. Тебе лучше не ходить по кораблю без сопровождения.

– Ты думаешь, я не справлюсь с этими скотами?! – взъерошился Даган.

– Конечно, справишься, – телохранитель низко склонил голову. – Если это будет честный поединок. Но злодеи нападут из-за угла, потому что злодеи всегда нападают из-за угла – у них не хватает смелости сражаться лицом к лицу. А против предательского нападения еще ни один человек устоять не мог. И в таком случае я никогда себе не прощу, что меня не было с тобой рядом, владетель.

– Ты, пожалуй, прав, – с неохотой согласился Даган. – С этого быдла станется устроить мне засаду. Что ж, проводи меня. А потом убирайся – я хочу побыть один. Мне нужно многое обдумать.

– Как прикажешь, владетель, – Бахал не собирался оспаривать волю князя. Впрочем, в точности исполнять ее он тоже не собирался. В частности, оставлять владетеля без присмотра. В каюте – пожалуйста. Но у двери этой каюты постоянно будут находиться двое гвардейцев. Бахал был беспринципным карьеристом, но именно из-за опасения поставить крест на своей карьере старался выполнять свои обязанности как можно лучше. Пожалуй, это было его единственное положительное качество. Все остальное, за что его ценило и продвигало начальство, было напускным и наносным. Не было преданности и чести – он служил тому, кому в данный момент было выгоднее служить. Просто так сложились обстоятельства, что до сих пор выгоднее было оставаться при Дагане. Но, догадайся кто-нибудь предложить Бахалу более выгодные условия, и тот продал бы князя без малейших угрызений совести. Не обладал Бахал и отвагой, хотя всегда был готов полезть в драку. Просто, полагаясь на свою силу, он был заранее уверен в победе. А по-настоящему достойного противника судьба до сих пор ему не предлагала. Торговое княжество Угарит – не то место, где можно сыскать хорошего бойца. В общем, не было ничего – кроме исполнительности.

Но все недостатки телохранителя мало волновали Дагана. По крайней мере, не в данный момент и не в данном месте. Очевидно, что на «Шторме» не было человека, способного предложить больше, чем предлагал Даган. Тем более сложно было себе представить, чтобы кто-то на судне осмелился бросить вызов гиганту Бахалу. За которым, помимо всего прочего, стояла личная княжеская гвардия.

Поэтому князь абсолютно спокойно прошествовал в свою каюту, сопровождаемый телохранителем. Ни разу не обернувшись при этом. И, едва переступив порог, запер за собой дверь, не интересуясь, куда отправится и чем займется дальше начальник его охраны.

Куда важнее для Дагана было сейчас разобраться в собственных мыслях, потому что он чувствовал, что несколько запутался. Казнь капитана произвела сильное впечатление и на ее организатора, как бы он ни старался выглядеть бесстрастным там, на аварийной палубе.

– Может, не стоило убивать его? – размышлял Даган, меряя шагами каюту. – Он ведь уже получил свое, когда я всадил ему в глаз осколок. Можно было и не выкидывать его за борт. Поддаться на уговоры Илуша там, у лазарета. Все равно его уже вытащили из капсулы и он в любом случае сдох бы. Забавно, я его почти жалею – а ведь вчера он меня жутко бесил. Да, пожалуй, не стоило его выбрасывать в космос. И вообще убивать не стоило. Вполне бы ему хватило вчерашнего. Не устрой эти скоты свою дурацкую забастовку, я бы вообще забыл о Хаддаде. Это я из-за них разнервничался. Нет, им нужно было преподать урок, так что я все правильно сделал. Хаддаду было уже все равно – он в коме лежал и ничего не почувствовал, что бы там с ним ни произошло. В конце концов, Яммуша я помиловал, так что никто не обвинит меня в бессердечии. Но если это быдло еще раз посмеет устроить что-нибудь подобное, придется повторить урок и отправить за борт кого-нибудь вменяемого. Вот тут я даже загадывать не берусь – осмелюсь на это или нет. Ведь не зверь же я, в самом деле!

Почти убедив себя в собственной миролюбивости, Даган и думать забыл, какие чувства обуревали его сперва в общей столовой, а потом на пороге лазарета. Теперь он был твердо уверен, что действовал исключительно в силу обстоятельств и не мог поступить иначе. Да что там – любой бы на его месте поступил так же.

Но довести сеанс самоуспокоения до конца ему не удалось. Просто не успел, потому что в дверь каюту постучали. Недоумевая, кто бы это мог быть, – ведь Бахалу было ясно сказано, что в его услугах пока не нуждаются, а из остальных членов экспедиции вряд ли кто сейчас был расположен к беседе с князем, – он осторожно приоткрыл дверь.

По ту сторону стоял охранник, и Дагану это понравилось. Выходит, Бахал нашел способ и свои непосредственные обязанности выполнить, и своему хозяину не докучать. Все-таки иногда и у этого бугая случались приступы сообразительности.

– Чего долбишься? – спросил Даган почти ласково.

– К тебе Илуш прорывается, владетель, – охранник, ожидавший куда более прохладного приема, ободрился, услышав приветливый тон князя. – Говорит, что у него очень важный разговор.

Ну, конечно, Илуш. Из всех обитателей «Шторма», исключая охрану, только он по своей воле мог бы явиться к Дагану. Что ж, и это было немало. Если уж советник взял на себя роль посредника, значит, должен был общаться и с противной стороной. Значит, у него можно было выведать, какие настроения царят в лагере недавних смутьянов и какие планы они строят.

– Пропусти его, – разрешил Даган. – Я поговорю с ним.

Охранник отступил на шаг и, приглашающе взмахнув рукой, пропустил Илуша в каюту князя.

Тот вошел, осторожно косясь на Дагана, как на странного и опасного зверя. Ничего подобного за ним прежде не наблюдалось, и князь усмехнулся – так подействовали на советника события нынешнего дня. К добру была эта перемена или к худу, он пока не мог сказать, но, если она коснулась всех членов экспедиции, то, пожалуй, что и к добру.

– Что привело тебя ко мне, советник? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал как можно жестче.

– Я хочу поговорить с тобой о будущем, владетель.

Это прозвучало так наивно и расплывчато, что Даган не смог удержаться от язвительного замечания:

– Я не пророк, Илуш. И не знаю ни одного человека, кто мог бы предсказывать будущее.

– Могу тебе в этом помочь. Хочешь, скажу тебе, что будет не далее, чем через месяц? Будет бунт.

– И кто же взбунтуется?

– Команда.

Даган дернул щекой.

– А тебе не кажется, Илуш, что бунт уже был – сегодня? И что я его усмирил?

– Сегодня ты посеял семена раздора, владетель, – Илуш грустно покачал головой. – Совсем не стоило казнить Хаддада.

– Я бы и не казнил, не выступи эти смутьяны против меня!

– Нужно было найти какой-то путь к примирению, князь. С этими людьми тебе предстоит провести еще три месяца. И сейчас они обозлены. Ты стал угрозой для каждого из них. И они постараются устранить угрозу. Чем быстрее, тем лучше для них.

– Значит, вот какое настроение у смутьянов? Спасибо, что предупредил.

– Я не знаю, какое у них настроение, владетель. Просто это в человеческой природе – любой ценой стараться избежать опасности. А в замкнутом пространстве «Шторма» им легче легкого будет избавиться от тебя. Взять под арест или вовсе убить.

– Вот еще, – хмыкнул Даган. – Мне кажется, ты сильно перегибаешь палку. Не забывай про Бахала и гвардейцев. Они для того и существуют, чтобы отводить от меня удары.

– До поры, до времени. Рано или поздно кто-нибудь из них допустит оплошность или вовсе предаст, и ты окажешься в руках недовольных. Что сможет сделать Бахал, когда ты станешь заложником?

Даган задумался. Какой-то резон в словах советника, безусловно, был. Вот только князь был уверен, что угроза сильно преувеличена. Тем не менее, он спросил:

– Что ты предлагаешь?

– Нужно немедленно поворачивать домой. Возможно, еще не поздно. В Угарите ты будешь в безопасности.

– А как же груз для Хлойи? Мы ведь стали великой торговой державой именно потому, что всегда выполняем условия договора.

Илуш прикинул что-то в уме и кивнул:

– До Хлойи осталась неделя ходу. Можно доставить груз туда, а потом сразу уходить в Угарит.

– Значит, ты уверен, что за эту неделю ничего не случится? Меня не захватят?

– Совсем не уверен. Но, если соблюдать осторожность, если Бахал заставит своих людей внимательно следить за всем и вся, то неделю можно будет продержаться. К тому же я могу постараться убедить команду, чтобы она соблюдала лояльность – ведь нам нужно доставить на Хлойю капуцинов, а люди их очень уважают…

– Капуцины! – Даган и думать забыл о них. – Это с них все началось, Илуш! Стоило им появиться на судне, как все пошло наперекосяк. Они приносят несчастье.

– Не говори так, владетель! Ты ничего не знаешь о капуцинах. Как они могут приносить несчастье, если все считают их талисманами?

– Значит, испорченные талисманы! Протухшие. Спроси у Хаддада – много они ему помогли, когда я втыкал в его глаз ножку бокала? И эти люди находятся сейчас на «Шторме», когда от них определенно нужно держаться подальше!

– Владетель, ты не прав! – Илуш заговорил с горячностью, которой не позволял себе никогда, даже в те дни, когда его отношения с юным князем были самыми теплыми. – Если капуцины не помогли Хаддаду, значит, просто не имели возможности сделать это!

– Да? – Даган даже не пытался скрыть сарказм. – И кто же им помешал? Мы с Бахалом их не связывали, за руки и за ноги не держали. Они оставались вполне свободными.

– Значит, была причина! – упорствовал советник. – Ни один капуцин не останется безучастным, когда при нем убивают невиновного. Он скорее пожертвует собой, чем даст этому произойти.

Даган нахмурился. Ему не очень понравилось слово «убивают» – ведь, как ни крути, а Хаддад был только ранен. Еще меньше князю пришлось по душе определение «невиновный» – уж кого-кого, а капитана он невиновным не считал. Даган даже открыл рот, чтобы дать Илушу отповедь, но тот, словно не замечая намерений князя, продолжал свою горячую речь:

– Я ведь тебе рассказывал, владетель, о том, что произошло на Гардарике. И таких примеров масса. Если бы не капуцины, среди нас, космических бродяг, было бы куда больше жертв. Я уж не говорю о других заслугах этих людей. Бывало, владетель, что они останавливали битвы и даже спасали целые планеты! Вот почему их так почитают во всей Сфере. А ты говоришь – протухшие талисманы. Нельзя так говорить! Это равносильно посягательству на что-то святое и неприкосновенное.

– Ах-ах-ах! – издевательски проговорил Даган. – Святое и неприкосновенное. В ободранных грязных балахонах. Святое и неприкосновенное, которое прячет физиономию под капюшоном. Думаю, не без причины. Спорим, под капюшонами скрываются такие мерзкие образины, что и в страшном сне не привидятся?

– Я не знаю, владетель, – Илуш, вопреки ожиданиям, не стал обижаться на сарказм. – Я ни разу не видел их лиц. И не знаю никого, кто видел бы.

– Ну вот, – удовлетворенно отметил князь. – Ты практически ничего о них не знаешь, а защищаешь с таким пылом, словно они тебе мешок золота пообещали. Между прочим, Илуш, – Даган понизил голос до глухого шепота, будто рассказывал ночную страшилку, – ты даже не знаешь, люди они или нет. А может, это незваные гости из далекой галактики, которые втираются к вам в доверие, чтобы потом – у-у-у!!! раз! – и поработить всю Сферу. И один только я разгадал их недобрую сущность.

– Я, быть может, не знаю, как они выглядят, – с достоинством ответил советник, – но мне известны их дела. А что касается до того, люди они или нет, то я могу ответить, что среди них встречаются даже негуманоиды. Правда, очень редко. Наверное, такая жертвенность свойственна только человеческой природе.

– Тебе виднее, – Даган почти безразлично пожал плечами. – Ты ведь знаток человеческой природы. В отличие от меня, – колко закончил он. Но Илуш ничуть не смутился. В настоящий момент его вполне устраивало, что князь оказался способен мирно говорить о капуцинах, одно упоминание о которых так раздражало его прежде. Однако уже следующая фраза Дагана лишила его спокойствия, ибо тот сказал: – А пойдем-ка, дорогой советник, в каюту Ч. Что-то во мне любопытство разыгралось. Ты так расхваливал этих проходимцев, что мне захотелось познакомиться с ними поближе.

– Стоит ли, владетель? – Илуш слегка побледнел.

– Почему нет?

– Но ведь ты, владетель, не любишь их, и этот визит заставит тебя волноваться.

– Ты меня с беременной женщиной не перепутал? Мне, слава богу, волнение ничем не грозит.

«Зато всем остальным грозит, и очень сильно», – подумал Илуш, но вслух произнес:

– А может, оставить их в покое? Доберемся до Хлойи, ты их выпроводишь, и на этом все забудется. Исчезнет раздражающий фактор, возможно, даже удастся возобновить контакт с командой.

– Не заговаривай мне зубы, Илуш. Пойдем, раз я сказал. Мне плевать на раздражение команды – у меня для нее есть хорошее успокоительное. Это Бахал и его гвардейцы. Так что, если ты не хочешь рассориться со мной окончательно, перестань мне перечить и ступай следом.

Илуш понял, что проиграл. Целиком и полностью. Ни одна из целей его визита не была достигнута. Больше того – у князя внезапно возникла идея нанести капуцинам визит, и советник не смог остановить его.

В коридоре Даган подозвал охранника:

– Ты здесь один?

– Мой напарник стоит за углом, владетель.

– Скажи ему, чтобы нашел Бахала и передал, что мы с Илушем отправились в чрезвычайную каюту. Никаких особых мер принимать не нужно, просто пусть будет в курсе. А ты следуй за нами.