– Герои, – с дрожью в голосе ответил Ргов. – На пенсии. Держись от них подальше, если хочешь носить голову на плечах, а не под мышкой.
А престарелые герои перестали пялиться Торопливым вслед и поглядели друг на друга.
– Ха, – сказал Старый Осинник, известный на весь Лоскутный мир охотник на вампиров. – А он что-то мне кровососа напомнил.
– Кто? – поинтересовался Долговязый Эрик, произошедший, судя по росту и скорости мышления, не от обезьяны, а от жирафа.
– А тот, бледный.
– Кхе-кхе, а мне – дракона, – вздохнул рулон черной ткани, внутри которого прятался Стукнутый Черный, самый скрытный герой на свете. – Аж руки зачесались, так прямо захотелось его убить. А о чем мы, кстати, разговаривали?
– О мажях для пояшницы, – напомнил Брежен, получивший за геройскую карьеру наград больше, чем все олимпийские чемпионы вместе взятые. – Или от пояшницы, это уж как пошмотреть…
И герои погрузились в пенсионный разговор о болячках и о том, как с ними бороться.
А стражники шли себе и шли, пока около самой Молоточной площади не наткнулись на еще один патруль. Вел его лейтенант Клячисон, чья неуничтожимая бодрость была сравнима лишь с его же тупостью.
– Ха-ха! Вот и они! – затараторил он, едва увидев коллег. – Слышали новости? На левой окраине труп нашли!
– Эка невидаль, – проворчал Лахов. – Их в городе каждый день десятками находят. Вот если бы труп не нашли…. Тогда о-го-го.
– Да не, не обычный труп! – Клячисон замахал руками, создав небольшой ветерок. – А с вырванным горлом! И говорят, что уже не первый! И не второй! А третий или четвертый! Это маньяк!
– Враки, – махнул рукой Калис и со скрежетом почесал затылочную часть шлема. – Маньяк тут не выживет.
И в этом сержант был прав. Любой маньяк, попав в город, где убивают так же легко, как сморкаются, а на кровожадные ужимки не обращают внимания, получит стресс, невроз и быстро покончит с собой.
– Тогда кто? – нахмурился Клячисон.
– А какая разница? – пожал плечами Лахов. – И кто жертвы?
– Старьевщик, нищий… Точильщик ножей…
– Слава богам, – вздохнул лейтенант. – Беднота. Значит, нас не заставят это расследовать. Понятно, что, когда убивают богатея, всем есть до этого дело. Если прирезали нищего, то никто о нем и не вспомнит…
– И беспокоиться не о чем, – сделал вывод Калис. – Ну что, пойдем, изобьем хоть кого-нибудь?
– Зачем? – спросил Форн Фекалин.
– Чтобы скучно не было, – пояснил Ргов. – А то ходят тут всякие, нагло дышат тем же воздухом, что и мы…
– Да, кстати, – Лахов посмотрел на Форна, – а где ты снял жилье?
– На левой окраине, на улице Семи Струн.
– Тогда будь осторожнее, ха-ха, – предупредил Клячисон. – А то вдруг это и правда какой-нибудь маньяк.
И два патруля разошлись, точно корабли в море.
Арс пошевелил руками, напрягся, и деревянная табличка, выглядевшая девственно-чистой, занялась бирюзовым огнем. Огонь погорел немного и сложился в буквы. Те забегали, словно букашки, и образовали два слова:
«Коралия Аморалия».
Витрина, на которой висела табличка, содержала в себе чучело существа, выглядевшего так, словно на него уселся тролль. Сел, а потом еще хорошенько повозил тяжелой задницей.
Плоская харя, круглый рот, выпученные буркала и торчащие во все стороны то ли лапы, то ли шипы.
– И почему она аморалия, интересно? – спросил Топыряк и взялся за торчавшую из банки с краской кисточку.
– Плохо вела себя, типа, – предположил Рыггантропов, возившийся у пустой на первый взгляд витрины.
На самом деле в ней стоял прозрачный хмырь, вымерший хищник из породы халявщиков. Когда-то он водился в крупных городах, где питался пивом из кружек набравшихся посетителей. Понятное дело, такое поведение никому не нравилось, и хищника с помощью магов истребили.
Как ни странно, жалоб на пропажу пива из кружек меньше не стало.
Похоже, хмыри эволюционировали и научились быть невидимыми даже для поисковых чар.
– Наверно, – кивнул Арс. – И за это ее наказали.
– Шшшш, – подтвердил Тили-Тили.
В музее студенты трудились второй день. Вчера закончили с залом, посвященным всяким занятным растениям, вроде дуба редкого, конопли самородной (которая размножается косяками) или хищной яблони, что заманивает мальчиков и девочек замаскированной под качели удушающей плетью.
Сегодня обновляли таблички в зале, отведенном вымершим тварям.
За два дня успели привыкнуть к тому, что Простодрэль умеет подкрадываться бесшумно даже в домашних тапочках. Увидели кучу разных диковинок, в том числе одного посетителя музея.
Судя по ошарашенной физиономии, он зашел сюда случайно.
А в остальном все было до зевоты тоскливо. Краска пахла, кисти шуршали, студенты работали.
– Готова, – сказал Арс, покончив с аморальной коралией. – Так, кто у нас следующий? Ух, какой красавец…
В соседней витрине стояло чучело существа, формой тела похожего на человека. Только вместо кожи тут была чешуя, вместо ногтей – острые длинные когти, а глаза напоминали змеиные.
И на голове торчал цветастый гребень, отдаленно похожий на петушиный.
Рыггантропов на мгновение оторвался от буквы «Ы», с которой любовно сражался уже полчаса.
– Да, – сказал он, оглядев страхолюдную тварь. – Такого у нас в Ква-Ква я не видел. И это странно.
– Сссс! – В шипении Тили-Тили послышалось легкое беспокойство.
– Посмотрим, кто это.
Топыряк повторил простенькое заклинание, вызывающее призрак сгинувшей надписи. Вновь засуетились голубые буквы, и в воздухе над табличкой повисло слово «ЗМЕЕМОРФ».
– Вон как его зовут. – Арс почесал в затылке. – Кажется, нам про них рассказывали. В курсе истории, что ли…
– Хбульп чавк хлюп, конечно, рассказывали, – сказал появившийся точно из воздуха Простодрэль. – Во дни моей молодости о них еще помнили. Горульп опасные были существа.
– И чем же?
– Салюльк да, вы на лекциях, похоже, спали. – Эльф поглядел на Арса презрительно. – Это не просто хищник. Он вылельм разумен, невероятно кровожаден и умеет менять облик.
– Сссс!
– О.
– Типа?
– Пальп ненаучно говоря, превращаться в человека. Эльфа. Большую собаку. Толстого гнома или тощего тролля.
– Почему тощего? – спросил Топыряк.
– Чтобы хляк масса примерно совпадала. Змееморфы жили в горах и воевали со всеми, кто оказывался рядом. Пленников просто-напросто съедали. Это всем каруляв марлювк надоело, и их уничтожили. Истребили до последнего. Только чучела от них и остались.
– Э… точно, вспомнил, – сказал Арс, но постеснялся упомянуть о том, что на лекции, посвященной войнам со змееморфами, вовсе не дремал, а играл в карты на задней парте. И проиграл тогда целых два бубля.
– Да? – Простодрэль ехидно прищурился и погладил себя по бороде. – Тогда на сегодня, я думаю, хватит. Завтра жду вас в то же самое время.
Он усмехнулся и затопал прочь, поскрипывая суставами и шаркая ногами.
– Почему мы не слышим, как он подходит? – спросил Арс, с удивлением разглядывая непонятно откуда взявшиеся на мантии пятнышки краски.
Судя по тому, что они появлялись всегда, как бы аккуратно ты ни работал, краска обладала не только разумом, а еще и вредным характером.
– Эльф, типа, – сказал Рыггантропов так, словно это все объясняло.
Но на самом деле это и вправду все объясняло.
Эльфы могут посоревноваться с кошками за самую бесшумную походку во Вселенной.
Даже старые, лысые и бородатые.
Засунув кисточки обратно в банки с краской, студенты зашагали к выходу из музея. У дверей попрощались с Пасюком, и тот очень осторожно кивнул в ответ. Для зомби, чья голова пришита нитками, в этом движении жизненно необходима осмотрительность.
Снаружи Арса, Тили-Тили и Рыггантропова встретили немного вонючие ква-квакские сумерки. Сегодня, в день Опрятной Свиньи десятого месяца, природа вдруг вспомнила, что наступила осень, и в небо над городом были доставлены серые тучи.
Сейчас они старательно прыскали холодным дождем.
– Ну что, по пиву? – предложил двоечник.
– Можно, – кивнул Топыряк и поглядел на йоду. – А ты что скажешь, Трали-Вали?
– Шшшшш!
Рыггантропов осклабился:
– Одобряет, ушастый. Я знаю отличную пивную неподалеку.
Тут Арсу и Тили-Тили стоило насторожиться. Обычно за фразой «я знаю пивную неподалеку» следуют долгие поиски, много ругательств, ноющие ноги. А в конце – очень неприятное открытие, что пивная на самом деле пельменная и что пива в ней не наливают.
Но пропитанные испарениями краски мозги дали сбой. Топыряк безропотно кивнул, йода промолчал. А Рыггантропов повел их за собой в шелестевший мокрый полумрак.
Они миновали парочку грабителей, решивших, что связываться с магами-студентами себе дороже, и погрузились в паутину переулков, что находятся слева от Длинной улицы.
В этом районе, называвшемся Косые ямы, сломал бы ногу не только черт, но и сам сатана.
Дома здесь росли старые, высокие и такие покосившиеся, что стояли лишь потому, что опирались друг на друга. Умные люди тут даже днем ходили с фонарем и обязательно нанимали проводника. А дождливым вечером в Косых ямах было не светлее, чем на дне затопленной шахты.
– Еще немного, – подбодрил спутников Рыггантропов, и в этот момент впереди, во тьме, что-то зашевелилось.
Студенты остановились.
– Шшш! – сказал Тили-Тили.
– И я это видел. – Арс сглотнул, ощутив острое желание прибегнуть к славному боевому приему, известному с глубокой древности.
К тому самому, что начинается на букву «бе».
– Но мы же маги, в натуре, – проворчал Рыггантропов. – Мы не должны кого-либо бояться. Это нас все должны бояться, типа.
Во тьме вновь что-то пошевелилось, донеслось то клацанье, какое могут издать только очень острые когти.
– Н-надо п-поглядеть, что т-там такое. – Рука Топыряка тряслась, и световой шар вышел маленьким и дрожащим.
Из тьмы неохотно выступили стены домов, покрытые таким количеством слоев грязи, что казались чешуйчатыми. Появилась мостовая – оживший кошмар тополога, кое-где прикрытый лужами.
И некое существо, открывшее зубастую пасть.
Арс не успел разглядеть его как следует и тут осознал, что бежит, несется, не разбирая дороги, и что за спиной тяжело сопит Рыггантропов, а впереди легко прыгает Тили-Тили. Душа скользнула в пятки, прихватив с собой рассудок, и управление телом взял на себя мозжечок.
Благодаря его усилиям Топыряк ни во что не врезался, ни разу не споткнулся и не поскользнулся.
Потом душа и рассудок вернулись на место и мгновенно присвоили всю славу за спасение себе. Но случилось это в тот момент, когда Арс стоял под светившим уличным фонарем и шумно дышал, приходя в себя.
– Где это мы? – прохрипел обнаружившийся рядом Рыггантропов.
Топыряк огляделся.
– Улица Дохлых Кошек. А вон там, чуть дальше, находится Оранжевая больница. Я в ней однажды побывал.
– Сссс?
– Да мы полгорода одним махом пробежали! Хотя я ничуть не испугался и даже ловко выбрал правильный путь.
Самообман – страшная сила. Не будь его розовых очков, наушников и фильтров в ноздри, человечество давно покончило бы жизнь самоубийством. Сразу после того, как изобрело каменный топор и съело мамонтов.
Ну, или через недельку-другую.
– А кто там был такой, типа?
– Шшшш!
– У него была чешуя, глаза… когти. – Арс на мгновение замер. – И гребень на… на голове.
– Не человек, – совершенно справедливо заметил Рыггантропов.
– Сссс!
– И не йода, Трали-Вали, зуб даю. И не эльф…
– Змееморф. Но этого не может быть! – Арс потер лоб, ощущая, как резко поднимается температура внутри головы.
Йода задвигал ушами, потом вовсе свернул их и с резким хлопком развернул.
А Рыггантропов вздохнул с облегчением.
– Типа, все нормально, – сказал он.
– Это почему?
– Ну, мы же краски нанюхались сегодня.
– И чего?
– И мы, в натуре, разве видели после этого розовых слонов? Или там розовых теток без одежды?
Фантазия Рыггантропова не могла похвастаться богатством. Честно говоря, она попрошайничала на помойках мегаполиса Вселенского Воображения. И где-то там нашла убеждение, что все галлюцинации должны быть одного цвета. Того же, что и поросячьи пятачки.
– Нет, не видели, – сказал Топыряк.
– Ну вот, а теперь увидели. Хоть что-то, падлой буду. Она вроде была розовой, страшила эта. Значит, краска виновата.
– Ага, хм… – Арс переглянулся с Тили-Тили, тот пожал плечами, что заметил бы только очень внимательный наблюдатель.
Очень уж узкие плечи у йоды.
Версия с краской выглядела правдоподобной, особенно для того, кто хочет, чтобы она выглядела правдоподобной.
– Точно, так и было, – сказал Топыряк. – Да, оно было розовым. Поэтому мы сейчас пойдем в «Утонченное блаженство» и выпьем по кружечке.
Спорить никто не стал.
Тощий Брык и вправду был тощим.
В те давние времена, когда только начинал делать карьеру и телосложением напоминал швабру.
Теперь, когда в его массивную тушу можно было спрятать несколько бочек, старое прозвище звучало скорее как насмешка. Но мало кто смеялся над Тощим Брыком. Слишком дорого обходились шутки над одним из богатейших жителей Ква-Ква, которому принадлежала примерно четверть города.
Дом Тощего Брыка, то есть главный дом, где он жил большую часть года, стоял, само собой, на Мокрой улице. Там, где полагалось жить богатым купцам. Между ней и Сырой улицей, где обитали аристократы, во всем шло негласное, но ожесточенное, как драка бультерьеров, соперничество.
Дом Тощего Брыка больше напоминал замок.
В нем было три этажа, внутренний двор с воротами, сторожевые башенки на крышах, решетки на окнах. В доме имелась куча охранников, отряд слуг и множество помещений.
Некоторые были тайными.
А некоторые из некоторых – настолько тайными, что о них знали только двое – хозяин и архитектор.
Но архитектор мог наслаждаться причастностью к секретам в необычайно роскошном, набитом золотом гробу, так что Тощий Брык не беспокоился насчет сохранения тайны.
Сегодня после легкого ужина (пара поросят, горка блинов высотой полметра и тарелочка куриных крылышек) он решил посетить одну из сокровищниц. Для этого Брык поднялся в спальню и неспешно запер за собой все восемнадцать замков.
Приложив ухо к одной из скважин, убедился, что слуга ушел, и только после этого направился к шкафу с одеждой. Шкаф был так велик, что мог послужить домом какому-нибудь бедняку, а в глубинах его, за костюмами, пошитыми на Тощего Брыка, и поэтому немного похожими на воздушные шары, пряталась тайная дверца. Открывалась она нажатием на нос стоявшего на шкафу чучела утки.
Тощий Брык нажал на утиный нос.
Дождался, когда из шкафа донесется тихий щелчок, и, прихватив свечку, полез внутрь. С трудом протиснулся в тайную дверцу (проектировали ее лет десять назад, когда хозяин был чуть стройнее) и зашагал вниз по узкой винтовой лестнице.
Тут все было как положено – мрачно, сыро и пыльно.
Закончилась лестница еще одной дверцей, запертой на массивный навесной замок.
Тощий Брык снял с шеи цепочку с ключом и открыл его. Поднял свечку повыше и шагнул в сокровищницу. Несколько мгновений постоял, открывая и закрывая рот, как попавший на сушу сом, а потом ругнулся:
– Ляжка демона!
Сокровищница была наполнена первосортным затхлым воздухом.
Комната, где во время последнего визита, то есть месяц назад, находилось пять пудов золота в слитках и монетах, опустела. При этом стены, пол и потолок остались целыми.
– Я брежу? – спросил себя Тощий Брык и обнаружил, что подсвечник в его руке дрожит.
На мгновение показалось, что слышит эхо далекого, очень слабого крика.
Купец, преодолевая сопротивление брюха, с кряхтением нагнулся и пощупал пол. Пальцы испачкала рыжая, похожая на ржавчину пыль. Тощий Брык поднес их к лицу, и тут осознание того, что именно произошло, обрушилось на него, словно молот размером с диван.
Пять пудов золота стащили какие-то очень хитрые, ловкие и смелые проходимцы!
Хозяин дома засипел, захрипел, сжал кулаки и повалился на пол. Тот не выдержал удара, какой наносит не всякое пушечное ядро, и опасно затрещал. Тощий Брык проломил перекрытия и брякнулся в подвал, разбив одну из стоявших там винных бочек. Ту, около которой мирно выпивали дворецкий и главный повар.
– О! Кто это? – спросил дворецкий, ощущая, что стал много более мокрым и, если можно так сказать, винным.
– Наш хозяин, – отозвался повар, разглядывая тушу, распростертую в луже хереса, точно некое диковинное блюдо.
– А что это значит?
Повар посмотрел вверх, на дыру в потолке, и ответил:
– Что одна из сокровищниц перестала быть тайной. И еще кое-что.
– Что именно?
– Что у нас будут неприятности. И не только у нас.
Патруль двигался по улицам Ква-Ква тесной группой.
То есть и обычно Торопливые старались особенно не удаляться друг от друга. А сейчас они и вовсе жались друг к другу. И причиной являлось то, что патруль двигался по НОЧНЫМ улицам Ква-Ква.
А темное время суток в величайшем городе Лоскутного мира – это не благостная темнота, шорох ветра и веселые песни вдалеке. То есть песни вполне возможны, только исполнять их будет самоубийца. А обычно все ограничивается мягким топотом ночных хищников (на двух ногах), вскриками и лязгом, о происхождении которого не хочется даже задумываться.
Узнай о ночных улицах Ква-Ква портовые кварталы Бомбея, гопницкие окраины Нижнего Новгорода и переулки Южного Бронкса, они бы все дружно написали заявление об уходе на пенсию.
Так что Торопливые шагали кучкой, нервно оглядывались, и даже факелы в их руках горели неярко, боязливо.
– Э-это что там? – спросил Ргов, когда во тьме сверкнули два желтых огонька.
– Кошка, – ответил Калис. – Или ты думаешь, кто-то лежит на земле, поджидая нас в засаде?
– А почему нет?
По своей воле стражники никогда не вышли бы на улицу ночью. Но сегодня их заставили.
– Как он орал, – сказал лейтенант Лахов, когда огоньки, оказавшиеся на самом деле кошачьими глазами, остались позади. – У меня до сих пор в голове звенит. И гудит.
Сержанты дружно буркнули что-то вроде «ага».
Вспоминали они, само собой, МЕНТа, который как-то прознал о странных убийствах. Потом он почему-то решил, что они должны прекратиться, и отправил большинство Торопливых ночью бродить по городу.
С какой стороны ни посмотри – возмутительный поступок.
Разве так должен себя вести настоящий начальник стражи?
– Орать всякий может, – проговорил Ргов, благодаря жене хорошо знакомый с этой истиной. – А вот ходить тут… когда всякие…
Справа, из-за реки, донесся низкий, очень неприятный, кровожадный вой, что мог принадлежать собаке.
А мог и оборотню.
Или кому-нибудь похуже. Сложно представить что-то хуже оборотня, но если это «что-то хуже» есть, то оно обязательно болтается где-нибудь в Ква-Ква, пугая прохожих до смерти.
Лахов вздрогнул, Ргов сделал попытку спрятаться в свой шлем, как улитка в раковину. Калис стремительным движением выхватил четыре взведенных арбалета. Только Форн Фекалин остался спокоен, его бледное лицо даже не дрогнуло, и лишь в глазах мелькнул огонек.
Но остальным Торопливым было не до того, чтобы обращать внимание на всякие глупости.
– Вроде бы далеко, – сказал Лахов. – И это хорошо. Так что там у нас впереди? Мотыжная площадь?
Приближение большой площади, где днем работал скотный рынок, чувствовалось издалека.
– Может, обойдем ее? А? – предложил Форн Фекалин.
– Можно и обойти, – согласился лейтенант. – А то воняет там. Пойдем, пожалуй, налево.
– А может, направо?
Лахов удивленно посмотрел на неожиданно разговорившегося новобранца, потом на переулок, куда он предлагал свернуть.
– Там же темно, – сказал Ргов.
– Но если войти туда с факелами, там сразу станет светло. – Форн Фекалин нетерпеливо моргнул.
– О!
– Главное – что там тихо. Идем туда, – вынес вердикт лейтенант, хорошо знавший первое правило выживания в ночном Ква-Ква.
Держись подальше от любых источников звука.
И тогда ты, может быть, проживешь на пять минут дольше.
Переулок оказался узким, кривым и извилистым. А через пару дюжин шагов Торопливые наткнулись на два тела. Одно лежало на животе, и вокруг его головы растекалась лужа крови. Другое валялось на спине, храпело и распространяло запах дешевой выпивки.
В руке оно держало бутылку из-под кукурузного самогона «Рыгач», а во второй – огромный, покрытый красными пятнами нож.
– Это что? – спросил Калис, подав уверенную заявку на первое место в конкурсе «Самый тупой вопрос года».
– Вялый Пырк, – дрожащим голосом ответил Ргов. – Он… э, грабитель из Нор… Может, пойдем отсюда, пока чего не случилось?
– Хорошая идея, – кивнул Лахов. – Медленно, не шумим, отсту…
– Да вы что! – вмешался Форн Фекалин. – Это преступление! Мы поймали того, кто всех убивал! Я уверен, что если перевернуть тело, то у него окажется вырван кадык, как и у остальных.
– Маленькая поправочка, – пискнул Ргов, – мы его не поймали, а только нашли…
– Так в чем проблема?
Форн Фекалин шагнул вперед. Перевернул труп на спину, и стало видно, что вместо горла у него и вправду жуткая рана. Затем подошел к Вялому Пырку, вынул из лапищи окровавленный нож. После чего снял с собственного пояса веревку и связал грабителя по рукам и ногам.
Остальные стражники боязливо наблюдали за происходящим.
– Так ты что, арестовал его? – спросил Лахов, соображавший немного быстрее подчиненных.
– Да. На месте преступления.
– Ооооо.
Ргов и Калис растерянно переглянулись.
Вялый Пырк – заметная фигура в преступном мире Нор, криминального квартала на восточной окраине Ква-Ква. Вряд ли его дружки сильно обрадуются, узнав, что его взяли и засадили в тюрьму. Но, с другой стороны, использовать обычную тактику – то есть тихо удрать – уже не получится.
И все из-за слишком ретивого новобранца…
– Сержант Калис! – скомандовал лейтенант, пришедший к тем же выводам.
– Я!
– Прочитайте задержанному его права.
– Есть!
– А может быть, надо привести его в сознание? – спросил Форн Фекалин.
– Зачем? – удивился Лахов. – Мы должны их прочитать, но нигде не указано, что он должен их услышать. Приступайте, сержант.
– Ты имеешь право болтать все, что угодно. Имеешь право на три удара по печени, на яркую лампу в глаза и… – забормотал Калис, нависнув над Вялым Пырком, точно скала над морем.
Знакомые сочетания звуков были уловлены тем, что у подобных типов сходит за подсознание, и грабитель открыл глаза. Некоторое время они вращались, точно шарики из цветного стекла, потом остановились на Калисе, и в них появилось искреннее удивление.
– Очухался, негодяй, – сказал Лахов лишь чуточку дрожавшим голосом. – Э, мирные граждане мирно радуются в мирных домах…
Лейтенанта от переживаний несколько понесло.
– Век воли не видать, начальник, – просипел Вялый Пырк хриплым голосом настоящего бандюгана. Без такого голоса нет смысла выбирать карьеру убийцы или преступного авторитета. Все равно никто не воспримет вас всерьез. – Мы слегка бухнули с Брашом Серым и с этим, третьим… как его…
– Слегка бухнули? – ухмыльнулся Калис. – Глянь-ка вон туда.
И он показал на труп с разорванным горлом.
Вялый Пырк перевел взгляд, и удивления в его глазах стало больше, чем огня – в топке паровоза.
– Э… Браш Серый… что с ним? Он кашлял вроде… Может, сильно кашлянул? Да, помню… – Грабитель сел. – Мы сидели в таверне… Нам наливал еще этот, как… Скользкий такой… А потом пошли гулять…
– Хватит пороть ерунду! – заявил Лахов. – Ты напился и убил своего приятеля! И ты убил всех остальных!
– Всех? Это не под силу человеку…
Тут Вялый Пырк дернулся. Веревка, связывавшая его руки за спиной, непонятным образом лопнула. Лапищи грабителя оказались свободны, и одна машинально дернулась к лежавшему неподалеку ножу.
– Режут! – завопил Лахов.
Ргов метнулся в сторону, с металлическим звоном врезался в стену и упал. Калис полез за арбалетами, но запутался в плаще. В руках Форна Фекалина сверкнул длинный меч. Его острие мягко, почти нежно вошло Вялому Пырку в спину. Тот всхлипнул и упал наземь.
Стало тихо.
Лахов сглотнул, издав звук, который невозможно изобразить буквами обычного алфавита.
– Ничего себе, – сказал Калис, выпутавшись наконец из взбунтовавшейся одежды. – Он что, мертв?
– Да. – Форн Фекалин аккуратно вытер лезвие меча об одежду убитого и убрал оружие в ножны. Затем наклонился, подобрал веревку, которой был связан грабитель, и спрятал ее в карман.
– А что это значит?
– Что надо подобрать Ргова и убираться отсюда поскорее, – предложил слегка отошедший от шока лейтенант.
– А я думаю, это значит другое, – уверенно заявил Форн Фекалин. – Убийств больше не будет.
Утренний туман в Ква-Ква обладает большей индивидуальностью, чем лондонский смог. В отдельные, особо удачные дни его можно не только пробовать на вкус, но и мазать на хлеб вместо масла. Масло это окажется бурым, несколько зловонным, но зато невероятно пикантным.
Туман, в который сегодня утром вступили направлявшиеся к музею студенты, был не из таких. Обыкновенная серая дымка, едва справлявшаяся с основной задачей – прятать город и глушить звуки.
Вчера приятели несколько засиделись в «Утонченном блаженстве» и поэтому сейчас выглядели не очень бодро. Арс зевал, Тили-Тили спотыкался через шаг, и даже Рыггантропов спал на ходу.
В себя он пришел лишь после того, как на него чуть не наехала телега водовоза.
– Чтоб тебя вспучило, – пожелал двоечник ей вслед и окончательно проснулся.
Несколько минут посопел, обозревая то, что в Ква-Ква зовется гордым словом «улица», а потом спросил:
– И все же что вчера это было, в натуре?
– Пиво, – ответил Арс, пребывавший где-то на пятой минуте последнего сна.
– Не, типа, в темноте.
– Галлюцинация. Мы же решили.
Топыряк вынырнул из вполне розовой полудремы и с упреком взглянул на Рыггантропова. Упрек срикошетил от толстой шкуры двоечника, улетел в небеса, где и поразил ни в чем не повинную пташку.
Та почувствовала себя очень неловко и поспешно облегчилась.
Иных способов бороться со стрессом пташка просто не знала.
– А может, сходим туда, посмотрим? – предложил Рыггантропов. – Следы всякие. Вдруг они остались?
– От галлюцинации?
– А почему нет?
Топыряк обдумал предложение, которое даже в похмельное невыспавшееся утро казалось странным. Посмотрел на двоечника и понял, что в голову тому попала мысль и что бороться с ней поздно.
Мысли посещали этот толстостенный маленький резервуар не так часто, поэтому Рыггантропов ими очень дорожил. Расставался с каждой неохотно, только после долгих уговоров.
– Пойдем, посмотрим, – сказал Арс. – Ты хоть место запомнил?
– Шшшшш! – поддержал разговор йода.
– Трали-Вали запомнил, так что все, в натуре, в порядке, – перевел Рыггантропов.
Пути для отступления оказались отрезаны.
Они выбрались на Длинную улицу, некоторое время поплутали в переулках Косых ям. Топыряк раз шесть готов был воскликнуть: «Вот, это же здесь!» – но йода упорно шагал дальше.
И только в седьмом похожем месте остановился.
– Ссс! – сказал он.
– Ага, точно. Наши следы вижу, – кивнул Арс. – Вон там рытвина, это Рыггантропов старт взял. А галлюцинация стояла, значит… где? Вон там… прямо под аркой… сейчас глянем, что там…
Под аркой непонятным образом сохранился кусочек мостовой – дюжина камней, что держались на месте с упорством последних зубов во рту глубокого старца. След на них оставил бы только тролль, да и то если бы хорошенько попрыгал.
– Ничего, – с облегчением проговорил Топыряк. – Это и в самом деле была галлюцинация. Дава…
– Шшшш! – прервал его Тили-Тили.
Он уселся на корточки, поковырялся между камнями и вытащил что-то маленькое, круглое, зеленовато-желтое.
Очень похожее на чешуйку.
– Типа… – протянул Рыггантропов. – Кусок этой… глюкции?
– Шшш.
– Э, может, какая змея оставила, проползала мимо… – проговорил Арс, чувствуя, как под ногами разверзается пропасть.
И надежда на то, что зубастая тварь им привиделась, летит туда вниз головой.
– Змея? В Ква-Ква? В натуре. С такой чешуей?
– Э… ну да…
Судя по размерам чешуйки, змея должна была быть толщиной в бедро крупного мужчины. Таким рептилиям делать в городе нечего. Если только они не хотят быстрой смерти.
– Или рыба?
– Типа, проплыла тут? – спросил Рыггантропов, а йода посмотрел на Топыряка с укоризной.
– Нет… проезжала телега с рыбами, и с нее сыпалась чешуя… – Арс умолк, сам понимая, что говорит ерунду.
Никто не будет возить рыбу через Косые ямы, а если вдруг такое случится, то каждую упавшую чешуйку тут подберут и сварят из нее обед на пять человек. В этой части Ква-Ква едой не разбрасываются.
– А значит, а значит… – Надежда шмякнулась на дно пропасти и скончалась в муках.
– В натуре, – покачал головой Рыггантропов.
– Ссссс! – Судя по интонации, Тили-Тили был с коллегой полностью согласен.
– Ладно… тогда, – Арс попытался собраться с мыслями, и после некоторого напряжения это ему удалось, – тогда давай отнесем эту штуку в музей. Хранитель хорошо разбирается во всяких тварях. Он точно скажет, что это такое. А то вдруг это и не чешуйка вовсе?
Останки надежды задергались, словно над ними колдовал опытный некромант.
– Отнесем, – кивнул Рыггантропов. – Пошли?
И они пошли и добрались до музея Натуральной истории к самому открытию. Миновали Пасюка и отправились на поиски Простодрэля. Тот обнаружился в том зале, где студенты работали вчера.
– Шлюк плях доброе утро, – проворчал эльф тоном, какой обычно приберегают для проклятий. – Ну что, начнем?
– Э, Простодрэль… – сказал Арс. – Мы тут вчера видели на улице… а сегодня нашли… вот, ну…
Тили-Тили шагнул вперед и продемонстрировал чешуйку.
Хранитель нахмурился, извлек из нагрудного кармана халата увеличительное стекло.
– Так, давай сюда. – В этот момент эльф даже забыл о том, что должен булькать и хлюпать. – Очень интересно.
Студенты ждали, затаив дыхание. Рыггантропов, который просто не знал, что такое волнение, почесывал затылок. Простодрэль разглядывал находку долго, с одной стороны, потом с другой, и при этом что-то бормотал.
– Ляпл маблп невероятно, – сказал он наконец. – По всем признакам она принадлежит змееморфу, причем живому… Тляк, и вы говорите, что видели его на улице?
И эльф уставился на Арса так подозрительно, словно тот прятал древнее чудище в кармане.
– Ну… да… – подтвердил Топыряк.
– Длямп прульк тогда нужно срочно его поймать! Убить и поместить к нам! А то наше чучело бульк древнее, выглядит плохо.
Старого хранителя вряд ли бы сделали почетным членом Общества гуманных ученых.
– Юляльк а вы работайте. Практики никто не отменял, – Простодрэль сурово глянул на студентов.
И, взволнованно шаркая, удалился.
– Поймать? – Арс покачал головой. – Кто этим будет заниматься? Стража? Да они пьяную черепаху не догонят.
– Шшшш!
– Верно, Трали-Вали. Не наше дело, типа, – сказал Рыггантропов. – Беремся за кисточки и вперед.
Арс пошел к столику, где стояли банки с краской. По дороге глянул на витрину, в которой стояло чучело змееморфа, и на мгновение ему показалось, что чучело ехидно ухмыляется.
Сырая улица относится к Мокрой примерно так же, как масло к маргарину.
И то и другое желтое, жирное, но одно настоящее, а второе – искусственное, и на вкус их никогда не спутаешь.