Дмитрий Дашко
Лучший из худших

Глава 10

Как в случае с моим отцом, я заметил вокруг поручика странный прозрачный кокон, который переливался и искрился даже на свету. И это уже второй человек с подобным феноменом. Интересно, видят ли эту загадочную вещь мои сослуживцы?

Из осторожности я решил промолчать. Язык, он ведь не только до Киева довести может. Не хочу оказаться в местах, что гораздо хуже.

Логично предположить, что раз мой отец маг, и преподавательница нового предмета тоже наверняка из этих… кудесников, короче, я в силу неизвестных причин обладаю способностью лицезреть подобные вещи. Понятия не имею, хорошо это или плохо, так что буду просто относиться как к факту.

Отвлёкшись на собственные размышления, я едва не пропустил начало занятия, а оно оказалось на удивление эффектным – не менее чем внешность преподавательницы.

Девушка развела руки, и между ними зажглась настоящая электрическая дуга.

– Итак, господа рекруты, перед вами простая демонстрация того, что на обыденном языке принято называть магией, волшебством или чудесами… Хотя у науки есть довольно простое объяснение этому феномену. Магия – не более чем воздействие особой силы, которая носит название «мана», на материю. Не хочу погружать вас в глубокие научные дебри, достаточно, чтобы вы помнили и знали: мана способна так влиять на всё, что нас окружает, потому, что является праматерией, из которой когда-то возник наш мир. Грубо говоря, это что-то вроде энергии, и эта энергия, в зависимости от того, как её используют, бывает созидательной или разрушительной.

И коль скоро мы заговорили об энергии, у маны тоже есть свой закон сохранения, причём весьма своеобразный. Если где-то убыло маны, значит, в другом месте прибыло материи. А вот обратные процессы, к сожалению, науке неизвестны. Несмотря на то что количество маны кажется фантастически большим, рано или поздно произойдёт неизбежное – она закончится, причём раз и навсегда.

Поручик свела руки вместе – дуга исчезла.

– Только что, благодаря моему действию, я приблизила магическую смерть Вселенной, – улыбнулась преподавательница.

Кажется, я понял, почему в моём мире волшебство осталось разве что в сказках: похоже, у нас запасы маны то ли были не особо большими, то ли совсем истощились, как только что сказала Шереметева. А те редчайшие индивидуумы, которые действительно есть, пользуются её жалкими остатками и потому толком никому не известны. Конечно, это всего-навсего теория, причём родившаяся в моей башке совершенно стихийно. Как оно было на самом деле, знать не дано. Правда, конца света для нас не произошло. Нет магии – да и хрен с ней, плакать не станем.

Хотя… Я ведь сужу по меркам моего технократического мира. Быть может, для этих людей пропажа магии уже сама по себе является светопреставлением. Однако меня вот лишили магических способностей, и ничего, живу как-то, не больно-то и заморачиваюсь на эту тему. Спасает тот факт, что прежде у меня особых способностей, кроме папиной кредитки, не имелось. А с ней я когда-то творил та-а-акие чудеса… А сейчас ни папы, ни его кредитки нет. Всё прошло, как с белых яблонь дым.

– Надеюсь, господа рекруты, моя информация отложилась в ваших головах, – продолжила Шереметева. – Вы узнали, что такое магия и откуда она взялась. А теперь я спрошу у вас: кто может быть магом? Есть желающие ответить?

– Есть! – полузадушенно пискнул Кузя. Парень буквально раздевал поручика взглядом, да и не он один не мог отвести восхищённых глаз от её прелестей.

– Говорите, – благосклонно кивнула та.

Кузя подскочил и на одном духе выпалил:

– Магическими способностями обладают представители аристократических семей.

Я лишь присвистнул. Вот тебе и тормоз. Скорее медленный газ, который врубается при упоминании каких-то ключевых фраз. Сейчас Кузя не производил впечатления инфантила, скорее походил на ботаника, вот только очки не прилагались: с дефектами зрения в батальон не брали. Надо будет к нему присмотреться на досуге. Парень, как оказывается, способен на сюрпризы.

– Отлично, рекрут, садитесь! – улыбнулась поручик. – Да, всё обстоит именно таким образом: только представители древнейших аристократических родов могут управлять маной, то есть быть магами. А самый главный и могущественный маг – государь император. – Шереметева повернулась в сторону портрета Николая III. – Благодаря мудрости его императорского величества положен конец распрям между древнейшими фамилиями. Исчезла смута, забыты дворцовые перевороты, прекратились великие войны между семействами. Теперь все представители благородных дворов служат на благо Родины – России, – торжественно изрекла поручик.

Вспомнив слова отца насчёт вражды Ланских с Голицыными и этими, как их… Остерманами, что ли, я несколько засомневался в искренности фраз госпожи Шереметевой. Что-то недоговаривает эта мадам или мадемуазель (обручального колечка на пальчике я что-то не приметил). Может, костёр больше не горит, но искорки-то явно остались.

В любой момент пламя разгорится само по себе или раздуют, если не свои кадры, так внешние. А что, у России врагов в любой период было по горло. Стоит, к примеру, вспомнить, сколько нам гадила пресловутая англичанка. Уверен, и у этой России проблем с «партнёрами» предостаточно: стоит лишь отвернуться, обязательно какая-нибудь мразь вцепится.

– Конечно, маги есть не только в нашей стране, поэтому мы, как люди военные, обязаны знать, с чем можем столкнуться в случае какого-нибудь досадного инцидента, – продолжала Шереметева. – Как я уже говорила, магия, в зависимости от применения, может носить как созидательный, так и разрушительный характер. Конечно, ни один маг не сможет выстоять перед артобстрелом, особенно если это будет крупный калибр.

Взять, скажем, меня… В моих силах создать над нашим кабинетом защитный купол, способный секунд тридцать выдерживать прямые попадания вражеского огнестрельного оружия: от пуль до осколков гранат. Но увы, от артиллерийского снаряда я вас не смогу защитить. Более того, если противник откроет концентрированный огонь в одну точку, то пробьёт брешь в моём магическом куполе намного быстрее, чем тридцать секунд. Если перейду от пассивной обороны к атаке, смогу обезвредить часть противников, которые окажутся в поле зрения: к примеру, заморочу им головы. Однако от невидимого снайпера мне уже не укрыться, и он сделает меня на раз-два. – Она горько усмехнулась. – К тому же нельзя забывать об откате. Кто из вас знает, что такое откат? Ну, слушаю вас, рекруты…

Положим, у меня было знание об откатах моего мира, но вряд ли то, о чём говорила сейчас поручик, имело отношение к коррупции. Так что я счёл за благо промолчать, а за всех снова отдувался на удивление резвый и расторопный Кузя.

– Откат – ухудшение физического состояния мага после того, как он применил магию.

– Ты меня просто радуешь, рекрут, – похвалила Шереметева, и уши Кузи приобрели пунцовый цвет. – Магам всегда приходится расплачиваться за работу с маной. Она черпается из наших внутренних запасов, и чем больше маны израсходовано телом, тем сильнее откат и хуже самочувствие. Умереть от этого, конечно, невозможно, но на какое-то время маг выбывает из строя, пока не найдёт источник маны и не напитается из него. Само собой, мана для нашей страны – такой же ценный природный ресурс, как нефть, газ, древесина или уголь. И, само собой, в мире хватает желающих сделать так, чтобы наши источники маны были, как они выражаются, «справедливо поделены между всеми государствами», – с презрением добавила поручик.

Я усмехнулся. До чего же знакомые речи. В моём прошлом мире тоже хватало недовольных, к примеру, тем, что Сибирь с её богатствами досталась России. Очевидно, нам снова повезло, но теперь не только с недрами Сибири. Представляю, как нас «любят» в других странах.

– Как ваша фамилия, рекрут? – обратилась Шереметева к Кузе.

– Кузьмин, ваше благородие, – отрапортовал тот.

– Подойдите поближе, рекрут, – приказала преподаватель. – Ну, не бойтесь, я вас не съем.

Она улыбнулась. Глядя на странное выражение её лица, в это не верилось. Что-то подозрительно плотоядное мелькнуло в её взгляде.

Судя по слегка испуганному Кузе, от него тоже это не укрылось. К поручику он шёл так, словно шагал на эшафот.

– Повернитесь лицом к классу, – велела Шереметева.

Рекрут крутанулся на каблуках и замер по стойке смирно.

– У нас сегодня вводный курс, поэтому я не буду посвящать вас в большое количество деталей. Наряду с боевым применением магии, есть и другое, тоже весьма прикладное. Сейчас вы в этом убедитесь.

Шереметева резким движением полоснула раскрытой пятернёй по щеке Кузи. Острые коготки прошли по его лицу, как рубанок, оставляя за собой полоски оторванной кожи и кровавые следы.

Кузя ойкнул от боли и неожиданности, потянулся к щеке.

– Терпеть, рекрут! – прикрикнула поручик. – Команды «вольно» не было. Вы будущий солдат и обязаны выдерживать боль куда худшую. – Она посмотрела в нашу сторону. – Что, рекруты, видели, какого красавца я сделала из Кузьмина?

Мы сидели молча, с удивлением разглядывая заплывавшее кровью лицо Кузи.

– Конечно, это пара пустяков, мелочь, и только… Подумаешь, царапина! В бою с вами может произойти нечто куда более опасное. Например, пуля угодит в сердце, оторвёт руку или ногу. Вам очень повезёт, если рядом с вами окажется маг, который умеет не только убивать, но и лечить.

Она снова поднесла наманикюренные пальчики к лицу Кузи. Тот невольно дёрнулся, попытался убрать голову как можно дальше. Но не успел. Шереметева коснулась его щеки, по ней побежали синие искорки – и через несколько мгновений кровавые царапины исчезли сами собой. Я не поверил своим глазам. Морда Кузьмина вернулась к первозданному состоянию, будто и не было ничего.

Сам же виновник торжества стоял не мигая. Он, должно быть, вообще не понимал, что происходит и почему все так на него таращатся – даже больше, чем на фигуристую преподавательницу.

– Садитесь, рекрут, – сказала она. – Сделать вас красивее мне, увы, не дано. Но отыграть всё назад в моих силах.

Кузьмин вернулся на место и сразу же потянулся рукой к щеке, пытаясь нащупать след от кровавой раны. Он явно не отошёл от недавнего шока.

Шереметева глянула на часы.

– Что ж, рекруты, на сегодня, пожалуй, достаточно. Занятие окончено.

Глава 11

– А я бы вдул этой сучке, – мечтательно произнёс Цыган, бросив окурок в урну.

Мысленно все с ним согласились. Заняться любовью с такой красоткой не отказался бы ни один из нас.

Мы стояли в курилке, обсуждая события этого дня. Безусловно, самым ярким было первое занятие с поручиком Шереметевой. И даже не потому, что та демонстрировала нам магию: парни из отделения успели уже насмотреться разных штучек-дрючек до того, как их призвали. Просто у нас каждое новое лицо, а особенно если оно женское и красивое, вызывало взрыв эмоций.

– Слышь, Лан, – обратился Цыган ко мне. – А ты в прошлом с Шереметевыми как, пересекался?

И что прикажете отвечать? Я ведь ни хрена не помню. Память настоящего владельца этого тела включается крайне редко, я пока не вычислил, по какому принципу, но уверен: должен быть некий триггер. Эх, найти бы его. Тогда многое стало бы легче и проще.

Я с каменной физией пожал плечами:

– А хрен его знает. Может, где и виделись. Точно сказать не могу.

Что касается всего остального, сам бы с удовольствием повалял эту красотку. И чем дольше служу, тем сильнее такие желания. До поллюций не дошло, но я уже ничему не удивлюсь. Когда ты заперт в чисто мужском коллективе, мысли сами по себе сворачивают на тему половых отношений, пусть нас и дрючат, как сидоровых коз. Принцип «чем бы солдат ни занимался, лишь бы за…ся» родился не вчера, здесь его тоже знают и активно применяют.

Перекур быстро закончился, нас погнали на полосу препятствий. Обычно её преодолевают в полной боевой выкладке, с автоматами, но для рекрутов пока делают послабления. На нас только повседневная форма без отягощений. Да и автоматы, или как здесь говорят – штурмовые винтовки, мы пока видим только на плакатах, изучая матчасть. Стрелковой подготовкой всерьёз займутся ближе к экзаменам. Все с нетерпением ждут возможности вдоволь пострелять.

А вот полосу препятствий мы искренне ненавидим, и есть за что. Глубокая траншея. По команде Санникова выскакиваешь из неё, во всю дурь несёшься к деревянному забору. Перебираешься через него, ныряешь в проём разрушенной кирпичной стены. Длинный забор. Карабкаешься на второй этаж здания. Используя канат, перелетаешь через наполненную грязной жижей яму, оказываешься в колодце.

И снова траншея, но уже другая. Бежишь по ходу сообщения, прижав уши, как любит прикалываться наш ефрейтор. Скачешь как сайгак через широченный окоп.

Закидываешь кошку на вертикальную стенку и с её помощью оказываешься на той стороне. Перепрыгиваешь препятствия поменьше, плюхаешься на пузо и по-пластунски ползёшь под колючкой, рискуя оставить на ней куски материи от штанов вместе с собственной кожей. Вскакиваешь, рысишь до сооружения, похожего на коллектор канализации. Выцарапываешь тяжеленную крышку колодца, спускаешься по скобам в вонючее подземелье, потом на поверхность…

И тут тебя встречает солдат из старослужащих. Вот уж мимо кого пройти не удаётся. Короткая схватка традиционно заканчивается победой старослужащего. На нас отрабатывается какой-нибудь приёмчик, после которого рекрут пропахивает носом землю и, встав на ноги, долго не может прийти в себя.

Солдаты чередуются. Для них это развлечение, потеха. К счастью, садисты нам не попадаются. Ничего такого экстремального не происходит, но и хорошего в таком избиении младенцев тоже мало.

Страшно подумать, что на экзаменах будет уже не один встречающий, а сразу трое. И тогда драться придётся уже по-настоящему. Запрещены разве что грязные приёмчики вроде ударов в пах. Всё остальное дозволяется. Рекруту надо продержаться тридцать секунд. А это, поверьте, целая вечность.

Сегодня мне катастрофически не везёт: стоило только вылезти из канализации, как на пути оказывается двухметровый Лось. Процентов девяносто бойцов в батальоне – парни среднего роста и не сказать, что совсем уж атлетического телосложения. Но встречаются и такие экземпляры. Обычно их назначают унтерами.

У Лося лычки фельдфебеля. Он отслужил в батальоне три с половиной года и побывал в таких задницах, из которых выбрался благодаря исключительному везению. Его кулаки размером с мою голову, а вот сама башка кажется непропорционально маленькой по сравнению с широченными плечами. И точно такими же маленькими выглядят его глаза с выцветшими зрачками. Зато тело повсюду пузырится мышцами, и пресловутые анаболики и прочая фарма тут ни при чём. Природа щедро одарила его великанский организм.

Несмотря на воистину голиафские габариты, он на удивление ловкий и прыткий. Я лично не видел, но поговаривают, что Лось умудрялся ловить руками брошенный в него метательный нож. Его излюбленный приём, или «коронка» по солдатской терминологии – позволить рекруту вильнуть вправо или влево, а потом в самый последний момент ставить подсечку. Драться с ним в рукопашной – занятие безнадёжное с самого начала. Мы просто пигмеи в сравнении с ним, он способен раздавить нас одним пальцем как клопов.

Прошлая наша встреча закончилась тем, что я кубарем пролетел метра три, ткнулся мордой в землю и валялся в отключке несколько минут. До сих пор после воспоминаний об этом падении волосы на груди и спине встают дыбом.

Поскольку полосу полагается преодолевать поодиночке, надеяться на помощь сослуживцев бесполезно.

Вообще, Лось – мужик добрый. Он даже не ругается, да собственно, ему и нужды в этом нет. Достаточно только посмотреть на него и сразу сделаешь нужные выводы. Однако в ситуациях вроде моей доброты от гиганта ждать нельзя. Он очень серьёзный и ответственный в таких вопросах.

В тот раз я вильнул вправо, отбежал метра на полтора. Но кто ж знал, что Лось дотянется до меня и на таком расстоянии? Вот сука… И что делать? И тут в голову пришла сумасшедшая мысль.

По какому-то наитию я вдруг понял, что это может сработать. Акробатические трюки не мой конёк, но от прежнего тела мне досталась хорошая растяжка. Я теперь был прямо как тот гуттаперчевый мальчик, а после драки с Цыганом внезапно физически окреп. Нет, медные пятаки руками не гнул, но внутри меня что-то словно сдвинулось с мёртвой точки.

Эх, была не была. Хоп! – тело подбросило вверх как катапультой. Больше всего я боялся, что слажаю, но этого не произошло. Я сделал что-то вроде кульбита, а оказавшись над Лосем, использовал его широкие плечи как точку опоры, оттолкнулся от них руками и оказался за его спиной. Крутанулся юлой и снова прыгнул на него, но на сей раз обеими ногами вперёд.

Противника снесло, будто взрывной волной. А я на секунду замер, не веря своим глазам. Твою мать! Скачу, словно какой-то Джон Картер, повелитель Барсума. Просто охренеть!

Потом в мозгу щёлкнуло: ёперный певец, сейчас Лось встанет, отряхнётся и устроит мне грандиозную трёпку. Какого, спрашивается, лешего торчу тут как три тополя на Плющихе?! Ноги в руки – и бегом к финишу.

Когда я пересёк заветную черту, первым, что бросилось мне в глаза, было ошарашенное выражение лица Санникова. Он даже на кнопку секундомера нажать позабыл.

– Ланской, сука, это что такое было?! – хлопая глазами, спросил ефрейтор.

– Не могу знать, господин ефрейтор, – рявкнул я.

– Ты… Ты… – Санников не находил слов. – Ты молодец! Самого Лося уделал… В жизни такого не видел. Мужикам расскажу – не поверят, решат, что заливаю. – Он покачал головой. – Ну Ланской, ну сука… Не ожидал такого.

В его устах наименование меня самкой собаки звучало чуть ли не высшей похвалой. Мне даже стало как-то неловко.

– Я с взводным поговорю, чтобы тебя отметили… В увал хочешь, рекрут? – неожиданно спросил Санников.

– Так вроде рекрутам увольнительная в город не полагается, – слегка опешил я.

– Некоторым в порядке поощрения полагается, – подмигнул пришедший в себя ефрейтор. – Ну так что, пойдёшь в увал?

– Так точно, пойду! – радостно воскликнул я.

Вроде в войсках всего ничего, но мне настолько обрыдла казарменная жизнь, что любой глоток свободы был мне за счастье. Тем более увольнительная в город, о которой мы даже не мечтали. Надо было совершить как минимум подвиг, чтобы оказаться за воротами части с увольнительной запиской в руках. Особенно если ты рекрут.

Нет, мы знали, конечно, что солдаты второго года службы раза два в месяц бывают в увольнительной, но когда ты служишь всего ничего, это казалось чем-то невозможным. Из ряда вон выдающимся, что ли.

Город… Люди… Много людей и новых лиц… Не казарменная обстановка… Яркие краски… Нормальная человеческая речь, а не мат-перемат и приказы.

– Господин ефрейтор, а кого я должен убить для этого? – улыбнулся я, надеясь, что Санников оценит мою шутку.

– Здравия желаю, господин штабс-капитан. Поручик Шереметева прибыла по вашему приказанию.

Красотка в мундире замерла в дверях кабинета Голикова.

– Здравствуйте, поручик. Кофе будете?

– Не откажусь, господин штабс-капитан.

Особист махнул рукой:

– Давайте пока без чинов, Василиса Петровна.

– Как прикажете, Виктор Семёнович.

– Да так и прикажу. Вы присаживайтесь, – Голиков показал на один из стульев. – Вам кофе как, со сливками или без?

– Со сливками, пожалуйста.

– Отлично. Тогда я за вами поухаживаю.

Штабс-капитан налил из термоса кофе – аромат напитка приятно защекотал ноздри. Шереметева зажмурила глаза от удовольствия.

– Пахнет божественно!

– Привёз из последней командировки, – пояснил Голиков. – У нас такой днём с огнём не отыщешь.

Плеснул в чашечку немного сливок и поставил перед собеседницей.

– Вот, угощайтесь. Гарантирую ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Я уже догадалась.

– Сахар будете?

– Спасибо, нет. Я пью кофе без сахара.

– Правильно. Зачем портить вкус напитка?

Допив чашку, Шереметева отставила её от себя.

– Виктор Семёнович, вы ведь меня к себе вызвали не ради того, чтобы кофе угостить?

– Не вызвал, а попросил зайти, – улыбнулся особист.

– Хорошо, попросили зайти, – покладисто согласилась поручик. – И всё же?

– Вы правы, Василиса Петровна. Не только ради кофе. Меня очень интересует рекрут Ланской, и я хотел посоветоваться с вами, как с преподавателем очень важного и специфического предмета.

– Не понимаю, что вас волнует, Виктор Семёнович. Мы оба прекрасно знаем, кто такой Ланской и что с ним сделали.

– Знаете, Василиса Петровна, в свете ряда событий у меня невольно возникли некоторые сомнения…

– Какие, например? – Шереметева внимательно посмотрела на собеседника.

– Обряд шельмования… Был ли он проведён правильно и в полном объёме?

– Виктор Семёнович! – усмехнулась девушка.

Голиков покачал головой.

– Знаю-знаю, Василиса Петровна, и всё-таки?

– Насколько мне известно, ещё ни разу за всю историю обрядов не было ни одного сбоя. Все, с кем производили этот обряд, теряли магию навсегда. А этот Ланской… Разве с ним что-то не так? Я видела его на занятиях. Поверьте, он не производит впечатления мага.

– Другими словами, мне, как особисту, опасаться нечего?

– Так и есть, Виктор Семёнович. Нечего.

Голиков кивнул.

– Ладно. Будем считать, что вы меня успокоили, Василиса Петровна. Однако… просто ради подстраховки… могу я попросить вас хорошенько присмотреться к рекруту Ланскому? Хотя бы из благодарности за этот кофе, – улыбнулся особист.

– Кофе просто бесподобен, – улыбкой на улыбку ответила поручик. – Чувствую себя в долгу перед вами. Я обязательно выполню вашу просьбу, Виктор Семёнович.

– Замечательно, – с видимым облегчением произнёс особист. – Ещё по одной? Кстати, могу плеснуть немного коньячку… И тоже из моих личных запасов. Такого вы тоже нигде не купите.