Дмитрий Итальев
Унденский лебедь
«Унденский лебедь»
Я видел на брегу Ундена,
Как плыл надменно черный лебедь.
В тисках великолепья плена
Он смел вокруг величьем веять;
Окрас его и есть мой взор,
Судьба его – мой приговор.
Узрел я родственную душу…
Стою пред ним: ногами в сушу.
Туман над озером седеет,
А черный лебедь не тускнеет;
Все тот же блеск его пера
Мой будоражил ум с утра.
Под ним уснула мирно гладь,
Имея честь сим отражать
Крыла той дивной птицы стать;
А мне бы рукопись в печать!
Мне торопиться в этот час!
Мне отвести с него бы глаз! –
В мгновенье мысли той жестокой,
Поднялся ветер над Унденом,
И тучей томно-светлоокой
Слетелись лебеди катреном.
Как снег белы: большая рать;
Ах, мне бы рукопись в печать!
Мне б поспешить! Но в этот миг
Услышал той я стаи клик:
Сродни горе брюзгливый, громок,
Свиреп, ревуч и жгуче-колок.
Они, как наковальню молот,
Взялись величие терзать:
Окрас его тому ли повод?!
На светлых вправе ль клеветать?!
Эх, мне бы в руки да кирпич,
Прервать сей лебединый линч! –
В мгновенье мысли благородной,
Унялся ветер над Унденом,
А крылья роскоши свободной
Из ига вырвались рефреном;
И скрылся в небе лебедь черный!
Я, року своему покорный,
Помчался дело увенчать:
Успеть бы рукопись в печать!
Вечерний час: ступал обратно
Вдоль брега спящего Ундена;
Мелькает силуэт невнятно:
Всё та же благолепья сцена.
Подкрался, шорох не тревожа,
А в клюве песнь того вельможи…
Проникся ею я до дрожи,
И стих в тиши творю столь схожий:
"Я – ночи сын, Ундена жемчуг.
Мне оберегом стал туман;
Проклятья – ореол легенды,
Вода смывает боль из ран.
Пером я черный, сердцем – белый:
Не грех мой мрак, но мрак мне – блеф.
Вспарю над миром чистотою,
Оковы лжи преодолев;
Меня запомнят, их забвеют:
Я серебрист той чернотой!
Лишь заводь обличает серость:
Пером кто бел – угрюм душой.
Моя краса со мной до смерти:
Не прикасайся, лицемерье,
Пера средь часа круговерти;
Не к лику мне твое творенье.
Пусть эта песнь в глуши Ундена –
Надежд лишь призрак пируэта:
Восславлюсь миру я однажды
Строфой великого поэта!"
«Веянья преданности друг»
(Полине Гёбль и женам декабристов)
Стиха трагичная персона,
Веянья преданности друг:
Слагаю памятник с фасона
Я верных стойкости подруг;
Не леденея на морозе,
С сердец хрустального бокала
Высокой чести данью оземь
Кровь благородная стекала.
Я помню, не предавши тленью,
Что Вашу поступь, Вашу прядь;
И передам сим поколенью
Деянья благородства пядь.
Голубка модного салона,
Острог читинский Вам – супруг:
Нам не узрелась с небосклона
Звезда пленительная вдруг;
Не Ваши ль слезы – нам проклятье:
Убогим, малодушным суд,
Сменившая роскошья платье
На увертюру смрадных руд?
Прости, голубка, мне – потомку –
Дрейфловый профиль и анфас;
Что я – мужчина лишь поскольку…
Но скольким недостоин Вас.
«Поэты северных широт»
(узникам совести)
Честолюбив! При всём при этом
Желал я легких рифм поэтам:
Вольтер нутром он аль Марат,
Поэт поэту всё же – брат!
Стихов невзрачных не бывает,
Бывают чёрствые сердца:
Не тот, кто пишет, а читает –
Являет истинность лица;
Элита редкостных пород –
Поэты северных широт!
Под гнётом зла тысячелетий
Лишь проницательнее эти:
И тех великие умы –
Творенье горестной судьбы;
Не те ли – светлая дорога
В веках для тёмного народа? –
И честь, и совесть, и свобода!
Не те ль проводники восхода
Сиянья призрачных надежд
На крах всевластия невежд?
Как безысходно их проклятье:
Тех ценность в тюрьмах, не в карате!
Тех дар ничтожен средь орды,
Чьи представители – рабы;
Слепы, грубы, глупы, немы:
Не свет кумир им, гнусность тьмы!
Но вы – что братья – не мельчайте
В угоду мерзостных смотрин!
Тем память тех не оскверняйте,
Кто рвал оковы паутин
Бесчестья времени и люда,
Где имя каждому – Иуда,
Награда коим – эшафот:
Поэтов северных широт.
«Осень моросью целует»
(Москве)
По Пречистинке пройду я
Пасынком седой Москве;
Внеурочно, без раздумья
Вновь любим сырой тоске.
Сеченовским переулком
На Остоженку спущусь,
Пусть изысканным притулком
«Geraldine» накормит грусть;
Долгорукого творенья
Сонным воздухом дыша,
Черпаю я вдохновенье
Для уютного стиха;
Осень моросью целует
Гению его лицо:
Улыбнулось умиленьем
Им Садовое кольцо;
Мачехи мила прическа
Пепельною красотой:
Та честна со мной без лоска
И добра своей душой;
Щедрой музою ютимый,
Что дана мне Богом в дар,
Одинокий, но счастливый,
Гоголя почту бульвар;
Сидя кротко на скамейке,
Обниму свою судьбу,
И признаюсь чародейке,
Что люблю мою Москву.
«России песнь»
Вкусивший жизнь моею грудью,
Хранимый ласкою дитя,
Молитвой Матери взываю:
Собою не губи меня…
Позволь расправить эти плечи,
Цвести красой полей и рек.
Не будь погибели предтечей,
Мной порожденный человек.
Лиричным именем Россия
Я Господом наречена:
Счастливой быть – моя стихия,
Несчастной слыть – моя судьба;
Беспечною младою девой
Ордою дикой пленена,
И от сестер единокровных
Веками тьмы разлучена.
Угра омыла мои ноги,
Оковам ржавчину вменив;
Невольный брак и дни тревоги
Надеждой светлой заменив.
Рассветом северным сияя,
Стеснение в себе тая,
Я тропами родного края
Вернулась в лоно бытия.
Но настороженные двери
Не впустят сердце за порог;
Укором слышится: «Чужая.
А резус-фактор твой – Восток».
Печаль безропотной заботой
Укрыла боль моей души:
Примерив маску с позолотой,
Я родила детей в глуши;
Плохою матерью не стала:
Хранила сон ваш сенью ив.
Истоком Волги умывала,
О здравье Господа молив;
Подобно россыпи жемчужной,
Покрывши взор своим числом,
Столетия ватагой дружной
На мне селились вы потом;
И чем всегда была горда я
Земных средь лика матерей,
Смогла что, кровью истекая,
Родить талантливых детей!
Я ими Лиру приласкала,
Наукам обустроив дом;
Я ими небо раздвигала,
К далеким звездам став мостом.
Я Александрами воспета,
Петрами глас услышан мой!
Я – мать великого поэта,
И сын мне – космоса герой!
Вкусивший жизнь молочной негой,
Рожденный в муках мной дитя,
Молитвой слезной заклинаю:
Собою не позорь меня…
Смой лихоимства тяжкий грех,
Татьбы следы очисти с рук;
Богата ваша Мать на всех:
И на господ средь вас, на слуг.
Спешите дегтем линчевать
Дитя, что грабит свою мать:
Не уподобьтесь фарисеям
Мне паразитами на шее…
Однажды бездыханных вновь
Вас обретя во своем чреве,
Я не явлю свою любовь
Для утонувших в Божьем гневе.
Коль матери своей погибель
Наследством скорым возжелали,
То бездарь – всем вам искуситель:
За оным следуйте стадами;
Уму непостижимым злом,
Что соткано хмельным дурманом,
Вы – душегубы напролом
Своим же детям видом пьяным;
Но если скорым исцеленьем
Возлюбите потомкам весть,
То возвеличьте одаренных,
Супругами храните честь;
И панацеей от всех бед
Себе вмените трезвость духа:
Лишь в ней таится лазарет
Для ока вашего и слуха;
Лишь вместе с ней начнете вы
Ценить себя, свои мечты:
Тогда, быть может, к счастью вас
Поманит разума компас!
Мне остается лишь молиться,
Могла чтоб чадом вновь гордиться,
Не слыша эха голосов:
«Она рожает лишь рабов!»
Вкусивший жизнь веленьем божьим,
Благословенное дитя,
Молитвой робкой призываю,
Собою же восславь меня…
Во дружбе пребывай с соседом,
Будь благодетель сирот хлебом;
Не оскверняй себе в угоду
Мою роскошную природу;
Груди речные ожерелья
Не запятнай своей рукой,
Дыханья моего деревья
Не поруби себе лихвой.
Народов сонму став родною,
Меж вами мир хранить велю:
Вы сплетены судьбы лозою
В одну великую семью.
«Не запрещайте счастью громкость»
Не обрезайте детям крылья! –
Не совершайте тяжкий грех;
Не обрекайте на унынье,
Не приглушайте детский смех;
Не запрещайте счастью громкость,
Не порицайте тишину;
Не позволяйте себе колкость,
Ввергая душу в темноту;
Сердца не остужайте детям:
Не угнетайте их мечты!
Но пользуйтесь моментом этим,
Узреть таланта чтоб черты;
И обнимайте каждый день!
Руками, сердцем, словом, взглядом:
В свою не превращайте тень,
Травив амбиций ваших ядом.
Детей не опекайте яро,
Но не вменяйте их другим;
Им не являйте лик скандала:
Ребенок – общий. Неделим!
Своим примером обучайте
Их добродетели людской;
И книги на ночь те читайте,
В которых мир совсем другой:
Где зло не побеждает веру,
Финал которых не жесток.
Любви создайте атмосферу,
Гармонию вдохнув в росток;
Их не делите на чужих,
Своих, здоровых и больных;
Нет у детей ни разных глаз,
Ни цвета кожи нет, ни рас!
Есть белый лист, вам данный Богом:
От вас зависит лишь во многом,
Каким окажется итог
На нем разлитых вами строк.
«Русский язык»
Ах, как же все-таки прекрасен
Народа русского язык!
Чудесен он, многообразен!
С младых я лет к нему привык;
Он мудр строкой Крылова басен,
Могуч – законный то ярлык!
Он Лермонтовым слуху ясен,
Им благорожен мой кадык!
Чаадаевым глупцу опасен:
Веков творение и стык!
Ах, как же все-таки прекрасен
Народа русского язык!
Я подмастерьем быть согласен,
Постичь у гениев азы:
Я над веками был бы властен,
Отняв у Пушкина бразды!
Язык сей гласными столь страстен,
В нем соль народной есть слезы!
Цветами яркими он красен,
Вобрав эпох в себя пласты!
Я верю: труд мой не напрасен,
Коль помыслы мои чисты!
Я к языку тому причастен,
Храни его, мой друг, и ты!
«Гладь белых страниц»
Посажу я сирень за окном,
К ней подвесив кормушку для птиц;
И когда этот мир занят сном,
Потревожу гладь белых страниц.
Безмятежным и тихим стихом
Боль укрою в вельветовый плед;
Мой сакральный и маленький дом
Мезонином встречает рассвет.
Выступает к обрыву балкон
Дивным оком на синее море,
А внутри его бархатный трон,
Утонувший в меандра узоре;
И лучи пусть блаженно робеют,
Горизонта покинув объятья.
Пусть окурки судьбы моей тлеют,
Не познав силуэт губ из счастья;
И талант уникальной камеей,
Потаённый незрячим глазам,
Тем пытать его боле не смея,
Я сломаю легко пополам…
Усыпив панорамные очи,
Света нового дня сторонясь,
Умерщвлю я себя вновь до ночи,
Чтоб проснуться в безлюдье, смеясь.
Под Юпитера летним свеченьем
Приготовлю кусочки уюта;
Их намажу густым вдохновеньем
Ярких сот красоты абсолюта.
Саквояж свой наполнив стихами,
Я признателен Богу за то,
Что в пути, умащенной грехами,
Покаяньем омыл мне лицо.
«Любитесь, люди!»
Любитесь, люди: не ленитесь!
Не ссорьтесь глупостью причин,
А за внимание боритесь
Своих прекрасных половин.
Любитесь днем, любитесь ночью! –
В плену чарующих оков;
Не фигурально, а воочью:
Любитесь громко и без слов;
Творите мир своей любовью! –
Сражайтесь в том между собой;
И побеждайте, но не болью,
А темпом, юмором, душой.
Любитесь, люди, благородно! –
Не, как дворняжки, за углом:
Вам помнить было бы угодно,
Что мы в развитии ином…
Да! Преданно всегда любитесь,
Все соки выжав из себя.
Займитесь этим: не деритесь,
Прекрасное вокруг губя.
Ведь войны пораждают те,
Кто плох в делах любовных;
Вы – асы, что на высоте, –
Орлы небес раздольных!
Любитесь, но не примитивно;
И узаконьте интерес:
За модой следуя наивно,
Не оскверняйте сей процесс.
Любитесь, люди, традиционно;
Любитесь: раз и навсегда!
И в дождь, и в солнце: всесезонно,
Да будет счастье вам тогда.
«Он вам не поэт!»
(ко флоре)
Березы ветками объятый,
Лучится парковый фонарь.
Вдыхая ароматы мяты,
Читаю вновь себе мораль;
Луна полна блаженства света
Сквозь струнки ивовых ресниц.
Хранится памятью поэта
Коллекционный стон девиц;
За что вы любите тиранов,
Красой целованные розы,
Стиху чарующих дурманов
Предпочитая черствость прозы?
Безумства чаркой пригубивший
На фоне счастия контраста,
Чем дорог памяти твой бывший
Покоя угнетатель, астра?
И удивлением затеей
Он потревожит орхидеи:
Ответьте в манком разговоре,
Чем деспоты у вас в фаворе?
К замужним лилиям подкрался
Неугомонный литератор,
И аналогией задался:
Чем сердцу каждой мил диктатор?
Вы утром влажные в росе
От ласк их, явленных во сне!
Ну а супруга-либерала
Вы нежите ничтожно вяло!
Померкли тихой грустью очи
Цветов, покрытых негой ночи;
Лишь бризный шелест лепестков
Мне выдал таинство их слов:
Прошло уже немало лет,
Нас потревоживший поэт,
Как этот парк хранит следы,
Коснувшейся всех нас, беды;
Но не прозаик, лиры друг
Украл беспечность наших губ.
И рифмой он нам томной врал,
Что демократ и либерал…
Когда коснулись его пальцы
Стеблей ранимых ликом ситца,
Пустились все мы в ритме вальса
С ним в сладострастии кружиться;
И обнажил пиит нам души,
Играя на пьянящей флейте,
Чем корни юные из суши
Вытягивал словами – «Млейте!»
Но счастья танец был недолог;
Румяной поступью хорея…
Сердца в нас сотнею иголок
Вкусили боли апогея;
И скинута поэтом маска,
За коей нам он представлялся:
Закончилась трагично сказка,
Которую слагать он взялся;
За ширмой вольности мозаик
Скрывался извергом прозаик…
Замаливая век грехи,
Не чтим мы более стихи;
Пустил поэт слезу скупую,
Внимая грусти дивной флоры:
Явивши паузу немую,
Утихли шелеста их хоры.
И уходя, окинув взором,
Вопрос я задал им укором:
За что же разуму назло
По сей день любите его?!
Но их ответом на прощанье
Поэт услышал лишь молчанье.
«Быть может…»
Мне дивным голосом девицы
Сплетали песнь из сладких слов:
Приди скорей, твоей десницы
Мы предначертанный улов…
Их светел каждой лик в сто лун,
И кожа – жемчуг потаенный;
Казалось бы, земной я лгун,
Делец, на хитрость обреченный:
За что же грешнику награда?
Уста – зефир, глаза – сапфир:
Тех наслаждение – услада,
О чем не помышлял сей мир.
А чуждым делом столь неловко;
Возможно, песни адресат –
Небес жестокою издевкой –
Не я, щедроте что столь рад.
– А не ошиблись ли вы, девы,
Слагая песнь ту обо мне? –
Безверны разуму напевы:
Грехами горб мой на спине;
В ответ журчанием медовым
Слух одурманен, но не пьян:
– Ты из числа, что был ведомым
Страстями, окаянством рьян…
Уста огреху неподвластны;
И провидением времен
Ты – господин нам меткой ясной:
Удел Скрижалью сей вменен.
А сонмом всех своих грехов
Одним стал дьяволу ты плох:
О них Создателю не лгал,
Когда был созван Трибунал;
И взору нашему коль мил,
Быть может, Бог тебя простил…
