Мы все были уже готовы к этому
Мы все были уже готовы к этому. Поэтому отлично знаем как себя вести.
Кости черепа сдались и захрустели. На обои шматком прыснула какая-то хрень. Наверное, мозги.
Жена с утра умчалась на работу. Это её первое трудоустройство после декретного отпуска, оттого вопрос о трудовой дисциплине стоит достаточно остро.
Я же отвёл дочку в садик и не спеша топал домой. Трудовые подвиги ожидают меня ровно в полдень.
Летняя жара ещё не раскалила воздух и благодаря этому можно порадоваться жизни.
В голове подсчитывал семейный бюджет: тысяча за садик, квартплата – тысяча за однокомнатную квартиру без горячей воды, тысяча за электроэнергию за водонакопитель, плюс тысяча – плата за газ, кабельное телевидение и интернет; больше трёх штук проедаем за две недели. А ведь надо ещё что-то из вещей приобретать! Детские шмотки сейчас по цене ничем не уступают взрослым. Крандец… Надумали водить ребёнка в центр развития – решили расшевелить содержимое в голове дочурки. А это ещё полторы тысячи в месяц, плюс расходы на краски, цветную бумагу, пластилин и прочую атрибутику детского творчества.
Хиленькую зарплату жены, оператора в торговой компании, я в расчёт не беру. Типа, мужик содержит семью. Да и она, после своих необходимых трат, складывает остаточки, которые копятся на непредвиденные нужды.
Не, ну, в принципе, всё не так и плохо. Просто ничего лишнего. Например, бутылочка пива в жаркий день – это не позволительная роскошь.
Ладно. Сейчас приду, пошарюсь в интернете и на работку.
Стук в дверь. По всей вероятности долбят кулаком. Что за люди? Для кого звонок придумали? Или показалось? Убавил громкость музыки из динамиков. Нет, стучат. Не удивлюсь, если бьются головой.
Списывать данные с электросчётчика? Вроде рано ещё.
Глянул в глазок – в подъезде темно и ни хрена ни видно. Открываю.
На пороге шатается пожилая соседка из квартиры напротив.
Сука, я даже имени её не помню. Э-э-э… нет, не помню.
Обычно, в разговорах с женой, мы зовём её «Сашина мама». Александр – сосед, наш ровесник – парень сложной судьбы. А эта бухая корова, стоящая сейчас на пороге, и воняющая бомжатиной, живёт вместе с сыном (не перепутайте, не он с ней, а она с ним), на которого её в своё время лишили родительских прав. Об отце Александра я ни разу не слышал. Уже жесткий расклад.
Мало того, Саша – вдовец. И у него сын. Пытается быть хорошим отцом, но в смутное время девяностых, всё-таки, отдавал ребёнка в детский дом на год или на два. Сейчас гоняет на заработки в Москву, оставляя ребёнка со своими хорошими друзьями, проживающими в квартире надо мной.
Понятно, что к этой скотине, уже шагающей за порог моей квартиры, отношение у меня отрицательное.
– Анны нет дома. – Я упёр руку ей в плечо.
Эта сучка по-соседски нашла подход к моей жене и время от времени клянчит деньги. Типа на хлебушек. Рассказывает, что моет подъезды и, в принципе, исправно возвращает долг. В первый раз просила двадцатку. Затем полтинник. Последний раз взяла стольник и пропала на два месяца. До данного момента её ни кто не видел.
А сто рублей, извините меня, но это тоже деньги. Уж лучше бы мы сами с женой вечерком распили бы полторашку прохладного пива. Побаловали бы себя. А с другой стороны, я рад, что эта ммм-пирамида закончилась на данной, терпимой к потере сумме.
Чувствую сопротивление в руке – тварь прётся в квартиру. Даже если она хочет вернуть деньги, я всё равно не хочу с ней общаться. Господи, как от неё воняет!
О-оо-ох! Её не было видно два месяца!
Да она же облопалась какой-то дряни и сдохла!
И сейчас этот мертвяк ломится в первую же дверь, куда её привели ноги! Зачем ей дали сто рублей!
Мысли летят быстрее всех интелов.
Это всё от америкосов пошло. Это всё их изыскания. Наверное, ещё с периода холодной войны между нами. Любят они совершенствовать человеческий организм и выводить породу суперсолдат. И когда, наконец, вывели данный вирус, позволяющий приводить к дееспособности мёртвые тела, когда поняли, что не в состоянии удержать контроль над прогрессирующей заразой, то наштамповали фильмов и сериалов, рассказывающих как необходимо вести себя при встрече с ожившим мертвецом.
Вначале, их полигоном и резервацией для зомби стала Канада. Тихая и неприметная страна. Потому то и тихая и неприметная. Американцы умеют управлять информацией, создавая сенсации на пустом месте и создавая новостной вакуум над полигоном-изолятором.
Как вирус попал к нам на материк? Провокация, диверсия, неосторожность, любопытство, научный интерес. Возможно всё. Но, по-моему, это вырвалось наружу так же, как вырывается гной из прыщика (даже на самом красивом лице) – просто назрело. Время пришло. Гадость вырвалась.
Мёртвые восстали из могил и захотели живой плоти.
Убийство ради увеличения популяции. Это закон природы от живых.
Паника продолжалась не более двух недель. Затем Максима Галкина застукали с молодой топ-моделью, и они расстались с Пугачевой. Состояние полного шока на восставших мёртвецов сменилась будничными заботами и проблемами. Вопросы надо решать.
Были созданы военизированные отряды, патрулирующие территории кладбищ и уничтожающих поднявшихся мертвяков. В народе их прозвали «ночной дозор». В противовес организованным «дневные дозорам» – добровольные отряды, занимающиеся поиском и уничтожением мёртвой плоти в, так сказать, неожиданных местах: парки, скверы, заброшенные здания и прочие.
Лично я не пошёл ни в «ночной», ни в «дневной» дозоры. Просто потому, что цепную бензопилу не смогу не то что в руках держать, а я за метр отхожу от человека с данным предметом. Пугает она меня. А у них это основное орудие борьбы. Я бы рассмотрел вариант с остро заточенной лопатой, но, говорят, мертвяки сопротивляются и могут вырвать её из рук. Вообще, поговаривают, что вновь ожившие покойники проявляют большее сопротивление. В сравнении с восставшими ранее. Эволюция?
Я отмазался, чтобы не участвовать в этих общественных «добровольных» бригадах. Кто же знал, что эта беда постучится ко мне в дом.
Мы все были уже готовы к этому. Поэтому отлично знаем как себя вести.
Сука грёбаная!!!
Её повисшая безмозглая башка с короткой стрижкой тянется к моей упёртой в неё руке. Не раздумывая, бью в морду, куда-то в скулу. Размах небольшой, удар вышел несильный. Её голова заболтался на палке позвоночника. Мертвяк пошатнулся, удерживая равновесие.
Сделал шаг назад.
Восставшая мертвечина валится всем корпусом в мою сторону. Я распахиваю дверь в туалет (однокомнатная квартира – всё под боком) и бью ею как щитом. Алешкина мама валится на спину. Замерла.
Бег моих мыслей обставит любой пентиум.
Надо чем-то отсечь голову. Взгляд пробежался по прихожей: куча обуви, из которой самыми грозными являются каблуки туфель жены, но и ими получится лишь глаза выколоть; зонт, щётка для обуви, лопаточка для обуви. Время летит и сколько минут подарит эта тварь, лежа без движения? Жесть.
Схватил металлический язычок и подскочил к трупу. Нанёс несколько ударов по шее. Трахею раскрошил точно. Но тупым концом лопатки перебить тугие шейные мышцы не представляется возможным. После безуспешных попыток ловлю себя на том, что пялюсь в бездонно тупые глаза этой мёртвой женщины. При жизни у неё был такой же взгляд.
Мертвяк зашевелился.
Млядь, откуда-то потекла бурая кровь. Гадство! В спешке откидываю свои кроссы и сандалики дочки с пути следования мерзкой жижи.
Сучка! Бью ногами ей по черепушке.
Ноги в тапочках и я ступнёй чувствую, как ломаются нос, челюстные кости. От удара по лбу больно отдаёт в ногу.
Крепкая, сука, кость.
В шифоньере же ящик с инструментами!
Откидываю мёртвые ноги с прохода, мешающие открыть дверцу. Хватаю металлический ящик и прикладываю его к ещё мычащей голове соседки. Максимально использую весь вес инструментов и прочих необходимых мелочей. Ещё удар!
Кости черепа сдались и захрустели. На обои шматком прыснула какая-то хрень. Наверное, мозги.
Тварь сраная. При жизни ни чего от неё хорошего не видел и после смерти от неё только неприятности.
Сто рублей этой гадине дали, чтобы она налопалась, сдохла и, в итоге, припёрлась к нам же. Теперь же, за уборку заразной органики служба зачистки сдерёт не меньше трёх тысяч. На фуй такие расходы! Мы никогда не сношались с миллионерами и у меня каждая десятка на счету.
Тело я отволок обратно в её квартиру. А сам вооружился всеми доместосами и кометами и принялся зачищать прихожую. А то вечером жена с ребёнком придут домой, и нам ни какая зараза не нужна. Нам надо жить!
Каждому приходится сталкиваться с этим.
Мама лежала и хрипела.
Такой громкий внутриутробный звук. Воздух, гоняемый ритмично работающими мышцами груди, выходя из легких, где-то в горловине играл с безвольно болтающимся языком. Мама дышала через рот, и я постоянно смачивала влажным марлевым тампоном её сухие губы, по несколько капелек отпускала на пересушенные зубы, стараясь так же смочить и полость рта.
Муж принёс бокал свежей воды и кусок марли. Тревожно осмотрел мою маму.
– Лариса, быть может не надо? Возможно, эта вода уже затекла в лёгкие и от этого этот храп?
Я думала, что уже выплакала все свои слёзы. Но после слов Гриши, спазм снова схватил моё горло и затряс так, что я свернулась в комочек на полу у кровати умирающей мамы и тихо заплакала.
Григорий обнял меня, захотел поднять и взять на руки, словно брошенного котёнка. Я привстала, обхватила его руками и закусила в рыдании плечо мужа. Он крепко прижал меня к себе.
– Лариса, быть может уже пора. Врач сказал, что всё случится в ближайшие часы.
Я сделала попытку оттолкнуть, вырваться из объятий. Плач мигом прошел, я в сотый раз проглотила обиду на жизнь.
– Нет. Ещё не всё. Мне надо переодеть её.
Гриша отпустил меня, я села на краешек кровати к маме. Взяла её безвольную руку. Когда-то нежную и ласковую. А сейчас кожа высохла и, словно не родная, обтянула пальцы и ладони.
Три месяца назад у мамы случился инсульт. Стояла летняя жара, она возилась на огороде. Полола и даже поливала.
Да, сама таскала воду из пруда. Да, не по целому ведру, но ей и этого, по всей видимости, хватило. Остановить стариков невозможно – дети всегда виноваты, да.
Два года назад у неё уже был один удар. Тогда на правую сторону. Достаточно лёгкий и в течение полугода она восстановилась. Жизнь дала ей предупреждение, чтобы она присмотрела за своим здоровьем. Но она проигнорировала предостережение. Всё лето в душной электричке ездила на дачный участок и беспощадно эксплуатировала свой организм.
Всё это до случая.
Позвонила соседка по огороду и сказала, что моей маме плохо. Муж попросил Михаила, коллегу по работе, чтобы тот довёз нас до деревни. «Без вопросов!»
У мамы снова инсульт. Она без сознания лежала на кушетке. Врач «скорой» отказался транспортировать больную в таком состоянии. Тогда, разложив переднее сидение, Гриша с Михаилом, осторожно перенесли маму в машину. Мы отвезли её в центральную городскую больницу, где ей две недели ставили капельницы, делали уколы.
Инсульт ударил сильно – у мамы парализовало левую сторону. Врач не дал шансов на надежду выздоровления. Мы перевезли маму к нам домой.
Двухкомнатная «хрущевка» на первом этаже.
Договорились с приятелями из соседнего подъезда, чтобы наш сын Максимка днём гостил у них. Благо, что наши дети учатся в одном классе.
Маму положили в нашей спальне, застелив половину кровати под простынку клеёнкой. На второй половинке ночевала я. С мамой. Григорий с сыном распаковались на диване в комнате.
Муж взял на работе хозяйственный отпуск и всегда помогал мне в уходе за мамой.
Милая мамочка…
– Гриша, там, на кресле, я приготовила мамин костюм. Принеси. – Муж кивнул головой. – И сними, пожалуйста, вот это. Оно мешает.
Указала на натянутые верёвки и стальное полотно над кроватью.
– Хорошо.
Я пошла на кухню, а муж стал снимать нож гильотины у изголовья мамы. Тяжёлое стальное лезвие и самодельный механизм пуска. Намного надёжнее и эффективнее китайских подделок, которые, рассказывают, даже не перерубают шею с первого раза. Кошмар!
Гриша притащил механизм с работы. Со своей новой службы «Воины Жизни».
Раньше они именовались «дневным дозором», затем «бойцы света» и «воины дня». Не факт, что ещё не раз сменят название своей организации. Но их отличительный знак – шрам-клеймо в виде мишени около виска – знали все. И эта метка наводила ужас совсем не на мертвяков.
Поговаривают, что их организация всё больше приобретало политической силы и влияния.
Когда я зажгла на кухне свет, то к окошку подошёл и постучался в стекло Михаил. Он с напарником дежурил под окнами в «калине».
Я открыла окно.
– Ну, как там у вас дела?
Это был вопрос не сочувствия, а профессиональный интерес.
– Скоро уже, – я с трудом сглотнула очередной спазм.
– Ну, вы если что знак подайте. Там, типа, хоть окно разбейте.
– Хорошо.
Слово «хорошо», с некоторых пор, в нашей семье потеряло теплоту.
Мотнув головой, Михаил потопал назад в машину. В «калине» играла музыка Трофимова, который пел что-то про «коньячок под шашлычок».
Я поспешила захлопнуть окно.
Мерзко.
Каждому приходится сталкиваться с этим.
Твоё самое большое горе – это только твоё горе.
Надо собраться.
Достала из холодильника бутылку водки. Непочатая, с дозатором. Я ни как не могла открыть её. Пальцы скользили по рифлёной поверхности – не хватало сил открутить пробку.
Зашел Гриша и подхватил у меня бутылку. Быстро свернул пробку, дозатор вышел наружу.
– Лариса, я там уже всё убрал и снял с твоей мамы ночнушку.
– Спасибо, Гриш.
– Лариса, давай пока ты будешь её мыть, я приготовлю её платье.
– Мамин костюм в кресле у телевизора. Я говорила тебе. Уже всё готово. Спасибо. Я сейчас.
– Хорошо.
Он обнял меня, поцеловал в щеку и вернулся в спальню.
Я в чашке смешала пополам воду с водкой, достала из аптечки пачку стерильного бинта и пошла за ним.
Обнажённая мама лежала на кровати.
Я сложила из куска бинта подобие салфетки и, смачивая его в приготовленном растворе, принялась протирать маму. Каждый уголочек её тела. Её дыхание и хрипы заметно затухали.
Хлопнула дверь и я услышала голос Максима. Посмотрела на часы – десятый час – сын пришёл ночевать. Гриша объяснил ему, что, наверное, сегодня все лягут спать позже и провёл Максима на кухню.
Одинокая слеза пробежала у меня по щеке.
Мама очень похудела. И за три месяца часть мышц заметно, особенно слева, атрофировались.
Медики знали, что моя мама обречена. Григорий, как «воин жизни», смог добиться дать мне возможность ухаживать за ней.
За последний месяц я окончательно свыклась с потерей и уже не раз попрощалась с мамой.
Ком в горле. Слёзы сами текут, я их не вытираю.
Мне будет её очень не хватать. Я готова ухаживать за неё всё время, лишь бы она оставалась в моей жизни.
И вот, когда я протирал слежавшееся места в области бёдер, я почувствовала мамино прикосновение. Словно она поглаживала моё предплечье. Я приподняла глаза и увидела, как мама поднимает своё тело и садится.
– Гриша!!! Гриша!!!
На кухне задребезжала разбившаяся посуда и в спальню вбегает муж.
Подскакивает к кровати и бьёт мою маму в лицо.
– Гриша!!!
Я чувствую сильный захват матери у себя на запястье.
Григорий хватает мою руку и освобождает её. Не останавливается перед тем, чтобы сломать державшие меня пальцы.
– Гадство! Чёрт!
Мама укусила мужа за плечо, край футболки окрасился кровью.
Оттолкнув меня, Гриша бьёт мою маму ногой. Обнаженное мёртвое тело падает на кровать, на живот, концентрируясь для новой атаки. Муж хватает с пола прислонённый к стене нож гильотины и, запрыгнув на постель, наносит удар по шее.
Голова с глухим стуком падает на пол.
– Что там у вас? – в окне торчит физиономия Михаила, пытаясь сквозь занавески на окне рассмотреть происходящее в комнате.
Гриша смотрит на Мишу, на меня, на обезглавленное тело моей мамы. Сжимает окровавленное плечо.
Страх понимания. Ужас обреченности.
Дикий рёв раздаётся из груди мужа. Он бежит в комнату, хватает кобуру, достаёт пистолет.
Из кухни осторожно выглядывает Максим.
Приставив травматику к голове, совсем рядом с центром шрама в виде мишени, нажимает курок.
Каждому приходится сталкиваться с этим. Терять близких людей.
банально навести порядок
– Всё. Не забудь вытяжку выключить.
Я стряхнул сырые опилки с лопаты в мусорный ящик. Константин Григорьевич просил влажные и сухие опилки-срезки выбрасывать в разные контейнеры, так как он приторговывает дровами. Сейчас очень популярны стали кремации. И не газом в печи, а на костре, на свежем воздухе. Как в кино: плачешь и прощаешься с покойным всё время, что горит пламя. Плюс стопроцентная уверенность, что сгоревший мертвяк не восстанет. Мне на Григорьевича как-то начхать – он со мной не делится. От меня требуется лишь банально навести порядок, а все просьбы – это блаж.
Щелкнул по тумблеру отключения вентиляции. Практически сразу, поскрипывая ремнями, на улице затих мотор. Так же я отключил в столярке свет и направился в курилку, где уже собрались мои коллеги играть в карты до конца рабочего дня.
Ничего не поделаешь – завод – раньше 15–50 пропуск не отдадут и с территории не выпустят. Даже если у тебя вся работа выполнена. Конечно, мастер мог бы озадачить рабочих уборкой всей близлежащей территории, но Иваныч вроде мужик нормальный.
Как-то печально топать по длинному коридору столярного цеха мимо давно уже не используемых фрезерных станков. Вот печальный результат работы за сегодняшний день – десяток деревянных ящиков двух видов по госту. Приплыли! Станочники пятого-шестого разряда колотят ящики.
Достал сигарету с зажигалкой и закурил. Работаем на сделке, но на ящиках ни хрена не заработаешь. А ведь когда-то фуры в очередь стояли на погрузку мебели нашего производства. К черту – последнею неделю дорабатываю, а там пойду в охрану на завод радиоизмерительных приборов. Зарплата, конечно, немного поменьше, зато целый день сидишь на жопе, а не спину горбатишь.
– Ты там не офуел посреди столярки курить!!! – заорал Иваныч из курилки. – Сейчас начальник пойдёт мимо и застукает. Затем меня на ковёр жопой вперёд пригласит. Давай бегом сюда, уже раздали и тебя ждём.
Я зашёл в курилку.
В небольшой каморке, сидя за длинным столом, наш мастер препирался с бригадиром Серёгой.
– Чего ты тут карты схватил? Я с Сашкой Бамбуковым в паре играю. Двигайся от сюда! Ступай спать, а то снова на проходной арестуют. Вон, к Евгению под бочёк. Женёк вряд ли в своих клубах такое счастье встретит.
Евгений пытался помлеть у тёплого радиатора батареи. Открыл глаза, когда речь зашла о нём.
– Оставьте своего Дулина там, где сидит. И так достал уже сегодня. Шарахается без толку. Срезки не мог помочь вынести.
Произнесённая всуе «Дулин» автоматически вызвала приток смеха у всей бригады.
– Так, Евгений, – Иваныч всегда любил поязвить. – Не барское это дело срезки выносить. Что-то вы совсем своего пахана не уважаете. А мне с ним ещё вам КТУ (коэффициент трудового участия) расставлять. И так получать не фуй, а он вас вообще по миру пустит.
– Мы его тогда здесь по кругу пустим. – Очередное приступ веселья запустил Геннадий, доставая из кармана очки.
– Серёга, ложи карты! Саня, иди, садись играть. Вон Гена уже свои чудо очки одевает.
Серёга положил карты и с кислой пьяной физиономией освободил мне место. Сам потянулся к своему пакету, висящему у входа на крючке.
Играем в буркозла. Надоело уже. Но всё лучше карты покидать – время скоротать, чем у батареи кимарить. Я играл в паре с Иванычем против Геннадия с Алексеем.
Серёга достал початую чекушку и кусок хлеба от обеда.
– У, мля. Я думал, что ты уже всё выжрал. Или ещё ходил? К этому, Смирнову из слесарки?
Не обращая на слова мастера внимание, Сергей вылил остатки самогона из бутылки в кружку. Выпил. Закусывая, принялся тупо пялится через плечо в карты Геннадия.
– Надо будет запалить вашего Смирнова, – не унимался Иваныч.
– Да ему по фигу. Охранники сами к нему за бутылкой ходят.
– Так, я не охране. Этим спалю, чернорубашечникам. Воинам жизни. Скажу, типа, мрут с его самогона. Эти черти в момент ему башку снесут.
– А что, они уже и завод патрулируют? – Геннадий потянулся за очередной сигаретой. За день меньше скуриваешь, чем за этот час до конца смены.
– Конечно. Они кругом шныряют. Смертность она повсюду происходит. Там травматизм или несчастный случай. Сразу набегут.
– Блин, не лэзу. – Мне пришлось скинуть козырную десятку и восьмерку. – А вот если сейчас кто во фрезу, или под пилу, попадёт – пальцы потеряет – так его сразу убьют что ли?
– Сплюнь! – Иваныч трижды постучал по столешнице.
– Да не-е-е. Они всю столярку сожгут, – попытался пошутить Алексей.
– Вместе со всеми кто там находится, – подхватил я. – Очень даже легко может быть. Парни там собираются отморозки суровые. Жечь клеймо у виска в виде мишени – авторитетный, по-моему, жест.
– Да заемали уже все, – Серёга закурил, по его раскрасневшейся роже было заметно, как его развозит. – Ходят-шныряют-ищют. Скоро в каждом сортире какой-нибудь мент сидеть будет. Работы нет, денег не платят, зато лезут во все щели. Достали!
Иваныч с мрачной физиономией зашел с двух крестей. Блин, если заметят этого пьяного кретина, то, как минимум, выговор на тысячу рублей прилетит. Хоть сам веди и сдавай его охранникам. Только уволят его, идиота.
– Серёжа, а ты ступай в девятый цех работать. Полгода учёбы на ЧПУ и бабосики попрут. Там они сейчас новый заказ получили – работают в три смены. БТР с буром фуячут. Шлёпают как горячие пирожки на всю страну.
– Это что за ерунда? Бур то зачем? – удивился я.
Зато Геннадий в курсе всех событий:
– На мертвяков. Раньше на кладбищах караулили: когда кто вылезет. А теперь ездят на БТР. Там у них эхолокатор. Ну и буром фуярют в землю, если где-то шевелятся останки.
– Жесть какая! – Искренне удивился Алексей. – Но, наверное, БТР не БТР, а на наших кладбищах хрен поездишь. У всех заборы да могила как минимум бетонные. Не развернешься.
– Слава богу, что ты давно на кладбище не был. – Иваныч раздавал карты. – Там уже давно всё выломали и вывезли. Для лучшего обзора. Всё как у америкосов – чистое поле. Вот у нас сейчас так же. Я ездил и родителям металлическую табличку воткнул. Там рядом берёзка приметная растет. Я их десять лет назад схоронил – не вылезут.
В курилке повисла пауза.
Я посмотрел карты и полез за очередной сигаретой. Сергей тут же стрельнул у меня себе:
– Сейчас уже мало кто на кладбище ходит. Придешь, а там вся земля взъерошена. Значит, восстали твои. Чернорубашечники им голову разбивают и на покрышках сжигают. Как такового кладбища уже нет.
– Поэтому и процветает кремация. Константин Григорьевич, говорят, по три тысячи в неделю за срезки имеет.
– Это всё просто из-за излишек денег. На мертвых бабло выбрасывают. Живым жить не на что! Дёшево и сердито – голову отрубят и положат аккуратненько. Либо, как у моих соседей в прошлом месяце – в затылке делают отверстие и все мозги вытряхивают. Всё. Банально наводят порядок и закапывают.
– Уж лучше тогда кремировать.
– Лучше вообще не умирать.
– Ну, ладно. – Иваныч бросил карты. Мы с ним проиграли. Он достал мобильник и посмотрел на часы. – Пойдёмте переодеваться. Серёга, смотри, не дай бог запалишся…
– Всё нормально будет.
– И тебе и твоему Смирнову пиндец. Всё до завтра. Не опаздывать. – Иваныч вышел из курилки.
Что-то какая-то апатия. Я встал, стал со всеми собираться.