Дмитрий Казаков
Солнце цвета льда

Они гребли так, что весла гнулись в могучих руках, а когда уставали, Ингьяльд рисовал руны, вызывал ветер. Но держался тот недолго, и вновь приходилось браться за отполированные за блеска рукоятки, так что сам конунг работал наравне с остальными, меняя кого-то из молодых воинов.

Драккар мчался на север, один за другим проходя заливы, расположенные на берегу поселки. Рыбацкие лодки освобождали ему дорогу, с них что-то кричали, махали руками, с земли обеспокоенно смотрели женщины.

И в Халогаланде знали корабль Ивара Ловкача, и теперь гадали, куда он идет.

Останавливались, только когда начинало темнеть, а в путь пускались с первыми лучами солнца, что восходило раньше и раньше. Мирового Змея не видели, но море было странно беспокойным, вспучивалось горбами, рокотало, несмотря на штиль, на глади возникали водовороты.

Прошли остров Ньярдей, в Викаре пополнили припасы.

Еще через два дня попали в снегопад, в настоящую метель – тут, на севере, лето не спешило менять короткую северную весну. Ивар велел бросить греблю – за мечущимися белыми хлопьями ничего не было видно, и они могли налететь на торчащую из моря скалу.

Лишь когда снегопад прекратился, пошли дальше.

Миновали Хесьютун, и потянулись берега вовсе безжизненные – голые серые скалы, лишенные даже намека на зелень, тут сразу переходили в возносящиеся к небесам, закованные в лед горы.

Дальние вершины «дымились», закутанные в полотнища снегопадов.

Несколько дней не могли отыскать подходящую бухту для ночлега, и оставались на воде даже ночью. Эрили рисовали на лбу дозорных руны, позволяющие видеть во мраке, после них голова разламывалась так, словно перепился нехорошего пива, а перед глазами двоилось.

Остров Годей показался ближе к вечеру – из холодного тумана выплыла приземистая громада длинного мыса, словно воины в боевом строю встали поверх него остроконечные скалы.

– Это он? – спросил Ивар, повернувшись к Арнвиду.

Сам так далеко на север никогда не забирался, а старый эриль, хоть и родился в Вестфольде, побывал везде, излазил все фьорды, в каждый закоулок заглянул от Асгарда до ледяной преисподней.

– Он, – буркнул Арнвид. – Уходим восточнее, там должна быть бухта…

Бухта показалась вскоре, узкая, извилистая, едва протиснуться кораблю, да еще удача, если весла не поломаешь.

– Давай, Гудрёд! – сказал Ивар, вглядываясь в темную воду. – Вперед! Вправо! Еще! Теперь прямо!

С обеих сторон нависли отвесные, мокрые утесы, источенные дырами, похожие на огромные ковриги хлеба. По днищу корабля что-то проскрежетало, заставив конунга поморщиться, но тут бухта расширилась, открылся пологий берег, впадающий в море ручеек, и рядом с ним – старое кострище.

Здесь останавливались, и неоднократно, но последний раз, похоже, еще в прошлом году.

– Табань! – приказал Ивар, первым прыгая через борт.

Вымок до пояса, но не обратил на это внимания, зашагал к суше, глядя по сторонам и держа руку на мече. Кто знает – вдруг Годей не так безлюден, как кажется на первый взгляд?

По сторонам высились скалы, дальше виднелся лесок, не особенно густой, но достаточно большой, чтобы в нем нашлись дрова.

– Давненько я тут не был, – сказал вставший рядом с конунгом Арнвид.

– Лет сто? – донесся позади ехидный голос Нерейда.

– Ну сто не сто… – старый эриль закашлялся, поправил висевший на поясе меч. – Но давно. На ночь выставим удвоенные дозоры, а к кургану отправимся завтра утром, в темное время туда сунется только безумец.

Ивар кивнул – все верно, во мраке колдуны особенно сильны, а мощь светлых асов, наоборот, слабеет.

– Нерейд, Кари, – скомандовал он, – берите молодых, и за дровами, Скафти, займись ужином…

Глава 3. Мертвый колдун

Ночь пала на остров, как черная сова на мышь.

Только что можно было разглядеть вход в бухту, лес, вершины гор за проливом, на материке, а в следующий момент все исчезло, залитое густой тьмой. Ивар выругался, даже пощупал глаза, проверяя, на месте ли они, и замер, когда из мрака прикатился раскатистый, злобный вой.

Очень похожий на волчий, но лишь похожий.

– Отродье Фенрира… – сказал Ингьяльд, лапая рукоять меча.

– Пока горят костры, они не осмелятся напасть, – прокряхтел Арнвид.

Дров натаскали много, и пламя полыхало мощно, ровно, не желая отдавать тьме небольшой пятачок рядом с вытащенным на берег драккаром. Идущее от огня тепло перебивало промозглый холод, которым тянуло от воды, вверх летели сонмища алых искр, прошивали серый туман.

– Все слышали?! – спросил Ивар, поглядывая на молодых воинов.

Опытным, что дрались и с чудовищами, и с богами, все едино – уснут и в гостях у Хель, и в нужнике йотуна. Те же, кто в дружине недавно, начнут вздрагивать, ежиться от страха, вглядываться в ночь, а утром встанут с тяжелой головой и вялостью в мышцах, с какой в бой лучше не соваться.

– Ложитесь, – сказал конунг. – Первыми на страже я, Ингьяльд и Хакон с Бугров.

Названный воин поначалу сгорбился, но затем гордо выпрямился, показывая, что готов. Его взяли на драккар два года назад, когда стояли в Бьёргюне, и гибкий уроженец Хёрдаланда показал себя хорошо – где не хватало силы, брал быстротой, когда не доставало воинского умения, одолевал хитростью.

Дружинники укладывались, ворчали, Нерейд вертелся, как змея на сковороде, но постепенно все угомонились. Стало тихо, но ненадолго, засвистел носом Арнвид, потом донесся раскатистый храп Кари.

– Они рядом… – прошептал Ингьяльд, вскидывая голову, и в тот же момент вой прозвучал вновь, уже близко.

В нем звучала хищная радость, и злоба, какой не испытывает обычный зверь.

За кругом света возникло движение, тьма зашевелилась, в ней мягко запрыгали огромные тела. Клацнуло что-то по камням, блеснул огромный глаз, сверкнули зубы в исполинской пасти, донесся запах мокрой шерсти.

– Может, еще дров подбросить? – спросил Хакон.

– Зачем? – Ивар зевнул. – Тогда до утра не хватит. Они для этого и пугают. Давай-ка глянем, кто тут…

Нагнувшись, вытащил из костра толстую палку, а затем поднял ее повыше и сделал шаг прочь от огня. Пламя вырвало из тьмы прижавшуюся к земле мохнатую тушу, та отпрянула и словно растаяла.

– Видишь? – спросил конунг. – Они боятся света.

Вернулся на место, и во тьме вновь появилось движение, зазвучало клацанье зубов.

Когда дрова прогорали, звуки и вонь пододвигались, Ивар чувствовал на лице горячее смрадное дыхание, видел тянущиеся к нему когтистые лапы. Но стоило подбросить новую охапку, и огонь поднимался выше, наваждение исчезало, обитатели ночи отступали, и звуки делались тише.

Ингьяльд всматривался во мрак равнодушно, Хакон время от времени оглядывался.

Взошла луна, но надолго на небе не задержалась, укрылась в затянувших небо облаках. Ее свет, как ни странно, ничуть не разогнал тьму вокруг стоянки, даже будто сделал ее плотнее.

Когда половина ночи миновала, Ивар разбудил Гудрёда с братом и еще двоих дружинников.

– Все тихо? – спросил Меченый.

– Не совсем, – ответил конунг. – Бегают тут всякие, но особенно не мешают, так что главное – к ним в зубы не лезть…

Сам завернулся в одеяло и лег на место Рёгнвальда. Заснул мгновенно, едва прикрыв глаза, и видел на диво мирные сны – Рагнхильд, сыновей, почему-то еще маленьких, усадьбу…

С утра от ночных страхов не осталось и следа, впервые за много дней из тумана вылезло солнце.

– Со мной пойдут… – сказал Ивар после того, как покончили с завтраком. – Нерейд, Кари, Даг…

Понятно, что эрили сами побегут впереди всех, а брать с собой много народа смысла нет – схватка предстоит не с врагом из плоти и крови, а с колдовством, и тут лишние только помешают.

Прошли через лесок, куда вчера ходили за дровами, открылась центральная часть острова, холмистая и покрытая валунами. Арнвид задумчиво поскреб лысину, повертел головой, и принялся нюхать воздух, точно учуявшая дичь охотничья собака.

– На север? – спросил Ингьяльд.

– Нет… – старый эриль заколебался. – Северо-запад.

Шли цепочкой, сапоги скользили по мокрым камням, одни холмы сменялись другими, столь же бесплодными. Вокруг не было ни травинки, ничего живого, словно на острове Годей лежало древнее, могучее проклятье. В тяжелом, сыром воздухе дышалось с трудом, малейшее усилие вызывало ознобный пот.

– Вот он, – сказал Арнвид, и Ивар понял, что лежащий впереди холм выглядит слишком правильным, а на склонах нет валунов.

Успел подумать, что таких огромных курганов не видел даже в Конунгахелле, где похоронены конунги древних времен, как в следующее мгновение вокруг стало тесно от кинувшихся со всех сторон бестий.

Серые, точно камни, и костлявые, они взялись непонятно откуда, и ринулись на людей молча. Первую встретила дубина Кари, раздался хруст, и тварь отшвырнуло прочь. Вторая напоролась на меч Дага, третья поймала в горло стрелу Нерейда, и осела наземь, поливая ее черной кровью.

Викинги сражались как сотни раз до того, спокойно и расчетливо.

Ивар пару раз махнул мечом, одиножды промазал, другим зацепил необычайно верткого противника, и все оказалось закончено.

– Стражи могилы, – сказал Арнвид, разглядывая мертвую бестию, напоминавшую рысь со змеиным хвостом. – Это чтобы всякие любопытные не шлялись, покой Рауда не тревожили…

– Какого Рауда? – Нерейд насторожился, даже уши зашевелились, как у лиса.

– А того, что тут похоронен, – объяснил старый эриль. – Мы к нему в гости собрались, на пиво.

Кари, не боявшийся никого и ничего на свете, равнодушно кивнул, Даг встретил новость спокойно. А вот Болтун поморщился, покачал рыжей головой, сказал с неудовольствием:

– Такой пива не нальет, сам попросит, да так попросит, что не откажешь…

Чем ближе подходили к кургану, тем более мрачным и величественным тот казался. На склонах виднелись борозды, словно оставленные гигантским плугом, на самом верху лежал единственный камень, огромный и гладкий, будто специально обтесанный, с рунами на черных боках.

– Под ним наверняка отверстие, ведущее в могилу, – объяснил Арнвид, когда они двинулись вверх по склону. – Чтобы хозяин мог выбираться, тешиться прогулками, пить чужую кровь и насылать порчу…

– Дверца, хотя таких дверей я еще не видел, – заметил Ивар.

Солнце стояло высоко, светило ярко, но было холодно, на траве виднелся осевший иней, она выглядела седой, а не зеленой. Дыхание клубилось в застывшем воздухе, а шорох шагов казался болезненно громким, толчками отдавался в ушах.

Камень приблизился, стало ясно, что леденящее дуновение идет от него, а почва у подножия монолита смерзшаяся.

– Надо поработать, – буркнул Арнвид с неудовольствием, а Ингьяльд принялся чесать вихрастый затылок.

– Толкать? Или копать? – понял все по-своему Кари.

– Сначала разобраться, кхе-кхе, как это работает, а потом руны стирать, рисовать, и копать, и толкать, и оружием махать…

Руны на боку камня в ответ на прикосновение старого эриля загорелись тревожным алым огнем, и тот поспешно отдернул руку. Вытащил из мешка молоток и долото, какие используются, чтобы наносить надписи на валунах, такие же инструменты появились в руках Ингьяльда.

Застучали, как два ленивых дятла – нечасто, размеренно, полетели осколки.

Ивару показалось, что камень вздрогнул, дернулся, словно попытался сдвинуться с места, убежать от мучителей. Но морок прошел, а монолит размером с сарай обнаружился на прежнем месте, и руны на его боках вновь пылали.

После очередного удара под ногами взревело, точно в кургане проснулся разъяренный бык, и на лице Арнвида появилась довольная ухмылка.

– Верной дорогой идем, соратники! – заявил он бодро. – Сейчас мы еще ударим, а вы идите, упирайтесь с той стороны, и толкайте, толкайте… Сковырнем, как надоевший прыщ на заднице!

Ивар спрятал меч в ножны, осторожно прикоснулся к холодной, покрытой канавками и трещинами поверхности. Рядом засопел Даг, закряхтел навалившийся всем немалым весом Кари. Ладони на миг занемели, но затем сердце забухало чаще, изгоняя из тела холод, нагнетая кровь в мышцы.

– Давай! Давай! – подбадривал старый эриль.

Жали так, что хрустели суставы, а сапоги погружались в землю, но проклятая каменюка и не думала двигаться.

Ингьяльд бросил долото и молоток, тоже уперся, и его усилие оказалось решающим. Валун дрогнул, на миг будто стал тяжелее, а затем тот его край, на который давили викинги, начал подниматься.

Ивар напрягся еще сильнее, так что перед глазами потемнело, почувствовал, как по ободранным пальцам течет кровь.

– Есть! Пошел! – крикнул Даг, и камень, вставший на ребро, закувыркался по склону.

Арнвид едва успел отскочить, а в том месте, где только что находился монолит, обнаружилась дыра локтя в три шириной. Из нее потянуло ледяным сквозняком, сладким запахом разложения, вонью гнилого мяса, и еще чем-то незнакомым, но столь же неприятным.

– Да, давненько там не убирались, – буркнул Нерейд, зажимая нос ладонью. – Кто первый?

– Что за вопрос? – удивился Ивар.

Ноги и руки еще подрагивали от запредельного напряжения, дыхание было частым, но не сомневался – конунг всегда должен идти впереди воинов, в битву ли, в таверну или в могилу берсерка.

– Давай, – Арнвид похлопал его по плечу. – У нас есть факелы, сейчас запалим один и кинем вниз, а затем размотаем веревку… Только непонятно, к чему ее тут привязать… Если только Кари подержит?

– Подержу, – кивнул могучий берсерк, способный в одиночку удержать драккар.

Длинная веревка и смолистые ветки нашлись у запасливых эрилей. Быстро высекли огонь, и пылающий факел улетел вниз, в дыру, где шлепнулся на пол, но не погас, а остался тлеть, освещая крохотный пятачок вокруг себя.

– Темно там, как у крота в заднице, – озабоченно сказал Нерейд. – Точно надо туда лезть?

– Точно, – ответил Ивар, вытаскивая из ножен меч. – Кари, держи крепко!

По лезвию клинка бегали желтые сполохи – оружие чувствовало опасность.

Конунг ухватился за веревку одной рукой, той самой, что ободрал об камень, и поморщился от боли. Сжал ее ногами, и пополз вниз, в темную, холодную и вонючую дыру – высота, если верить факелу, вроде бы небольшая, но кто знает, что ждет там?

Когда оказался во мраке, меч засветился ярче, проявился свод погребальной камеры, укрепленный бревнами. Из тьмы проступили очертания драккара, блеснул глаз искусно вырезанной драконьей головы, побежали блики по черным, словно натертым смолой, чешуйкам.

Смрад ударил в нос подобно кулаку, но затем исчез.

Ивар примерился и, спустившись еще немного, спрыгнул. Земля ударила в подошвы, он присел, подхватил с земли факел. Тот затрещал, пламя разгорелось, драккар стал виден лучше.

– Ххыы…. – сказали из тьмы, и некто огромный, могучий перепрыгнул через борт.

Блеснули во тьме алые глаза размером кулак, в круг света вступил человек даже крупнее Кари. Поднялась ручища толщиной с доброе бревно, покачнулся в ней меч, выточенный из желтой кости, белые извивающиеся черви начали вываливаться из дырок в кольчуге.

Хозяин кургана, Рауд Могучий, не дался смерти, но тления избежать не смог – лицо его напоминало кусок фарша, от пальцев остались тонкие белые косточки, а вонял он как разрытая могила.

– Гость… – произнес берсерк голосом мощным и низким, как рев бури. – Умрешь.

– Посмотрим, – ответил Ивар.

И в тот же момент пригнулся, уходя от широкого выпада, отскочил в сторону, принял удар на меч, и зашипел от той боли, что пронзила кисть. Попытался атаковать сам, но не успел, пришлось вновь уходить от костяного клинка, что длиной был почти с весло, и резво полосовал воздух.

Рауд Могучий, даром что дохлый и огромный, двигался быстро и плавно на зависть живым. Бил сильно, рубил затхлый воздух подземелья без жалости, и хитрым образом не задевал стенок.

Тьма ему совершенно не мешала, в то время как факел Ивару ничем не помогал, скорее слепил, и сбивал с толку.

– Умрешь, – повторил хозяин кургана, на миг останавливаясь.

– Что там, конунг?! – донесся сверху крик Арнвида.

– Веселуха! – ответил Ивар, и швырнул огрызок факела в лицо мертвецу.

Тот дернулся, попытался уклониться от жгучего пламени, на мгновение потерял врага из виду. Конунг рванул вперед, стараясь дышать пореже, выбросил клинок с полного размаха на всю длину руки.

Лезвие заскрежетало, прорезав старую, ржавую кольчугу, на него брякнулся очередной червяк, жирный, в палец толщиной. В брюхе Рауда Могучего заскрипело, словно там падали старые, окаменевшие деревья, а сам он остановился, выпучил глаза и распахнул рот.

Блеснули черные гнилые зубы, пахнуло сырым мясом.

Ивар выдернул меч, ударил еще раз, но мертвый хозяин кургана отступил, исчез в темноте.

– Э-ге-гей, я иду на подмогу! – донесся сверху голос Нерейда, и в дыре объявились его дрыгающиеся ноги.

Спрыгнул на пол, держа в одной руке меч, в другой – охапку факелов, но не успел распрямиться, как мрак рядом сгустился, из него выступил Рауд. Рыжий викинг, как был, на четвереньках, рванул в сторону, костяное лезвие недовольно клацнуло, врезавшись в пол, оставило в нем выемку.

– Снова вылез, клянусь глазом Хенгикьефта? – Ивар шагнул навстречу мертвецу, кольчуга на брюхе которого выглядела неповрежденной. – Ничего, опять тебя разделаем, мало не покажется…

– Это кто тут такой большой и вонючий, как сортир на торге? – Нерейд распрямился.

Тут же ему пришлось отбиваться, размахивать мечом вокруг, отбивая выпады Рауда. Ивар бросился Болтуну на помощь, и едва не отлетел к стене, когда два клинка с грохотом скрестились.

На этот раз бились вдвоем, но легче почему-то не стало – хозяин кургана метался из стороны в сторону, роняя на пол червей и мокриц, злобно скалился, но успевал и атаковать и защищаться. Нерейд пыхтел, не шутил больше, дыхание берег для боя, конунг выжидал момент для выпада, меч его горел ровным желтым огнем, от него летели искры.

Падавший сверху тусклый свет померк – внутрь кургана лез кто-то еще.

– Все умрете! – радостно сообщил мертвец, и выхаркнул целый клубок червей Ивару в лицо.

Он отшатнулся, крутнулся в сторону, уходя от атаки, понял, что не успевает, что сейчас меч врага вонзится в бок. Но тут прямо на голову Рауду свалился Ингьяльд, хозяин кургана возмущенно заорал, отшвырнул молодого эриля в сторону, тот с грохотом врезался в борт драккара.

Но миг для атаки Рауд потерял, и уже Нерейд с Иваром вдвоем кинулись на него.

Два клинка одновременно вонзились в мертвую плоть, негромко лязгнули друг о друга.

– Готов, – сказал Ивар, когда Рауд исчез, растекся струями черного тумана.

– Шишка будет, – сказал Ингьяльд, поднимаясь на четвереньки и щупая голову – даже в сумраке погребальной камеры было видно, как поднимается, раздвигая волосы, огромный синяк.

– Зато какой удар! – восхитился Нерейд. – Искры полетели, как прям из Муспелля!

Молодой эриль насторожился, отскочил в сторону, в руке его оказался тяжелый длинный меч. На том месте, где только что стоял, возник Рауд, вновь целый, и сердито взмахнул костяным клинком.

– Вот настырные… – прошипел он, и шипение отдалось эхом в темных углах, словно там зашептали тысячи злобных голосов. – Но ничего, все здесь останетесь, не пить мне влаги Хель.

– Сколько раз вы его одолели? – спросил Ингьяльд.

– Два, – ответил Ивар.

– Надо третий, и тогда он будет в нашей власти…

Договорить Ингьяльд не успел, скакнул в сторону, чтобы не попасть под выпад Рауда Могучего. Тот если и был при жизни берсерком, после смерти разучился впадать в священную ярость, и взамен той неуязвимости, что дарует она, приобрел иную, мерзостную, темную.

Эриль отбил удар, меч едва не вывернуло из его ладони.

Но рядом оказался Нерейд, отвлек хозяина кургана на себя, подскочил Ивар, и насели на огромного мертвеца втроем.

– Давай-давай! – орал сверху заглянувший в дыру Арнвид. – Зажимайте его! Больше он не уйдет! Отличный удар! Не дайте отойти к кораблю! Не спи, конунг, в Вальхалле проснешься!

Ивару казалось, что они сражаются вечно – пот бежал по спине, щекотал шею, капал с бровей. Мелькали и сталкивались клинки, Рауд глухо взревывал, пол погребальной камеры вздрагивал, поскрипывал драккар, в борту которого голова молодого эриля оставила вмятину.

Потом сумел извернуться и ткнуть берсерка в бедро.

– Шшшш… – зашипел тот, как брошенный в бочку с водой раскаленный слиток.

Ингьяльд стремительным движением бросил руну, та полыхнула нестерпимо, и мертвец застыл, по его туше забегали синевато-белые огоньки, образовали нечто вроде тонкой светящейся сети.

– Отлично! – сказал Арнвид. – Все, я спускаюсь к вам… Даг, вяжи петлю!

– Не удерет? – Ивар опустил меч, но в ножны пока не убрал.

– Не должен, – сказал Ингьяльд устало. – Мы одолели его трижды, и до заката он в нашей власти. Вы последите за ним, я пойду, посмотрю, что хозяин запас тут интересного.

Он утопал в сторону драккара, и глаза на лице Рауда повернулись следом, могучие руки напряглись, что-то хрустнуло, треснуло, но сдвинуться с места берсерк не смог, хотя и желал всем прогнившим сердцем.

– Держит, – Нерейд облегченно вздохнул. – Где там факелы, надо бы разжечь?

Ингьяльд, судя по звукам, копался в том хламе, что опустили в могилу вместе с колдуном, рыжий викинг стукал огнивом, один за другим зажигал факелы. Хозяин кургана свирепо зыркал по сторонам, но более не шевелился – похоже, и в самом деле потерял силу.

Через дыру в потолке спустился Арнвид, похожий на паука, по прихоти злых детей лишившегося половины ног. С надсадным кашлем опустился на пол, вылез из петли и решительно направился к мертвецу, которому был чуть выше пояса. Чтобы заглянуть Рауду в лицо, старому эрилю пришлось задрать голову, но под его взглядом колдун дернулся, как от удара хлыстом.

– Славно, – сказал Арнвид, потирая руки. – Сам будешь говорить, или как?

– О чем?

– О том, что с миром творится, – старый эриль подумал и добавил, – со всеми мирами.

Подошел Нерейд с факелом, рядом с Иваром встал перепачканный пылью и зеленой слизью Ингьяльд, все с ожиданием уставились на мертвеца. Во взгляде того появилось удивление, а когда зашевелил челюстями, голос прозвучал без прежнего напора:

– Ради знания явились ко мне? Не за сокровищами?

– Сокровища почетнее у живых добывать, не у мертвых, – гордо сказал Ивар. – Мы хотим знать, что вызвало те напасти, от которых страдает не только Мидгард, но и Свартальвхейм, и соседние миры…

Рауд Могучий клацнул зубами так, что по подземелью пошло гулять эхо, а потом заговорил.

Речь его звучала странно, слова произносил немного иначе, некоторые казались вовсе непонятными, так что приходилось напрягать слух и мозги, чтобы не упустить нить. Повествовал же о вещах вовсе чудных – что далеко на востоке, на другом конце Мидгарда лежит обширная страна, и вот тамошние то ли колдуны, то ли боги учудили нечто, нарушившее равновесие от кроны до корней Мирового Ясеня.

– А точнее сказать не можешь? Кто? Где находится и как до него добраться? – уточнил Арнвид.

– Я тебе что, голова Мимира? – мертвый колдун, похоже, обиделся. – Что вижу, то и говорю. Это тебе не наши фьорды, где всякий камень родной, и даже не Хель с Асгардом… Чтобы точно увидеть, нужно поближе подобраться, а туда, если на драккаре, то год пути.

– Год? – Ивар покачал головой. – Какой смысл плыть? Все одно не успеем?

– Погоди, – остановил его Арнвид. – А что будет дальше, если тех магов или богов не остановить?

Рауд Могучий хмыкнул, гнилым мясом завоняло сильнее.

– Рагнарёк не наступит! – изрек он. – Мир сойдет с предначертанного пути! Все извратит свою сущность, доброе станет гнусным, отвага – подлостью, боги – червями, а мокрицы – небожителями! Слава обратится позором, золото начнет ржаветь, и живущие испытают такие муки, каких не могут измыслить!

– Красиво, но мутно, – Нерейд, слушавший, без особого интереса, поскреб макушку.

– Яснее не могу, – буркнул Рауд. – Не все открыто даже взору мертвого, но уже то, что вижу я, заставляет меня радоваться, что я погиб, и желать, чтобы вы скорее последовали за мной.

– Сколько у нас времени? – спросил Арнвид.

– До следующего Йоля, до нового солнца.

– А плыть – год… – протянул Ивар, чувствуя, как опускаются руки, а сердце окутывает серая пелена уныния.

Со временем не по силам спорить даже самому отважному и умелому, что люди, асы и ваны, непомерно могучие хримтурсены склоняются под его тяжелой дланью, нет того, кто бы умел творить дни из ничего.

– Это обычными путями, – сказал хозяин кургана, и в голосе его прозвучало нечто вроде сочувствия. – Но есть дорога, что лежит севернее севера, и по ней можно провести драккар.

– Севернее севера? – Арнвид побледнел так, что стали видны жилки в глубине плоти, проглянули кости и хрящи черепа. – Ты имеешь в виду через Йотунхейм?

Рауд кивнул:

– Скрепы ослаблены, границы открыты. Дерзайте, и может быть, у вас выйдет. При жизни я творил немало гадостей, после смерти коплю злобу, но той мерзости, что грозит всему миру, даже я не желаю… Никто не пожелает, ни дети Локи, ни он сам, скованный и мучимый!

– Да, я понял, – сказал Арнвид мертвым голосом. – Спасибо, и пусть боги даруют тебе свободу.

Он взмахнул рукой, и бело-синяя светящаяся сеть, натянутая на тело мертвеца, с шорохом исчезла. Рауд повел плечами, широкими, точно стол в таверне, улыбнулся и сгинул в темноте, словно рассыпался на черные песчинки, а те унесло ветром.

– Да пребудет с вами Один… – донесся снизу, будто из-под земли его слабый голос.

– Так я не понял, мы что, теперь на другой край земли поплывем? – спросил Нерейд. – Мир спасать от тамошних богов, что с глузду съехали? А сюда шли ради разговора с этим подземным хмырем?

– Все потом, – отрезал Арнвид. – Надо выбраться наверх, а потом уже думать, что делать…

Из погребальной камеры вылезли легко, словно из чужого погреба.

Камень ставить на место не стали, благо старый эриль заявил, что он ночью вернется самостоятельно. До места стоянки дошли в молчании, даже Нерейд ни разу не нарушил тишину, шагал мрачный, нахохленный, словно угодившая под холодный дождь ворона.

Драккар обнаружили там же, и поскольку Арнвид заявил, что на ночь лучше не оставаться, то Ивар отправил всех грузиться, а сам остался у костра с двумя эрилями.

– Ну, что? – требовательно спросил он, переводя взгляд с одного на другого. – Что делать будем?

– Ну, я не знаю… это, хм… – замялся Ингьяльд.

– В любом случае – уходить отсюда, – заявил Арнвид. – А что делать – решать тебе, и твоим людям. Если бы я мог, я бы один отправился на другой край Мидгарда, но дойдет туда лишь драккар…

– Они свободные люди, – сказал Ивар, тиская рукоять меча, – и в этом я не могу им приказать, это же не обычный поход, не битва, не осада… Выберемся на открытую воду, и я все им расскажу.

– Ты конунг – делай, что считаешь нужным, – Арнвид пожал плечами и тяжело, надрывно закашлялся.

Выйти из бухты оказалось сложнее, чем проникнуть в нее – пару раз едва не налетели на подводные скалы, одно весло сломали, отталкиваясь от прошедшего в опасной близости берега. Когда очутились в проливе между островом и материком, Ивар вытер пот со лба и повернулся к воинам.

– Слушайте меня! – начал он. – Все вы знаете, что я вожу корабль не потому, что знатен или богат, а потому, что вы выбрали меня, и сегодня вы должны решить, пойдете ли за мной дальше…

Лица у дружинников поначалу были удивленные, когда упомянул о том, что сказал черный альв, вытянулись, как лошадиные морды. Едва объяснил, зачем гнали сюда, для чего рвали жилы, орудуя веслами, кто-то выругался, кто-то недовольно хмыкнул или сплюнул за борт.

При упоминании Йотунхейма все смолкли, глаза выпучились, как у стада огромных раков.

– Это что, – сказал Скафти Утроба, когда конунг замолк, – нам теперь плыть туда и этих чужих богов наказывать?

Скафти отличался бычьей силой, неутомимо орудовал веслом, в бою как тростинкой махал тяжелой секирой, но вот соображал туго, и если уж до него дошло, то и остальные должны были сообразить.

– Да, – Ивар кивнул.

– А почему мы? Отчего нет кого посильнее? – выкрикнул один из молодых воинов, что прибился к дружине лишь в прошлом году. – Неужели все герои и боги, сколько их есть, ни на что не годятся?

– Видимо, не годятся, – сказал Ивар. – Раз судьба выбрала нас, то мы самые сильные! Ведь она сделала так, что узнали обо всем, и что можем успеть туда, где началась беда, и вырвать ее с корнем!

– С какого это перепуга нам отвечать за весь мир? – проворчал Рёгнвальд, скаля острые волчьи зубы.

– Настоящий мужчина всегда отвечает за тех, кто рядом! – почти прорычал Арнвид. – И не прячется в нору, если пришла беда для всех, и не надеется отсидеться за высоким забором! Много ли ты видел того мира, и знаешь ли ты, сколько раз обитатели иных стран отводили угрозу от Северных Земель?

Оскал Рёгнвальда поблек, желтые глаза озадаченно блеснули.

– Можем сделать вид, что ничего не узнали, – сказал Ивар. – Никто нас не попрекнет, что отправились по домам, не рискнули двинуться навстречу опасностям, какие не по силу одолеть человеку. Но как тогда будем смотреть в глаза близким, детям, женам, внукам, когда беды в Северных Землях умножатся, а мы будем знать, что могли сделать так, чтобы их не было совсем?

Дружинники переглядывались, чесали в затылках, покашливали.

– А точно беды умножатся? – спросил кто-то без особой уверенности.

– Ну ты же слышал? – буркнул Харек Стрела. – Мертвецы врать не могут, если их спросить как следует, да и альва знающим эрилям разговорить, что раз плюнуть… Да и сам видел, что творится?

Тут уж примолкли самые упертые.

Глаза есть у всех, да и уши тоже, и каждый замечает, что происходит вокруг – нападения троллей, что веками сидели в своих льдах и скалах, бури и морозы, свары и явление Ермундганда…

– Нам придется пройти через Йотунхейм, где очень давно не бывал никто из детей Мидгарда! – заявил Арнвид. – Разве предвкушение этого подвига не веселит ваши сердца и не горячит кровь?

– Мою – горячит, – признался Нерейд, – да вот только чую я, нас там не брагой и пряниками встретят…

– Если кто не захочет пойти с нами, то мы высадим его в Трандарнесе, – сказал Ивар. – Оттуда ходят корабли на юг, и вы сможете отправиться обратно в Трандхейм, или куда угодно.

Один из молодых воинов присвистнул, Даг скривился.

Вернуться домой одному, в то время как дружина пошла дальше – незавидный удел, прослывешь трусом, и никогда, до самой смерти не отмоешься от этого пятна, даже если явишь потом чудеса храбрости.

– Вы как хотите… а я… – голос Ингьяльда срывался, но глаза горели. – Я с конунгом, даже если мы пойдем втроем!

– Вчетвером, – прогудел Кари. – Давно хотел с хримтурсенами силой померяться.

– Ну и я с вами, – добавил Нерейд, залихватски улыбаясь. – А то влезете без меня в какую передрягу, и выбраться не сможете. Что брага с пряниками по сравнению со славой? Пусть сгинем, но зато так, чтобы Фенрир подавился!

– И я, и я… – донеслось со всех сторон, затем отдельные выкрики слились в единый гул. – Веди нас, конунг!