Дмитрий Дёгтев
Воздушная битва за Ленинград. От Балтики до Валдая. 1941–1944
Серия «Сражения в воздухе. Военная авиация XX века» выпускается с 2012 года
© Дегтев Д.М., 2023
© «Центрполиграф», 2023
© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2023
Предисловие
Блокада Ленинграда является одним из самых драматичных и трагических эпизодов Второй мировой войны. Огромный город, по праву считающийся одним из красивейших в Европе и на протяжении двух с половиной веков являвшийся центром важнейших исторических событий, город дворцов и завораживающих парков, город величественных набережных и каналов, город, напоминающий одновременно и голландский Амстердам, и немецкий Гамбург, и французский Версаль, и итальянскую Венецию, волей «военной судьбы» превратился одновременно в «город-крепость» и «город-призрак».
Начало войны, как казалось, не несло никаких прямых потенциальных угроз для Ленинграда, кроме разве что возможных вражеских авианалетов. Город находился в 700 км от новой границы с Германией, а от Финляндии его надежно защищал непроходимый Карельский перешеек. С моря Ленинград прикрывал остров Кронштадт и мощный Краснознаменный Балтийский флот. К тому же советская пропаганда обещала, что Красная армия самая сильная в мире и не отдаст ни одного метра своей земли. Война будет вестись только на территории врага!
Однако все пошло по другому сценарию. Уже через два месяца после начала войны Ленинград стал прифронтовым городом. В начале сентября 1941 г. немецкие танки уже стояли на Неве. Для большинства жителей это стало полной неожиданностью, они даже не собирались бежать вглубь страны. Но Гитлер не планировал штурмовать город, который в Третьем рейхе называли «большевистской твердыней». Он принял «коварное решение» – отрезать Ленинград от путей снабжения и уморить голодом. А когда его «гениальный» план не осуществился, а наступление группы армий «Норд» застопорилось на всех направлениях, на данном театре боевых действий сложилась довольно своеобразная ситуация. Немцы больше не имели сил, чтобы добиться своих целей, но при этом сами не собирались никуда уходить. После краха операции «Барбаросса» фюрер приказал удерживать все позиции и оборонять каждую пядь захваченной территории.
В результате немецким войскам пришлось не только продолжать блокаду Ленинграда, но и оборонять огромный Волховско-Ловатьский рубеж, начинавшийся у Ладожского озера, а заканчивавшийся у Великих Лук. Это было необходимо для обеспечения стыка с левым флангом группы армий «Митте», а также для прикрытия собственного тыла группы армий «Норд». Для Сталина и его партии Ленинград имел особое сакральное значение, как в силу названия, так и его исторической роли в революции 1917 г. Поэтому, невзирая на нехватку сил и ресурсов, проблемы на других участках фронта и погодные условия, Красная армия в течение двух с половиной лет не оставляла попыток прорвать растянутый периметр обороны 16-й и 18-й немецких армий и отбросить их от «колыбели революции». При этом удары непосредственно под Ленинградом чередовались с наступлениями на Волховском фронте и попытками прорваться со стороны Валдайской возвышенности.
В силу этих обстоятельств Ленинградское направление, с одной стороны, стало эдаким «медвежьим углом» Восточного фронта, в котором позиции сторон почти не двигались, а сражения велись с неизменной ожесточенностью на одних и тех же пятачках, просеках, урочищах, высотах и болотах, с другой – оно притягивало к себе большое количество войск. Это же касалось и авиации. Не сумев добиться своих многочисленных целей с помощью сухопутных войск, немцы пытались решить их с помощью 1-го воздушного флота. А во время бесчисленных кризисных ситуаций люфтваффе всякий раз приходилось играть роль скорой помощи и буквально подпирать трещавшую по швам то в одном, то в другом месте систему обороны. Характерно, что именно на этом театре Гитлер (для которого блокада и разрушение Ленинграда тоже имели символическое значение) особенно часто напрямую вмешивался в работу авиации, ставил ей всякого рода «важнейшие задачи», а в некоторых случаях даже лично руководил воздушными операциями!
В данной книге на основе многочисленных отечественных и немецких документов, воспоминаний очевидцев и других источников подробно рассказано обо всех воздушных операциях и схватках, происходивших в течение двух лет на северном театре боевых действий. Не только о налетах люфтваффе на Ленинград и Кронштадт и попытках немцев перерезать коммуникацию через Ладожское озеро («Дорогу жизни»), но и о битвах за Синявино, Любань, Демянск, Старую Руссу, Холм, Великие Луки и др. Собранные и систематизированные автором уникальные факты и подробности позволяют по-новому взглянуть на ход известных и не очень сражений Великой Отечественной войны, глубже понять причины успехов и неудач Красной армии.
Автор выражает благодарность за помощь в работе над книгой Сергею Богатыреву и Михаилу Зефирову.
Глава 1
Явная угроза
Кронштадтское «аллегро с огнем»
Начало воскресного дня 22 июня в Кронштадте – главной военно-морской базе советского Балтийского флота – не предвещало ничего плохого. Над морем стояла теплая и безветренная погода, на воде был полный штиль. Самые мощные корабли – линкоры «Марат» и «Октябрьская революция» – недавно вернулись в гавань после учений и тихо стояли на якоре. Накануне на Балтийском флоте была объявлена оперативная готовность № 1, которая предшествовала состоянию уже полной боевой готовности. Но причин этого не знали ни матросы, ни старшие офицеры. На столах в кабинетах еще лежал недавний выпуск газеты «Правда», в которой было черным по белому напечатано, что все слухи о грядущей войне Германии с Советским Союзом являются провокацией врагов этих стран (с намеком на Великобританию).
Около 03.00 на командном пункте базы раздался телефонный звонок. Звонил дежурный береговой артиллерийской батареи № 413, расположенной на форте «Обручев», что в 7 км северо-западнее Кронштадта. Он сообщил, что слышен шум моторов, приближающийся с северо-запада. И запросил указания о дальнейших действиях. Начальник противовоздушной обороны базы капитан Сергей Кушнерев немного подумал, после чего не без колебаний отдал приказ включить прожекторы и осветить неопознанные цели. Вскоре лучи воткнулись в светлеющее небо, и наблюдатели с изумлением увидели двухмоторные самолеты с крестами на крыльях, летящие над водой на низкой высоте. В этот момент от еще одного наблюдательного пункта в Кронштадте пришло срочное сообщение: «Немецкие самолеты сбрасывают какие-то предметы на парашютах в районе маяка „Толбухин“».
После недолгого размышления капитан Кушнерев подал команду: «Дежурным батареям открыть огонь! Всем остальным частям противовоздушной обороны – боевая тревога!» В этом случае капитан сильно рисковал. Ведь накануне все командиры Красной армии получили строжайший приказ Сталина: «Не поддаваться на провокации». В течение нескольких предвоенных недель зенитчики вынуждены были молчаливо смотреть на немецкие самолеты, вторгавшиеся в советское воздушное пространство, и не могли стрелять по ним. Пользуясь безнаказанностью, немцы летали над советскими военными объектами на малых высотах, фотографируя все, что захочется. Сам Кушнарев позднее вспоминал: «Унас, зенитчиков, непосредственно сталкивавшихся с примерами наглой воздушной разведки немцев, накапливалась злость… Мне некогда было поднимать наших истребителей на перехват, да и не успели бы наши самолеты, а противник, сотворив свое черное дело, ушел бы безнаказанным. В который раз!» И он отдал приказ, рискуя быть обвиненным в том, что «поддался на провокации». В таком двусмысленном положении, незримо обозначавшем тонкую грань между миром и войной, в тот момент оказались многие советские офицеры.
Командир батареи 11-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона (11-го ОЗАД) старший лейтенант Яков Дмитриев в 03.40 тоже получил донесение о приближении немецких самолетов. Подбежав к дальномеру, он быстро убедился в правильности доклада. В предутренней мгле Дмитриев увидел большую группу самолетов, показавшихся ему похожими на «Дорнье» Do-215, которые летели на высоте 300–400 м длинной растянутой колонной. Подлетая к фарватеру, они сбрасывали какие-то продолговатые предметы, которые на парашютах опускались в воду и тонули. Поскольку действия самолетов носили явно враждебный характер, командир батареи приказал начать стрельбу. Артиллеристы, бежавшие сквозь рассветный туман к своим пушкам, еще не знали, что сейчас будут делать первые выстрелы в предстоящей долгой и страшной войне!
Самолетами, «похожими на До-215», в действительности были 14 Ju-88A-5 из l./KGr.8O6 и 4 Ju-88A-5 из l./KGr.5O6. Еще в полной темноте они взлетели со своих аэродромов в Восточной Пруссии и, пролетев над Балтийским морем и Финским заливом, подошли к Кронштадту со стороны Финляндии. Каждый самолет нес по две мины ВМ1000, оснащенные магнитным взрывателем. То обстоятельство, что бомбардировщики летели на низком уровне – около 500 м, объяснялось ограничениями по высоте сброса мин этого типа. При сбросе на парашюте с высоты 2000 м минимальная глубина воды должна была быть 12 м, при сбросе с высоты 1000 м – 8 м, а при сбросе с высоты 500 м – не менее 6 м. Восточная часть Финского залива мелководная, поэтому немцам и требовалось производить сброс мин с наименьшей высоты.
Экипажи люфтваффе не ожидали, что Советы начнут стрелять так быстро, поэтому пилотам Ju-88 пришлось выполнять противозенитный маневр. Впрочем, ни один самолет не пострадал, хотя советские зенитчики и утверждали, что сбили два из них. Сбросив мины в фарватеры на подходах к Кронштадту, бомбардировщики повернули в сторону Финляндии и совершили посадку на авиабазе Утти, расположенной в районе города Коувола.
Береговая авиационная группа KGr.806 майора Ханса Эмига входила в состав «Авиационной группы Балтийского моря» (Flugzeug uber fuhrungs gruppe Ostsee, Fl. Fii. Ostsee). Она была сформирована 1 апреля 1941 г. в составе 1-го воздушного флота и была предназначена специально для борьбы с советским флотом на Балтике. Помимо KGr.806 в Fl. Fii. Ostsee входили 1-я эскадрилья учебно-боевой группы JG54 (Erg.Gr./JG54) обер-лейтенанта Еггерса (истребители Bf-109E), 125-я морская разведывательная авиагруппа (Aufkl.Gr. 125) оберст-лейтенанта Герхарда Колбе (гидросамолеты Не-114, Не-60 и Аг-95А) и 9-я морская поисково-спасательная эскадрилья (9.Seenot-staffel), использовавшая летающие лодки Do-23 и гидросамолеты He-59.
Противовоздушная оборона Кронштадта к началу войны состояла из 1-го зенитно-артиллерийского полка (1-го ЗенАП) майора С.А. Игнатовского, в котором имелись двенадцать батарей 76-мм зенитных пушек. Кроме того, в состав полка входили три батареи 27-го ОЗАД, зенитно-прожекторная рота и зенитно-пулеметная рота, расположенные на острове Койвисто, в 75 км северо-западнее Кронштадта. Южные подступы к Кронштадту, а также корабли и береговые артиллерийские батареи на берегу Финского залива прикрывал 2-й ЗенАП майора Н.Я. Рычкова. В его составе было десять батарей 76-мм орудий, зенитно-прожекторный батальон и зенитно-пулеметный батальон. Все эти подразделения входили в состав сектора противовоздушной обороны Кронштадтской военно-морской базы, командный пункт коего располагался в Петергофе. До войны этот район считался тыловым, так как основные силы Балтийского флота находились в передовых базах в Эстонии, Латвии и на полуострове Ханко.
Задачи противовоздушной обороны флота и его береговых объектов также лежали на военно-воздушных силах Балтийского флота (ВВС КБФ) под командованием генерал-майора Михаила Самохина. К началу войны в их состав входила 61-я истребительная авиационная бригада (5-й ПАП, 13-й ПАП и 71-й ПАП) и две отдельные истребительные авиационные эскадрильи (ОИАЭ). Суммарно в этих подразделениях насчитывалось 368 истребителей И-16, И-153 и И-15бис.
В ночь на 23 июня «Юнкерсы» из KGr.806 снова появились над Кронштадтом. На этот раз они вылетели с финского аэродрома Утти и заходили на цель с северного направления. Но фактор внезапности в этот раз не помогал противнику, а наши зенитчики своевременно открыли стрельбу по самолетам, летевшим на высоте 500 м. В результате еще на подходе к цели в районе Сестрорецка бомбардировщики попали под мощный обстрел батарей 115-го и 194-го зенитно-артиллерийских полков. И KGr.806 потеряла сразу 4 своих самолета:
– Ju-88A-5 W.Nr. 6357 «M7+DH» из l./KGr.8O6 был сбит в районе Ускелы (Финляндия). Экипаж (пилот гауптман Зеедорф) сумел скрыться и 26 июня достиг финской территории в районе Реболы;
– Ju-88A-5 W.Nr. 4186 «M7+FK» из 2./KGr.806 был поврежден зенитным огнем и совершил аварийную посадку на фюзеляж на аэродроме Утти. Один член экипажа погиб. Самолет был признан не подлежащим ремонту (60 % повреждений) и списан;
– Ju-88A-4 W.Nr. 4577 «M7+FH» из l./KGr.8O6 был подбит зенитным огнем и тоже совершил аварийную посадку на аэродроме Утти. Повреждения машины оценили в 60 % и списали;
– Ju-88A-5 W.Nr. 6300 «M7+GL» из 3./KGr.806 в 00.10 был сбит зенитным огнем в районе Юкки (ныне поселок Песочный) и совершил аварийную посадку на брюхо на советской территории. При этом бортстрелок и бортмеханик погибли, а пилот лейтенант Эрнст Заториус и штурман лейтенант Ханс Турмаер попали в плен.
По утверждению ленинградского писателя Виссариона Саянова, присутствовавшего на допросе Турмаера, тот насмешливо заявил, что вылетел на прогулку, заблудился в тумане, после чего случайно и оказался в районе Кронштадта. И никаких мин он не сбрасывал. На следующий день газета «Ленинградская правда» напечатала сообщение: «23 июня 6 германских самолетов, вылетевших с финской территории, пытались бомбардировать район Кронштадта. Самолеты были отогнаны. Один самолет был сбит, и взяты в плен четыре немецких офицера».
Минные постановки создали серьезные трудности. Уже утром 22 июня тральщики, базировавшиеся в Кронштадте, начали разведывательное траление на имеющейся сети фарватеров. Однако наши ничего не знали об электромагнитных минах! До начала августа инженеры Балтийского флота считали, что немцы и финны используют только контактные взрыватели. Поэтому проведенное траление и оказалось неэффективным.
Утром 24 июня недалеко от Кронштадта подорвался советский тральщик Т-208 «Шкив» водоизмещением 450 тонн. От мощного гидродинамического удара в корпусе корабля образовались большие трещины, и, несмотря на работу всех водоотливных средств, через 40 минут он утонул. При этом некоторые матросы заметили, что взрыв произошел не непосредственно под днищем корабля, а в стороне от него. Но им попросту никто не поверил. 7 июля напротив маяка «Толбухин» подорвался и утонул тральщик ТЩ-39 «Петрозаводск». В этом случае взрыв тоже произошел в стороне от борта, тем не менее причиной катастрофы опять объявили «якорную мину». После этого фарватеры КБ-1а и КБ-16 были закрыты для плавания и снова протралены обычными контактными тралами. Мин опять обнаружить не удалось. Специальных электромагнитных тралов в распоряжении Балтийского флота не было, а единственным способом борьбы с электромагнитными донными было сбрасывание глубинных бомб в фарватер. Это сводило уничтожение мины к чистой случайности.
В известном советском фильме «Аллегро с огнем», вышедшем на экраны в 1980 году, была очень эффектно показана борьба саперов Черноморского флота с германскими донными минами. Огромные «адские машины» вытаскивали на берег, после чего специалисты с риском для жизни разбирали их и пытались изучить загадочный принцип действия взрывателей. Ценой гибели нескольких человек тайну удалось раскрыть. При этом сама мина в кино напоминает живое существо, у которого есть глаза и уши…
В действительности мина ВМ1000, явно послужившая прототипом для фильма, была начинена 700 кг взрывчатки и могла оснащаться как электромагнитным, так и акустическим взрывателем. Вкратце принцип действия первого выглядел следующим образом. После падения мины на дно автоматически включался прибор, измерявший магнитное поле в радиусе 50 м. После этого взрыватель переключался на боевое положение. Далее мина постоянно контролировала состояние магнитного поля и реагировала на его резкое изменение. Если сверху проплывали деревянные баркасы или мелкие катера и баржи, она пропускала их. Когда же поблизости от «адской машины» проходило крупное металлическое судно, это вызывало сильные колебания магнитного поля, что и приводило взрыватель в действие. Акустический взрыватель аналогичным образом работал на основе измерения частоты звука. Параметры работы, а также кратность воздействия, на которую реагировала мина, устанавливались на аэродроме непосредственно перед подвеской к самолету.
Помимо ВМ1000 в арсенал люфтваффе входили авиационные мины трех типов. Самая маленькая – LMA – при общем весе в полтонны имела заряд взрывчатки в 300 кг. Мина LMB при общей массе 920 кг начинялась 680 кг взрывчатки. Они обе могли сбрасываться как на парашюте, так и без него, с малой высоты. В распоряжении люфтваффе также имелась донная мина LMF, которая могла устанавливаться на глубинах до 300 м. Что касается ВМ1000, имевшей кличку «Моника», то она могла быть оснащена и обычным ударным взрывателем, что превращало ее в бомбу большой разрушительной силы. В отличие от фугасных бомб аналогичной массы (SC1000), которые при падении уходили в грунт, мина взрывалась на поверхности и наносила гораздо больший ущерб промышленным и жилым постройкам. Один взрыв ВМ1000 мог уничтожить целый городской квартал.
Отметим, что само решение немцев начать войну против советского Балтийского флота (и Черноморского тоже) с помощью донных мин выглядит несколько нелепым. Вероятно, внезапная торпедная атака или бомбардировка неподвижно стоявших крупных кораблей нанесла бы гораздо больший ущерб. Но командование люфтваффе, видимо, все еще находилось под впечатлением речи Гитлера от 23 ноября 1939 г., во время которого он объявил Luftminen новым «чудо-оружием». Фюрер полагал, что с помощью сбрасываемых с самолетов донных мин можно не только уничтожить вражеские флоты, но и выиграть войну. «Постоянное минирование английского побережья заставит Англию стать на колени!» — визжал тогда Гитлер.
Нашествие «разрушителей»
В самом Ленинграде, расположенном всего в 20 км от Кронштадта, обо всех этих драматичных событиях ничего не знали. Во всяком случае, официально. Хотя жители города, выпускники школ, гулявшие в ночь на 22 июня по набережным, конечно же, видели вспышки выстрелов и слышали отдаленный грохот разрывов. О начале войны, как и вся остальная страна, ленинградцы узнали из выступления по радио Вячеслава Молотова. А на следующий день люди бросились к киоскам скупать газеты.
«Рассвет и утро были солнечны, – писала «Ленинградская правда» 23 июня. – И город, давно ждавший теплого летнего дня, отдался праздничной суете воскресенья. По улицам и проспектам текли толпы людей. Их путь лежал к вокзалам и паркам, туда, за город, к взморью и рекам, к прохладе лесов и простору полей. Прекрасный всегда и вдвойне хорош в такой ясный день наш любимый город, своей оживленностью, мельканием парусов над водной гладью, плеском весел на реках и каналах, музыкой, не смолкающей над садами и парками, той полнотой отдыха, которую знает лишь народ, пользующийся всеми благами свободы… Это была неожиданная весть. Но весть эта не была неожиданной, – продолжала статья. – Наш народ готов к любым случайностям. И даже эта „случайность“, при всей своей чудовищности, имела исторические аналогии. Не в первый раз встречается русский народ с врагами!»
Жители Ленинграда ожидали уже в ближайшие дни прочитать сообщения о том, как Красная армия вступила на территорию Третьего рейха и движется на Варшаву и Кёнигсберг. А линкоры и крейсера Балтийского флота плывут во вражеские воды: к Данцигу, Штеттину и уничтожают нацистский флот.
Тогда никто не мог даже в страшном сне подумать, что немецкие войска могут дойти до самого Ленинграда. Но к воздушным атакам люфтваффе жители Ленинграда готовились. В прошлые годы люди читали в газетах про бомбардировки Варшавы, Роттердама и Лондона, поэтому к этой угрозе относились серьезно. В жилых кварталах и на заводах регулярно проводились учения, объявлялись учебные воздушные тревоги. «Это обычный ленинградский дом, – писала «Ленинградская правда». – Он выходит своим фасадом на улицу Желябова. И живут в этом доме простые люди – врачи и медики, инженеры и бухгалтеры, семьи командиров и бойцов Красной армии. Сегодня в этом доме, как в тысячах других, внешне все обстоит так же, как вчера. Во дворе играют ребята, в открытые окна доносятся звуки радио, мирно беседуют у крыльца домохозяйки. Только одна разница между сегодняшним и вчерашним. Спокойнее, серьезнее, строже стало в этом доме, где живет тысяча советских граждан.
Дом готов к обороне. Еще с улицы видны надписи:
„Бомбоубежище“
„Штаб“,
„Пункт медицинской помощи“,
„Пост охраны общественного порядка“.
Накануне эти надписи считались бы условными. В доме давно оборудовано вместительное бомбоубежище. Сотни людей уже побывали в нем во время учебных тревог. И на медицинском пункте давно уже все подготовлено на случай воздушного нападения врага».
Однако, несмотря на воинственность и «серьезность», почти никто не верил, что бомбоубежище придется использовать по назначению. «Сталинские соколы» и зенитчики не допустят коварного врага в небо Ленинграда!
Противовоздушная оборона города была поручена 3-й истребительной авиадивизии (3-й ИАД) полковника Степана Данилова. На начало войны в ее состав входило пять авиаполков: 19-й ПАП, 26-й ПАП, 44-й ПАП, 194-й ПАП и 195-й ПАП, которые базировались на аэродромах Горелово, Витино, Ропша и Манушкино. Правда, последние два находились в стадии формирования, были укомплектованы личным составом на 30 % и еще не имели ни самолетов, ни транспорта. Всего в дивизии насчитывалось 136 истребителей, в том числе 90 И-16, 32 И-153 и 14 МиГ-3.
Но уже на следующий день довольно слабое по меркам начала войны соединение было экстренно усилено. На аэродром Сиворицы прибыло 19 МиГ-3 из 7-го ИАП, на аэродром Шум – 17 МиГ-3 из 153-го ИАП и 20 И-16 из 157-го ИАП, на аэродром Сиверская – 26 МиГ-3 из 159-го ИАП, на аэродром Зайцево – 27 И-16 из 154-го ИАП и на аэродром Лезья – 41 И-16 из 156-го ИАП. Таким образом, боевой состав 3-й ИАД вырос более чем вдвое.
Первые дни войны прошли без воздушных боев, но, как водится, с происшествиями. 23 июня лейтенант Галаев из 44-го ИАП во время приземления врезался в канаву и разбился насмерть. Утром 24 июня младший лейтенант Поцелуев из 19-го ИАП при посадке на аэродроме Красногвардейск врезался в ангар (пилот погиб). А днем И-16 из 156-го полка вошел в грозовое облако и упал в районе Славянки. Летчик тоже погиб. А 26 июня лейтенант Писковой из 157-го ИАП по ошибке сбил самолет У-2, приняв его за вражеский. Еще более вопиющий инцидент случился 27-го числа. Звено МиГов из 153-го ИАП вылетело на перехват неопознанных бомбардировщиков, летевших в сторону Ленинграда. Когда цель была перехвачена, пилоты истребителей поняли, что перед ними свои СБ. Чего не скажешь о воздушных стрелках последних, которые открыли огонь. Далее уже один из МиГ-3 в ответ обстрелял крайний самолет, после чего тот совершил аварийную посадку на аэродроме Шум. При этом бомбардировщик зачем-то открыл огонь из бортового оружия по стоящим на земле истребителям. «Подобного рода происшествие, по счету второе, является следствием того, что летный состав не знает свои новые самолеты и не умеет их опознать», – говорилось по этому поводу в журнале боевых действий 3-й ИАД.
Тем временем уже с первых дней вторжения над Ленинградом и его окрестностями стали регулярно появляться немецкие самолеты-разведчики. В первые недели войны в этом районе в основном действовала 2-я эскадрилья отдельной авиагруппы дальней разведки при главнокомандующем люфтваффе (Aufkl.Gr.Ob.cLL.) под командованием Гауптмана Клауса Притцеля, которая базировалась на аэродроме Инстербург в Восточной Пруссии. С первого дня вторжения самолеты-разведчики совершали вылеты в район Таллина, Кронштадта, Ленинграда и Ладожского озера.
29 июня подразделение понесло первую боевую потерю на Восточном фронте. Ju-88А-5 лейтенанта Дитриха Альбрехта выполнял дальний вылет в район Ладожского озера. Бортмеханик унтер-офицер Отто Густав сообщил по рации, что самолет перехвачен русским истребителем и все члены экипажа получили серьезные ранения. Надо отметить, что переговоры по радио были запрещены, но передавать сообщения открытым текстом разрешалось в экстренных ситуациях. Самолет-разведчик смог долететь до Восточной Пруссии, но при выполнении аварийной посадки потерпел катастрофу. Однако установить, кто именно одержал эту воздушную победу, достаточно трудно. Во всяком случае, никто из летчиков 3-й НАД в этот день о встречах с противником не докладывал. Скорее всего, «Юнкере» был подбит где-то на полпути между целью и базой, в районе линии фронта.
Первую подтвержденную воздушную победу в секторе Ленинграда «сталинские соколы» одержали 6 июля. Вечером старший лейтенант Дмитрий Титоренко из 19-го И АП патрулировал на своем МиГ-3 в районе города. В 18.30 летчик заметил одиночный Ju-88[1], летевший на высоте 3500–4000 м, и, находясь выше противника, начал заходить в атаку.
В действительности это был новенький Ju-88D-2 «VB+КМ» лейтенанта Карла Неелмайера из все той же 2(F)./Ob.d.L. «На высоте 8000 м самолет подлетал к городу на Неве. Стояли белые ночи, и воздушная разведка велась по 18 часов в сутки. Когда слева появилась Кронштадтская бухта, спереди – извилистая лента Невы и сотни домов трехмиллионного города, наш „VB+КМ“ снизился и „раскрыл глаза“ своих фотокамер», – вспоминал потом командир экипажа штурман лейтенант Дитрих Виллмс.
Последний начал службу в Aufkl.Gr.Ob.d.L., известной также как группа Ровеля, в конце 1930-х гг. На самолете Do-215 без опознавательных знаков он летал в качестве штурмана и командира экипажа над Францией, Великобританией, Югославией, а позднее и над Советским Союзом. 12 июня 1941 г. Виллмс присутствовал на секретном совещании, состоявшемся в штабе 1-го воздушного флота. Там летчик был проинформирован о скором начале войны против СССР и задачах стратегической разведки. Это сообщение Виллмс воспринял с оптимизмом, так как оно как бы легализовало его положение. Теперь, если бы самолет-разведчик был бы сбит над вражеским тылом, он становился не шпионом и диверсантом, а военнослужащим, участвующим в боевых действиях. Накануне операции «Барбаросса» экипаж прошел переучивание на новый Ju-88D-2, который еще считался экспериментальной моделью.
Роковой ошибкой для опытного пилота Неелмайера стало решение снизиться до высоты 4000 м. В результате, когда самолет еще не успел начать аэрофотосъемку, поблизости появился вражеский истребитель. Сам Виллмс так описывал произошедшее:
«– Сзади – истребитель, – доложил штурман лейтенант К. Неелмайер.
– Вот как?! Это поистине ужасно! – насмешливо ответил я.
– Он поднимается нам навстречу, господин лейтенант! – крикнул кто-то за спиной. – Это совсем не „Рата“[2].
Едва механик и наблюдатель успели занять места у пулеметов, как советский самолет ринулся в атаку со стороны солнца. Это был истребитель Як-1 последней модификации. Первая же очередь из скорострельной пушки попала в цель, со свистом разлетелись вдребезги кислородные баллоны, машину охватило пламя»[3].
Что касается Титоренко, то это был опытный кадровый летчик, начавший службу в 1939 г. В ходе советско-финской войны он совершил 79 боевых вылетов на И-16 и был награжден орденом Красного Знамени. Согласно рапорту Титоренко, после второй атаки у «Юнкерса» отвалилась консоль левого крыла, после чего тот начал падать. Он видел, как два члена экипажа выпрыгнули с парашютами, а третий зацепился стропами за хвостовое оперение и «вместе с самолетом ушел до земли». Этими двумя были Неелмайер и Виллмс. Вскоре последний уже медленно опускался на вражеский город. Немецкий летчик понимал, что вскоре неизбежно попадет в руки «врага, который не знает пощады». У него в голове даже мелькнула мысль застрелиться прямо в воздухе! Но желание жить пересилило, и через пару часов Виллмса уже допрашивали в советском штабе. МиГ-3 Титоренко тоже получил повреждения от ответного огня, но благополучно приземлился на своем аэродроме.
На следующий день – 7 июля – в район Ленинграда вылетел другой Ju-88D-2 «VB+KL», в котором в роли бортрадиста находился Макс Лагода. Экипаж получил задачу произвести аэрофотосъемку города, военно-морской базы в Кронштадте и всех аэродромов в этом районе. Летчики испытывали страх перед полетом, боясь повторить «военную судьбу» предыдущего экипажа. И едва не повторили! В районе Кронштадта самолет-разведчик был обстрелян из десятков зенитных орудий и с трудом избежал попаданий. «Мы были там лишь 20 минут, но они казались вечностью», – вспоминал Лагода. После этого Ju-88D-2 был атакован сразу несколькими истребителями МиГ-3. Те были своевременно замечены штурманом Альфредом Полем, после чего самолет-разведчик начал выполнять маневры уклонения, сначала резкий правый вираж, потом пикирование. Одновременно Ju-88 отстреливался из своих бортовых пулеметов. После этого часть истребителей отстала, но остальные продолжили преследование. Тогда пилот «Юнкерса» Вальтер Фрошауэр вторично начал резкое ныряние. За счет большей массы и мощности двигателей самолет-разведчик набирал гораздо большую скорость, чем его противники. «Конец был очень близко, – продолжал свой рассказ Лагода. – Этот момент на грани смерти я запомнил на всю свою жизнь». Бой продолжался около 20 минут. Разведчик смог оторваться от погони над Финским заливом, но израсходовал очень много топлива. Он уже не мог вернуться в Восточную Пруссию и совершил посадку в Финляндии на аэродроме Хельсинки.
По советским данным, Ju-88 появился в районе Петергофа в 12.00. Сперва он был перехвачен патрулировавшим в воздухе звеном МиГ-3 из 7-го ИАП, которые безрезультатно расстреляли по цели весь боекомплект. Затем над Финским заливом самолет-разведчик преследовала тройка МиГов из 19-го ИАП. Они гнались за ним до форта «Серая лошадь» (в 25 км западнее острова Котлин), после чего противник ушел на северо-запад.
8 июля «сталинские соколы» добились нового успеха. В 10.55 2 ЛаГГ-3 из 19-го ИАП перехватили над Красным Селом одиночный Ju-88. В ходе его длительного преследования истребитель старшего лейтенанта Оспищева был подбит огнем бортстрелка и вышел из боя. Капитан Чудиновский был более удачливым, он сперва поджег, а затем и сбил «Юнкере». По немецким данным, Ju-88D-1 W.Nr. 0768 из l.(F)/22 резким пикированием сбил пламя и ушел от преследования в сторону Валдайской возвышенности по маршруту озеро Велье – озеро Самро. После возвращения на базу немцы оценили повреждения разведчика в 30 %.
